эйсо... идхэ... хоги... ранэ... атурх...  горг..."  Еще
не зная, что будет дальше, Ника  зажмурилась,  и  вовремя.  Даже  сквозь
прикрытые веки свет показался  невыносимо  ярким.  Подземелье  дрогнуло.
Послышался странный звук, похожий на  смех  и  одновременно  на  гневный
окрик. Это тянулось долгую, бесконечную секунду  -  и  наконец  пропало.
Ника открыла глаза. В часовне  все  осталось  по-прежнему,  но  "черные"
охранники не стояли, а лежали на полу, закрывая глаза ладонями.
   Это был ее шанс. Ника бросилась вперед, туда, где "черные" навалились
на Орфея, не давая встать. Оставалось добежать еще какой-то метр, но тут
сильный удар сбил ее с ног.  В  дверь  вбегали  новые  охранники,  спеша
заменить тех, кто временно ослеп.
   - Удачно... - Иванов словно и не  был  обескуражен.  -  Ну,  Виктория
Николаевна, нам придется объясниться...
   Ее  подтащили  ближе  к  алтарю.  Агасфер  стоял  рядом  -   высокий,
недвижный, укрытый тенью.
   - Вы, кажется, оказались опаснее, чем я думал. Ну, говорите...
   Сзади послышался крик, шум борьбы - похоже, Орфей пытался  справиться
с "черной" охраной. Ника на миг закрыла глаза: она не успела. Что ж...
   - "Видим дела твои... Остановись... Шл„м второй Рубин, третьего -  не
будет..." В протянутой ладони кровавым огнем засветился камень.  Агасфер
молчал. Секунды тянулись, прошла минута, две...
   - И что вам обещали за это? -  В  голосе  звучала  злая  насмешка.  -
Жизнь? Свободу? Неужели вы не знаете, Виктория Николаевна,  что  гонцов,
несущих злые вести, ждет беда?
   Ника не стала отвечать. Теперь уже все  сделано.  Оставалось  одно  -
пройти остаток пути достойно.
   Вспомнилась сгоревшая в лиловом пламени страница  черной  книги.  Что
было там написано? Наверно,  именно  это...  На  миг  она  почувствовала
слабость, но заставила себя очнуться. Бояться поздно...
   - Хорошо... - тень еле заметно двинулась, - приведите его...
   "Черные" подтащили Орфея к алтарю. Он с трудом  повернул  голову.  Их
глаза встретились, и Ника улыбнулась.
   - Юрий Петрович!  -  Агасфер  не  спеша  сел  в  кресло,  став  почти
невидимым в затопившем алтарь мраке. - Прежде всего - о вас. Мою просьбу
вы исполнили, так что у  меня  нет  претензий.  Предлагаю  следующее.  В
Столице создается новый  дхарский  центр.  Вы  его  возглавите.  Хорошая
работа   всегда   вознаграждается.   Вы    сможете    продолжить    свои
исследования...
   - Для окончательного решения дхарского вопроса? - Орфей рванулся,  но
"черные" держали крепко.
   - Да. Для окончательного решения дхарского вопроса. Могу я намекнуть,
что иного выхода у вас нет?
   - Вы ошибаетесь. Есть! - Он попытался обернуться. - Ника, прости...
   - У вас его нет. И не будет. Я дам вам немного подумать. Вернем вас в
больницу на пару дней. Правда,  ключ,  который  вы  спрятали  по  совету
Пустельги, мы забрали. Впрочем, он бы вам не помог...
   - Ника! - Он все-таки сумел повернуть голову. - Они убили Сергея!
   - Как? - Она ощутила боль и бессилие. Значит, Пустельга тоже...
   - Молчите! - Агасфер резко встал. - Имейте  в  виду,  терпение  может
кончиться. Я дам вам три дня, Юрий Петрович. Потом мы продолжим разговор
в уже знакомом вам подземелье...
