из  темноты...  Степу  в
чем-то обманывали, более того, приводили к чему-то страшному.  Куда  более
страшному, чем если б колчаковские контрразведчики выпытывали сведения  об
иркутском подполье...
     - Вы, вот чего, - заговорил он, наконец, - говорите,  чего  надо.  Не
верю я вам. Не насчет Бога - Бога-то нет...
     - Его нет, Степан Иванович, - согласился  неизвестный,  на  этот  раз
вполне спокойным тоном. - Но есть те, кто служит  нашему  врагу,  те,  кто
помогал вам  с  того  момента,  как  вы  получили  приказ  помешать  пуску
"Мономаха". Кто спасал вас, давал  советы....  Кто  даже  здесь  умудрился
подкинуть этот старинный сувенир. Они столь же реальны,  как  Венцлав  или
ваши любимые собаки. Кстати,  это  не  собаки,  вы  плохо  разбираетесь  в
биологии... Главное - все, кто помогал вам - враги нашего дела...
     Степа ничего не ответил. Выходит, врагами были не  только  белый  гад
Арцеулов, Наташа Берг и его брат, но и старик  в  пещере,  командир  Джор,
монахи в тайном убежище... И  тот,  кто  беседовал  с  ним  у  догорающего
очага...
     - Я дал вам немного порезвиться. Но сейчас вас схватят  и  выбьют  из
вас все. Потом вы встанете в строй и наденете шлем  с  голубой  свастикой.
Бывают мстительные натуры - вас,  например,  могут  заставить  расстрелять
Наталью Берг или вашего брата - и вы это сделаете. Это  тоже  своеобразная
педагогика, товарищ Косухин. Вы уже поняли - вас  не  спасет  ничто,  даже
если разобьете голову о стену. Мне служат  все  -  и  живые  и  мертвые...
Вспомните господина Семирадского...
     Косухина словно обожгло. Перед глазами  встал  Глеб  Иннокентьевич  -
веселый, добрый и умный, такой, каким Степе не стать  никогда,  даже  если
сто лет учиться. И тот же Семирадский - мертвый,  неузнаваемый,  сжимающий
пальцы на горле Наташи. И Косухин почувствовал не ужас, а ненависть.
     - Не все, - отрезал он. - Иначе б вы со мной так не беседовали.
     - А вы логик, товарищ Косухин! Но  вы  все-таки  ошибаетесь.  Я  могу
заставить - или убедить - каждого. И лучше, если вы поможете мне живой.
     - А вам какая разница? - Степа внезапно почувствовал какую-то слабину
в самодовольных рассуждениях неизвестного. Будь  он  всесилен,  то  просто
раздавил бы Степу одним щелчком и даже не оглянулся...
     - Пока те, которых мы вырываем из власти нашего врага, могут не  все.
Вернее, не все из них. Мне нужна ваша помощь  -  и  ваша  память.  Я  хочу
пройтись по всей цепочке - в обратном порядке. Мне надо точно знать, где и
кто помогал вам, кто беседовал, что обещал. Поймите, это куда важнее,  чем
раскрыть заговор белогвардейцев. Все  имеет  свою  цену  -  я  обещаю  вам
жизнь...
     - Ага, - без всякого энтузиазма отреагировал Степа.
     - Напрасно не верите. Я плачу за помощь - и плачу щедро. Вам  простят
измену - а ведь вы изменник, Степан Иванович, и вы это прекрасно знаете. Я
не трону вашего брата и, если это вам так важно, оставлю в  покое  Наталью
Берг. Но остальных я хочу получить. Они - враги. Вы это поймете  -  потом,
когда я смогу рассказать вам больше, чем сейчас. Некоторых  вы  вообще  не
должны жалеть  -  хотя  бы  белого  бандита  Арцеулова,  который  вас  так
очаровал...
     - А чего - Арцеулов? - Степа даже не обиделся. - Сами  ж  говорите  -
обычный беляк. Их у Каппеля целые батальоны. А вы - почти что Бог!..
