ы продиктовать мне эпос о Ранхае?
   - По-дхарски? - удивился Фрол. - Ну, начало, вроде, помню...
   Он на минуту задумался, затем распевно, не торопясь, прочитал:  Вах-у
дхэн  мариба  дхори  Цхор  бахсат  Ранхай-гэгхэну  Эйсо  энна  хон-акуна
Вапалари айаримэ Ул Ранхай ю-лах эато Глари басх алтэ а-квуми  Арва-атур
мгхути-цотэ - Только по-русски  не  смогу,  -  пожаловался  он.  -  Тебе
хорошо, ты в гимназии учился...
   - Да  бросьте,  Фрол!  -  решительно  заявил  Ухтомский.  -  Сможете!
Пойдемте!
   Они перешли в кабинет.  Князь,  усадив  Фрола  в  кресло,  достал  из
бумажных залежей чистую общую тетрадь и приготовил карандаш.
   - Слышь, - не выдержал дхар, - а зачем тебе?
   - А Рангайка чей предок? - усмехнулся Ухтомский. - Это  будет  почище
родовой байки. Попробую потом стихами перевести. Размер  легкий,  как  у
"Калевалы" Ну, давайте.
   Фрол облегченно вздохнул, закрыл глаза и нерешительно начал:
   - Ну... Слушай, племя серых дхаров... Песню о воине...  начальнике...
- Повелителе, - подсказал Ухтомский.
   - Ну повелителе Ранхае, великом  сыне  солнечного  леса...  Как  там,
елы... Могучем повелителе звезды и тучи...
   - Красиво, - князь быстро водил карандашом по бумаге.
   - Дорога... путь Ранхая вечен, его мир, война и работа...
   - Деяния, - поправил Виктор, прицокнув языком.
   - Деяния, - покорно повторил Фрол, - не подвластны злой ночи...
   - Вот это фольклор! - удовлетворенно заметил Ухтомский,  покуда  дхар
переводил дух. - Это вам не "Гуси-лебеди"...
   Когда Келюс вернулся домой, работа подходила к концу. Фрол постепенно
сам вошел во вкус и время  от  времени  прерывал  русскую  речь  странно
звучащими дхарскими словами. Ухтомский легко чертил в тетради строчку за
строчкой.
   - А, мемуары Принца Дхарского,  -  заметил  Келюс.  -  Ваше  дхарское
высочество, как там у нас насчет ужина?
   Ухтомский обещал забежать на следующий же день, но так и не появился.
В течение нескольких дней Келюса и Фрола никто не тревожил. Мик - и  тот
пропал. Его матушка сообщила, что Михаил очень занят, причем ее  тон  не
оставлял сомнений, что Плотников-младший действительно  занялся  наконец
чем-то полезным.
   Впрочем,  Келюсу  и  Фролу  это  было  на  руку.  До  отъезда   дхара
требовалось закончить кое-какие дела...
   ...Вход в катакомбы, откуда их вывели люди  полковника  Глебова,  был
теперь забран густой решеткой. Массивный замок  выглядел  угрожающе,  но
Фрол, специально заехавший как-то днем взглянуть на него, лишь  похмыкал
и попросил у Келюса разрешения покопаться в инструментах  деда.  В  свое
время Лунин-старший недурно слесарил в свободное от партработы время,  и
дхар, быстро заполнив сумку всем необходимым, остался доволен.
   Они вышли из дому поздно вечером, чтобы  иметь  побольше  времени  до
рассвета. С полчаса они бродили у  Дома  на  Набережной,  поглядывая  по
сторонам, но все было тихо. Если за ними и следили, то обнаружить это не
представлялось возможным.
   У решетки, загораживавшей  вход,  было  также  спокойно.  Келюс  стал
светить  фонариком,  а  дхар,  тихонько  насвистывая,  занялся   замком.
Стальной страж явно не оправдал доверия тех, кто его повесил - не прошло
и пяти минут, как дхар  удовлетворенно  хмыкнул  и  осторожно  приоткрыл
решетку.
