ягким  и
плавным. Он был обязан узнать, но оказался глух и слеп. Что ж, поделом...
     Лестница  наконец  кончилась.  Перед  ним   был   маленький   дворик,
спрятавшийся между глухой, без окон,  тыльной  стеной  здания  и  громадой
крепостной стены. Их ждали. Пятеро парней с винтовками переминались с ноги
на ногу. Косухин невольно всмотрелся: нет, это  не  бойцы  Особого  полка.
Обыкновенные курсанты, каждый не старше двадцати. Смена...
     Его толкнули к стене. Косухин чудом удержался на ногах,  но  заставил
себя выпрямиться. Вот, значит, где доведется,  чердынь-калуга!  Запоздалая
ненависть захлестнула его. Значит, всех обманывали! И живых,  и  погибших.
Будь оно все проклято!
     Но тут же пришло спокойствие. Он знал, на что идет. Командир  Косухин
разведку закончил. Ростислав поймет. Он ведь умный, Славка Арцеулов!..  Он
знает, что делать дальше. Нет, не зря! Не зря...
     Венцлав появился неожиданно. При его виде курсанты  стали  по  стойке
смирно, один из них - похоже, старший - козырнул,  готовясь,  рапортовать,
но краснолицый нетерпеливо махнул рукой.
     - Всем отойти!
     Парни удивленно переглянулись, но послушно  шагнули  назад,  к  стене
здания. Венцлав подошел к Степе  и  несколько  секунд  молчал,  словно  не
решаясь заговорить.
     - Агасфер подтвердил приказ... - он умолк, затем по лицу промелькнула
усмешка: - Доставили вы нам хлопот, Степан Иванович! Мои бойцы боятся вас:
вы же видели Большой Рубин! Пришлось звать курсантов. Взял грех на душу  -
сказал, что вы готовили покушение на Вождя. Хотя это не так уж  далеко  от
истины... Знаете, Степан Иванович, я еще в Иркутске понял, что вы из  тех,
кто  не  любит  просто  выполнять  приказы.  Впрочем,  мораль  вам  читать
поздно...
     Говорить Косухин не мог: мешала лента,  залепившая  рот.  Смотреть  в
лицо нелюдю было тяжко, и Степа поднял глаза к небу. Сквозь ночную  темень
пробивался странный синеватый отсвет. Звезд не было - тучи накрыли  ночную
Столицу...
     - И еще...  -  внезапно  голос  Венцлава  дрогнул.  -  Я  обязан  вам
сказать... Вы не поймете - но все же... Мне предсказано, что  смерть  ждет
меня в облике молодого воина, незнатного и безвестного. Он найдет меня - и
унесет в бездну. Я думал, это вы...
     Странные слова на миг пробудили интерес. Значит, гад все  же  боится!
Ничего, этот безвестный еще появится! То-то краснолицый трус празднует!
     - Я не боюсь, - казалось, Венцлав читал его мысли. - Но вы не  можете
представить, что значит все время ждать смерти. Не месяцы, не годы... Вам,
людям, проще. Я не рад тому, что случилось... Прощайте...
     Венцлав быстро кивнул и повернулся к курсантам:
     - Сюда! - голос был злой и  резкий.  Курсанты  подбежали  и  застыли,
сжимая в руках трехлинейки:
     - По приказу Председателя Совнаркома... врага революции ликвидировать
немедленно. Не стрелять - действовать без шума!
     Венцлав резко повернулся и  не  оборачиваясь  быстро  зашагал  прочь.
Курсанты на миг замешкались, затем старший нерешительно поднял винтовку.
     - Приготовиться, товарищи...
     - Штыков нет, - растерянно откликнулся кто-то. - Забыли!..
     - Прикладами!
     Степа  вспомнил:  пещера  у  Челкеля,  странное  видение  -   сон   о
несбывшемся будущем. Выходит, и здесь  ошибки  не  вышло.  И  тут  наконец
исчезли  слабость  и  растерянность.  Нет,  не   на   того   напали!   Он,
чердынь-калуга, им не телок на бойне!
