ий  цветочек"   в   подобной   ситуации   гостям
предлагались яства и пития. Нам бы это не помешало...
   - ...Вам они не понадобятся. - Ответ был настолько ясен,  что  Ахилло
невольно вздрогнул: шутить с ними не собирались. Майор взъярился:
   - Ну ты! Хочешь нас прикончить, так кончай сразу! А то спрятался, как
крыса, и еще глумишься!
   - ...Я не звал вас сюда...
   Ерофеев  и  Михаил  переглянулись.  Похоже,  переговоры   не   давали
результатов. Майор на всякий случай сделал шаг к  краю  сферы,  протянул
руку - и тут же отдернул:
   - Жжет, стерва! Эй ты, там! Ты чего, не веришь, что мы свои?  Слушай,
хрен с тобой, оставляй нас здесь и позвони в Симферополь, я тебе телефон
дам! Только не забудь вернуться!
   - ...Я знаю, кто вы... - голос возник вновь, и на Этот раз в  нем  не
было бесстрастия - неизвестный говорил с горечью и печалью. -  Я  слышал
ваши разговоры и узнал о вас достаточно, майор Ерофеев! Те, другие, тоже
говорили по-русски и тоже хотели добраться сюда...
   - Да они шпионы! - крикнул Ерофеев без особой уверенности в голосе.
   - ...Ты не ошибся, они прибыли из Германии. Но и  они,  и  вы  хотели
одного. Что ж, они уже побывали здесь и увидели, что  желали.  Теперь  -
ваша очередь. Я не буду убивать вас, но вы уснете и будете  спать,  пока
хозяин Голубого Света не возвратится.
   - Это ж сколько?..  -  только  и  пробормотал  Ерофеев,  у  которого,
похоже, не осталось сил на споры.
   - Долго! И я не знаю, сумеете ли вы проснуться к концу срока.  Но  вы
сами виноваты!
   - Мы приказ выполняли! - вздохнул майор. - Правительственный, приказ!
Ты чего, враг народа? Не понимаешь? Свет этот для нужд страны требуется!
Неужели не ясно?
   - Вы не сумеете использовать Голубой Свет для добра. Им можно лечить,
им можно спасать умирающих, но  вам  он  нужен  для  другого.  Не  будем
спорить. Вы выполняете свой долг" я - свой.
   - Вражина, -  вздохнул  Ерофеев  и  вдруг,  выхватив  пистолет,  стал
посылать пулю за пулей в светящуюся поверхность  сферы.  Зал  наполнился
грохотом, гулко перекатывалось эхо, но ни  одна  из  пуль  не  вырвалась
наружу. Яркие огоньки вспыхивали и гасли: защитный купол испарял свинец.
   - Мать твою... - Майор опустил оружие и скрипнул зубами. -  Эх,  надо
было мою роту взять! Вместе б мы показали...
   Ответа не  было.  Похоже,  неизвестный  столь  же  мало  боялся  роты
Ерофеева, как и. его самого. Михаил думал о другом: выход  должен  быть!
Ерофеев напрасно терял хладнокровие, надо постараться затянуть разговор,
вывести неизвестного из равновесия...
   - ...Слушайте, кто вы?  -  крикнул  он.  -  Для  колдуна  вы  слишком
невежливы!
   - Ваш спутник знает. Мой предок был оставлен, чтобы охранять  Голубой
Свет от таких, как вы. Я - не один. Предатель хотел получить награду, но
уже поплатился. Напрасно ты называешь меня колдуном. Каждый  обороняется
тем оружием, которое имеет...
   - Вражина... - безнадежно повторил майор, сжимая в  руке  бесполезный
пистолет и в сотый раз оглядывая пустой зал. - Ничего, наши до тебя  все
равно доберутся! С Советской властью не потягаешься!
   - ...Я не  враг  Советской  власти.  Это  власть  народа.  Мы  хотели
рассказать о Голубом Свете и объяснить, как его можно  использовать.  Но
теперь у власти вы - те, кто народ  расстреливает.  Вы  уйдете  -  через
десять лет, через полвека. Тогда, может, мы поделимся тайной. Но до того
путь таким, как вы, сюда закрыт. Вам не победить!