     - Не смейте! - резко оборвал неизвестный. - Не говорите о  том,  чего
не понимаете и никогда  не  поймете!  Что  же  до  Арцеулова  -  иногда  и
обыкновенный смертный-муха, комар, инфузория - становится оружием врага...
     "Ага! - сообразил Степа. - Да тебе, выходит, Ростислав поперек горла!
Да что же это за шайка такая? В чеку бы их всех с их  философией!  Мировой
капитал не враг, а контуженный  беляк  -  опасней  всей  Антанты!  Эх,  до
Столицы добраться бы!"
     -  Решайте,  Степан  Иванович,  -  спокойно  и  даже  доброжелательно
произнес тот, кто говорил из темноты. - У всех бывают ошибки.  Но  не  все
могут расплатиться так дешево...
     - А давайте так. Пусть меня  трибунал  судит.  Настоящий,  который  в
РСФСР. Ежели я и вправду, чердынь-калуга, изменник, пусть к стенке ставят.
Руководствуясь революционной законностью. Имею я на это право?
     - Нет, не имеете. Единственное ваше право  сейчас  -  принять  верное
решение...
     Степа молчал. Если он примет это "верное решение", то, возможно,  его
и в самом деле не тронут. В  конце  концов,  невелика  он  птица,  красный
командир Степан Косухин. Он останется  жив,  не  превратится  в  нелюдя  с
мертвыми глазами и, может быть, еще протянет сколько ему положено -  чтобы
упасть на каменный пол под ударами прикладов...
     - Я вижу, вы  смущены,  Степан  Иванович,  -  голос  незнакомца  стал
мягким, словно обволакивающим. - Думаете, что придется предавать тех,  кто
вам помогал. А вы посмотрите на это иначе.  Считайте,  что  вы  -  красный
разведчик,  посланный  с  опасной  миссией.  Вы  раскрыли  заговор  врагов
революции. Они - враги. Поверьте в это, и все станет на свои места...
     Это было заманчиво. Он, Косухин - не затравленный беглец и предатель,
а отважный разведчик. Может, ему дадут орден. Еще один - как он и видел  в
своем странном видении. Черт с  ними,  с  остальными,  тем  более,  что  и
Бога-то нет... Интересно, почему этот, сладкоголосый спросил его о Библии?
Степа был плохо знаком с Писанием, но в памяти  стало  проступать  что-то,
слышанное еще от бабушки, вразумлявшей  внука  долгими  зимними  вечерами.
Тот, Который был Плотником, ушел зачем-то в пустыню. И подступил к Нему...
     - Решайте, Степан Иванович, - голос был по-прежнему мягок, но  в  нем
чувствовалось нетерпение. - Время идет...
     Степа легко, по-кошачьи подобрал ноги, готовясь к прыжку. Рука  сжала
костяную рукоять клинка. Неизвестный должен  быть  рядом,  в  трех-четырех
шагах...
     - Решили, Степан Иванович?
     - Да! - Степе вдруг стало легко  и  спокойно,  словно  все  трудности
оставались уже позади.
     - Рад за вас. Поверьте, вы не...
     - Изыди! - Косухин прыгнул, целя клинком туда, откуда шел  голос.  Он
не промахнулся, но темноту озарила вспышка, и железо бессильно царапнуло о
камень. В ту же секунду вспыхнул фонарь.
     Камера была пуста. На стене белела свежая зарубина, а в руке осталась
лишь рукоять - обломки  ржавого  железа  лежали  тут  же  на  полу.  Степа
вздохнув, осторожно положил костяную рукоять рядом. Взгляд упал на мертвое
тело возле двери. Косухин охнул  -  на  каменном  полу,  широко  разбросав
желтые, уже успевшие потемнеть кости, лежал  скелет;  изуродованный  череп
весело скалился беззубым ртом...
