два
удержался на ногах, а Степу бросило  на  стенку  кабины.  "Муромец"  вновь
тряхнуло, и самолет стал заваливаться на  левое  крыло.  Полковник  быстро
взглянул туда, что-то  быстро  сказал  в  шлемофон,  и  невозмутимое  лицо
Богораза внезапно стало пепельным. Арцеулов и Косухин  невольно  поглядели
туда же и сквозь мокрую пелену разглядели клубы черного дыма.
     - Левый мотор!
     Степа вспомнил свой сон и похолодел. Арцеулов, еще не понимавший, что
случилось, тоже почувствовал беду. Вновь, уже не в  первый  раз  за  время
полета, капитан остро осознал свое бессилие. Он, водивший цепи в штыковую,
не боявшийся вставать в полный рост на большевистские пулеметы, был теперь
бессилен и слаб, как ребенок.
     Полковник что-то сказал Богоразу, тот отрицательно  покачал  головой,
но Лебедев, нахмурившись, вновь отдал команду. Студент отстегнул ремень  и
резко встал. Полковник оглянулся и вновь недвусмысленно кивнул  на  дверь.
"К черту! - подумал Арцеулов. - Не уйду!"
     Степа подумал приблизительно то же самое, но Богораз,  с  неожиданной
для его худой фигуры силой, схватил Косухина за плечи и буквально  выкинул
из кабины. Арцеулов резко пожал плечами и предпочел отступить сам.
     В салоне Семен Аскольдович тут же подошел к сжавшейся на койке Берг и
показал ей на висевшие рядом ремни. Та быстро  кивнула  и  стала  нервными
движениями застегивать их на  груди.  Богораз  кивнул  в  ответ,  проверил
крепление и повернулся к остальным.
     Ни  Ростислав,  ни  Косухин  никогда  не   имели   дело   с   ремнями
безопасности, и дело шло туго. Самолет  продолжал  заваливаться  влево,  в
салоне запахло гарью, а мгла за  иллюминаторами  стала  пузыриться  чем-то
черным и липким. Студент быстрыми  движениями  помог  обоим  справиться  с
ремнями, после чего ловко проскользнул к своей койке и пристегнулся сам.
     - Что случилось? - в наушниках прозвучал взволнованный голос девушки.
- Что-то с мотором?
     - Что-то с маслом, - скучным  голосом  ответил  Богораз.  -  Пустяки,
Наталья Федоровна...
     Ни Степа, ни Арцеулов не  стали  разуверять  Наташу.  Девушка  быстро
взглянула в левый иллюминатор, сквозь который  были  хорошо  видны  клочья
дыма, и невесело улыбнулась. Косухин хотел сказать что-то  ободряющее,  но
говорить было нечего.
     Гул моторов стал другим - неровным, как бы неуверенным. Аэроплан  уже
не мчал, а полз сквозь липкие тучи.
     "Какой уж тут перстень! - невесело подумал  Степа.  -  Гробанемся  за
милую душу, и костей ворон не соберет..."
     Вновь вспомнился странный сон, и тут Косухин внезапно подумал о  том,
на что вначале не обратил внимания. Ксения сказала, что он спас  ее  мужа,
этого белого  гада.  Странно,  Косухин  мог  поручиться,  что  чем-чем,  а
спасением колчаковских офицеров никогда не занимался.
     "Ладно, - решил он. - Мало ли чего причудится! Во сне  того  и  гляди
корешем самому Колчаку станешь, чердынь-калуга..."
     Между тем самолет дернулся и начал медленно выпрямляться.  Тут  же  к
горлу подкатил комок, а в животе стало холодно и пусто.
     - Полковник  выключил  правый  мотор,  -  негромко  произнесла  Берг,
прислушиваясь. - Семен, что там внизу?
     - Степь... - неуверенно проговорил Богораз. - Точнее, полупустыня.  В
общем, ровно, но иногда встречаются скалы...
