достойная мысль попросту улизнуть, пока есть еще время. Конечно,  он  не
дал этой мысли разгуляться и дождался, пока дверь вновь отворилась. Тип  в
смокинге окинул гостя все  тем  же  равнодушным  взглядом  пустых  глаз  и
произнес:
     - Заходите, сударь.
     На этот раз неизвестный говорил по-русски.
     Степа вошел,  оказавшись  в  полутемной  прихожей,  завешенной  почти
неразличимыми в полумраке картинами. Он шагнул вперед и  заметил,  что  из
темноты появился еще один силуэт. Второй тип был похож как две капли  воды
на первого: тот же смокинг, тот же равнодушный взгляд, тот же револьвер на
боку, разве что ростом повыше и в плечах пошире.
     - Прошу за мной, сударь, - проговорил первый тип и направился куда-то
вглубь дома. Степа с самым невозмутимым видом последовал  за  ним.  Второй
неизвестный в смокинге пристроился сзади.
     В коридоре было темно, но откуда-то сбоку лился  неяркий  свет.  Идти
приходилось с осторожностью, чтобы  не  наткнуться  на  какие-то  странные
комоды и шкафы, загромождавшие проход. Лакей в черном стал подниматься  по
лестнице, ведущей на второй  этаж.  Второй  тип  в  смокинге  не  отставал
Косухин чувствовал себя не особо уверенно,  успокаивая  себя  тем,  что  в
каждом доме свои порядки. Может, этот Берг боится налетчиков.
     Поднявшись по лестнице, Степа вновь очутился  в  коридоре,  таком  же
полутемном, и наконец оказался перед высокой дверью. Первый лакей неслышно
приоткрыл ее и кивнул:
     - Проходите, сударь. Вас ждут...
     В комнате было темно, хотя и не так, как в  коридоре:  в  окно  лился
неяркий вечерний свет. У окна стоял огромный стол, слева и справа застыли,
поблескивая стеклами, высокие, до потолка, шкафы, скрывавшие ряды  книг  с
богатыми сверкавшими золотом корешками, на полу лежала медвежья шкура.
     Стол был заставлен странного вида  приборами,  о  назначении  которых
Степа не мог и догадываться.  Тут  же  лежал  большой  старинный  фолиант,
раскрытый приблизительно посередине.
     Берг стоял у окна, казалось, не обращая на Степу  никакого  внимания.
Косухин не смутился  и  воспользовался  выпавшей  минутой,  чтобы  получше
разглядеть Наташиного родственника. Прежде всего поразил его рост  -  Карл
Берг оказался высок, на голову выше  Степы.  Но  огромный  рост  почти  не
ощущался: плечи Берга были широки, тело налито силой. Он был,  скорее,  не
высок, а огромен, одним своим присутствием  подавляя  тех,  кто  находился
рядом. На Берге был такой же черный смокинг, как и  на  других  обитателях
дома, правда спрятанного оружия Косухин не заметил.
     Наконец, господин Берг соизволил оглянуться. Лицо его, контрастируя с
импозантной фигурой, показалось странно невыразительным и  очень  бледным,
словно Наташин дядя страдал малокровием или пользовался пудрой.  Черные  -
от природы или казавшиеся такими в полумраке - глаза  глядели  спокойно  и
без малейшего удивления.
     - Господин Косухин! Прошу садиться. Чем могу служить?
     Голос у Берга оказался под стать фигуре - громкий, басовитый, и  даже
негромкий тон не мог скрыть его мощи...
     - Я... - начал было Степа, присаживаясь на высокий, с резной  спинкой
стул.
     - Вы, насколько я знаю, знакомый Натальи  Федоровны,  -  прервал  его
Берг таким же  внешне  равнодушным  тоном,  -  как  сообщил  мне  господин
Валюженич, вы были вместе с нею в Индии... Я благодарен  вам,  сударь,  за
внимание, но должен сообщить, что Наталья Федоровна нездорова. Поэтому ваш
визит представляется излишним. Вас она не помнит, а лишние  напоминания  о
пережитых ею страданиях будут по мнению врачей ей не на пользу...
     Косухин сидел, сжавшись в комок. Берг подавлял, его  огромная  фигура
нависала над Степой, и Косухин чувствовал себя крайне неуютно, словно и  в
самом деле в чем-то провинился.
     - Поэтому, сударь, еще раз благодарю за внимание к нашей семье  и  на
этом прошу завершить вас визит.
     - Ну, это я понял, - Степан наконец-то собрался с силами и  встал.  -
Только у меня к вам еще одно дело...