   В голосе Агасфера  впервые  слышалась  откровенная  угроза.  Внезапно
Орфей рассмеялся. Это  прозвучало  так  неожиданно,  что  черный  силуэт
отшатнулся.
   - Ну что ж, Юрий Петрович... Посмотрим, насколько у вас хватит сил...
Уведите!
   - Постойте! - Ника попыталась освободиться, но  "черные"  держали  ее
крепко.
   - Дайте минуту... проститься...
   - Хорошо. - Агасфер вновь отступил в тень. - Но -  ни  одного  слова.
Первое же слово - смерть.
   Хватка немного ослабла. Она повернулась - Орфей был почти  рядом,  но
охранники стояли, сомкнув плечи, - ни протиснуться, ни достать рукой...
   Он улыбнулся, Ника тоже - из  последних  сил,  еле  сдерживаясь.  Она
чувствовала, как по щекам текут слезы, но боялась  вытереть  их.  Может,
Орфей не заметит... Внезапно показалось, что откуда-то  доносится  тихий
шепот.
   - Ника! Ника! Ты слышишь меня?
   - Да! - беззвучно закричала она. - Орфей, я слышу! Не бойся за  меня!
Они мне ничего не сделают! Ты молодец, все гордятся тобой...  И  я...  Я
тоже... Я люблю тебя...
   - Я люблю тебя, Ника! Извини, не могу поступить иначе...
   - Знаю. Но мы все равно встретимся! Все равно... Орфей  поднял  вверх
скованные руки, но "черные" уже волокли его к темному провалу  двери.  У
самого входа Юрий на секунду остановился. Их  глаза  встретились...  Еще
миг - и он исчез во тьме...
   Нике показалось, что она уже умерла.  В  ушах  звучал  странный  шум,
похожий на скрежет, в лицо  плеснула  вода...  Наконец  она  очнулась  и
поняла:
   Еще не конец. Самое страшное случилось, но ей  еще  предстоит  допить
то, что осталось в поднесенной чаше.
   - Вам лучше? - Агасфер каким-то  образом  очутится  рядом,  он  стоял
буквально в одном  шаге  -  неприступный,  холодный.  -  Вы  взялись  за
страшное дело, Виктория Николаевна. Я знал, что у вас не хватит сил...
   - Хватит, господин Иванов. - Кажется,  голос  звучал  нормально,  без
дрожи. - Что вам еще надо?
   Голова в черном капюшоне чуть наклонилась, и Ника увидела, что в лицо
ей смотрит пустота.
   - Зачем же так, Виктория Николаевна? Я мог бы сказать, что  мне  жаль
вас, но это неверно. Я не жалею и не  сочувствую,  но  испытываю  к  вам
вполне естественное уважение. Я  еще  узнаю,  кто  именно  вооружил  вас
против меня, это  несложно.  Но  сначала  решим  вопрос  лично  с  вами.
Наверно,  самым  честным  было  бы  просто   отпустить   вас,   Виктория
Николаевна. Этим я бы воздал добром за зло, и вы не ощутили  бы  радости
победы.
   Радости? О чем он говорит? Или у Агасфера другие чувства - не  такие,
как у людей?
   - Я выразился точно, - товарищ Иванов словно читал ее мысли, - сейчас
в вас говорят эмоции, вы боитесь за Юрия Петровича - и напрасно.  Не  за
него следует опасаться. Он-то мне нужен, а вот вы...
   - Дешевый прием, господин коммунист! Угрожать женщине...
   Ника перевела дыхание. Теперь уже не страшно. Она побывала  там,  где
беззвучно кружат стаи воробьев и течет медленная тихая река...
   -  Вспомнили,  что  вы  женщина...  Я  не  забывал  этого,   Виктория
Николаевна. Но  вспомните  и  о  другом:  вы  сумели  сорвать  важнейшую
государственную программу,  рассчитанную  на  укрепление  обороны  СССР.
Сантименты здесь ни при чем. Вы - мой враг и не скрываете этого...