     Степа пригнул голову и бросился вперед.  Одного  он  сбил  с  ног  и,
быстро развернувшись, пытаясь ударить головой в живот следующего,  но  тут
его сильно толкнули в спину. Косухин шатнулся, его толкнули снова, и вдруг
на затылок обрушился страшный удар. Казалось, земля  рванулась  навстречу.
Еще несколько секунд он чувствовал какие-то толчки: приклады били по телу,
- и тут все разом оборвалось.


     - ...Степан... - негромкий, но сильный голос  заставил  очнуться.  Он
был тут же, во дворе.  Парни  в  зеленых  гимнастерках  столпились  вокруг
чьего-то скорчившегося тела. Смотреть  было  неприятно,  Косухин  невольно
отвернулся и понял.
     Добили! Он хотел крикнуть. Назло этим, доказать, что  он  здесь,  что
они рано обрадовались - но тут все: и тускло освещенный фонарями  двор,  и
красный кирпич стены,  и  неподвижное  тело,  вокруг  которого  столпились
убийцы, - стало тускнеть, расплываться и медленно исчезать...
     - Степан... Степа... - на этот раз голос был другим, знакомым. Клочья
тумана, застилавшие взор, исчезли, и Косухин узнал  брата.  Николай  стоял
перед ним, и взгляд его был печальным и  спокойным.  Приглядевшись,  Степа
удивился: таким брата он  никогда  не  видел.  На  полковнике  была  белая
парадная форма, золотом сверкала сабля у пояса, на  груди  тускло  мерцала
эмаль орденов. Впрочем, нет, Степа уже видел это - на фотографии и  в  том
странном сне... Тогда Коля тоже встречал его - и почему-то торопил...
     - Ну здравствуй!.. - брат наконец улыбнулся - слегка, одними уголками
губ. - Пойдем, тебя ждут...
     Степа хотел спросить, что все это значит, кто может ждать его  здесь,
и где это - "здесь", но Николай взял его за локоть:
     - Мы еще поговорим. Ты молодец, Степан!.. Пойдем...
     Косухин на мгновенье  почувствовал  себя  совершенно  счастливым:  он
снова с Колей, и брат - сам Коля! - назвал его молодцом.  Но  тут  же  его
охватила тревога. Приближалось что-то, ради чего он и прожил свою недолгую
жизнь...
     Все исчезло. В глаза ударил невыносимо  яркий  свет,  Степа  невольно
прижал  к  лицу  ладони,  но  свет  все  равно  пронизывал  его  насквозь.
Ослепительно-белый огонь, ярче  раскаленной  стали,  ярче  самого  солнца,
забушевал вокруг, волны света захлестывали, сбивали с ног, и тут откуда-то
из самой глубины послышался голос, позвавший  его  тогда,  в  первый  раз,
сквозь черноту забвения:
     - Раб мой Степан! Ты сделал то, что было велено?
     - Я... - говорить он не мог.
     - Ты забыл наш уговор? Ты еще требовал платы.  Вспомни  о  чечевичной
похлебке...
     Косухин вспомнил: да, он обещал. Но ведь он ничего не сумел  сделать!
Ничего! То, что скрывалось в Шекар-Гомпе,  по-прежнему  всесильно.  Или...
или он все-таки что-то успел?
     Степа стал напряженно соображать, рука привычно полезла к затылку,  и
тут он понял: светящийся океан исчез. Косухин открыл  глаза  -  перед  ним
встала черная стена гор. Под ногами  была  тропинка,  а  совсем  рядом,  в
скале, темнел вход в пещеру. Степа огляделся:  все  это  знакомо.  Он  уже
видел что-то похожее - в тот вечер, когда всадники Джора  доставили  их  с
Ростиславом к первому ночлегу. Он решился и шагнул вперед по тропинке.
