седу. - Я рассказал отцу о нашей встрече. Ему и дяде Семену.  То  есть
Президенту Богоразу.
   - И что Богораз? - недобро усмехнулся Волков.
   - Он ответил: "Я тоже помню!" А отец... - Тут Чиф на мгновение умолк,
стараясь вспомнить все, слово в слово:
   - Отец велел сказать так: "Ты ему передай: пусть помнит про  молодого
солдата". Чифу показалось, что пунцовое лицо комбрига на миг побледнело.
Похоже, слова отца пришлись к месту...
   - Степан забыл... - Комбриг вновь стал прежним и даже улыбнулся:
   - Я употребил слово "воин", а не "солдат". Это все?
   - Нет! - Чиф понял, что наступил решительный момент, и выпалил:
   - Мы знаем, что вы не в лучших отношениях с вашим...  самым  главным.
Вы не желаете его усиления. Наши интересы совпадают...
   Чиф вовсе не был уверен в том, что сейчас сказал. Это была догадка  -
не более. Похоже, Волков не воспринял ее всерьез:
   - Вы что, Косухин, желаете меня завербовать?  Может,  еще  пообещаете
написать донос о том, что я  отпустил  вас  на  Донском?  Или  напомните
Ежову, что в двадцатом я не смог предотвратить  запуск  "Мономаха"?  Вот
что, забирайте вашу команду и убирайтесь отсюда  подобру-поздорову.  Ваш
отец  был  действительно  опасен,  а  вы  -   просто   мелкий   шпик   с
провинциальными замашками...
   У Чифа запылали уши: стало стыдно. Волков разговаривал с  ним  как  с
мальчишкой, даже не удостаивая ненависти. Кровь ударила в  голову:  этот
краснолицый гад хотел убить отца!  Из-за  него  погибли  тысячи  хороших
людей, а он, Косухин, ведет с ним беседу, вместо того чтобы выстрелить в
упор! Хотелось вскочить, закричать, но в последний  миг  Чиф  сдержался:
Волков определенно  желал  вывести  его  из  равновесия.  Позволить  ему
подобное было нельзя.
   Краснолицый насмешливо следил за  реакцией  собеседника.  Да,  он  не
боялся, он был уверен в победе и теперь сам переходил в наступление:
   - Вместо того чтобы лезть  в  мои  дела,  управились  бы  со  своими,
Косухин! Хорошее занятие по возвращении на вашу планетку! Раз  вы  такой
любитель вендетты, начали бы с истории собственной семьи...
   И вновь Чиф еле удержался, чтобы не вскочить. Надо молчать. Молчать и
искать  слабину  в  этом  самоуверенном  негодяе.  Все-таки  краснолицый
чего-то опасается, иначе бы не стал ввязываться в разговор...
   - Вас так интересует история Степана, который жив и  здоров,  вам  на
радость? А почему бы не заняться тем, как погиб  ваш  дядя  -  полковник
Лебедев? Или ваш двоюродный дед - Карл Берг. Наверно, слыхали о них?
   На мгновение Чиф растерялся. Брат  отца,  командир  эфирного  корабля
"Мономах-2",   погиб   во    время    неудачного    испытания    системы
"Пространственный Луч". Дядя его матери  -  знаменитый  физик,  один  из
отцов программы "Мономах" -  умер  в  большевистской  Столице  в  апреле
1921-го...
   - Что? Вам не рассказывали, - краснолицый прищурился, - берегли  вашу
слабую нервную систему? Ну так спросите Степана Косухина, как Карл  Берг
убил Николая Лебедева и как ваш отец славно отомстил за брата.  Недурная
семейная хроника, правда?
   Краснолицый явно провоцировал на крик, на бесполезные угрозы. Что  бы
ни говорил Волков об отце, о дяде, о  Карле  Берге  -  он  лишь  пытался
увести разговор от главного. А главным были слова отца о молодом  воине,
который  чем-то  страшен  убийце.  Чем  -  ответ   был   несложен.   Да,
Косухин-старший знал что-то существенное о Венцлаве. И не только он! Чиф
вдруг понял, что все время пытается вспомнить  нечто  важное.  Это  было
давно, несколько лет назад...