     И тут камера дрогнула. Ударил ледяной холод. Косухину показалось, что
он сходит с ума - стены поплыли, словно  камень  начал  таять.  Пол  пошел
невысокими волнами, потолок накренился, а  холодный  воздух  стал  густ  и
горяч. Передняя стена мягко выгнулась  вовнутрь,  словно  была  из  воска,
камень тек, плавился - и внезапно лопнул.  В  прореху  ворвалась  чернота.
Свет погас, невидимые  клещи  сжали  голову.  Степа  крикнул,  но  чернота
хлынула в горло, а  затем  пол  вырвался  из-под  ног  и  куда-то  пропал,
открывая ледяную холодную бездну...


     Арцеулов сидел возле смотрового окошка и, не отрываясь,  наблюдал  за
монастырем. Записная книжка Валюженича лежала рядом, открытая на  странице
с грубо вычерченным планом Шекар-Гомпа. Был третий час дня.
     Валюженич забежал лишь однажды и вновь исчез, даже не  сказав  своего
обычного  "Оу!".  Берг,  желавшую  вместе   с   капитаном   наблюдать   за
неприступной твердыней, Ростислав  еле  уговорил  поспать  -  после  всего
случившегося девушка чувствовала себя слабой и  разбитой.  Итак,  Арцеулов
вел наблюдение. Дело было привычным. Впервые за последние  несколько  дней
капитан чувствовал себя уверенно. Перед ним был объект, которым  следовало
овладеть. Оставалось произвести разведку  и  принять  адекватное  решение.
Неравенство сил не особо смущало. Он,  как  и  краснопузый  Степа,  хорошо
знал, как иногда захватывают самые  неприступные  крепости.  Правда,  если
Косухин больше полагался на смелость и наглость,  то  капитан  предпочитал
выдержку и точный расчет.
     За несколько часов Арцеулов неплохо изучил все подходы к монастырю  и
систему охраны. Вчера  вечером  она  показалась  совершенной,  но  теперь,
понаблюдав  как  следует,  капитан  оценил  ее  более  скептично.  Хозяева
Шекар-Гомпа полагались больше на количество солдат, чем на военную  науку.
С утра не менее сотни косоглазых с карабинами растянулись  цепочкой  вдоль
подножия Шекар-Гомпа, образуя еще один заслон. Сделано это  было  неумело.
Будь у капитана хотя бы рота, он попытал бы счастья. Но  у  Арцеулова  был
лишь нестроевой археолог Тэд  и  несколько  монахов  в  желтых  балахонах.
Оставалось наблюдать и делать выводы.
     Капитан  внимательно  взглянул  на  вычерченый  и   уже   много   раз
исправленный план, а затем перевел взгляд на монастырь. Косухина, если он,
конечно, жив, держат в подземелье. Именно  там  "черные"  собрали  главные
силы. Капитан в сотый раз оглядел  ставший  таким  знакомым  вид:  лагерь,
вышки охраны, огромный котлован, в  котором  копошились  фигурки  рабочих,
лестница, ведущая в монастырь, домики справа, аэродром  со  стоявшими  там
двумя легкими бипланами... Глаз отметил новую деталь - аэростат наблюдения
с номером "три" медленно опускался...
     ...Тэд  появился  внезапно.  Он  устало  улыбнулся  и  присел  рядом,
вопросительно кивнув на окошко. Арцеулов покачал головой - решение  покуда
не созрело. Валюженич потер щеку.
     - Трудные попались парни... Таких переговоров я не вел уже  давно.  В
последний раз пришлось уговаривать настоятеля возле самой Кампалы подарить
нам с Шарлем рукопись девятого века. Ну, в общем так...
     Он помолчал, собираясь с мыслями, и заговорил, негромко и сурово, без
тени обычной улыбки:
     - Они уверены, что Стива не  спасти.  Вначале  я  думал,  они  просто
испугались. Они, конечно,  испугались,  но  все  же  не  настолько,  чтобы
бежать. Ведь Стив мог... то есть не мог, конечно, но они могли подумать...