   Из подземелья  несло  холодом  и  сыростью.  Келюса  передернуло.  Он
плотнее запахнулся в специально надетую по этому случаю теплую куртку  и
осторожно шагнуть вглубь. В ту же секунду услышал - или  ему  показалось
как в глубине темного тоннеля раздался тихий стон. Николай замер.
   - Чего там? - торопил его Фрол, заглядывая  через  плечо  в  темноту.
Пошли быстрей, елы!
   -  А  ну-ка,  "Мессинг",  -  предложил  Лунин,   освобождая   проход,
послушай...
   Фрол озабоченно прислушался, затем провел по воздуху руками,  подумал
и решительно заявил:
   - Никто! Там, Француз, даже кошака бродячего, и того нет. Ручаюсь.
   Келюс не стал спорить, и они двинулись вперед, посвечивая  фонариком.
Вокруг было тихо,  только  песок  шуршал  под  ногами  да  слышался  все
усиливавшийся стук падавших капель воды. Келюс  старался  ни  о  чем  не
думать, но долгий путь в тоннеле сам собой рождал воспоминания...
   ...Здесь их вели омоновцы, здесь Келюс  увидел  серый  предрассветный
сумрак, сменивший чернильную темноту, а здесь уже стояла  тьма;  тоннель
вел все глубже,  приближаясь  к  подземному  залу,  где  Михаил  Корф  в
последний раз смотрел на неровный свет умирающей свечи...
   Теперь в зале было пусто, только следы пуль на стенах  да  неглубокие
воронки на полу напоминали о той ночи. Луч фонарика упал туда,  где  они
оставили Корфа и Кору. Там тоже никого не было:  тело  барона  лежало  в
навек запаянном гробу, а то, что осталось от Тани Корневой - Коры, - как
сказал Келюсу следователь, передали ее родным. Внезапно фонарик упал  на
что-то, тускло блеснувшее в его свете холодной сталью.  Егерский  нож  -
трофей барона - лежал там же, где его оставили, незамеченный  теми,  кто
забирал тела.
   - Мику отдадим, - решил Келюс, пряча находку. - Все-таки  память  Они
свернули налево и пошли по узкому  коридору.  Последний  раз  Келюс  был
здесь вместе с людьми полковника Глебова, когда шел за скантром.  С  тех
пор здесь ничего не изменилось. То и дело слева и справа в свете  фонаря
возникали ниши, под ногами шуршали то мелкие  камни,  то  битый  кирпич:
воздух был все тот же - сырой, затхлый, казалось,  наполненный  каким-то
давним ужасом.
   - Сейчас гроб будет,  -  вспомнил  невозмутимый  Фрол.  -  Не  боись,
Француз, прорвемся.
   Луч фонарика выхватил из темноты нишу вместе с черной крышкой, и  тут
рука Келюса дрогнула:  гроб  был  открыт,  крышка  сдвинута  в  сторону,
каким-то чудом не упав на землю. Фрол покачал головой, забрал  у  Келюса
фонарик и, посветив, заглянув внутрь.
   - Пусто, -  Лунин,  преодолевая  невольный  озноб,  заглянул  следом.
Наверное, взломали. Кладоискатели, бином...
   Фрол осмотрел края крышки и вновь покачал головой: следов  взлома  не
было. Длинные ржавые болты говорили о том, что крышку попросту вырвали с
чудовищной силой. Но ухватиться было не  за  что:  поверхность  казалась
гладкой.
   - Вот елы! - констатировал Фрол. - Либо у кого-то дури побольше,  чем
у Василия Алексеева и он просто за края взялся, либо...
   - Либо что? - поинтересовался Лунин, заметив, что Фрол замолчал.
   - Либо изнутри нажали, - неохотно закончил  дхар  и  тут  же  бросил:
Пошли отсюда, Француз, мебель, в карету ее!