   - А вы чего ожидали? - Ника  удивилась  вполне  искренне.  -  Неужели
благодарности?
   - Вот видите! Нам трудно договориться. Что ж, можете радоваться, удар
нанесен точно. Я мог бы забыть  об  этом,  вспомнив,  что  вы  -  слабый
человек, вам  страшно  и,  кроме  того,  вами,  похоже,  кто-то  неплохо
управлял... Увы, на свободе вы еще более опасны: вы видели нечто  такое,
о чем сможете рассказать. Более того,  ваши  новые  знакомые  попытаются
вновь с вами встретиться. А вот этого я допустить не могу...
   Выходит, Агасфер ее боится! Ее и тех, с кем она  сидела  у  холодного
костра! Нет, она не ощутила радости, скорее почувствовала что-то похожее
на презрение. Хорош всесильный!  Несколько  безоружных  людей  вдребезги
разбили его замыслы! А что будет, если объединятся остальные?
   - Вы меня поняли...  -  Черный  капюшон  кивнул.  -  Теперь  о  вашем
Рубине... Не хочу разочаровывать, но он  не  поможет...  Этот  камень  -
память о далеких веках, когда еще соблюдались странные, нелепые обычаи и
условности. Но даже если играть по этим смешным правилам, он не  спасет.
Я не имею права вас убить, Виктория Николаевна, поскольку  вы  -  посол,
принесший весточку от моих добрых друзей. Я и не намерен расправляться с
вами! Но я не могу и  не  собираюсь  запретить  органам  внутренних  дел
арестовать вас как опасную пособницу врага. Не  я  подписывал  ордер  на
арест, я тут вообще ни при чем. А в НКВД Кровавый Рубин не  поможет.  Он
способен разбить очень могущественные силы, но для тамбовских костоломов
товарища Ежова это - обыкновенный "вещдок", который  приобщат  к  вашему
делу...
   Ника вспомнила слова  Фроата.  Похоже,  Агасфер  говорил  правду.  Но
почему он столь многоречив? Неужели она в  самом  деле  сумела  его  так
испугать?
   - К сожалению, наряду с множеством достоинств нашего первого  в  мире
социалистического государства имеются и отдельные недостатки. Среди них,
в частности, то, что приговоры порою выносят еще до  ареста.  Не  пугаю,
просто объясняю. Ордер подписал Ежов еще неделю назад. Вас ищут по  всей
стране...
   - А вы умываете руки? -  Странно,  у  нее  еще  нашлись  силы,  чтобы
усмехнуться.
   -  Не  без  сожаления.  Вас  судили  заочно  как  пособницу  опасного
преступника Юрия Орловского, написавшего клеветническую книгу, порочащую
общественный и политический строй СССР...
   Вот,  значит,  как!  Теперь  ясно,  над  чем  работал  Орфей  долгими
вечерами! Да, она не зря гордилась им... Но на мгновение стало жаль, что
роман, о котором они столько говорили, так и остался не  написан.  Роман
про Иешуа из Эн-Сарида и того, кто тоже умыл руки...
   - Впрочем... - Агасфер помолчал,  подчеркивая  значимость  того,  что
будет сказано, и продолжил, ставя ударение на каждом слове, - я согласен
помиловать вас, если вы меня об этом попросите...
   Вначале Ника не поняла, затем на мгновение ее охватила радость. Жить!
Всего лишь несколько слов! Она никого не предаст,  не  подведет,  просто
попросит о жизни. Что может быть естественнее, понятнее? Никто не осудит
- даже Флавий, даже Варфоломей Кириллович. Она  сможет  выждать  момент,
связаться с друзьями...
   Агасфер ждал, не торопя. Внезапно Ника  ощутила  нечто  странное:  ее
враг волнуется, словно речь идет не о ее жизни, а о его собственной.