Если он сообщит, где вход, нас всех накроют...
     - Он не скажет, - резко перебил Арцеулов с непонятно откуда взявшейся
уверенностью.
     - Да... Они это тоже поняли. Но сами монахи помочь не могут - они  не
смеют никому причинить зла, даже в мыслях. Я спрашивал их  о  каком-нибудь
подземном ходе...
     - И что?
     -  Увы...  Убежище  так  и  задумано,  чтобы  из  монастыря  сюда  не
добраться. Кроме  того,  они  действительно  считают,  что  Стива  незачем
выручать.  Он,  мол,  выполнил,  все  что  можно,  и  теперь  его  ожидает
нирвана...
     - Странная философия, - сдерживаясь, проговорил Арцеулов.
     - Восток... Они верят в судьбу. Кроме того, для  них  смерть  -  лишь
очередное перевоплощение. Итак, под землей туда не  добраться,  поверху  -
как думаете?
     - Можно... - задумался капитан. - Я бы взялся.  Но  нам  очень  нужен
хотя бы один человек внутри. Если бы он только вывел Степана наружу!
     -  О'кей!  Понял.  Кстати,  узнал  насчет  вашего  рога.  Я  все-таки
археолог, а мы - все сплошь мистики....
     Ростислав улыбнулся - мысль показалась неожиданной.
     - Не удивляйтесь. Возиться с мумиями,  кладами,  заклинаниями!  Да  и
сама наша работа, когда все зависит от Его Величества Случая... Я подумал,
не сможет ли этот рожок сыграть ту же роль, что и  духовые  инструменты  в
известной кампании  по  взятию  Иерихона.  Помнится,  у  еврейских  парней
сработало...
     Арцеулов взглянул на подарок Джор-баши, лежавший  тут  же,  рядом,  и
вновь улыбнулся, на этот раз невесело.
     - Я же говорю, Ростислав, мы, археологи - мистики.  Увы,  должен  вас
разочаровать...
     - Не подействует? - вполне серьезно поинтересовался капитан.
     - Нет. Точнее, не откроет  нам  путь  в  Шекар-Гомп,  что,  в  общем,
логично. Будь все так просто, Гэсэр  не  стал  бы  посылать  в  Шекар-Гомп
разведку. Ему стоило приехать и протрубить пару раз...
     Арцеулов хотел вернуть Тэда с небес на землю,  но  вспомнил  то,  что
виделось ему за время пути. Крылатый змей,  дышащий  ледяным  ветром  -  и
всадник, застывший на белом коне с луком в руках...
     - Зато внутри Шекар-Гомпа, если  мы  туда  проникнем,  ваш  эвэр-буре
будет как раз к месту. Там вы можете позвать на помощь...
     - Эх, Тэд!
     - Ладно... Тогда резюме - помогать нам не будут. Они - не будут.
     - То есть? - не понял капитан. - Вы говорите - они - не будут. А  кто
тогда?
     - Оу, Ростислав, - Валюженич усмехнулся, и оттого его лицо  сразу  же
помолодело. - Сейчас вы обвините меня в очередном, как это говорят у вас в
России? - уклоне в  фольклористику.  Между  прочим,  два  часа  уговаривал
мистера Цронцангамбо. И, представьте себе, уговорил... Я бы советовал  вам
тоже поприсутствовать - хотя бы ради  тибетской  экзотики.  Вы  слыхали  о
здешних таинствах?
     Капитан вспомнил рассказ покойного профессора.
     - Надеюсь, вы не заставите меня наблюдать прогулку покойника?
     - Оу, вы слыхали об этом обряде? И даже видели его?
     - Нечто в этом роде, - распространяться Ростиславу не хотелось.
     - Тогда вас нечем  удивить.  Правда,  все  будет  куда  менее  жутко.
Пойдемте...