   Косухин улыбнулся:
   - Вы неплохо знали нашу семью, Венцлав! Вы даже были знакомы  с  моей
мамой. Помните Наталью Берг? Почему она называет вас князем?
   Краснолицый не  отвечал.  Тонкие  ярко-красные  губы  сжались,  глаза
смотрели куда-то вбок - Волков прятал взгляд.
   - Вы думаете, кто я: просто докучливый шпик с Тускулы - или  то,  что
предсказано, - ваша смерть? Я и сам пока не знаю, но сделаю  все,  чтобы
узнать наверняка. И я найду  вашу  смерть,  даже  если  она  спрятана  в
иголке, закопанной под Эверестом!..
   Волков поднял голову, светлые глаза сверкнули ненавистью.
   - Не вы первый, Косухин! Все они  мертвы.  Не  вздумайте  воевать  со
мной: я натравлю своих псов, и вы отправитесь в  самый  глухой  закоулок
ада... - А если я вернусь? Что будет тогда? Волков не  ответил.  Секунды
тянулись, и чем  дальше,  тем  яснее  становилось,  каков  будет  ответ.
Наконец краснолицый ударил ладонью по столу:
   - Вы много вообразили о себе, Иван Косухин! Но вы правы  в  одном:  я
вовсе не жажду, чтобы Агасфер стал всесилен. Что вам надо?
   Поразило не само согласие, а слова об Агасфере. Выходит, отец ошибся:
тот, кто был анонимным владыкой, еще жив? Чиф слегка наклонился вперед:
   - Вы имеете отношение к охране секретного института в Теплом Стане?
   - Самое прямое. Вам нужен Тернем?
   - Нам нужно поговорить с ним. Волков задумался, потом кивнул:
   - Я скажу Фраучи. Только не вздумайте появляться сами - вас  опознают
тут же. У Агасфера какая-то  странная  антипатия  к  вашей  семье.  Это,
надеюсь, все?
   - Все! -  легко  согласился  Чиф.  -  Только  ответьте  на  несколько
вопросов. Прежде всего, где сейчас Агасфер? Кто он?
   Волков покачал головой:
   - Я клялся. Эту клятву даже я не могу нарушить. Догадайтесь, Косухин!
Чтобы управлять страной, не имеет смысла работать дворником. Подумайте!
   - Постараюсь, - кивнул Чиф.  -  Тогда  другой  вопрос:  чего  Агасфер
боится? Или кого?
   На ярко-красных губах мелькнула усмешка. -  Он  никого  и  ничего  не
боится,  Косухин.  В  стране  нет  силы,  которая   могла   бы   оказать
сопротивление. Но Агасфер, конечно, не всемогущ. Сейчас он заигрывает  с
чугами, пытаясь овладеть их древним секретом. Но чуги вам  не  союзники.
Поищите на Тибете: Агасфер построил там Шекар-Гомп, и, похоже, не зря...
   Тибет... В  словах  краснолицего  был  смысл:  там,  где  враг  искал
источник силы, могла таиться его гибель...
   Хотелось спросить о многом, прежде всего о таинственных  "чугах",  но
Чиф решил говорить о главном:
   - Какие у вас данные о Тибете? Волков пожал плечами:
   - Я все-таки военный. Шекар-Гомп расположен  там,  куда  и  птице  не
долететь. Военная угроза  минимальна,  и  все-таки  Агасфер  держит  там
несколько дивизий. Причем, как  вы  догадываетесь,  не  обычных  дивизий
РККА. Значит, он чего-то  опасается.  Два  раза  Агасфер  посылал  целые
экспедиции куда-то севернее Шекар-Гомпа. Против кого? Что любопытно,  ни
одна из них не вернулась.