   Вскоре они добрались до ниши, где оставили документы и оружие. Тайник
был в полной сохранности, даже бумага, к удивлению Келюса,  не  особенно
отсырела. Тонкие папки сложили в стопку и спрятали в захваченный с собой
рюкзак. Туда же Фрол уложил оба револьвера. Автоматы  решили  покуда  не
трогать.
   - Ну чего, - заметил дхар. - Назад? Или на Алию поглядим?
   Николая передернуло. Ни за какие сокровища он не  смог  бы  заставить
себя вновь подойти к запечатанному дхарским заклятием входу, за  которым
лежали кости князя Полоцкого.
   - Пошли отсюда, Фрол - тихо предложил он. - Хватит на сегодня, а?
   - Сейчас, - дхар напряженно вслушивался, затем  осторожно  провел  по
воздуху руками.
   - Можно не смотреть. Сняли мое заклятье. И Алии там,  елы,  нет.  Так
что заряди-ка, Француз, браунинг: мало ли чего...
   Впрочем, обратный путь прошел без приключений, разве что  Келюс  пару
раз  оступился  и  слегка  ушиб  ногу.  Всю  дорогу   Лунин   напряженно
прислушивался, но вокруг стояла все та же жутковатая тишина.
   - Слышь, потомок Гхела, ты уверен? - спросил Келюс Фрола, покуда  тот
возился, запирая замок.
   - В чем?
   Если открыть замок не составило труда,  то  обратный  процесс  вызвал
куда больше трудностей.
   - Ну заклятье, бином. Алия...
   - Да, - коротко ответил дхар. - Знаешь,  Француз,  когда  мы  обратно
шли... Не хотел, елы, тебе на нервы действовать...
   - Там кто-то был? - Келюс похолодел, хотя замок наконец закрылся и от
подземелья их отделяла стальная решетка.
   Как бы в ответ откуда-то из глубины до них  донесся  чудовищный  вой,
полный такой тоски и ненависти, что даже невозмутимый Фрол  отступил  на
шаг назад.
   - Ярты?
   - Нет. Это гургунх-эр. Потом объясню, Француз. Решетка  -  это,  елы,
конечно, хорошо...
   ...Только дома, свалив добычу  прямо  на  пол  и  запечатав  дхарским
заклятием двери, они перевели дух.
   - Прямо не знаю, как тебя здесь,  Француз,  оставлять,  -  озабоченно
заметил Фрол. - Ну и город, елы! Прав дед, хуже нашего леса. Поехали  со
мной, а? У нас в Дробь Шестнадцать тихо... Ну, февральский волк там...
   - Нет, я привык, - покачал головой Келюс. - Если б у  нас  в  Столице
только и бед было что ярты, то это, считай, бином, курорт...  Да  ладно,
куда я денусь! Ты лучше скажи, Принц Дхарский, что это за гургунх-эр?
   - Это как  ярт.  Только  он  -  вроде  яртам  хозяин.  Его  колом  не
возьмешь...
   - Вроде Волкова? - предположил Келюс.
   - Не-а. Волков - он человек. А гургунх-эр - они еще до людей  были...
Они... Да ладно, Француз,  может,  врут.  Сам  я  их  не  видел.  Слышал
только...
   Они почистили оружие, честно поделили скудный запас  патронов,  после
чего Келюс спрятал серые папки в  старый  чемодан.  Сверху  он  набросал
разное тряпье, и чемодан  совместными  усилиями  был  водружен  в  самый
дальний угол антресолей.
   Наутро, как раз после  чая  -  кофе  кончился  накануне,  -  в  дверь
позвонили, и на пороге появился Мик в  своей  черной  куртке  "Порше"  с
большой сумкой, на которой  красными  буквами  была  отпечатана  реклама
какой-то хьюстонской фирмы.
   - О, - обрадовался Келюс, - пропавшая грамота, бином!
   - Здорово, мужики! - заявил Мик. Вид у него был какой-то непривычный.
Младший Плотников держался не просто с достоинством, но и чуть ли  не  с
легким оттенком превосходства.
   - Попрощаться зашел, - сообщил он. - Уезжаю.
