больных,  скорбных  главою,  не
казалась подходящей компанией. Он вышел за  ворота  -  охрана  предпочла
ничего не заметить - и медленно направился вокруг здания,  к  лесу,  что
рос прямо под его окнами. Здесь было спокойно, можно отвернуться,  стать
спиной к огромному многоэтажному корпусу и просто смотреть  на  деревья,
кое-где уже выстрелившие первые клейкие  листочки.  Весна  в  этом  году
выдалась ранней и теплой, даже жаркой...
   Сергей в очередной раз  достал  пачку  "Казбека"  и,  подумав,  вновь
спрятал ее в карман халата. Курить  он  почти  бросил,  лишь  порой  еще
тянуло, особенно в такие минуты. Надо учиться размышлять  без  никотина.
Тот, настоящий, Пустельга не курил, Сергей запомнил это крепко...
   Последние дни прошли как-то странно. Он по-прежнему считался больным.
Его обследовали, лечили, даже сделали переливание крови - уже  четвертое
начиная с января. Стало немного легче, холод отступил, а солнечный  свет
не так резал глаза. Итак, Пустельга был одним из пациентов лечебницы, но
одновременно имел в своем распоряжении кабинет с телефоном, автомобиль и
двух порученцев в штатском. Все вокруг делали вид, что ничего особенного
не происходит. Возможно, так оно и есть, в этой  больнице  бывало  и  не
такое.
   Разговор с Ивановым ожидался на следующий  день.  Собственно,  Сергею
было нечего докладывать. Основное сделано, но  его  таинственный  патрон
все равно назначил встречу.  О  причине  Пустельга  догадывался:  Иванов
виделся с Артамоновой. Значит, наметилось нечто новое...
   То, чем  занимался  Пустельга  в  последние  дни,  вызывало  странное
чувство. В общем-то, обычная работа  для  людей  его  профессии  -  сбор
информации с последующей вербовкой. Но что-то было  не  так.  Не  только
потому, что "объекты" - и номер Сорок Третий, и  Виктория  Николаевна  -
вызывали симпатию. Товарищ Иванов играл нечисто, с каждым днем Пустельга
убеждался в этом все более и более.
   Сергей много раз пытался "почувствовать" эмоции любителя темноты.  Не
получалось. То ли мешала болезнь, то ли - эта мысль все чаще приходила в
голову  -  товарищ  Иванов  не  такой,  как  другие  люди,  и  чувствует
совершенно иначе.  Он  не  казался  невозмутимым,  напротив,  но  эмоции
проявлялись как-то странно,  необъяснимо.  Еще  более  удивляло  упорное
стремление прятать лицо. В приказ,  предписывающий  полную  анонимность,
Сергей, конечно, не поверил. Вначале ему казалось, что Иванов  -  кто-то
из высшего руководства, чей облик известен всей стране, но вскоре Сергей
понял, точнее, определил: его новый начальник - не из  членов  Политбюро
или Секретариата ЦК. Он не подходил  -  хотя  бы  по  росту.  Кто-то  из
высшего военного командования? Или действительно тайный помощник Сталина
со странными причудами? Пустельга даже  решил  рыло,  что  лицо  Иванова
просто изуродовано, отсюда и странности - но затем пришла иная  догадка:
темнота помогает тому, кто называет себя Ивановым (и кого  другие  зовут
Агасфером). В темноте  ему  легче  и  проще,  словно  филину,  боящемуся
солнца. Сравнение  понравилось,  и  Пустельга  подумал,  что  непременно
присвоил  бы  Иванову-Агасферу  подобную  кличку,  буде   пришлось   его
вербовать.