   И тут она поняла. Дело не в словах. Просто это будет первой просьбой,
и ей не откажут. Она останется в живых и будет против  собственной  воли
чувствовать себя обязанной. Ей не предложат сразу  же  выдать  Терапевта
или Флавия! Напротив, Агасфер предложит попросить  о  чем-то  ином  -  о
свободе или даже... о жизни Орфея... И вот тогда...
   - Я не ищу смерти, - Ника  посмотрела  прямо  в  черную  пустоту  под
капюшоном, - но вас ни о чем... слышите!.. ни о чем просить не буду...
   - Как угодно. - Рука в перчатке чуть заметно дернулась. - Уведите.
   Ее схватили за плечи и потащили к выходу. Внезапно сзади донеслось:
   - Стойте! Подведите ее к камню.
   Значит, еще не все? Ника чувствовала, что силы уже на исходе...
   "Черные" поставили ее у странного круглого камня, похожего на  плаху.
Рядом находилось что-то покрытое темным покрывалом. Один  из  охранников
отбросил его в сторону. Ника вскрикнула  -  на  земле  лежал  Пустельга.
Грудь, шея, руки - все было в засохшей крови,  но  лицо  каким-то  чудом
осталось  чистым.  Смерть  обошлась  милостиво  с  Сергеем,  он   словно
помолодел, исчезли морщины  на  лбу,  разгладились  глубокие  складки  у
рта... Нике даже показалось, что он просто уснул - спокойно и тихо...
   - Хвастаетесь... палаческой работенкой?..
   - Вспомнились  слова  Орфея.  Выходит,  он  знал  Пустельгу?  Значит,
молодой парень пытался помочь и Юрию? Все становилось понятнее...
   - Не спешите... -  Агасфер  подошел  ближе.  -  Не  судите  поспешно,
Виктория Николаевна...
   Интересно,  о  чем  еще  будет  разглагольствовать  этот   краснобай?
Убеждать в том, что Сергея следовало непременно "ликвидировать"?
   - Именно так.
   Она поняла, Агасфер действительно читает ее мысли. Но не  испугалась:
пусть...
   - Только не "ликвидировать"... Я  подарил  ему  смерть  -  настоящую,
человеческую смерть. Порою это очень ценный дар. Проще было оставить его
нелюдем, он бы служил мне - даже против воли. Я поступил честно, но этот
человек мне нужен - и нужен чрезвычайно. Я очень надеялся, что  какой-то
счастливый случай поможет все  же  вернуть  его.  Как  вы  вернули  Юрия
Орловского. Шансы были - один на миллион, но,  представьте  себе,  я  не
ошибся. Итак, Виктория Николаевна, у вас есть выбор. Слушайте!
   Агасфер шагнул вперед, протянув затянутую  в  черную  кожу  руку  над
мертвым телом:
   - Этот человек - ваш враг, Виктория Николаевна. Он сочувствовал  вам,
но служил мне. Сочувствие - дело легкое, к тому же в нем говорили  обида
и болезнь. Теперь он мертв, и никто на свете  не  вернет  его.  Никто  -
кроме вас...
   Ника не отреагировала. Сказанное показалось грубой  ложью,  очередным
издевательством, которым Агасфер подслащал свою неудачу.
   - Не верите? Но вы же спасли Орловского! Одна,  без  моей  помощи.  А
теперь у вас имеется то, что не защищает вас, но может выручить другого.
Ваш Рубин...
   Ника разжала ладонь. Камень засветился в полумраке, золотом вспыхнули
буквицы-муравьи...
   - Это вещь из другого мира, Виктория Николаевна. Я уже  говорил,  она
не для вас. Но сила, заключенная в Рубине, поистине неимоверна.  Она  не
сокрушит врагов, зато спасет тех, кто болен - даже  смертельно.  Еще  не
поздно - положите камень ему на грудь, туда, где сердце...
   Камень горел на ладони. Она думала передать его Орфею. Те, кто дал ей
Рубин, надеялись, что кристалл поможет ей...