     Капитан бросил взгляд на монастырь. Все по-прежнему, только воздушный
шар был уже возле самой земли.  "Черные"  возились  с  какими-то  большими
баллонами, вероятно готовясь  дозаправить  аэростат  газом  -  гелием  или
водородом...
     - Пойдемте, - поторопил Тэд. -  Представление  устраивают  специально
для нас. Между прочим, я пригрозил  мистеру  Цронцангамбо  гневом  Гэсэра.
По-моему, это был решающий аргумент.
     - Ох, Тэд! - капитан встал и стал подниматься по лестнице.  Валюженич
заспешил следом. Проходя мимо небольшой комнатки, ставшей на  эти  дни  их
пристанищем, Арцеулов на мгновение заглянул внутрь. Наташа спала,  розовый
свет горящего масла освещал ее строгое, напряженное даже во сне, лицо...
     Они вошли в зал, где в нише загадочно  улыбался  золотой  Будда.  Все
монахи были  уже  на  месте,  сидя  полукругом  и  держа  в  руках  нечто,
показавшееся Арцеулову  неведомым  оружием.  Но,  присмотревшись,  капитан
увидел, что это, конечно, не оружие, которого не было в  этом  зале.  Двое
монахов держали в  руках  небольшие  барабаны,  один  -  странное  колесо,
похожее на трещотку, а сам  Цронцангамбо,  сидевший  посередине,  грел  на
небольшой жаровне нечто черное в  большой  глиняной  чаше.  Только  шестой
монах сидел совершенно неподвижно и лишь улыбался, опустив веки.
     И тут Арцеулов вздрогнул - этот, шестой, был здесь лишним. Монахов  в
убежище пятеро - это он знал точно. Все на месте -  Цронцангамбо,  старик,
понимавший по-русски, молодой монах-послушник, и двое  остальных,  похожих
друг на друга, словно братья. Откуда взялся еще один?
     Валюженич  мягко  надавил  на  плечо  капитана,  предлагая  садиться,
Арцеулов присел как раз напротив настоятеля и  нового,  неизвестно  откуда
взявшегося монаха. Вначале Ростислав взглянул на  черную,  остро  пахнущую
жидкость, кипевшую в чаше, затем перевел  глаза  на  бесстрастное  смуглое
лицо Цронцангамбо и наконец посмотрел  на  неизвестного.  Глаза  сразу  же
отметили нечто непривычное -  на  голову  монаха  была  наброшена  тонкая,
напоминающая кисею, ткань, скрывавшая черты лица. Несмотря на это,  что-то
знакомое почудилось в неподвижной  позе  монаха.  Чуть  опущенная  голова,
скрюченные руки, легкая улыбка...
     Как только Арцеулов сел, старательно скрестив ноги - вышло это у него
не особенно ловко.  Цронцангамбо  медленно  обвел  всех  долгим  спокойным
взглядом и кивнул.
     Тут же заговорили барабаны  -  негромко,  ритмично  и  глухо.  Монах,
державший колесо, стал вращать его,  что-то  заунывно  бормоча.  Остальные
начали вторить, покачивая головами в такт.  Молчали  лишь  Цронцангамбо  и
неизвестный монах, сидевший по-прежнему ровно, ни разу не шелохнувшись.  В
голове  у  Арцеулова  мелькнула  догадка.  Он  повернулся  к  Тэду,  но  с
удивлением заметил, что американец покачивается в такт барабанному рокоту,
а побледневшие губы  парня  шевелятся,  повторяя  слова  молитвы.  На  миг
капитану стало жутко, но тут  рука  Валюженича  легко  сжала  его  локоть.
Арцеулов немного успокоился и стал наблюдать дальше.
     Барабанный бой усилился, монахи уже не  говорили,  а  пели,  и  в  их
ровном слитом хоре Ростислав уловил слово "мане". Наконец, до  него  дошли
слова молитвы, бесчисленное количество раз повторяемой монахами:
     - Ом мане падме хум... Ом мане падме хум...