   Но дело, конечно, заключалось не только в этом. Болезнь лишила Сергея
памяти,  но  оставила  способность  рассуждать.  Из  того,  что  удалось
услышать - прямо или  намеком,  -  Пустельга  понял:  сам  по  себе  зэк
Орловский не нужен Иванову, более того  -  почему-то  опасен.  Зачем  же
возвращать ему память? Ответ один - заставить что-то рассказать, а затем
- просто ликвидировать. Но Сергей не сомневался и  в  том,  что  все,  к
операции причастные, также  станут  опасными  свидетелями.  Значит,  он,
смертник, вербовал Викторию Николаевну тоже в  смертники...  Сергей  еще
раз вспомнил их разговор в Александровском саду.  Получилось  не  совсем
удачно, следовало говорить яснее, без излишних эмоций. Но она,  кажется,
поняла. Это все, что пока мог сделать Пустельга.  Конечно,  теоретически
он имел возможность попросту отказаться. Последствия очевидны, а главное
- Иванов найдет кого-либо другого. Нет, дезертировать нельзя...
   Пустельга в который раз подумал, что, по сути, давно уже  стал  самым
настоящим двурушником.  Вероятно,  долг  требовал  до  конца  отстаивать
интересы страны, не жалея жизни - ни своей, ни чужой.  Следовало  забыть
снова забыть! - о том, что сотворили с ним самим,  и  продолжать  губить
врагов режима. Сергей невесело усмехнулся. Получалось складно - как  раз
для пионерских агиток. Только чьи интересы он должен  защищать?  Страны?
Или таинственного товарища Иванова? Во  имя  чего  он,  которому  и  так
оставалось мало, должен губить двоих людей - за очередное "спасибо"? Или
за мифическое обещание Иванова -  спасти,  вылечить?  В  это  совсем  не
верилось: зачем Агасферу с ним возиться? Пустельга  и  так  находился  в
розыске, к тому же успел узнать много  лишнего.  Доброта  не  входила  в
число  просчетов,  характерных  для   руководителей   первого   в   мире
социалистического государства...
   Он все-таки закурил - не выдержал. Табачный дым показался на этот раз
не горьким, а просто безвкусным. Сергей заставил себя докурить  папиросу
до половины и с удовольствием растер окурок каблуком...
   Свист  прозвучал  неожиданно  -  откуда-то  сверху.  Пустельга  резко
обернулся:  с  балкона  четвертого  этажа  за   ним   наблюдал   опасный
государственный  преступник,  откликавшийся  на  "номер  Сорок  Третий".
Пустельга улыбнулся и помахал рукой, зэк усмехнулся в  ответ,  кивнув  в
сторону балконной двери. Сергей понял: его приглашали в гости. Он  хотел
было  крикнуть,  что  попытается,  но  Сорок  Третий,  махнув  рукой  на
прощание, уже исчез.
   В эти дни Пустельга несколько раз собирался зайти к Юрию  Орловскому,
но это оказалось не так легко. Охрана - два здоровенных мордастых  парня
была начеку. Удостоверение не  подействовало:  сотрудник  Ленинградского
Управления не обладал никакой властью в Столице.  Можно  было  попросить
товарища Иванова, но Пустельга решил не рисковать. Его связывает с Сорок
Третьим лишь профессиональный интерес сыщика к  преступнику,  не  более.
Иначе Иванов насторожится - и  есть  от  чего.  Но  поговорить  с  Сорок
Третьим хотелось, и Пустельга решил поискать другие пути...
   Пора было возвращаться. Сергей,  с  сожалением  поглядев  на  залитый
солнцем лес, побрел к воротам.  Больных  уже  звали  обедать.  Пустельга
представил  себе,  что  опять  придется  глотать   больничный   суп,   и
поморщился. В последние дни аппетит совершенно пропал,  ему  даже  стало
казаться, что можно вообще обходиться  без  еды  -  и  день,  и  три,  и
больше...