     Берг никак не реагировал, всем своим видом показывая, что  пребывание
Степы в его кабинете и так затянулось.
     - Какое же дело, сударь? -  теперь  голос  звучал  громче,  и  в  нем
чувствовалось раздражение.
     - Рцы, мыслете, покой, - рубанул Косухин, вспомнив  странный  пароль,
который когда-то услыхал на ледяном  холоде  посреди  утонувшего  во  тьме
кладбища. - Я по поводу "Мономаха"...
     Берг секунду-другую  молчал,  затем  медленно  опустился  в  огромное
кресло. Черные глаза смотрели  на  Степу  не  мигая,  но  в  этом  взгляде
по-прежнему не чувствовалось ничего, даже легкого любопытства.
     - Какое отношение, сударь, все это имеет ко мне?
     - Я брат полковника Лебедева.
     Черные глаза на миг вспыхнули, но в них и теперь не было  любопытства
- в них горел гнев.
     - Значит, вы - Косухин, комиссар Челкеля? Забавно...
     "Интересно, а за кого он меня раньше принимал? -  удивился  Степа.  -
Ведь я же, чердынь-калуга, сразу представился?"
     - В таком случае попрошу вас  немедленно  покинуть  этот  дом.  Я  не
приемлю теории и практики господ большевиков. Вы и  вам  подобные  -  хуже
чумы. Уходите!
     - Я уйду! - Степан старался говорить как можно спокойнее,  но  теперь
уже проняло и его. - Но  сначала  вы  сообщите  мне,  господин  Берг,  что
случилось с моим братом.
     - У меня нет сведений о полковнике Лебедеве, - тихо и  как-то  устало
проговорил Берг. - Ни он,  ни  господин  Богораз  не  выходили  на  связь.
Тускула молчит... Это все, что я могу вам сообщить...
     Степе показалось, что в комнате внезапно стало совсем черно.  Николай
не  вернулся!  Случилось  что-то  страшное.  Что  именно,  не  хотелось  и
думать...
     - Хотя и не разделяю ваших политических симпатий, все же считаю своим
долгом выразить свое сочувствие. Надеюсь, все же, что господин Лебедев еще
выйдет на связь и вы сможете встретиться с братом...
     Тон сочувствия был ледяным, и Степе стало еще тяжелее. Берг  стоял  у
стола, огромные руки легли на раскрытую  страницу  древней  книги,  и  тут
Косухин вздрогнул: на указательном пальце Берга  тускло  сверкнул  большой
тяжелый перстень, которого он вначале не  приметил.  Похоже,  хозяин  дома
уловил его взгляд - рука с перстнем исчезла за спиной.
     Впрочем, эту мелочь Косухин приметил лишь мимоходом. Он  все  еще  не
мог осознать случившегося - брат не вернулся.
     - Я... хочу... Я вам не верю! - наконец, не выдержал Степа. -  У  вас
должна быть система  связи!  Этот...  "Пространственный  луч"!  Вы  должны
знать, что случилось с "Мономахом"!
     - Я не обязан отвечать на подобные  вопросы,  но,  если  настаиваете,
объясню. Связь с "Мономахом" велась с земли - с полигона Челкель. Из того,
что мне успела рассказать Наталья Федоровна, я понял, что рубка управления
взорвана  и  связь,  естественно,  прервалась.  Установка,  о  которой  вы
упомянули, должна заработать в случае благополучного  прибытия  "Мономаха"
на Тускулу. Одно из двух: или господину Богоразу не удалось  наладить  ее,
или случилось нечто худшее. Нам с вами, господин  Косухин,  остается  лишь
ждать...
     - Ладно, - Степа мотнул головой. - Я буду  ждать.  А  сейчас  я  хочу
видеть Наташу... Наталью Федоровну. Я должен увидеть,  что  с  ней  все  в
порядке.
     - Я уже говорил вам, сударь...
     - А я уже слышал! Я ничего не  буду  это...  напоминать.  Познакомьте
нас, будто я ваш гость и все. Я хочу увидеть, что она здесь и жива.
     Берг на мгновение задумался, затем  нажал  кнопку  вмонтированного  в
крышку стола электрического звонка. Дверь кабинета бесшумно  растворилась,
и на пороге возник тип в смокинге.
     - Где сейчас Наталья Федоровна?
     - Они с господином Сен-Луи собираются в театр...
     - Пригласите...