   - Это куда?  -  поинтересовался  Фрол,  невозмутимо  оглядывая  Мика,
который, сняв куртку, стал долго и тщательно причесываться у зеркала.
   - По батиным делам, - неопределенно ответил Плотников. - Меня в фирму
взяли. Перевелся на заочный, - добавил он, с уважением поглядев на  себя
в зеркало и спрятав расческу. - Так что, мужики, не скоро увидимся.
   - Ну, удачи тебе, - пожелал Келюс. - Да, Мик, у нас к тебе одно дело.
Пойдем-ка...
   Они прошли в кабинет, и Лунин кивнул на  стол,  где  лежал  тщательно
вычищенный и даже заново заточенный егерский нож барона.
   - Бери! Мы его в подземелье нашли. На память о дяде Майкле.
   Глаза Мика блеснули. Он осторожно взял нож в руки, чуть погладил  его
и вновь положил на стол.
   - Спасибо,  Николай,  -  тихо  сказал  он.  -  Он  мне  пригодится...
Прадедов... Моего прадеда, дяди Майкла...
   Келюс и  Фрол  переглянулись:  стало  ясно,  что  Мик  узнал  правду.
Очевидно, знакомство с генералом Тургулом состоялось не зря.
   - Зря вы тогда молчали, мужики, - продолжал Мик. - И дядя  Майкл  мне
про Канаду рассказывал... За маленького держали!
   - А ты бы поверил? - спросил Фрол.
   - Да ладно, что теперь уж, - вздохнул Плотников, - ничего.
   Он секунду помолчал, затем плечи его  выпрямились,  взгляд  потемнел,
правая рука легла на клинок, а голос внезапно  стал  низким,  будто  Мик
сразу постарел на много лет:
   - Мужики... Господа... Я клянусь,  что  отомщу  большевикам  за  дядю
Майкла!  За  Лиду...  За  все...   Я...   Я   им   устрою   исторический
материализм!..
   Мик аккуратно завернул нож в носовой платок и спрятал в сумку,  после
чего пожал всем руки и откланялся, пообещав позвонить или  написать  при
первой же возможности. Когда  дверь  закрылась,  Келюс  с  Фролом  вновь
переглянулись. Все это было странно, но обсуждать поведение Мика  как-то
не тянуло...
   - И чего это с ним, елы? - в конце концов молвил Фрол.
   Николай лишь  пожал  плечами.  Если  что-то  и  приходило  в  голову,
высказываться ему явно не хотелось.
   - Да и мне пора, - продолжал дхар. - Поеду-ка я за билетами, Француз.
Засиделся я тут!
   Фрол уезжал вечером на следующий  день.  Громада  Казанского  вокзала
оглушала  многоязыковым  гомоном,  хриплым  лаем  репродуктора  и  шумом
уборочных машин.  Гигантская  толпа  с  мешками,  сумками,  кошелками  и
пакетами чуть не раздавила Келюса и Фрола, и они с облегчением  перевели
дух, оказавшись на перроне. Поезд уже был подан, но до  отправления  еще
оставалось достаточно времени.
   Фрол был невесел. Накануне он побывал у Лиды, а за несколько часов до
отъезда они с Келюсом съездили  на  старое  кладбище,  где  под  желтыми
полуосыпавшимися  рябинами  груда  венков  обозначала  место  последнего
успокоения Корфа. На кладбище Фрол не сказал ни слова, и Келюс  заметил,
что дхара все время мучает какая-то мысль.  Он  даже  спросил  Фрола  об
этом, но тот не ответил.
   Лунин  докуривал  сигарету,  а  некурящий   дхар   немного   смущенно
переступал с ноги на ногу.
   - Один остаешься, Француз, - сказал он наконец. - Только Лидка... - и
он вздохнул.
   - Да, - кивнул Келюс, - один...