   - Ты забыл обо мне!
   Голос прозвучал неожиданно - резкий, злой, полный уверенности и силы,
появившись тоже в сознании. И Михаилу  потребовалось  несколько  секунд,
чтобы понять, кто вступил в спор.
   Говорил Гонжабов. Он стоял все в той же позе,  маленький,  худой,  со
скрещенными на груди руками. Губы не  двигались  -  лишь  в  их  уголках
залегла недобрая усмешка:
   - Ты надеешься на старого шута Кунтузампо, но он давно оставил Землю.
Посмотрим, справишься ли ты с посланцем Шинджи!
   Руки Гонжабова медленно  поднялись  вверх,  тело  напряглось,  голова
запрокинулась назад. Несколько секунд прошли  в  полном  молчании,  даже
подземный шум,  казалось,  стих.  Но  вот  бхот  выпрямился,  между  рук
сверкнуло белое пламя, и внезапно по всей  поверхности  сферы  пробежали
черные пятна. Голубой купол дрогнул, завибрировал. Чернота расползалась,
обтекая мерцающее свечение. Запахло озоном,  послышался  резкий  хлопок,
как будто лопнул воздушный шар...
   Купола - как не было, бесформенные клочья голубой  оболочки  медленно
таяли в воздухе. Гонжабов опустил руки, вновь скрестив их на груди.
   Ерофеев шумно вздохнул, затем быстро повернулся к Ахилло:
   - Капитан! Беги к выходу, прикрою!
   - Не спеши! - На этот раз бхот  говорил  нормально  -  своим  обычным
голосом.
   - Ты ведь хотел познакомиться с Хранителем?
   Майор секунду подумал, а затем вынул  из  кобуры  парабеллум.  Михаил
тоже достал оружие, но без всякой охоты: он  вдруг  понял,  что  оно  не
понадобится. Кроме того, Михаилу почему-то совсем не хотелось стрелять в
неизвестного. Достаточно и того, что они уйдут с миром...
   На  всякий  случай  майор  все  же  отошел  подальше,  заняв  позицию
неподалеку от черного отверстия, ведущего в галерею. Ахилло встал рядом.
Теперь оба они находились за спиной Гонжабова. Тот не двигался.
   - Эй! - позвал Ерофеев. - Гражданин Гонжабов! Может, уйдем, ну его!
   - Нет... - еле слышно донеслось до них. - Нет...
   Ерофеев чертыхнулся, но тут же умолк. Вдали  послышался  звук  шагов,
кто-то спускался по каменной лестнице. Майор вздрогнул и поднял  руку  с
пистолетом, но ладонь  Ахилло  тут  же  сжала  ствол.  Ерофеев  взглянул
удивленно, но оружие все же опустил...
   Человек был высок и широкоплеч. Несмотря на нелепый  наряд  -  старый
ватник и шапку-треух, - в нем чувствовались сила и  гордое  достоинство.
Он был безоружен, большие сильные руки сжимали лямки сброшенного с  плеч
полупустого рюкзака и сухой ореховый прутик с пожелтевшими листьями.
   Гонжабов ждал, не двигаясь. Неизвестный спустился  вниз,  на  секунду
задержался возле  бесшумно  уносившейся  вверх  голубой  колонны,  затем
шагнул вперед.
   - Мать честная! - ахнул майор. Ахилло невольно улыбнулся:
   -  Здравствуйте,  товарищ  Семин!  Мы  вас  не  обманули,  в   пещере
действительно  есть   погребение.   Правда,   не   палеолит,   но   тоже
интересное...
   - Да, тавры. Седьмой  век  до...  -  Теперь  директор  школы  говорил
нормальным, немного  усталым  голосом.  -  Очень  интересная  находка...
Добрый вечер, товарищи...