     Косухин повернулся к двери и замер. Минута, другая - и вот в коридоре
послышались быстрые шаги. Во рту у Степы пересохло. Секунда - и Наташа уже
была в кабинете. На  ней  оказалось  роскошное  вечернее  платье,  на  шее
сверкало большими камнями колье. Девушка  ничуть  не  походила  на  ту,  с
которой Степа пробирался  черными  подземельями  Шекар-Гомпа.  Встреть  он
раньше такую - то и не оглянулся бы. Обычная дворяночка,  каких  Степа,  в
силу своего классового чутья, не выносил.
     - Что случилось, дядя? Добрый вечер, сударь. Извините, не заметила...
     Последнее, естественно относилось к  Степе.  Сказано  это  было  так,
словно в кабинете Карла Берга появился новый предмет мебели.
     Между тем  в  кабинет  вслед  за  Наташей  вошел  еще  один  субъект:
невысокий брюнет с пухлым брюшком и уже весьма заметной проплешиной. Вид у
него был сонный и одновременно высокомерный, особенно после того  как  его
взгляд упал на Косухина.  Очевидно,  брюнету  с  пухлым  брюшком  явно  не
доставила удовольствия перспектива знакомства с каким-то Степой.
     - Прошу знакомиться, господа, - спокойно, но с еле  заметной  иронией
бросил Берг. - Господин Косухин, наш гость из Большевизии. Моя  племянница
Наталья Федоровна. Гастон де Сен-Луи, ее жених...
     - Вы из России? - Наташа поглядела на Степу с искренним  любопытством
и протянула ладонь,  которую  тот  нерешительно  пожал.  -  Вы,  наверное,
офицер? Мой дядя телефонировал каким-то офицерам...
     Степан сглотнул, не зная, что ответить. Между тем мсье де  Сен-Луи  с
явной неохотой протянул руку, затем подумал мгновение - и Косухин внезапно
сообразил, что ему протягивают для рукопожатия два пальца.
     - Гастон! - Наташа, похоже, и сама  заметила  это,  но  Сен-Луи  лишь
улыбнулся, окинув Степу с ног до  головы  взглядом,  в  значении  которого
трудно усомниться.
     Кровь ударила в голову. Косухин протянул руку - и подал Гастону  один
палец. Тот дернулся -  и  убрал  руку,  затем  что-то  шепнул  Наташе.  Та
нерешительно кивнула:
     - Господин Косухин... Дядя... Извините, мы спешим...
     Степа по-прежнему молчал. Сил хватило лишь на  то,  чтобы  кивнуть  в
ответ. Уже в дверях Наташа оглянулась. Взгляд девушки скользнул по комнате
и  на  миг  остановился  на  Степе.   Косухин   вздрогнул:   если   Наташа
действительно собиралась в театр,  то  настроение  ее  было  не  из  самых
подходящих: в ее глазах он прочел страх, такой, какого  не  видел  даже  в
подземном склепе Шекар-Гомпа, когда в лицо им дышала смерть.  Впрочем,  он
мог и ошибиться, ведь девушка смотрела на него лишь какой-то миг...
     Подождав, покуда стихнут шаги в коридоре, Берг  выглянул  в  окно,  а
затем повернулся к гостю:
     - Итак, вы убедились. Наталья Федоровна  здорова,  но  совершенно  не
помнит ни вас, ни того, что было в последние месяцы. Я еще  раз  прошу  не
напоминать ей об этом и, лучше всего, оставить  ее  в  покое.  Если  будут
новости о господине Лебедеве, я вас извещу...
     "Интересно, чердынь-калуга, как  это  он  меня  известит?  -  подумал
Степа, покуда молчаливый лакей в смокинге провожал его к выходу. - Он ведь
и адрес-то мой не спросил! Вот гад!"
     То, что господин Берг не говорил всей правды, было ясно. Он, конечно,
знал, кто такой Степа с самого начала. Знал о  Челкеле  и  о  Шекар-Гомпе,
иначе бы не стал беседовать с ним о "Мономахе"...
     ...Впрочем, трезво рассуждать Степа покуда был  не  в  силах.  Пропал
Николай - и по сравнению с этим  даже  поганая  рожа  талантливого  физика
Гастона де Сен-Луи казалась обстоятельством абсолютно второстепенным.
     И еще одна мысль не давала покоя.  Какая-то  мелочь,  на  которую  он
вначале не обратил внимания. Степа перебрал еще раз подробности встречи  в
полутемном кабинете - и тут его осенило. Перстень! Перстень на руке Берга!
Большой  серебряный  перстень,  который  так  похож  на  тот,  что  был  у
Арцеулова! Но ведь Слава дал его брату перед стартом! Правда, Степа  видел
этот перстень лишь секунду, не больше, но зачем тогда Бергу  так  поспешно
его прятать?