   Накануне позвонил Тургул, сообщив,  что  они  с  поручиком  Ухтомским
покидают Столицу. Генерал поблагодарил Келюса за помощь и гостеприимство
и просил передать привет  от  Виктора  Ухтомского.  По  голосу  генерала
трудно было понять, доволен ли он своим визитом. Николай пожалел, что не
сможет снова встретиться с Тургулом. Он был бы не  прочь  закончить  тот
странный разговор, который они с генералом вели в поминальный вечер,  но
теперь не знал, представится ли такая возможность...
   - Я тебе напишу, - пообещал Фрол.  -  Правда,  елы,  попозже.  Мне  ж
работу искать надо! Гуляю, елы, с июля...
   - Найдешь, - пообещал  Келюс.  -  Ты  же  гегемон!  Револьвер  спрячь
подальше, фрейшюц вятский...
   - Да чего я, маленький, - обиделся дхар. - Это ты тут  не  задирайся,
Француз. Ну ладно, пора...
   Фрол внезапно стал очень серьезным, поднял  правую  руку  и  медленно
произнес:
   - Эннах, Николай! Квэр аг-эсх ахусо эйсор аг эрво мвэри! Квэр  аг-лах
мгхути-цотх!
   - И тебе того же, полиглот! - вздохнул Келюс,  пожимая  широкую  руку
Фрола.
   - Может, переведешь?
   - Это наше старое пожелание: "Будь счастлив! Да будет с тобой Великий
Свет и Высокое Небо! Да минует тебя тьма!" Ну, Француз, будь!
   Он взял свою сумку и, повернувшись,  не  спеша  пошел  к  вагону,  но
внезапно остановился, постоял секунду-другую и резко повернулся.  Келюс,
вдруг почувствовав тревогу, поспешил подойти.
   - Француз... Николай... - нерешительно начал Фрол.  -  Вот,  елы,  не
знаю, как и сказать...
   - Что-нибудь случилось? - осторожно спросил Келюс, уже  понимая,  что
Фрол волнуется не зря.
   - Я еще на похоронах почувствовал. Я ведь на расстоянии чую... Я тебе
еще тогда сказать пытался, да как раз Ухтомский  помешал...  А  сегодня,
как мы на кладбище были...
   Поезд засвистел и задергался, но Фрол не обратил на это ни  малейшего
внимания.
   - В общем, Француз. Не знаю, елы, почему, но в гробу Михаила не было.
Как? - Келюс мог ожидать всякого, но не такого. По крайней мере, все это
время утешала мысль, что барон все-таки упокоился в родной земле.  -  Не
было, - мотнул головой дхар, - там вообще никого не было...
   Землей набили, что ли... Знаешь, как в Афгане бывало... Я и сам, елы,
поверить не мог, но сегодня, когда на кладбище были...
   Тут поезд дернулся и начал медленно  отходить.  Фрол,  махнув  рукой,
схватил сумку и вскочил на подножку уходящего  вагона.  Колеса  стучали,
поезд ускорял ход, а растерянный и пораженный  Келюс  стоял  на  грязном
асфальте перрона, не в силах двинуться с места. Он не хотел верить тому,
что сказал Фрол, но в глубине души понимал: дхар не ошибается. Но что бы
это ни означало, теперь все решать придется самому. Фрол уехал, и  Лунин
оставался один в гигантском городе. Ему внезапно стало совсем  плохо,  к
горлу подкатил ком, и все окружающее  стало  казаться  чем-то  жутким  и
нереальным.
   - Не падай духом, воин Николай, - услыхал он внезапно знакомый голос.
Все еще не веря, Келюс  резко  обернулся.  Варфоломей  Кириллович  стоял
рядом и смотрел вслед уходящему поезду.
   - Здравствуйте, Варфоломей Кириллович!  -  вздохнул  Келюс,  которого
появление старика отчего-то совсем не удивило. - Жаль, что вы  опоздали.
Фрол так хотел вас увидеть...