   - Но не спешите. Подумайте. Его отберут у вас, но  кто  знает,  вдруг
Рубин даст вам шанс даже в подвалах Ежова. Не уверен, конечно, но чудеса
случаются. С другой стороны, вы можете спасти  человека.  Но  не  просто
человека, с которым вы были знакомы. Сергей Пустельга - опытный  чекист,
в НКВД с семнадцати лет, у него две медали, масса благодарностей. За что
- можете догадаться. Если спасете его, я  получу  ценного,  незаменимого
помощника, а ваши друзья - еще одного умного и очень опасного врага...
   - Зачем вы это говорите? - Виктория Николаевна вспомнила разговор  на
скамейке в Александровском саду и другую встречу - на холодной,  залитой
дождем набережной...
   - Любопытно, как вы поступите. Дело  в  том,  что  хозяйка  Рубина  -
только вы. Он  слушается  вас,  чужая  рука  не  принесет  спасения.  Я,
конечно, мог бы вас,  так  сказать,  уговорить,  это  нетрудно  в  вашем
положении. Но мне интересно, что вы решите. Признаться,  до  сих  пор  с
трудом понимаю человеческие поступки...
   - У вас это никогда не получается,  Агасфер...  Ника  склонилась  над
неподвижным телом Пустельги, положила светящийся камень на окровавленную
гимнастерку и поправила сбившиеся на лоб русые волосы.
   - Но почему? - В голосе Иванова звучало искреннее удивление. -  Он  -
ваш враг! Вы помогли мне, а не своим друзьям!
   Ника не стала отвечать, даже не слышала. Это было уже  совершенно  не
важно. Все сделано, осталось немного, а силы нужны для каждого шага...
   "Черные" вывели ее в полумрак подземной галереи. К ним подошли трое в
обычной  светлой  форме  с  малиновыми  петлицами.  Старший,   с   двумя
"кубарями", что-то спросил. Она не поняла, и тут же ее ударили по  лицу.
Ника пошатнулась, едва устояв на ногах.  Странно,  она  еще  чувствовала
боль...
   - Артамонова?
   - Да... - губы с трудом двигались, - я - Виктория Артамонова...
   - Чего  не  отвечаешь?  -  Лейтенант  достал  из  нагрудного  кармана
какую-то бумажку. - Согласно постановлению Особого Совещания...  А,  все
равно темно, поверишь на слово...
   - Наручники? - поинтересовался кто-то особо старательный.
   - На хрена? - удивился старший. - Куда ей бежать? Ну, двигай!..
   Толчок в спину. Виктория Николаевна вновь чуть не упала, еле заставив
себя выпрямиться. Вот, значит, как  начинается  дорога  в  ад...  Вокруг
стояла тьма, но внезапно Нике показалось, что  она  снова  видит  теплые
сияющие звезды, такие чистые и близкие.  И  Ника  рванулась  к  ним,  не
останавливаясь, становясь с каждой секундой все сильнее и сильнее,  так,
что даже смерть, казалось, начала отставать...
   Бен появился на Патриарших ровно без пяти  семь.  Добирался  он,  как
обычно, пешком. За эти месяцы молодой человек неплохо изучил  Столицу  и
теперь старался прокладывать маршруты  напрямик,  через  скопище  кривых
улочек и узких переулков, надеясь на чутье, не подводившее и  раньше,  в
дальних походах на Тускуле. Вечер был теплый, и Бен снял плащ, неся  его
переброшенным через руку. В последнее время он научился одеваться вполне
в местном духе, походя теперь не на иностранца из посольства,  а  скорее
на преуспевающего журналиста или молодого художника.