     ...Стемнело.  Улица  Гош-Матье  была  почти  пустынна.  Степа,  плохо
знавший местность, с трудом вспомнил, откуда подъехало такси, и  побрел  в
ту сторону, надеясь выйти на более людную магистраль и там  поймать  авто,
чтобы добраться до  квартиры  Валюженича.  Он  шел  медленно,  не  обращая
внимания на то, что происходило  вокруг.  Внезапно  его  внимание  привлек
смех: на тротуаре,  возле  большого  черного  автомобиля,  стояло  четверо
совершенно  буржуйского  вида  молодых  людей,  о  чем-то  болтая,  точнее
перебрасываясь фразами на непонятном Степе французском  языке.  Похоже,  у
этой компании было превосходное настроение.  Когда  Косухин  поравнялся  с
ними, один  из  четверки  ленивым  движением  достал  из  кармана  большой
портсигар, вынул папироску и хлопнул себя по карману, вероятно  в  поисках
спичек. На лице у буржуя появилось легкое разочарование, но тут его взгляд
упал на Степу. Курильщик сделал жест, понятый всем  вдыхающим  никотиновый
дым без всякого перевода. Косухин вздохнул и полез в карман  за  спичками.
Когда он поднес огонек к папиросе, то внезапно заметил  взгляд  одного  из
четверки. Тут тоже не требовалось перевода. Степа резко отпрянул назад, но
было поздно: курильщик отбросил папиросу, и его ладонь метнулась  прямо  к
Степиному горлу. Косухин успел взмахнуть рукой, пытаясь задержать удар, но
тут кто-то из стоявших рядом выбросил вперед руку с кастетом.
     "Как мальчишку взяли!" - мелькнула последняя мысль, и все исчезло.



                            2. СВЯТЫНИ ЛОГРОВ

     Вначале он услышал гул мотора и почувствовал  легкий  запах  бензина.
Болела голова, а кисти,  стиснутые  наручниками,  затекли  и  ныли.  Степа
понял, что сидит на заднем сиденье авто, стиснутый с двух боков и лишенный
всякой способности к сопротивлению. Ноги,  правда,  были  свободны,  но  в
данном положении они годились лишь на то,  чтобы  наступить  кому-либо  из
похитителей на мозоль.
     - Поручик, он жив?
     - К сожалению. Эти большевистские паскуды живучи, словно кошки.
     - И все-таки - проверьте пульс...
     Говорили, естественно, не на французском,  а  на  самом  обыкновенном
русском языке,  и  Косухин  горько  пожалел,  что  напрочь  потерял  столь
необходимую  бойцу  мировой  революции  классовую  бдительность.  Выходит,
покуда он глазел на Л'Арк Триумф да на Тур д'Эфель, белые гады  не  теряли
времени. Степе стало не страшно, а стыдно.
     Чья-то рука легко сжала запястье.
     - Как у младенца, господин  капитан.  Не  понимаю,  зачем  мы  с  ним
возимся?
     - Вы на фронте тоже обсуждали приказы, поручик?
     - По-моему, он уже пришел  в  себя,  -  уверенно  предположил  третий
голос. - Взгляните господа - веки дергаются.
     "Ах ты, чердынь-калуга!" - еще раз  пожалел  о  своей  неосторожности
Степа, но, ясное дело, жалеть было уже поздно.
     - Вы совершенно правы, - констатировал тот, кого называли  капитаном.
- Господин чекист, можете не притворяться...
     Косухин никак не реагировал, и тут кто-то сильно ударил его по лицу.
     - Прекратите, поручик! - голос внезапно стал  злым  и  резким.  -  Не
смейте бить пленного!
     - Но господин капитан!
     - Немедленно извинитесь! - тон явно не допускал возражений. Тот, кого
называли поручиком, недовольно пробормотал:
     - Прошу прощения, господин чекист...
     Играть в прятки было  бессмысленно,  и  Степа  открыл  глаза.  Он  не
ошибся. Его везли в том самом черном  автомобиле,  двое  молодых  людей  в
штатском сидели рядом с ним на заднем сиденье, еще двое,  включая  шофера,
на переднем. Шторки на окнах салона оказались опущены, но сквозь  переднее
стекло можно было увидеть освещенную фарами дорогу, вдоль которой мелькали
выхваченные неровным светом силуэты деревьев. Итак, его вывезли из Парижа.
Кто и зачем - особых сомнений по этому поводу не оставалось.
     - Очухались, ваше комиссарское превосходительство? - спросил поручик,
сидевший, как выяснилось, слева. Он был молод, даже моложе Степы,  но  его
юное лицо пересекал глубокий рваный рубец.