     Косухин вновь вспомнил свой сон - накренившийся "Муромец", ткнувшийся
носом в желтую скалу.
     - Помоги  нам,  Господи,  -  тихо  проговорила  девушка.  -  Косухин,
помолитесь за меня...
     Степа  удивленно  поднял  брови  и  хотел  было  сообщить   о   своем
непробиваемом атеизме, но смолчал. Это было бы явно не ко времени.
     Самолет вновь закачало, он резко накренился, затем выпрямился. Моторы
уже не гудели, а хрипели - неровно и прерывисто. К гулу прибавился свист -
"Муромец"  падал.  Казалось,  воздух,   до   этого   столь   послушный   и
гостеприимный, отказывается теперь держать тяжелую ношу.
     Степа не удержался и, дотянувшись до  иллюминатора,  выглянул.  Земля
была совсем рядом - желтая, неровная, покрытая источенными ветром камнями.
Он уже видел это. Косухин закрыл глаза и вдруг подумал  о  брате.  Николай
был за штурвалом, и ему нечем помочь...
     "Господи!  -  вдруг  прошептал  Степа,   напрочь   забыв   про   идеи
единственного верного на земле  учения.  -  Господи,  помоги  рабу  твоему
Николаю! У меня же больше никого нет, Господи!.."
     - Внимание! - вдруг резко произнес Богораз. - Держитесь!
     И тут самолет ударило. Удар  был  слабый,  всех  лишь  подбросило  на
сиденьях, но через секунду машину вновь тряхнуло,  на  этот  раз  сильнее.
Послышался  страшный  треск,  со  звоном  разлетелось  стекло  одного   из
иллюминаторов, аэроплан резко бросило  в  сторону  -  и  тут-то  "Муромца"
ударило уже по-настоящему.
     Обшивка   треснула,   послышался   грохот   срывавшегося   с    места
оборудования, людей подкинуло вверх, но  ремни  выдержали.  Косухин  успел
подумать, что удалось отделаться легким испугом, и  тут  вновь  послышался
треск, удар невиданной силы обрушился на салон...
     Косухину повезло. Он слегка прикусил губу (кровь  тут  же  потекла  в
рот), вдобавок ударился головой, но не сильно  -  войлок  обшивки  смягчил
удар. Уже через секунду он открыл глаза и понял, что жив.
     Салон смяло почти в гармошку, по  корпусу  прошли  глубокие  сквозные
трещины, на полу блестели  выбитые  стекла,  но  все  внутри  салона,  как
показалось Степе, уцелели. Берг сидела  на  койке,  бессильно  откинувшись
назад. Богораз уже пришел в себя и с очумелым видом мотал головой. Косухин
поглядел туда, где было место белого гада Арцеулова и  вдруг  увидел,  что
капитана нет, лишь обрывки ремней бессильно покачивались, свисая со стены.
     "Ого! - только и подумал Степа. - Не повезло беляку!"
     И тут же мысль о брате  заставила  рвануть  застежку  ремня.  Косухин
вскочил и увидел Арцеулова - капитан лежал в углу, лицо залито  кровью,  а
голова бессильно застыла, откинувшись назад.
     "А ведь он перстень снял!" - мелькнула в  сознании,  но  Степа  решил
заняться беляком позже. Чуть покачиваясь, он сделал шаг в сторону  кабины,
краем глаза заметив, что девушка  открыла  глаза  и  испуганно  смотрит  в
разбитый салон.
     "Потом, потом!" - подумал Степа и тут же увидел брата.
     Николай стоял в дверях, на лице - прямо под старым шрамом, -  краснел
глубокий порез, шлем с оборванными проводками сбился набок,  но  полковник
улыбался.
     - С прибытием, господа! Мягкой посадки не  получилось,  но  чертовски
рад, что мы все-таки сели...