   "Севернее Шекар-Гомпа"  -  звучало  не  очень  определенно.  Впрочем,
заинтересовало другое:
   - По-моему, Венцлав, этот центр на Тибете вам  чем-то  мешает.  Я  не
ошибаюсь?
   - Ничуть. Его существование ставит под  сомнение  необходимость  моих
ребят здесь. Знаете, скверно быть вне закона. Пока Агасфер  не  решается
по-настоящему тронуть меня, но недавно кое-что изменилось... Ну, это уже
мое дело... Кстати, могу подсказать недурную идею:  у  вашего  отца  был
один американский знакомый, археолог, так он в  последнее  время  что-то
зачастил на Тибет. Проконсультируйтесь у него, а заодно и  предупредите:
с ним решили больше не церемониться. Все, хватит с  вас!  Надеюсь,  Иван
Косухин, мы больше не увидимся...
   В голосе краснолицего Чифу почудилась не угроза, а хорошо  скрываемое
облегчение. На миг захотелось бросить весь свой замысел и рассчитаться с
убийцей. Он чувствовал: его смерть где-то рядом, - но Косухин  переборол
искушение. Те, кто мог противостоять Агасферу, важнее, чем гибель  этого
упыря. Чиф встал.
   - Последний вопрос. Ваш  заместитель  сказал,  что  "сибы"  -  жертвы
особой болезни. Это действительно так?
   - Ему так объяснили, - усмехнулся Волков, - версия  не  хуже  прочих.
Можете поискать правду, если не страшно...
   На улице уже стемнело, и пустое Головинское шоссе показалось особенно
неуютным. Всю дорогу Чифу чудилось, что чьи-то глаза внимательно  следят
за ним, хотя вокруг не было ни единой души. Впрочем, это не главное. Чиф
сумел добиться своего-и быстрее, чем надеялся. Похоже, Венцлав боится не
только грядущей гибели. Неведомый Агасфер тоже страшит  его,  а  значит,
можно надеяться, что Бену удастся проникнуть на объект в  Теплом  Стане.
Прочее было уже заботой самого  Чифа.  Предстояло  сделать  многое  -  и
прежде  всего  связаться  со  старым  отцовским   приятелем,   известным
американским археологом Тэдом Валюженичем...

11. ЗА ГРАНЬ

   Партсобрание закончилось поздно. На улице давно стемнело,  с  черного
низкого неба беззвучно падали мокрые снежинки, кружась в  свете  уличных
фонарей. Огромный город  медленно  затихал.  Людской  поток  схлынул,  в
полупустом автобусе было тихо и по-своему уютно  -  хотелось  ехать  как
можно дальше, до конечной, не выходя на знакомую с детства улицу.  Домой
не тянуло - может, впервые в жизни...
   Ахилло все же пересилил себя и вышел на  своей  остановке.  Отец  уже
наверняка начал волноваться, но едва ли новости,  принесенные  Михаилом,
успокоят старого актера. Можно, конечно, смолчать, но так еще хуже: отец
все равно догадается, что у Михаила дела плохи...
   Дела были действительно плохи. Хуже некуда. На  собрании  должен  был
выступить Ежов, но он почему-то отмолчался, передоверив эту ношу  своему
новому заместителю. Об этом новом заме говорили всякое, но все сходились
на том, что он прислан неспроста: Ежову  понадобилась  новая  метла  для
чистки Большого Дома...
   Доклад начался обычно, но  внезапно  новый  заместитель  заговорил  о
потере бдительности. Тема не удивила,  об  этом  твердили  постоянно,  и
опытные работники привыкли пропускать дежурные заклинания мимо ушей.  Но
на  этот  раз  пришлось  слушать  внимательно.  Процитировав  в  должном
количестве вождей, докладчик спокойно, будто речь шла о вещах обыденных,
сообщил,  что  в  стенах   Главного   Управления   действует   вражеская
нелегальная организация, известная как "Вандея"...