   У самых  ворот  Сергея  поджидал  сюрприз.  Один  из  охранников,  не
обращавший все дни на него ни малейшего внимания, внезапно  козырнул  и,
обратившись  по  званию,  сообщил,  что  "товарища  старшего  лейтенанта
госбезопасности"  ожидает  посетитель.  Пустельга  тут  же  подумал   об
Иванове, но мгновенно сообразил: тот не станет появляться днем, вдобавок
при свидетелях. Оставалось поспешить во двор. Там  было  пусто,  больных
уже  завели  в  здание,  но  неподалеку  от  входа   Пустельга   заметил
незнакомца.  Высокий  крепкий  мужчина  лет  сорока  в  знакомой  форме.
"Лазоревый"...  Посетитель  заметил   Сергея,   пригляделся   и   быстро
направился в его сторону.
   Да, это был "лазоревый", притом  в  немалых  чинах.  Четыре  шпалы  -
полковник, то есть капитан  государственной  безопасности.  От  Иванова?
Сергей почувствовал опасность. Впрочем, едва ли "лазоревого"  -  прислал
Агасфер: не в его стиле. Тогда что ему нужно?
   - Вы - майор Пустельга? Сергей Павлович?
   - Я... - Он чуть было не подтвердил, но в последнюю секунду вспомнил:
никакого Пустельги нет! Пустельга - точнее, враг народа Пустельга  -  во
всесоюзном розыске...
   - Прошу прощения, товарищ капитан госбезопасности. Я - не  Пустельга.
Я...
   - Ах да... - На немолодом загорелом лице мелькнула  улыбка.  -  Прошу
прощения, товарищ Павленко... Разрешите представиться: полковник Фраучи,
командир спецотряда осназ "Подольск".
   Название грозного спецотряда оставило Сергея равнодушным. Не  похоже,
чтобы Фраучи собирался арестовать беглого врага  народа.  Что,  в  таком
случае, ему нужно?
   - Товарищ майор, у меня к вам разговор... личный...
   - Слушаю вас, товарищ полковник! Мелькнула догадка: они были  знакомы
раньше. Почему бы и нет? Он выжидательно поглядел на Фраучи, но  тот  не
торопился. Сергею даже показалось, что полковник не знает, как начать.
   - Сергей Павлович, на меня  возложено  некое  поручение...  -  Фраучи
замялся. - Трудность в том, что придется говорить о  человеке,  которого
вы, очевидно, не помните...
   Вот оно  что!  Сергей  сразу  же  помрачнел.  Еще  один  кусочек  его
настоящей жизни. Похоже, не самый лучший...
   - К сожалению, лишен возможности объяснить вам суть,  сам  теряюсь  в
догадках. В общем, речь  идет  о  девушке,  ее  звали  Вера  Анатольевна
Лапина...
   Фамилия  ничего  не  говорила,  и  Сергей  почувствовал  себя  совсем
невесело. Как он должен реагировать? Конечно же, не спрашивать: "Я был с
ней знаком?" Ясно, был, иначе полковник не завел бы об этом речь...
   - В общем, скажу как есть... - Фраучи покачал головой. - Вера  Лапина
умерла два дня назад. Перед смертью она велела найти вас  и  передать...
Точнее, не так... Она просила, чтобы вы простили ее.
   - За что? - вырвалось  у  Пустельги.  Он  ожидал  всякого,  но  слова
полковника все же поразили. Вера Лапина, которую он не помнил...  В  чем
она виновата перед ним?
   Полковник не спешил с ответом. Достав пачку "Иры", он  долго  выбирал
папиросу и наконец закурил. Похоже, разговор давался ему нелегко.
   - Я уже говорил вам, Сергей Павлович, подробней не знаю. В  последние
недели Вера была почти все  время  без  сознания,  бредила.  Вначале  мы
думали, что старший лейтенант Пустельга - плод ее фантазии. Но  она  все
время повторяла, чтоб мы нашли вас, иначе она не успокоится даже  там...