     - Взаимно, - без особых  эмоций  отозвался  Богораз,  выпутываясь  из
ремней. - Самолет - полностью?
     - Почти что вдребезги. Сейчас поглядите сами...
     Степа стоял, не говоря ни слова и понимая лишь одно - брат жив. И все
они живы, а значит, нечего верить дурацким  снам.  И  тут  он  вспомнил  о
перстне - и об Арцеулове.
     - Братан, - проговорил он, кивнув туда, где лежало тело  капитана.  -
Тащи аптеку...
     - Ах черт! - полковник мельком взглянул  на  Арцеулова  и  скрылся  в
кабине. Косухин подошел к раненому и осторожно приподнял ему голову.  Рука
тут же  испачкалась  кровью.  Арцеулов  застонал,  но  Степа  почти  сразу
успокоился - капитан жив и, кажется, ранен несерьезно.
     -  Что  с  Ростиславом  Александровичем?  -  Берг  подошла  сзади   и
неуверенно дотронулась до бледного, заляпанного кровью лба.
     - Ниче! - уверенно заявил Степа. - Башкой долбанулся,  беляк!  Сейчас
перевяжем...
     - Разрешите? - Богораз чуть потеснил Косухина и присел рядом.
     - Ты, Семен, в  медицине  кумекаешь?  -  недоверчиво  поинтересовался
Степа.
     - Немного, - проговорил студент, думая, похоже, совсем  о  другом.  -
Надеюсь, сотрясения нет... Ага, бинты!
     Он взял  принесенную  полковником  коробку  с  медикаментами,  кивнул
Косухину, чтобы тот помог, и начал быстро и умело перевязывать раненого.
     - Что с ним? - повторила Берг. - Кости целы?
     - Порядок, - невозмутимо заметил Богораз, бинтуя голову. - И как  это
ремни не выдержали, не понимаю?..


     Арцеулов открыл глаза и тут же почувствовал боль. Болела  голова,  во
рту скопилась густая соленая кровь, ныла ушибленная спина, но он был  жив.
Эта мысль доставила ему мгновенное удовлетворение. Правда, настроение  тут
же испортилось - прямо перед ним сидел на корточках краснопузый Косухин  и
нахально ухмылялся.
     - Ну чего, жив, беляк? - вопрос был чисто риторический,  и  Ростислав
решил не отвечать. Наглая физиономия Косухина его раздражала, он не  особо
понимал, чему  тот  улыбается  -  тому,  что  Арцеулов  жив,  или  зрелищу
валяющегося на полу кабины офицера российской армии.
     - Капитан, как вы? - физиономия Косухина исчезла,  и  над  Арцеуловым
склонился Лебедев.
     - Благодарю... Кажется, ушибся, - разговаривать было  трудно,  болела
челюсть, но капитан чувствовал, что вполне может двигаться.  Он  привстал,
и, оглядевшись, покачал головой.
     - Да, крепко досталось, - понял его полковник. -  Вы  еще  кабину  не
видели... Встать сможете?
     Арцеулов кивнул и через секунду уже был на ногах.  Голова  продолжала
болеть,  кровь  сочилась  через  бинты,  но  в  остальном  все  постепенно
приходило в норму.
     - Все из машины, - распорядился Лебедев. - Баки, конечно, пустые,  но
от греха подальше...
     Когда они  заглянули  в  кабину,  то  невольно  замерли,  а  Берг  не
удержалась от громкого  вздоха  -  кабины  не  было.  Грязно-желтая  скала
буквально вдавилась внутрь самолета, разнеся  фонарь,  приборную  доску  и
задержавшись в каком-то сантиметре от пилотского кресла.
     - Да, неплохо, - прокомментировал полковник. -  Ваш  перстень  помог,
капитан!
     Арцеулов не стал спорить, хотя мысль показалось просто нелепой.