     - Ом мане падме хум! - неожиданно для самого себя повторил  Арцеулов,
и в эту секунду Цронцангамбо быстрым движением сбросил покрывало с  головы
сидевшего рядом с ним монаха. На Ростислава взглянуло серо-желтое иссохшее
лицо с полуприкрытыми глазами. Губы искривились в  легкой  улыбке,  отчего
сидевший стал внезапно похож на Будду,  но  не  на  молодого,  отлитого  в
золоте, а постаревшего после многих лет молитв и аскезы. Сомнений не  было
- рядом с Цронцангамбо сидел тот, кого Арцеулов уже видел в  нише  темного
прохода. Бывший настоятель монастыря, неведомой силой задержавший  течение
своей жизни, чтобы провести полвека в тайном убежище.  Высохшая  мумия,  в
которой, якобы, еще теплится жизнь...
     Арцеулов  вспомнил   рассказ   Семирадского   и   похолодел.   Сейчас
Цронцангамбо  велит  мертвецу  встать,  худое   тело   неловко   распрямит
окаменевшие  мышцы,  откроются  бессмысленные  пустые  глаза,  и   мертвец
двинется, ведомый неведомой магией...
     "Господи, зачем?" - капитан ощутил желание немедленно уйти,  чтоб  не
присутствовать при некромантии.
     Арцеулов и в  прежние  годы  не  увлекался  оккультизмом,  а  события
последних дней окончательно отбили всякий  интерес  к  подобным  зрелищам.
Ростислав вновь взглянул на Тэда, на этот раз удивленно и недоумевающе.  В
ответ последовал  легкий  кивок  -  Валюженич  продолжал  повторять  слова
молитвы, казалось, ни на что не  реагируя,  но  его  рука  вновь  стиснула
локоть капитана.
     - Ом мане падме хум! Ом мане  падме  хум!  -  монахи  вновь  и  вновь
повторяли священные слова, барабаны рокотали, крутилось  странное  колесо.
Только сейчас  Ростислав  заметил,  что  желтая  поверхность  его  покрыта
странными, похожими то ли на змеек,  то  ли  на  жучков,  знаками.  Черная
жидкость в чаше кипела. Цронцангамбо осторожно отставил глиняный  сосуд  в
сторону и кинул в огонь жаровни щепотку чего-то серого, похожего издали на
порох. Пламя вспыхнуло, по залу поплыл резкий одуряющий  аромат.  Капитану
показалось,  что  стены  сдвинулись,  стало  темнее,  а   голоса   монахов
загремели, заглушая барабаны. И вдруг, совершенно внезапно, все стихло.  В
первую секунду тишина была оглушающей. Но тут Цронцангамбо, вновь  кивнув,
осторожно поднял чашу с каменного пола. Ростислав удивился  еще  больше  -
Валюженич  медленно  встал,  провел  сложенными  ладонями   перед   лицом,
поклонился,  а  затем  стал  громко,  нараспев   произносить   непонятные,
диковинно звучавшие, слова. Вначале капитану  показалось,  что  американец
впал в транс, но он заметил,  что  в  левой  руке  Тэд  держит  листок  из
блокнота с карандашными каракулями,  время  от  времени  заглядывая  туда.
Арцеулов успокоился - с Валюженичем все было в порядке.  Голос  американца
звучал все громче, монахи сначала незаметно, а затем все явственнее начали
кивать в ответ.
     Наконец Тэд, сделав  секундную  паузу,  выкрикнул  короткое  странное
слово:
     - Орхо!
     - Орхо! - эхом откликнулись монахи. Арцеулов поймал себя на том,  что
тоже повторил заклинание, хотя и не вслух, а лишь мысленно.
     Тэд на миг перевел взгляд на  капитана,  и  тот  заметил,  что  глаза
американца блестят от возбуждения. Наверное, Валюженич и впрямь чувствовал
себя на высоте. Не  каждому  студен