   Некоторое время Ахилло  еще  надеялся,  что  дело  закончится  общими
словами порой бывало и так,  -  но  докладчик  начал  называть  фамилии.
Кое-кто уже был осужден, попав в члены подполья как бы посмертно, но вот
прозвучало имя Фриновского, затем  -  полковника  Альтмана  и,  наконец,
старшего лейтенанта Пустельги. Михаил понял:
   Резня началась. Что будет дальше, он  уже  знал.  Новый  заместитель,
бегло упомянув, что арестованные дали полные и исчерпывающие  показания,
перешел к "соучастникам" и тем, кто "потерял  бдительность",  работая  с
врагами.  Фамилий  было   много   -   работники   всех   отделов,   даже
неприкосновенного  Иностранного.   Ахилло   ждал:   если   он   окажется
"соучастником", то ему едва ли позволят даже выйти из здания. Став  лишь
"потерявшим", капитан имел шанс прожить еще неделю-другую.
   Он немного  ошибся.  Скромной  персоне  капитана  Ахилло  был  уделен
отдельный пассаж, из которого Михаил узнал, что проявил  "подозрительную
слепоту", "доверчивость на грани предательства",  "непрофессионализм"  и
вдобавок допустил "игнорирование" указаний руководства.
   Последнее удивило, но капитан тут же понял, что Ежов не  простил  ему
"странной слепоты", проявленной в Теплом Стане.  На  миг  Ахилло  ощутил
нечто похожее на злорадство: все-таки он припек этого карлика с блеклыми
глазками! Впрочем, это был не тот случай, когда  Михаил  мог  посмеяться
последним...
   Пассаж  заканчивался   выражением   искреннего   удивления   позицией
руководства наркомата и партийной организации, допустивших столь  долгое
пребывание в штате Главного Управления такого "матерого двурушника". Это
был приговор: "двурушникам" рассчитывать не на что.
   И все-таки капитана не арестовали и  даже  не  исключили  из  партии;
впрочем, докладчик упомянул,  что  чрезвычайные  партсобрания  состоятся
послезавтра. На одном из них и будет решена судьба "матерого двурушника"
Ахилло. Хотя исключения из партии часто происходили уже после ареста.
   Михаил стоял у подъезда, докуривая папиросу. Самое удивительное - ему
не было страшно, скорее, ощущалось какое-то тупое безразличие. Да, можно
еще побарахтаться. Сообщи он о настоящей "Вандее", об убежище в Доме  на
Набережной, а  заодно  о  некоторых  делах  Теплого  Стана,  чаша  могла
миновать его - на этот раз. Но через неделю, через месяц -  не  позже  -
заклание повторится. Тянуть время? А собственно  говоря,  зачем?  Ахилло
помнил, что подследственные порой сходили с ума в ожидании ареста. Лучше
сразу...
   По улице пробегали поздние прохожие, снег продолжал падать, а  желтые
окна в доме напротив дышали покоем  и  уютом.  Сегодня  Михаил  еще  мог
вернуться домой, увидать отца... В последний раз? В предпоследний?
   Какой-то мужчина, заходя в  парадное,  вежливо  поздоровался.  Михаил
кивнул не задумываясь:
   Очевидно, сосед. Может быть, именно его пригласят в понятые... Плохо,
если арестуют дома: отец может не вынести, и самому Ахилло будет труднее
потом, в камере. Уйти? Но куда? Подвергать опасности своих знакомых?  Он
теперь чумной, даже Карабаев не подошел к капитану после собрания...
   Со времени последнего их разговора прошло четыре  дня.  Лейтенант  не
давал о себе знать, и в докладе его фамилия  не  упоминалась.  Возможно,
сибиряк   все   же   не   выдержал   и   написал   докладную   о   своем
сослуживце-"двурушнике". Хотя Прохор прав: этим он подписывал приговор и
себе...