     Вокруг бессильно ткнувшегося в  скалу  самолета  простиралась  желтая
бесснежная степь, абсолютно голая, если не  считать  множества  больших  и
малых каменных глыб, таких же желтых, занесенных легкой летучей пылью.
     - Николай Иванович, как же вы сели? -  поразилась  Берг.  -  Здесь  и
"Фарману"-то негде...
     Остальные молча оглядывались, поражаясь тому, как полковнику  удалось
посадить многотонный "Муромец". Лебедев чуть развел руками:
     - К сожалению, все-таки гробанул машину. В общем, двойка...  Наверно,
если бы не ваш перстень, господин Арцеулов...
     Он вновь улыбнулся и протянул серебряный амулет капитану.
     - Это не перстень, - уверенно произнес Ростислав. -  Нас  спасли  вы,
господин полковник...
     - Полноте, - чуть скривился  Лебедев.  -  Мне  бы  в  Каче  за  такую
посадку... Хорошо, еще, что мы почти прилетели. Степа, да что с тобой?
     Косухин стоял, как завороженный, не в силах сдвинуться с места.  Все,
что он видел во сне, теперь было наяву - разбитый  самолет  у  желто-серой
скалы, дымящийся почернелый мотор, унылая каменистая степь.  Все  -  кроме
одного. Никто не лежал в могиле.
     - Ниче, братан, - выдавил из себя Косухин. - Закурить бы...
     Он несмело взглянул на  вражину  Арцеулова.  Тот  усмехнулся  не  без
злорадства и протянул Степе кисет с махоркой.
     Постепенно все пришли в себя.  Полковник  разостлал  прямо  на  земле
полетную карту и  вместе  с  Богоразом  стал  внимательно  вглядываться  в
неясные для непосвященных пометки.
     - Чуток не долетели, - наконец  заявил  он.  -  Как  раз  перемахнули
Яркенд-дарью. До ночи не доберемся, но завтра к  полудню  как  раз...  Это
будет...
     - Девятнадцатое января, - подсказал Арцеулов. - Похоже, успеваем...
     Перекусив,  начали  собирать  вещи.  К  счастью,  в  машине  оказался
изрядный  неприкосновенный  запас,  продуктов  должно  было   хватить   на
двое-трое суток. Снега не было, и валенки пришлось сменить на унты. Оружие
взяли с собой - до Челкеля путь неблизок...


     Шли не спеша. Полет всех вымотал. Под ногами  то  и  дело  попадались
камни, которые приходилось обходить или перешагивать. Вокруг  тянулся  все
тот же пейзаж - желтая  ровная  степь,  покрытая  изветрившимися  скалами.
Справа открылась небольшая, почти пересохшая речушка.
     - Яркенд, - пояснил полковник. - Нам еще повезло,  что  сейчас  зима.
Ведь слева от нас - Такла-Макан.
     Арцеулов кивнул - географию в гимназических пределах он  еще  помнил.
Степа же недоуменно покосился на бескрайнюю степь, вопросительно  взглянув
на брата.
     - Пустыня, -  пояснил  тот.  -  И  довольно  страшная,  почище  наших
Каракумов. Летом туда вообще  лучше  не  соваться  -  барханы  до  трехсот
метров. Да еще двигаются. Представляешь?
     Степа такого представить не мог, но ему поневоле стало не по себе.
     - Говорят, там много древних городов, - добавила Берг. - Сейчас их не
найти - засыпаны песком...
     - А чьи это были города? - поинтересовался Арцеулов,  с  любопытством
поглядывая налево, где лежала загадочная пустыня.
     - Не знаю... Это было очень давно, еще до монголов. Говорят, здесь до
сих пор появляются призраки...
     - Конница Гэсэр-хана, - внезапно произнес Богораз.
     - Да, - кивнула Берг и замолчала.