   - Т-ты... Вы... - Майор помотал головой,  словно  увидев  призрак.  -
Товарищ Семин, да е-мое! Да вы чего? Да вы же партийный!
   Семин улыбнулся, правда, улыбка вышла невеселой.
   - Ваш "профессор" из Ташкента, кажется, понял все сразу. А вы все  же
ошиблись: у вас карта  Генерального  Штаба.  Она  секретная,  археологам
такие не выдают, даже копии снимать запрещают.
   Он  бросил  рюкзак  на  пол  и  медленно  повернулся  к  неподвижному
Гонжабову. Тот поднял голову и внезапно,  приложив  сложенные  ладони  к
груди, поклонился.
   - Я готов, - Павел Иванович легко взмахнул ореховым прутиком,  словно
в его руке была шпага, - можешь начинать!
   - Постойте, товарищ Семин! - Майор уже пришел в себя. - А ну  бросьте
эту дурь! Побазлали - и будя! Будем считать,  что  вышло  недоразумение.
Пошли в Перевальное, оттуда в Симферополь позвоним...
   На лице директора школы вновь промелькнула невеселая усмешка:
   - Правда? Вы не пошлете меня в ваш истребительно-трудовой  лагерь?  И
мою семью не отправят в ссылку?
   - Ты вот чего... - Ерофеев на секунду задумался. - Вижу,  ты  не  зря
про своего деда-шамана скрывал. Хрен с тобой, скрывай и  дальше.  А  так
как ты человек, вижу, верующий, да еще верующий во всякую  хрень,  то  с
тебя спрос другой. Только  язык  больше  не  распускай  да  фокусы  свои
дурацкие брось. Че, Михаил, не будем его твоим орлам сдавать?
   -  Ни  в  коем  случае!  -  Ахилло  внезапно  почувствовал   огромное
облегчение. Мы сообщим, что  товарищ  Семин  героически  истребил  отряд
немецких диверсантов... Всем - медали и пряники к празднику...
   Павел Иванович покачал головой:
   - Я не желал и не желаю вам зла, товарищи. Вы - слепые, но  тот,  кто
послал вас, к сожалению, зрячий. Вы даже лучше, чем мне казалось. Только
сейчас решаете не вы... Ты, тибетский заброда, покажи, чему научили тебя
твои бесы!
   Ахилло рванулся вперед, но тело уткнулось в невидимую упругую  стену.
Рядом ругнулся майор, потирая ушибленный локоть. Гонжабов поднял  правую
руку и легко двинул кистью - Семин пошатнулся, но тут  же  выпрямился  и
взмахнул прутиком.
   В глаза ударила яркая белая вспышка, и почти тут же ее сменила глухая
чернота. Когда Голубой Свет вновь наполнил зал, бхот стоял все там же, а
его противник отступил на шаг,  держа  перед  глазами  открытую  ладонь.
Сломанный прутик бессильно валялся под ногами.
   Руки  бхота  начали  медленно  сходиться,  наконец  сомкнувшись   над
головой. Семин резко выбросил ладонь  вперед,  но  тут  же  вскрикнул  и
опустил руку.
   - И это все, чему  научил  тебя  Кунтузампо?  -  В  голосе  Гонжабова
звучало торжество. - Мои бесы учат лучше!
   Он дернул рукой, Семин пошатнулся, новый взмах -  и  из  рассеченного
лба хлынула кровь.
   - Стой, Гонжабов! - Ерофеев бессильно ударил рукой в невидимую стену.
- Ты чего надумал, гад?
   Ахилло застыл, не зная, что предпринять. Он вспомнил схватку у  входа
на Караби - невидимые удары, сбивавшие с ног...  Похоже,  бесы  в  самом
деле кое-чему научили обитателей неведомого тибетского монастыря...
   Гонжабов вновь поднял руку, но Павел  Иванович  внезапно  выпрямился,
выбрасывая  вперед  открытую  ладонь.  Бхота  качнуло,  новое   движение
Гонжабов упал на бок, но тут же вскочил, ударяя рукой по воздуху.  Семин
поднял ладонь, защищаясь, но  в  этот  миг  правая  рука  тибетца  резко
рванулась вперед, худые смуглые пальцы сомкнулись...