   Улица опустела, и Михаил понял, что пора домой. Он еще раз, по давней
привычке, оглянулся, и тут слух зафиксировал еле слышное гудение  мотора
где-то в начале улицы двигалась мощная машина. По позвоночнику пробежала
дрожь: это могли ехать за ним.  Капитан  сцепил  зубы  и  заставил  себя
остаться на месте. Если за ним, пусть берут здесь!
   Мелькнул  свет  фар,  автомобиль  приближался.  Ахилло  автоматически
отметил: "ЗиС", уже не новый, за рулем некто  в  штатском.  Сразу  стало
легче: "свои" разъезжают по-другому. Михаил уже собрался уходить,  когда
память  подсказала:  старый  "ЗиС",  черный  или  темно-синий,  одинокий
шофер...
   Он  резко  обернулся,  сердце  зачастило,  в  виски  ударила   кровь.
"Вандея"? Нет, не может быть! Им-то что нужно? В конце концов, это могло
быть совпадением: подобных машин в Столице немало.  Сейчас  она  проедет
мимо, и можно будет спокойно идти домой...
   Автомобиль снизил скорость  и  начал  тормозить.  Все  еще  не  веря,
капитан расстегнул пальто,  чтобы  успеть  достать  револьвер.  Впрочем,
шофер был один, да и едва ли он решится стрелять... Машина  остановилась
совсем рядом. Открылась дверца, и высокий человек в сером  плаще  шагнул
на тротуар. Из-под большой плоской кепки выбивались пряди  белых  волос.
Ахилло замер: Седой! Все-таки "Вандея"!
   Седой неторопливо огляделся и шагнул вперед. Михаил ждал. Неизвестный
бросил на него внимательный взгляд, быстро  оглянулся,  а  затем  поднес
руку к кепке:
   - Товарищ Ахилло? Добрый вечер. Я вам звонил, но вы еще не вернулись,
и я решил подождать здесь.
   Голос был спокойный, словно речь шла  об  обычном  деловом  свидании.
Лицо незнакомца скрывала тень, но было Заметно, что он совсем не стар, а
седой парик - лишь не особо удачная маскировка.
   - Чем обязан? - наконец отозвался  капитан.  -  Явились  с  повинной?
Седой покачал головой:
   - Речь не обо мне, речь о вас. Товарищ Ахилло, Ежов  завтра  подпишет
ордер на ваш арест. От вас хотят добиться показаний о  сотрудничестве  с
подпольем. Вы знаете, как это делается. Я предлагаю иной выход...
   - Дом на Набережной, четвертый подъезд? - невольно усмехнулся Михаил.
- А клетку с канарейкой брать?
   - Вы знали? - В голосе Седого послышалось  удивление.  -  Знали  -  и
молчали?
   - Знал. И молчал. Кстати, ваша конспирация никуда не  годится.  Любой
нормальный оперативник раскроет вас за неделю.
   - Благодарю за предупреждение. - Подпольщик слегка поклонился.  -  Мы
примем меры, но, кажется, Ежову  сейчас  не  до  нас...  Значит,  вы  не
сообщили об убежище, товарищ Ахилло? Что ж, те, кто рекомендовал вас, не
ошиблись...
   Выходит,   у   капитана   имелись   среди   подпольщиков    неведомые
доброжелатели? Ситуация была дикой, нелепой, и вдруг  Ахилло  сообразил,
что это и есть спасительный  выход.  Забрать  отца,  сесть  в  машину  и
исчезнуть. Пусть ищут! Пусть кусают локти с досады!
   - Гражданин  Седой,  но  ведь  "Вандея"  не  спасает  таких,  как  я,
"малиновых". За что такая честь?
   - Мы не "Вандея", - спокойно пояснил Седой, и Михаилу показалось, что
он улыбается, - мы не террористы, не  шпионы  и  не  вредители,  товарищ
Ахилло. Мы лишь спасаем тех, кого можем...