Три дня назад, за день до ее смерти,  мне  на  глаза  случайно  попалось
объявление о розыске - ваше. Остальное несложно:
   Я поинтересовался результатами, и вот... Проследить  майора  Павленко
оказалось просто. В общем, я  передал  вам,  Сергей  Павлович,  что  она
просила. Остальное - уже ваше дело...
   - Постойте! - Пустельга  испугался,  что  Фраучи  сейчас  уйдет,  так
ничего и не объяснив. - Товарищ полковник? Я же действительно ничего  не
помню! Помогите мне...  пожалуйста...  Ведь  вы,  наверно,  выясняли  не
только обо мне?
   Фраучи вновь не стал торопиться  с  ответом.  Было  заметно,  что  он
колеблется.
   - Хорошо... - Недокуренная папироса улетела в сторону. -  Думаю,  вам
лучше знать. Факты таковы: старшего лейтенанта Пустельгу разыскивают  за
измену родине, шпионаж, а  также...  -  он  на  секунду  замялся,  -  по
подозрению  в  убийстве  актрисы  Камерного  театра   Веры   Анатольевны
Лапиной...
   Пустельга сумел сдержаться,  следовало  дослушать  до  конца.  Прохор
Карабаев не сказал ему  об  этом.  Хотя  нет,  он  намекал  на  какую-то
уголовщину. Что за чушь! Но что же произошло на самом деле?
   - Из того, что говорила Вера, я понял, что она считает себя  виновной
в случившемся с  вами.  Если  верить  ее  словам...  Хочу  предупредить,
товарищ майор, она бредила, совсем необязательно, что это  правда...  Но
могло быть так: ее использовали, чтобы  подобраться  к  вам  поближе,  а
затем убрать и скомпрометировать. В общем, так и было сделано.  Вера  не
могла  простить  себе,  хотя  она...  Она  действовала,   по   сути,   в
бессознательном состоянии... Но все равно...
   В  голове  все  смешалось:  неизвестная  ему  девушка,  обвинение   в
убийстве... Но ведь...
   - Товарищ полковник! Но ведь Вера Лапина умерла два дня назад! Фраучи
кивнул:
   - Вы меня поняли. Тогда, в ноябре, ее не убили  -  но  сделали  нечто
худшее. Насколько я понял, то же, что и с вами...
   И тут до Сергея дошло: болезнь, открытая молодым земским врачом! Вера
была в бессознательном состоянии...
   - - У нее была болезнь Воронина?
   - Да... Ей ввели ВРТ в очень  большой  дозе.  Организм  не  выдержал,
хотя, быть может... - на секунду он замолчал, затем вздохнул,  -  это  к
лучшему. В таком состоянии ее использовали - она даже ничего  не  знала.
Как я понял, Вера искала у вас защиты и  вы  действительно  ей  помогли.
Потому она считала себя  предательницей.  Жаль,  что  Вера  не  потеряла
память. Она прожила  бы  последние  месяцы  спокойнее...  И  еще...  Мне
кажется, вы были ей небезразличны...
   Сергей не знал, что ответить. Он мог лишь одно - запомнить все, чтобы
потом  попробовать  разобраться.  Разобраться,  выяснить  -   и   узнать
правду...
   - Спасибо, товарищ полковник... - наконец выговорил он. - Ее...  Веру
Анатольевну... конечно, не в чем обвинять. Я ведь и сам  не  помню,  что
было со мною почти два месяца... Фраучи кивнул:
   - Да, эта дрянь ВРТ действует по-разному, но губит всех.  К  счастью,
вы отделались  легко,  Пока,  по  крайней  мере.  Пустельга  недоверчиво
посмотрел на полковника. Сам он думал  иначе.  Впрочем,  "пока"  звучало
достаточно многозначительно.
   - Извините, товарищ полковник, вы врач?
   - В некотором роде. -  На  бледных  губах  Фраучи  мелькнула  горькая
улыбка. Скажем так - имею опыт. Сейчас  ваш  организм  быстро  меняется.