   В  небольшом  парке,  несмотря  на  теплый  вечер,  народу  оказалось
неожиданно мало. Не спеша подойдя к тихой глади пруда,  Бен  полюбовался
оранжевыми отблесками уходящего солнца в окнах дома  напротив  и  словно
ненароком взглянул на  скамейки,  что  стояли  на  ближайшей  к  Большой
Бронной аллее. Лишь  две  из  них  были  заняты.  На  одной  сидели  два
гражданина, ведущие какой-то весьма оживленный спор, на  второй  же  Бен
заметил  того,  кто  назначил  ему  встречу.  Ошибки  быть   не   могло:
расстегнутый серый плащ с  темно-красной  подкладкой,  короткая  военная
стрижка и, о чем он также  предупрежден,  огромный  черный  пес,  смирно
сидевший у ног хозяина. Дождавшись, пока стрелки  на  часах  -  местных,
купленных не так давно вместо привычных тускульских, показали без  одной
минуты семь, Бен медленно направился к нужной скамейке.
   При его приближении пес  поднял  большие  острые  уши,  вопросительно
взглянув сначала на  Бена,  затем  на  хозяина.  Последовало  негромкое:
"Сидеть, Бара!" Собака, немедленно успокоившись, отвернулась в  сторону.
С  уважением  поглядев  на  пса,  Бен  осторожно  присел,   постаравшись
оказаться подальше от умного зверя. Человек в сером плаще окинул  соседа
по скамейке спокойным взглядом:
   - Добрый вечер. Насколько я понимаю - товарищ Бен?
   - Так точно...  -  Ответ  показался  почему-то  глупым,  и  Александр
поспешил исправиться:
   - То есть - да... Вы - господин Флавий?
   - Совершенно верно. Заметил вас еще на Бронной. Впрочем, мы, кажется,
виделись. Вчера на Новодевичьем...
   Бен постарался  вспомнить.  Да,  он  уже  видел  того,  кто  назвался
Флавием. Это было действительно  вчера  на  Новодевичьем  кладбище,  где
хоронили  известного  драматурга  и  бывшего  военного  врача   Афанасия
Михайловича Бертяева...
   - Я тоже пришел туда,  -  кивнул  Флавий.  -  Пришлось  нарушить  все
правила конспирации, но...
   Он не  стал  договаривать,  по  жесткому  холодному  лицу  скользнула
судорога боли. Это продолжалось какую-то долю секунды, затем  человек  в
сером  плаще  вновь  стал  прежним,  неторопливо  заговорив  тоном,   не
допускающим возражений:
   - Вы дали  согласие  на  работу,  товарищ  Бен.  Афанасий  Михайлович
поручился за вас, поэтому не могу  вам  не  верить.  Будете  подчиняться
непосредственно мне. Напоминаю: от выполнения или невыполнения  приказов
будут зависеть человеческие жизни, прежде всего ваша...
   - Да... - кивнул Бен.
   - Здесь можно сказать: "Так точно". - Флавий  улыбнулся.  -  Впрочем,
вы,  как  бывший  руководитель  нелегальной  группы,  не  нуждаетесь   в
инструкциях. Какую подготовку вы прошли на Тускуле?
   - Четыре месяца специальных курсов, господин Флавий...
   - И полгода подполья в Столице... - задумчиво  проговорил  человек  в
сером плаще. - Кое-что... Надеюсь, разговорную речь освоили?
   - Уже легче, - вздохнул Бен. - Но  все  равно  порою  трудно.  Иногда
просто язык не поворачивается. Называть даму - "гражданкой"!..  Я  и  не
думал, что за два десятка лет язык может так измениться.
   - Не только язык, товарищ Бен, - покачал головой Флавий.  -  Обратите
внимание на манеру держаться, на мимику... Впрочем, уверен,  Богораз  не
пришлет сюда кого попало... Поскольку вам известен мой  номер  телефона,
конспирироваться уже бессмысленно, тем более нам  предстоит  работать  в
непосредственном контакте. Я  -  Лунин  Николай  Андреевич,  заместитель
наркома тяжелой промышленности. С товарищем Терапевтом сотрудничал  пять
лет...
   - Граф Бенкендорф Александр  Леонтьевич,  -