   Короткий крик. Семин схватился за грудь и начал медленно  оседать  на
пол. Гонжабов стоял на месте, неспешно  вращая  кистью,  словно  пытаясь
что-то ухватить и сжать. Ватник, накинутый на плечи Семина, распахнулся,
из-под порванной на груди рубашки текла кровь...
   - Отправляйся к Шиндже! - презрительно  бросил  бхот.  -  Скажи,  что
Нарак-цэмпо кланяется ему!  Запомни  это  имя,  чтобы  повторять  его  в
преисподней!
   Семин  опустился  на  колено,  пытаясь  схватить  что-то   невидимое,
вонзившееся  в  сердце.  Гонжабов  вновь  сжал  скрюченные  пальцы,  его
противник застонал и упал навзничь, прижимая руки к окровавленной груди.
   И тут Ахилло почувствовал, что  невидимая  стена  исчезла.  Не  теряя
времени, он оттолкнул бхота и бросился  вперед.  Ерофеев  опередил  его,
первым склонившись над раненым...
   - Мать честна...
   Ахилло лишь вздохнул. Сквозь разорванную грудь  белели  ребра,  кровь
лилась потоком, и было странно, что человек  все  еще  жив.  Белые  губы
шевельнулись:
   - Я... сделал что мог... Другие сделают больше...
   - Я задушу твоего щенка! - Гонжабов уже стоял рядом, на Смуглом  лице
застыла гримаса ненависти и злобы. - Я перебью  твоих  родственников  до
седьмого колена!
   - Я вернусь! - В глазах умирающего внезапно мелькнула  усмешка.  -  Я
вернусь, Нарак-цэмпо! Мы еще встретимся...
   Лицо Семина пожелтело, голова слегка дернулась. Ерофеев опустил руку,
сжимавшую запястье раненого:
   - Кончился...
   Михаилу было не по себе. То, что случилось, - не  правильно.  Они  не
должны были допустить такое...
   - Глажданин майол! Заключенный Гонжабов пликаз выполнил!
   Сквозь нелепое паясничание Нарак-цэмпо прорывалось жуткое в этот  час
торжество: от бесстрастия того,  кого  учили  молчанию,  не  осталось  и
следа...

6. АФАНАСИЙ МИХАЙЛОВИЧ

   Кофе остался  недопитым.  Чиф  заявил,  что  пойдет  писать  отчет  о
событиях этого безумного дня, и Лу с Беном остались за столом одни.  Бен
встал, тихо подошел к двери, за которой скрылся его приятель,  аккуратно
прикрыл ее и вернулся на место.
   - Я обратила внимание на три детали, - задумчиво проговорила  сестра.
Безусый товарищ Чижиков, спецкоманда господина Волкова и Кровавый Рубин.
Это, по-моему, существенно. Все остальное - лирика.
   - Ничего себе лирика, Лу! - возмутился брат. - Это был какой-то Босх!
А то, что нас, по сути, раскрыли, тебя не удивило?
   - То, что они знают о Тускуле? Нет, конечно. Дядя Сэм с его политикой
полной  изоляции  играет  в  страуса,  который  сунул  голову  в  песок.
Казим-бек нас предупреждал: кое-что о нас знают. Хотя их агентуры у нас,
похоже, еще нет, иначе  бы  Волков  не  расспрашивал  о  дяде  Генри.  А
возможно, ему просто не сообщили: невелика птица, по-моему.
   - Не было там тебя, - хмыкнул  Бен.  -  Сейчас  не  рассуждала  бы  о
лирике!  Ладно,  дело  ясное:  мы  засвечены,  задание  под   угрозой...
Напортачили! А тут еще Чиф...
   Девушка кивнула:
   - Да, ему пришлось понервничать. Дам ему успокаивающее перед сном.