     Вначале Степа увидел огонь: внутри маленькой пещеры горел костер.
     - Заходи, Степан...
     Теперь он узнал этот голос. Тот, с кем он разговаривал ночью у  огня,
сидел возле костра и  держал  свои  большие  крепкие  ладони  над  языками
пламени:
     - Погрейся. Ты  поделился  со  мной  огнем.  Теперь  -  моя  очередь.
Присядь...
     Косухин послушно сел у костра. Странно, только теперь он почувствовал
и холод и усталость. Но костер горел ярко, и усталость постепенно уходила.
Его давний собеседник то и дело подбрасывал дрова,  угли  потрескивали,  и
постепенно Степа почувствовал, что начинает приходить в себя.  Неизвестный
улыбнулся и потер ладони, счищая прилипшие кусочки темной коры:
     - Все плохое позади, Степан. Не спеши - все поймешь. Но главное знай:
ты сделал то, что обещал. Ты просил награды?
     Степе стало стыдно.
     - Вы...  это...  извините.  Сболтнул  лишнее.  Дверь  эту  светящуюся
увидел...
     - Теперь ты знаешь, что за нею?
     Степа кивнул. Да, теперь он знал...
     - Ты хотел вернуться. Тебе обещано  -  а  такие  обещания  не  даются
попусту. Ты вернешься - но не туда, откуда пришел. Ты должен  понять:  под
нашим небом такие законы неизменны. Но есть другие небеса... Твой путь  не
окончен, Степан. Дам один совет: то, что станет теперь твоим,  береги,  но
не бойся отдать, когда придет день...
     Это было уже совсем непонятно.  "Другие  небеса"  -  может,  Америка,
может, и чего подале. А вот "то, что станет твоим"...
     -  Ты  поймешь,  -  губы  незнакомца  вновь  улыбнулись,   но   глаза
по-прежнему смотрели строго и серьезно. - А сейчас пора. Мы выполнили  то,
что обещали: ты - свое, а я - свое...
     - Постойте, - Степа вскочил, почувствовав, что  все  вокруг:  пещера,
пылающий костер, его странный собеседник, - начинает медленно расплываться
перед глазами. - Мне бы это... Поговорить...
     - Не торопись... - Мы поговорим. Но ты  должен  прийти  ко  мне  сам.
Понял меня, Степан? Ты сам придешь ко мне...
     - Я? - он еще успел удивиться, прежде чем наступила тишина...



                                12. ДОЛГ

     Арцеулов прибыл к Большому театру ровно в полдень.  Теперь  Ростислав
ничем не походил на щеголеватого командира РККА. Красные нашивки  спороты,
исчез дорогой  кожаный  ремень,  вместо  фуражки  голову  украшала  старая
потрепанная шапка. В кармане лежала справка, удостоверяющая, что "податель
сего"  не  беглый  врангелевец,  а  демобилизованный  красноармеец  Южного
фронта.
     Полчаса прошло. Косухина не было, и  оставаться  на  этом  оживленном
пятачке становилось опасно.  Ростислав  заставил  себя  верить  в  лучшее.
Оставалось завтра, а потом Арцеулов  решил  рискнуть  и  зайти  к  Лунину.
Арцеулов даже подумывал нанести визит в Главную Крепость. Ведь  проник  же
он в Шекар-Гомп, чтобы выручить излишне смелого краснопузого...
     На следующее утро  он  уже  собирался  подцепиться  к  переполненному
трамваю, чтобы ехать в  центр,  но  что-то  остановило.  Внимание  привлек
газетчик:   оборванный   мальчишка   выкрикивал   какие-то   нелепости   о
белогвардейских злодействах. Ростислав развернул "Правду" и  понял:  ехать
незачем да и некуда...


     На фотографии, обведенной  жирной  черной  рамкой,  красный  командир
Косухин выглядел странно серьезным, даже суровым. Таким Арцеулов не  видел
его даже после Тибета...