     Все,  даже  Лебедев,  немедленно  заинтересовались,   потребовав   от
студента объяснений. Он недоуменно развел руками:
     - Ну, господа, я  же  не  фольклорист!  Какой-то  очередной  народный
герой, тибетский, кажется. Или монгольский... Владыка десяти стран  света,
искоренитель десяти зол, побеждал всяких чудищ,  где-то  здесь,  например,
прикончил людоеда Лубсана. Естественно, чародей...  Иногда  появляется  из
глубины Такла-Макана со своими нукерами. То  ли  карать  зло,  то  ли  его
творить, уж не знаю.
     - А ты его видел? - тут же спросил Степа, чувствуя,  что  равнодушный
тон студента явно напускной.
     - Я? - без особой охоты откликнулся Богораз. - Видел. Ну всадники как
всадники...
     Несмотря на всеобщий интерес, студент решительно заявил,  что  ровным
счетом ничего не понимает в привидениях, ни в кавалерии, и  от  дальнейших
пояснений отказался.  Полковник  лишь  посмеялся.  Берг  внешне  никак  не
реагировала на эту байку, а Арцеулов вдруг  почему-то  поверил.  Ему  даже
показалось,  что  где-то   там,   у   горизонта,   беззвучно   промелькнул
полупрозрачный силуэт гигантского всадника...
     Степа в призраков не верил, но еще раз подумал, что странный  студент
с вечным бронхитом явно не прост. Здесь, в степи, Богораз вновь напялил на
нос нелепые очки, то и дело надрывно  кашлял,  поминая  свою  болячку,  но
Косухин помнил, каким был Семен за штурвалом самолета.
     "Ишь, дурака валяет,  -  вновь  подумал  Степа.  -  Бронхит  у  него!
Призраков, понимаешь, видел! Эх, не раскусил я его тогда, на Троицкой..."
     Они шли до самого вечера, держась вдоль русла Яркенда.  Как  объяснил
полковник, река вскоре  свернет  налево,  к  озеру  Челкель,  куда  они  и
добирались.
     Идти становилось труднее. Степь взгорбилась высокими холмами, твердую
сухую землю то и дело сменяли островки вязкого песка, и по-прежнему  всюду
лежали камни - их было много, словно кто-то специально постарался  сделать
эти места как можно менее уютными.
     - Пожалуй, хватит, - заявил Лебедев, когда  они  подошли  к  подножию
большого пологого холма. - Станем здесь...
     Место, действительно, оказалось удобным. Река была рядом, а на склоне
холма чудом уцелели несколько сухих деревьев, вполне пригодных для костра.
Полковник назвал  этих  представителей  здешней  флоры  диковинным  словом
"тограк", но сухие колючие ветки горели не хуже березовых, у костра  сразу
же стало уютно. Лебедев пустил по кругу прихваченную из самолета флягу  со
спиртом. Пару дней назад, среди мертвой ледяной тайги, обжигающая жидкость
лишь немного бодрила, прогоняя усталость, но здесь спирт ударил у  голову,
расслабляя нервы и рассеивая мрачные воспоминания.
     Арцеулов сел поближе  к  огню,  засунув  руки  в  карманы  полушубка.
Хотелось курить, но лень было крутить "козью  ногу".  На  холмы  опускался
тихий беззвучный вечер, языки огня весело плясали,  вздымаясь  к  черному,
покрытому звездной пылью небу. Ростиславу стало хорошо, как давно  уже  не
бывало. Казалось, все страшное уже позади, кончилась проклятая война, и он
сидит с дружной компанией старых  приятелей,  выехавших  на  увлекательную
прогулку  на  берег  загадочной  реки.  Даже   краснопузый   Косухин,   не
поленившийся свернуть гигантскую самокрутку и удовлетворенно  пускавший  в
звездное небо кольца сизого дыма, внезапно показался не  смертным  врагом,
по дикому недоразумению оказавшимся в составе секретнейшей  экспедиции,  а
обыкновенным симпатичным парнем, немного забавным, но смелым  и  надежным,
который не струсит и не предаст в минуту опасности.