Через пару месяцев наступит кризис... Ну, думаю, вам тут помогут...
   - Погодите! - Пустельга даже подался вперед. - Что вы имеете в виду?
   Фраучи покачал головой:
   - Лучше не стоит... Кое-что  вы  видите  сейчас:  организм  перестает
воспринимать обычную пищу, меняется формула крови...  Но  с  этим  можно
жить.  В  этой  больнице  неплохие  специалисты...   Ну,   желаю   всего
наилучшего!
   Полковник приложил руку к фуражке и быстро зашагал к воротам,  словно
опасаясь, что Сергей спросит его еще  о  чем-то.  Этого  можно  было  не
опасаться, Пустельга чувствовал себя настолько растерянным,  что  просто
не представлял, о чем можно еще  узнать  у  командира  "Подольска".  Ему
вполне хватило услышанного. Мозаика постепенно складывалась - камешек  к
камешку, - но рисунок выходил слишком ужасным. Сергей медленно побрел ко
входу. Надо добраться до палаты, лечь ничком на кровать,  полежать  часа
два, а затем - думать, думать, думать...
   Когда стемнело, Пустельга уже был готов.  Он  надел  форму,  поправил
складки на гимнастерке и решительно вышел в коридор. Караульные у палаты
номер сорок  три  покосились  на  неизвестно  откуда  взявшегося  майора
госбезопасности и, не особо торопясь, стали  по  стойке  "смирно".  Они,
впрочем, Сергея не интересовали. Он прошел к концу коридора, где  обычно
находился дежурный. Заметив Пустельгу, тот вскочил. Белый халат  не  мог
скрыть военной выправки.
   Увидев удостоверение, он кивнул и выжидательно  поглядел  на  Сергея.
Тот выждал минуту, затем сухо  бросил:  "Ключи!"  -  и,  чуть  помедлив,
добавил: "И ни звука!" Как он и  думал,  форма  вкупе  с  удостоверением
сработали - дежурный послушно открыл стеклянную витрину,  где  гроздьями
висели связки. Пустельга  быстро  нашел  нужную  -  ключи  от  балконных
решеток. Номер Сорок Третий постарался разбросать свою связку как  можно
старательнее - половину  ключей  гак  и  не  нашли,  так  что  Пустельге
достался уже дубликат. Оставалось  велеть  дежурному  быть  на  месте  и
никому не докладывать. Тот, похоже, не  имел  представления,  кто  таков
больной из сорок первой палаты, поскольку возражений не последовало.
   Проходя  мимо  скучающих  охранников,  Пустельга  подумал   было   не
усложнять  дела  и  просто  пойти  напролом.  Но  лучше  не   рисковать:
неизвестно, какой еще приказ получили эти мордовороты...
   Сорок Третий еще не спал, в  палате  горел  синий  ночник.  Пустельга
осторожно постучал, ночник погас,  и  через  мгновение  балконная  дверь
открылась.
   - Украли ключи? - Сорок Третий крепко пожал Сергею руку и остановился
в нерешительности. - Пригласил бы вас к себе...
   - Не стоит. - В палате вполне мог стоять "жучок".
   - Пожалуй. - Зэк  плотно  закрыл  дверь,  вдохнув  прохладный  ночной
воздух. Весна, гражданин майор!
   Тут он  заметил  форму,  лицо  его  дернулось  в  усмешке.  Пустельга
поспешил поведать об эпопее с ключами. Орловский кивнул:
   - Все гениальное просто. Ну, спасибо, что зашли, а то я  уже  скучать
начал. Сидишь как в камере... Кстати,  гражданин  Сорок  Первый,  что  с
нашим врачом?
   - С Любовью Леонтьевной? - Сергей  усмехнулся.  -  Говорят,  исчезла.
Ищут...
   Симпатичная длинноносая девушка действительно  исчезла  из  больницы.