   - Я не о том, Лу! - Брат перешел на шепот. - Я про то,  что  наболтал
этот тип... Чиф уверяет, что он взаправду видел этих... беленьких...
   - Хорошо, что не зелененьких. - Лу улыбнулась. - Бен, этот фокус  нам
показывали  еще  на  первом  курсе  -  легкий  гипноз.  То  же  самое  -
Непускающая Стена. А насчет прочего - так не мне тебя учить. Что это  ты
давеча говорил про нашу биологию?
   - Ты хочешь сказать, - оживился Бен, - что из-за наших  отличий  этот
тип принял меня за колдуна, а Чифа за какого-то упыря?
   - Ну конечно! Наверно, у Чифа эти отличия заметнее. К тому же... Бен,
ешь землю, что не проболтаешься...
   - Ем! - сообщил Бен и допил холодный кофе.
   - Я узнала... Дядя Генри и тетя Полли  много  лет  назад  попали  под
какое-то излучение. Может быть, радиоактивное. Понимаешь?  Помнишь,  нам
рассказывали про теорию Менделя?
   - Ну, это им не повредило, - усмехнулся Бен.  -  Ладно,  считай,  что
успокоила.
   - А чтоб тебя окончательно успокоить, сегодня же возьму у Чифа анализ
крови. Продемонстрирую тебе, а заодно и ему.  Чтобы  вы  меньше  слушали
местные  легенды  и  мифы.  Вот  пришлют   сюда   фольклористов,   тогда
пожалуйста...
   - Умница,  сестренка!  -  Бен  чмокнул  девушку  в  щечку,  заработав
ответный щелчок по лбу, и удовлетворенно  развалился  в  кресле.  -  Как
хорошо,  что  существует  еще  тускульский  здравый  смысл!  А   то   я,
признаться, немного одурел. Слушай, а может, здесь существуют  аборигены
тоже... ну, с измененной биологией?
   Лу пожала плечами:
   - Теоретически - почему бы и нет. А практически... Вот выпустят  меня
отсюда, попробую узнать. Ты, Бен, намекни Джону, что я скоро от скуки на
стенку  полезу.  Если  ему  не  нравится  моя  легенда,   то   я   стану
провинциальной медсестрой. К тому же это почти что правда.
   - - Устав комсомола выучила? - усмехнулся брат.
   - Ознакомилась. "Комсомолец обязан бороться с курением,  пьянством  и
нетоварищеским отношением к женщине". Бен, а может, здешние обитатели не
так и плохи?  Может,  наши  умники  преувеличивают,  а?  Подкинуть  сюда
оружия, собрать недовольных, взбунтовать лагеря... Скинут  Сталина  -  и
придут в себя.
   - И сколько миллионов ты согласна уложить, сестричка?  Помнишь,  Дядя
Сэм рассказывал нам о профессоре Семирадском? Тот считал, что  революция
- это болезнь, психическая эпидемия.  Здоровых  мало,  их  перебили  или
изгнали. А больных  надо  не  вооружать,  а  лечить.  Так  что  политика
изоляционизма, которую наш Дядя Сэм отстаивает, не так уж и  глупа  -  в
конечном  счете.  Сначала  надо  ставить  диагноз,  а   потом   завозить
лекарства...
   - А у господина Ленина все так просто, - грустно усмехнулась девушка.
Стоит перебить треть населения, и наступит всеобщее счастье. Знаешь,  мы
анализировали его статьи на практических по психиатрии...
   - И выяснили, что они написаны параноиком...
   - Представь себе, нет. Но вот воздействовать  они  должны  именно  на
людей с отклонениями в психике. Там даже особый словесный ритм,  который
исподволь  деструктурализует  сознание.  При  чтении  создается   эффект
медитации.
   - Медитация для идиотов, - кивнул Бен. - Ты там на психологии  совсем
подвинулась! Пора тебе, Лу, замуж. На правах старшего в семье найду-ка я
тебе супруга...