     Ростислав  быстро  пробежал  глазами  неровные  полуслепые   строчки.
"Зверски  убит  белогвардейской  бандой...  легендарного  256-го  полка...
дважды орденоносец... кандидат в члены ЦК РКП(б)"... "Правда" призывала  к
скорби  и  отмщению.  Трудящиеся  Страны  Советов   обязывались   сторицей
отплатить врагу за кровь молодого героя революции.
     Ниже была статья. Ростислав взглянул на подпись  и  скривился:  внизу
стояла  паскудная  фамилия  Троцкого.  Лев  Революции  назвал  свой  опус:
"Прощай, товарищ Косухин". Из статьи можно было узнать, что член РКП(б)  с
сентября 1917 года, участник октябрьских боев в Столице,  один  из  первых
командиров молодой Рабочей и Крестьянской Степан Иванович  Косухин  честно
выполнял свой партийный долг всюду, куда направляла его  революция.  Ясное
дело, враги пытались отомстить - и добились своего.  На  этот  раз  убийцы
были названы. Ими оказались "окопавшиеся в Столице" озверелые недобитки из
колчаковских   банд   во   главе   с   неким   офицером,   "прославившимся
нечеловеческими зверствами  на  окровавленных  просторах  Сибири".  Дальше
читать Ростислав не стал. Все ясно - и то,  куда  Степа  ушел,  и  к  кому
попал, и что было потом.
     Что ж, лопоухий веснушчатый Степа выполнил свой долг до  конца.  Ему,
Арцеулову, остается уползти за кордон и зализывать раны. Потом можно будет
заняться "Мономахом", таинственными табличками с  древними  письменами,  -
занятие  как  раз  для  списанного  за  болезнью  и  полной  ненадобностью
офицера...
     Мелькнула и  тут  же  погасла  нелепая  мысль:  зайти  на  Лубянку  и
разрядить револьвер в первых же встречных мерзавцев. Нет,  такого  подарка
он им не сделает. Ему досталась другая судьба. Он будет искать - и найдет.
Он узнает все: и то, что случилось со страной, и то,  как  погибли  братья
Косухины. Эмоции не требовались - надо действовать...
     Арцеулов решил ехать  прямо  на  вокзал,  но  не  удержался  и  вновь
развернул проклятую большевистскую газету. Под статьей мерзавца Бронштейна
он заметил то, что пропустил раньше.  Похороны  товарища  Косухина  должны
состояться завтра, в час дня, на кладбище бывшего Донского монастыря...
     Ехать туда нельзя, просто безумие. Его ищут - и, конечно, на  Донском
кладбище  офицера,  "прославившегося  нечеловеческими  зверствами",  будут
высматривать особо внимательно. Ростислав Арцеулов нужен этой  банде  -  и
как слишком много видевший свидетель, и как идеальный  враг,  на  которого
можно списать все: и Берга, и Степу,  и  деяния  305-го  полка  в  той  же
Сибири...
     Итак, эмоции надо забыть. Степана опустят в холодную апрельскую землю
эти упыри под свои людоедские  гимны,  а  он,  Славик  Арцеулов,  поспешит
подальше, радуясь, что уцелел. Ехать нельзя:  они  ведь  и  ждут  от  него
подобного. Агасфер и его нелюди прекрасно знают все  слабости  ненавидимых
ими русских интеллигентов! Он  закажет  панихиду  в  ближайшей  церкви  по
убиенному Рабу Божьему Степану, но на Донском  Ростиславу  делать  нечего.
Это попросту ловушка...
     Возвращаться  к  Говорухе,  где  Арцеулов   ночевал,   было   опасно.