     Косухин решил не реагировать.
     - Ничего, у генерала разговорится, - заметил тот, что был за рулем. -
Господин капитан, разрешите мне его лично ликвидировать. Должок имеется...
     - Это не ко мне, Сергей, - капитан, сидевший справа, был, похоже,  не
склонен одобрить эту идею. - Никогда не занимался... ликвидацией.
     - Тогда выдадим этому типу револьвер и  устроим  техасскую  дуэль,  -
предложил тот, кто сидел рядом с шофером. - Извините, Виктор, но это  ваше
чистоплюйство...
     Разговор был не из веселых, но Степа заставил себя думать  о  другом.
Эта четверка - явные беляки, видать еще совсем  недавно  воевавшие  против
трудового народа где-нибудь на Дону или за Байкалом. Действовали они не по
своему усмотрению, а по приказу какого-то неведомого генерала, к  которому
его, Косухина, и везут. А генерал, и сомневаться в этом нелепо, действовал
не без подсказки господина Карла Берга. Все  становилось  на  свои  места.
Косухин вспомнил полный ужаса взгляд Наташи. Девушка явно что-то знала,  и
ее странная фраза об офицерах теперь не казалась неуместной.
     Авто резко свернуло в лес, прокатилось сотню метров по узкой  просеке
и выехало на  поляну.  Блеснул  свет  фар  -  еще  один  автомобиль  стоял
неподалеку, очевидно дожидаясь встречи.
     - Аскольд Феоктистович ждет, - констатировал  капитан,  когда  черная
машина затормозила. - Поспешим...
     Степа мельком  отметил,  что  столь  редкое  имя-отчество,  вероятно,
принадлежит тому самому  генералу.  Ему  почудилось  что-то  знакомое,  но
соображать было некогда - Степу вытащили  из  машины  и  потащили  вперед,
навстречу выходившему из другого  автомобиля  высокому  худому  совершенно
лысому старику. Впрочем, разглядеть внешность генерала было трудно - мешал
свет горящих фар, бивший прямо в глаза.
     - Вижу, - резкий  сухой  голос  оборвал  начавшего  было  докладывать
капитана. - Вы уверены, что не ошиблись?
     - Его документы, ваше превосходительство... - капитан передал  Степин
паспорт старику. Тот, не читая, сунул выданную в Бомбее "липу" в карман:
     - Ладно, времени мало, господа. Мешок и веревки захватили?
     - Так точно!
     Вероятно, захватили  не  только  мешок  и  веревки,  но  и  несколько
кирпичей. А может, поблизости  имелось  достаточно  подручного  материала,
чтобы упокоить Степу на дне ближайшей речки.
     - Что он говорил, капитан? - вопрос  был  задан  небрежно,  явно  для
проформы.
     - Ничего, ваше превосходительство...
     - То есть? - генерал, уже готовившийся уходить,  резко  обернулся.  -
Капитан, вы уверены, что не отправите на тот свет случайного прохожего?
     - Да русский он! - вмешался поручик, с нетерпением  переминавшийся  с
ноги на ногу. - Я этих комиссаришек за версту чую!
     Генерал подошел поближе и взглянул Степе в лицо. Косухин не  преминул
усмехнуться, но усмешка тут же погасла: тот, кто смотрел на него, внезапно
показался кем-то знакомым. Степа видел этого лысого генерала  впервые,  но
голос, холодные серые глаза, даже эта брезгливая гримаса...
     -  Господин  чекист,  мои  люди  не  ошиблись?  -  в  голосе  звенела
нескрываемая ирония. Вероятно, генерал тоже чуял комиссаров:  если  не  за
версту, то за два шага - всенепременно.
     - Ошиблись, - буркнул Косухин. - В Чрезвычайной Комиссии не  состоял,
- и, подумав, что  это  может  звучать  как  просьба  о  пощаде,  поспешил
добавить: - А вот теперь жалею...
     Генерал усмехнулся, и вдруг Степе показалось, что  перед  ним  другое
лицо, столь знакомое и памятное. В голове словно блеснула молния. Генерал,
живущий в Париже  по  имени  Аскольд  Феоктистович!  Аскольд  Феоктистович
Богораз!
     - Хорошо, - кивнул старик. - Можете приступать, господа!
     -  А  погодь,  Превосходительство,  -  Степа  вновь   заставил   себя
улыбнуться. - А как же это... последнее желание?
     - Резонно, - кивнул генерал. - Как обычно  -  папиросу?  Или  желаете
"Интернационал" исполнить?
     Косухин проигнориров