   - Я не опоздал, воин Николай, - Варфоломей Кириллович все еще  глядел
вдаль, где за красными семафорами исчезал поезд, увозящий  дхара  в  его
Вятку. - С воином Фроатом мы еще увидимся. Ему  сейчас  домой  ехать,  к
батюшке и матушке. А тебе, воин Николай, здесь оставаться.
   - Да, - кивнул Келюс. - Мик умотал куда-то,  теперь  Фрол...  Да  вы,
наверное, как всегда, все знаете.
   - Знаю...
   - Жалею, что скантр отдал, - вздохнул Лунин. - Разобраться бы с ним!
   Да что было делать? Они же... А если его отдавать было  нельзя?  Даже
если бы всех нас из автоматов покрошили? Что же теперь делать?
   - Тебе решать, воин. Многое еще тебе решать должно. И за себя,  и  за
других. Хорошо ли сие, худо, да так, видать, судилось.
   Они помолчали. Келюс с детства не любил  принимать  решения,  даже  в
самых мелких вопросах. Но теперь понял, что Варфоломей Кириллович прав.
   - Да какой из меня командир, - сказал он наконец, - Фрол бы в сто раз
лучше меня командовал!
   - Воину Фроату предстоит сие. Помолись о  нем.  И  о  себе  помолись,
воин. Хрупок человек,  как  сосуд  стеклянный  в  руце  Божьей.  Однажды
защитила она тебя. Но будет и другой раз.
   - Да кому я, бином, нужен!
   Ответа не  было.  Николай  оглянулся:  Варфоломей  Кириллович  исчез.
Перрон был пуст, только холодный осенний ветер  шевелил  каким-то  чудом
попавший сюда кленовый лист.

3. ОЛЬГА

   В небесах царила Черная Обезьяна, деревья в столичных парках  покрыла
молодая листва, над городом уже прогремели первые грозы. Стоял май  года
от Рождества Христова 1992-го...
   Эти шесть месяцев прошли для Келюса почти незаметно.  Порой  он  даже
начинал сомневаться в реальности того, что случилось с ним за  несколько
недель после страшной ночи у  баррикад  Белого  Дома.  Жизнь  постепенно
входила в колею, и прошлое редко напоминало о себе.
   Через несколько дней после отъезда Фрола Николаю позвонили из  одного
крупного издательства, и уже на следующий день Келюс  работал  в  отделе
исторической литературы на третьем этаже  большого  здания  недалеко  от
метро "Новослободская".  Работа  не  особо  нравилась,  но  выбирать  не
приходилось, и Лунин постепенно втянулся, вычитывая толстые  рукописи  о
делах давно ушедших в вечность вождей и героев.  Келюс  по-прежнему  жил
один, и зарплаты вполне хватало даже в эти трудные месяцы. Его,  похоже,
оставили в покое. Ни разу Николай не чувствовал за собой  слежки,  никто
не  звонил  по  телефону,  и  даже  следствие  по  поводу  гибели  Корфа
прекратилось как-то само собой. Во всяком случае, вызовы  к  следователю
прекратились, несмотря на то что дело было явно не кончено.
   Лишь один раз прошлое напомнило о себе. В январе, когда город был бел
от первых метелей, Келюса  пригласили  в  Белый  Дом  и  вручили  орден.
Получить орден было приятно, но Лунина удивило то, что орден ему вручили
в канцелярии под расписку и, естественно,  без  всякой  торжественности.
Торжественное вручение состоялось через неделю, но  на  этой  церемонии,
которую возглавил сам  Президент  и  освещал  целый  табун  журналистов,
Келюса, естественно, не пригласили. Зато туда попал Фрол. Он был  вызван
в Столицу, получил из рук Президента награду и заодно  попал  на  первые
страницы центральных газет: из всех награждаемых фоторепортер выбрал для
снимка отчего-то именно его.
   Фрол находился в Столице  всего  два  дня.  Он  был  весел,  казалось
выкинув из головы все, что случилось с ним и с Келюсом. Все это время он
работал в строительном кооперативе, обзавелся курткой "Аляска" и смотрел
на жизнь достаточно оптимистично. Дхар сра