Оставалось кружить по Столице, пересаживаясь из трамвая в трамвай.  Дважды
он приезжал на  вокзал,  но  каждый  раз  уезжал  оттуда,  ругая  себя  за
расшатанные нервы и ненужную, неуместную чувствительность. Ведь Степа едва
ли обрадовался бы, узнав, что  белого  гада  Славку  Арцеулова  арестовали
прямо у его гроба. Ростиславу казалось,  что  он  слышит  голос  Косухина:
"Спятил, чердынь-калуга? Мотай  отсюда,  интеллигент!  Ты  ж  единственный
остался, кто все знает!"
     Ростислав  переночевал  на  Петроградском  вокзале,   затерявшись   в
огромной толпе демобилизованных. Оставалось  дождаться  поезда  на  Псков.
Билет - точнее специальное разрешение, его  заменяющее  -  он  как  солдат
героической РККА уже получил. Поезд уходил в десять утра. Надо собраться с
силами и ехать. Ничего уже не изменишь. Разве что к  худшему  -  если  он,
Ростислав Арцеулов, попадет прямо в лапы Светоносного...


     На  кладбище  Арцеулов  приехал  без  четверти  час.   Через   старые
монастырские ворота уже тянулась вереница военных и штатских.  У  тротуара
стояло несколько черных авто: то ли подъехало большое  начальство,  то  ли
кладбище навестило ВЧК.
     К могиле подойти не удалось. Там суетилась  охрана,  какие-то  важные
персоны в кожаных пальто стояли в почетном карауле, то и дело сквозь толпу
пробирались юркие распорядители. Можно было лишь стоять в стороне и  молча
наблюдать за сонмищем. Играл оркестр. Апрельское небо  хмурилось,  начинал
накрапывать мелкий дождь.
     Митинг никак не начинался. Наконец охрана  проложила  коридор  сквозь
молчаливую толпу, и к  могиле  быстро  прошел  Троцкий.  Блеснули  тяжелые
стекла очков. Лев Революции поднял к небу холеную белую руку и начал речь.
     Арцеулов не слушал. Его  не  интересовали  ораторские  пассажи  Лейбы
Бронштейна и тех, кто сменял его на невысокой,  обтянутой  красным  ситцем
трибуне. Ростислав просто стоял и  смотрел.  Гроб  был  заколочен,  и  ему
подумалось, что эти упыри  могут  разыграть  комедию,  а  с  самим  Степой
поступить еще страшнее, чем  кажется.  Ростислав  пытался  вспомнить  лицо
Косухина - живого, - но перед глазами плавало какое-то темное пятно...
     На трибуне сменился очередной оратор -  Арцеулов  узнал  знакомое  по
фотографиям самодовольное лицо Луначарского, как вдруг почувствовал чей-то
взгляд. Он обернулся: комиссар  Лунин  стоял  в  десятке  шагов  от  него,
стриженная голова склонилась на бок, холодные  голубые  глаза  внимательно
смотрели на Ростислава. Арцеулов кивнул, Николай  не  отреагировал,  затем
медленно покачал головой - слева направо. Понятно без  слов:  подходить  к
молодому  комиссару  нельзя.  Лунин  вновь  качнул  головой,  его   взгляд
скользнул куда-то в  сторону.  Ростислав  взглянул  туда  -  и  вздрогнул.
Краснолицый Венцлав  стоял  в  окружении  нескольких  крепких  молодцов  в
одинаковых серых шинелях. Командир  Бессмертных  Красных  героев  повернул
голову, и глаза их встретились. Венцлав чуть улыбнулся и кивнул.  Арцеулов
быстро огляделся: серые шинели были всюду. Как-то незаметно  они  окружили
толпу.
     Попался! Он был прав: его ждали! Рука сжала рукоять револьвера - нет,
живым он им не дастся! Пусть  только  сунутся  -  как  сказал  бы  Степан,
"чердынь-калуга"!