Шум начался немалый, даже товарищ Иванов был, похоже, обеспокоен...
   - Ай-ай-ай, проморгали! И за что вам паек дают? А я вот сижу и думаю,
что бы еще сделать для родной власти и ее славных органов!
   Зэк шутил, но тон не вызывал сомнений в его отношении и к  первой,  и
ко вторым. И Пустельга решился:
   -  Можете,  Юрий  Петрович-Усмешка  мгновенно   погасла,   сменившись
недоверчивой гримасой.
   - Бомбу предложите с балкона кинуть, гражданин майор?
   Зэк не верил. Наверно, и  Сергей  на  его  месте  не  поверил  бы  ни
"малиновому", ни "лазоревому". Но выбора не было.
   - Нет, с бомбой подождем.  Для  начала  выслушайте  меня.  Только  не
перебивайте...
   Орловский подумал, кивнул и достал папиросы, приготовившись  слушать.
Сергей, не выдержав, тоже закурил и начал рассказ - с самого  начала,  с
того январского дня, когда он очнулся  в  ленинградском  госпитале.  Ему
казалось, что придется говорить долго, много часов, но история вышла  не
такой и длинной  -  всего  на  три  папиросы.  Может,  помогла  привычка
докладывать: четко, без лишних эмоций, по пунктам.
   Зэк слушал, не поворачивая головы, внешне никак не реагируя. Наконец,
когда Пустельга закончил, он медленно повернулся.
   - Все? - Его глаза смотрели на Сергея испытующе, без тени улыбки.
   - Вроде...
   Он хотел добавить, что все сказанное им - правда, но сдержался. Ни  к
чему. Если Сорок Третий не поверит, то переубедить его будет трудно.
   - Артамонова... Нет, не помню... - Сорок Третий  покачал  головой.  -
Все  из  головы  вышибли...  Сергей  Павлович,  вы  сами  видели  мои...
документы?
   -  Удостоверение,  выписка  из  приказа,   фотографии...   -   кивнул
Пустельга. Видел. Все подлинное, но  я  заметил...  Там  нет  послужного
списка, кроме того, в приказе не сказано, что вы имели  какое-то  звание
до майорского. Просто: Орловскому Юрию Петровичу присвоить...
   - Так-так... - оживился зэк. - Значит, все-таки липа!
   - Не совсем.  Как  я  понял,  вас  каким-то  образом  использовали  в
операции на  Якше.  Туда  вас  повезли  в  форме  сотрудника  НКВД  и  с
документами - чтоб не возникало лишних вопросов.  Одно  дело  -  зэк  на
секретном объекте,  другое  просто  очередной  "малиновый".  Так  иногда
делают. Заодно можно потом скомпрометировать  человека...  Ну  а  насчет
остального... Операция, насколько я знаю, закончилась  полным  провалом,
вы попали сюда...
   - Точно! - хмыкнул Сорок Третий. - Ни черта у вас не вышло!
   - У них, - тихо поправил Сергей, - у них не вышло...
   Орловский удивленно поглядел на своего  собеседника,  затем  медленно
кивнул:
   - Хорошо, Сергей Павлович. У  них  не  вышло.  С  вами,  ясное  дело,
поступили по-скотски, чего и следовало ожидать. Черт вас понес в ГПУ!
   Пустельга пожал плечами. Он и сам думал об этом.
   - Вы - сын генерала, Юрий Петрович, я - сын рабочего-большевика.
   - Уели.  -  Зэк  негромко  рассмеялся.  -  Что-то  во  мне  классовая
непримиримость разыгралась... Рефлексировать, пожалуй,  не  стоит,  меня
больше интересует ближайшее будущее. Значит, думаете, что после  этой...
операции вы, я и Артамонова пойдем на распыл?
   Пустельга кивнул. Зэк хмыкнул и поглядел вниз:
   - Не стерегут? По всем  правилам