     Но Арцеулов не позволял себе долго предаваться благодушным мечтаниям.
Его война не кончилась, и самое главное еще впереди. Рядом с  ним  был  не
славный парень Степа, а опасный умный враг, который выполнял свое задание,
не жалея жизни - своей, а если понадобится,  и  их  жизней  тоже.  Капитан
вдруг подумал, что если бы не дикая случайность,  и  Косухин  не  оказался
братом полковника, он застрелил бы его здесь же, у этого костра. Застрелил
бы не из слепой ненависти -  такой  ненависти  к  Степе  Арцеулов  уже  не
чувствовал, - а по жестокой логике  войны.  Он  представил  себе  мертвого
Косухина, лежавшего здесь, на склоне холма, и  внезапно  для  самого  себя
обрадовался, что краснопузый и сегодня окажется в живых.
     Степа же не ведал о мрачных размышлениях Арцеулова. Ему  было  просто
хорошо. Он жив, брат - в чье воскрешение он никак  не  мог  поверить,  как
раньше не верил в гибель, - был рядом,  а  остальное  могло  подождать  до
утра...
     Берг внезапно рассмеялась и, взвесив в руке  фляжку  со  спиртом,  из
которой только что отхлебнула, покачала головой:
     - Какая экзотика! Воспитанная девушка из хорошей семьи хлещет спирт в
компании трех подозрительных мужчин! Ужас, господа!
     - А кого из нас вы не посчитали? - поинтересовался Арцеулов.
     - Не вас, - вновь рассмеялась Наташа. - Вы, Ростислав  Александрович,
с вашим вечно мрачным видом немного напоминаете корсиканского  разбойника.
Я не посчитала господина полковника. Во-первых, потому,  что  он  остается
джентльменом  даже  в  пустыне,  а  во-вторых,  всегда  благоговела  перед
кавалерами ордена Александра Невского...
     Лебедев чуть смутился, хотя всем было  понятно,  что  девушка  шутит.
Даже Арцеулову подобное  корсиканское  сравнение  не  показалось  обидным.
Наверно, со стороны он действительно не выглядит особым оптимистом.  Между
тем девушка передала флягу Степе и вновь покачала головой:
     - Представляю, что бы сказал Гастон...
     Заметив,  что  мужчины  едва  заметно  переглянулись,  она  поспешила
уточнить:
     - Это мой жених, господа.  Гастон  Сен-Луи.  Хороший  физик  и  очень
воспитанный человек, Он работает у мадам Кюри в Париже...
     -  А!  -  неопределенно  произнес  Богораз,  похоже,  имея  некоторые
сомнения  то  ли  по  поводу  таланта,  то  ли  по  поводу   воспитанности
упомянутого Гастона.
     - Как же он вас отпустил? - удивился Арцеулов. - Я бы на его месте не
рискнул.
     Берг не ответила, лишь  вновь  усмехнулась,  на  этот  раз  не  очень
весело. У костра повисло молчание.
     "Так у нее жених, чердынь-калуга!  -  растерялся  Степа,  но  тут  же
пришел в себя. - А чего нет, в самом деле? Только этот беляк прав  -  куда
было ее отпускать в такие гиблые места!  Сам  бы,  что  ли,  поехал,  этот
Гастон!"
     Жених мадемуазель Берг отчего-то  представился  ему  хлипким  мерзким
типом совершенно буржуйского вида и в очках. Вроде Богораза, только  хуже.
Семен Аскольдович, по крайней мере, был здесь, а не в Париже...
     Когда  все  собирались  спать,  Арцеулов  настоял,  чтобы   выставить
дежурство. Пустыня  -  пустыней,  а  капитан  не  любил  быть  застигнутым
врасплох. Он  остался  сторожить  первым,  и,  когда  тьма  сгустилась  до
уг