   С каждым словом Седого Ахилло  чувствовал,  как  на  душе  становится
легче. Его не бросили! В этом страшном мире есть еще Бог, в которого он,
Микаэль Ахилло, осмеливался не верить! Его спасут. Гонимые, затравленные
люди выручат "малинового" волка. И тут стало стыдно. Ведь он  искал  их,
следил, вынюхивал, а сейчас как ни в чем не бывало сядет в черное авто и
поедет прятаться...
   - Нет... - Слово вырвалось неожиданно,  капитан  глубоко  вздохнул  и
повторил:
   - Нет, не поеду... Спасибо вам... Если можете, помогите  отцу,  когда
меня...
   - Мы поможем Александру Аполлоновичу, -  кивнул  Седой,  -  но  я  не
понимаю вас, товарищ Ахилло...
   Капитан пожал плечами:
   - Что тут понимать? Я просто не имею права. Мы - враги. Я служил этой
власти, служил честно. Вы - боролись... Я не могу воспользоваться  вашей
помощью, это не правильно...
   - Почему вы думаете, что мы враги? - Седой, похоже, вновь удивился. -
Я член партии с семнадцатого, никогда из нее не выходил и не  выйду.  Мы
верим,  что  эти...  искривления...  когда-нибудь  закончатся  и  партия
разберется - во всем. Но для этого нужны живые, а не мертвые! Вы -  тоже
нужны, Микаэль Александрович...
   Ахилло автоматически отметил "Микаэля" - похоже, подполье  знакомо  с
его анкетой. Что ж, вероятно,  Седой  прав.  Никакая  они  не  "Вандея",
просто люди пытаются выжить. Выжить и спасти других.
   - Нет, - вновь повторил он, - я не имею права. Я служил с  теми,  кто
по уши в крови. Пусть я не пытал, не насиловал, не грабил, но я - из  их
стаи. Мне не было больно, когда  они  творили  зло.  Я  должен  получить
свое...
   Седой задумался, затем качнул головой:
   - Это - буржуазный индивидуализм,  товарищ  Ахилло.  Вы  коммунист  и
должны быть выше интеллигентских слабостей. Ваша жизнь важнее...
   "Мне дорога жизнь, но честь дороже", - хотел  процитировать  капитан,
но сдержался: слово "честь" прозвучало  бы  двусмысленно.  Честь  волка?
Честь полицейской ищейки?
   - Спасибо, - проговорил он вслух. - Если можно,  помогите  отцу...  И
еще - у вас в Доме на Набережной,  в  последнем  подъезде,  живет  семья
Шаговых - отец и дочка. Не забудьте их...
   Седой бросил на капитана внимательный взгляд:
   - Шаговы? Вчера мы переправили их, можете не волноваться. Но,  может,
вы все же...
   Ахилло почувствовал: еще  секунда  -  и  он  согласится.  Но  чувство
справедливости взяло верх: он выбрал свою дорогу и обязан пройти  ее  до
конца. Он не может пожать руку тому, кого выслеживал. Он  грешен,  а  за
грехом следует кара...
   Михаил быстро зашел в подъезд и секунду  постоял,  не  в  силах  идти
дальше. Он  отказался  от  спасения!  Он  поступил  верно,  но  как  это
страшно...
   Отец встретил Микаэля недоуменным  взглядом,  ожидая  объяснений,  но
капитан  не  стал  ничего  рассказывать.  Мелькнула   мысль   немедленно
посоветовать отцу скрыться: едва ли Большой Дом станет искать  одинокого
старика. Но Ахилло понял, что отец не  уйдет.  Старый  актер  не  бросит
сына, и лучше пока ни о чем не говорить...
   За ужином Ахилло-старший еще  раз  попытался  спросить  о  делах,  но
Михаил сослался на усталость и, даже не выпив чаю, ушел в свою  комнату.
Закрыв дверь на задвижку, он быстро пересмотрел бумаги.  Лишнего  ничего
не оказалось, капитан пом