     И тут Ростислав представил себе поганый большевистский листок. Завтра
же там будет жуткий рассказ о садисте-офицере, который  осмелился  явиться
на похороны убитого им красного героя, чтобы устроить покушение на  вождей
революции! Все как по-писанному! Доказывать  поздно  -  достаточно  одного
выстрела, даже если  этот  выстрел  направлен  в  собственное  сердце.  Он
навсегда останется убийцей Степана. Несущий  Свет  разыграет  великолепный
спектакль: он, похоже, мастер на подобные забавы...
     Нет, не выйдет... Арцеулов незаметно достал револьвер и кинул его под
ноги,  постаравшись  втоптать  оружие  в  чавкающую  под  сапогами  грязь.
Документы... Справку он купил  еще  в  Одессе,  едва  ли  она  кому-нибудь
повредит. Все остальное уже в Ревеле. Значит,  им  достанется  только  он,
белый гад и окопавшийся в Столице недобиток...
     И тут рука наткнулась на что-то небольшое, странной формы.  Перстень!
Ростислав совсем забыл о нем. Перстень Ксении, каким-то неведомым  образом
попавший к нему. Окс Вагрэ - Перстень Духов, с таким  трудом  вырванный  у
предателя Берга! Он тоже достанется Агасферу! "Если же  кто-то  не  только
зол, но и проницателен - то да поможет нам всем Высокое Небо!"...
     Ростислав затравленно  оглянулся.  Серые  шинели  еще  далеко.  Можно
кинуть серебряное кольцо под ноги, в грязь. Но  это  слишком  просто.  Окс
Вагрэ - не просто амулет. Его найдут - Бог  весть  как,  но  найдут.  Если
надо, перелопатят всю грязь под ногами - это не так уж трудно.
     Арцеулов взглянул туда, где стоял комиссар Лунин. Если протолкаться к
нему... Нет, когда их увидят рядом, Николаю не сберечь перстня. Найдут - и
не пощадят Степиного друга. Судьбу  странного  амулета  он  должен  решить
сам...
     В уши ударил "Интернационал". Ростислав поднял голову и  дернулся  от
сухого винтовочного залпа. Салют... Красного командира Косухина опустили в
могилу.
     Толпа зашевелилась. Вожди уже бросили по горсти мокрой глины и теперь
уступили место остальным. Люди шли быстро. Ростислав автоматически шел  за
всеми, понимая, что бандиты Венцлава могут оказаться рядом в любой момент.
Он должен успеть...
     Темный провал могилы был уже рядом. Ростислав  поднял  мокрую  грудку
земли, готовясь кинуть ее на  гроб,  и  тут  же  вспомнил:  Ксения  унесла
перстень с собою, но Окс Вагрэ вернулся. Теперь ему нет места среди живых,
пусть же Степа станет его хранителем!  Это  будет  последнее,  что  сможет
сделать Степан Косухин.
     Пальцы быстро залепили кольцо  в  податливую  глину.  Что  ж,  прощай
Степан! Мокрый комок глухо ударился о красную крышку гроба. Все...


     К нему подошли возле самых ворот.  Трое  в  серых  шинелях  заступили
путь, еще двое стали  по  бокам.  Ростислав  ждал,  не  говоря  ни  слова.
Случайно его взгляд упал на лицо одного из серошинельных.  Пустые  мертвые
глаза казались стеклянными, но ярко-алые губы победно улыбались. Значит, и
здесь эти... Бессмертные Герои! Что ж, следовало ожидать...
     - Гражданин Арцеулов? - Венцлав отстранил рукой одного  из  солдат  и
подошел совсем близко. - У меня ордер на ваш арест. Прошу сдать оружие...
     Все было будничным и скучным. Его обыскали, толкнули в спину и повели
через ворота. Черное авто стояло наготове.  Арцеулова  усадили  на  заднее
сиденье рядом с одним из красногубых. Венцлав сел по другую сторону.
     - Вперед! - машина мягко тронулась с места. Один  из  солдат  опустил
занавески на окнах. Еще одна, плотная,