   - Ты еще маленький, Бен. - Девушка вновь щелкнула брата по лбу.  -  И
Чиф еще маленький. Мальчишки, играющие  в  мировые  проблемы.  Вас  надо
умывать по утрам, поить кофеем и водить за ручку на службу. Вам надо еще
подрасти. А если будешь приставать, я тебя самого женю. На  Виззи...  Ее
маман мечтает породниться с нашей семьей.
   - И это за  все  хорошее,  -  вздохнул  брат.  -  Недаром  из  женщин
получаются самые страшные садисты. Лучше я пойду в колдуны,  пусть  даже
мелкие. Уверен, меня возьмут...
   Улица,  названная  именем  великого  пролетарского  писателя  Максима
Горького, расцветилась  красными  флагами  и  многометровыми  лозунгами,
напоминающими  законопослушным   гражданам   Столицы   о   необходимости
встретить наступающее двадцатилетие Великого  Октября  новыми  трудовыми
успехами  в  борьбе   за   выполнение   второй   пятилетки,   повышением
бдительности  и  всем,  что  потребует   от   них   непобедимая   партия
Ленина-Сталина. Оба вождя также  присутствовали  в  виде  многочисленных
портретов, закрывавших порою полдома.
   Бен не спеша шел по улице, прикидывая, что  у  жителей  квартир,  чьи
окна оказались накрытыми усатой или бородатой физиономией,  пролетарский
праздник неизбежно  ассоциируется  с  наступлением  полярной  ночи.  Бен
прикинул, спрашивают ли у них разрешение и платят ли компенсацию, но тут
же сообразил, что он не  дома  в  Сент-Алексе,  а  в  великом  Вавилоне,
который здешние аборигены почему-то считают то Третьим Римом, то Третьим
Интернационалом. Здесь, среди  каменных  громад  Столицы,  Бен  наглядно
ощущал, насколько еще слабы и  немногочисленны  те,  кто  живет  на  его
родине. Скромные одноэтажные  домики  Сент-Алекса,  небольшой  крест  на
центральной площади с  именами  погибших  первопроходцев,  однокупольная
Церковь Всех Святых - все  это  казалось  маленьким,  почти  игрушечным.
Мощь, нелепая, но грозная, что ощущалась на земле  его  отца  на  каждом
шагу, могла одним дуновением стереть то, что создали  тускульцы  за  три
десятилетия. Иногда хотелось сжать кулаки от бессилия и страха:  слишком
неравными казались силы. Конечно, аборигены с исторической  родины  жили
покуда в своих двух измерениях, припав  брюхом  к  земле.  Но  стоит  им
протянуть руку к Тускуле...
   С Чифом они проспорили часть ночи, утро и даже прихватили часть  дня.
Командир ждал ответа на свое послание и ни за  что  не  хотел  отпускать
кого-либо   за   пределы   защитного   поля.   Бен    считал    подобную
предосторожность  излишней.  Прошлой  ночью  они  изрядно  покрутили  по
городу, стараясь обнаружить возможную слежку. Бен даже  проверил  одежду
специальным датчиком, но ничего похожего на радиомаяк или  подобную  ему
хитрую технику найти не удалось. Значит, до заброшенного завода  местным
пинкертонам  не  добраться,  поэтому   Бен   считал   возможным   начать
осуществление запасного варианта.
   В конце концов ему удалось настоять на своем. Еще час  они  потратили
на снаряжение. Пришлось привлечь к  этому  делу  Лу,  которая  сразу  же
заявила, что из ее брата никогда  и  ни  при  каких  обстоятельствах  не
получится пролетария. С ней согласились, и теперь на Бене  были  строгое
черное пальто, серая кепка и такой же шарф - все по последней  парижской
моде, которой Бен, несмотря  на  преклонение  перед  Североамериканскими
Штатами, всегда старался следовать. Его едва отговорили от смокинга: для
столицы пролетарского государства это был очевидный перебор. Но  даже  и
без смокинга Бен  наконец-то  почувствовал  себя  нормальным  человеком.
Перспектива носить экзотичную одежду аборигенов, особенно виденный и