е видели и ни с кем не разговаривали.
     Степа покачал головой.
     - И о вашем брате - ничего?
     - Нет...
     Арцеулов на миг задумался:
     - Степан, может не стоит вас в это втравливать? Вы, я  вижу,  успешно
служите, комиссары  от  вас  в  восторге.  Вот  и  второй  орден.  Кстати,
поздравляю.
     - Глумишься, кадет? - Косухин вновь вздохнул, чувствуя что не в силах
дать отпор очередной вражеской провокации. Арцеулов недобро усмехнулся:
     - Поздравляю вполне искренно. Вы делаете  нашу  работу.  Насколько  я
помню, именно кронштадтцы  штурмовали  Зимний.  Революция  -  это  свинья,
пожирающая своих детей - помните? Это лишь  начало.  Но,  если  хотите,  я
исчезну. Мне, собственно, нечего терять, а у вас - другие ставки...
     Косухин ответил не сразу. Если  он  сейчас  скажет  "нет",  Ростислав
будет действовать один, сложит свою дурную интеллигентскую голову,  а  он,
Степка Косухин,  благополучно  дотянет  до  персонального  кабинета  и  до
кирпичной стенки, где его добьют прикладами мордастые ребята...
     - Я, это... бумаги читал. Секретные... Мол, Венцлав  и  все  такое...
научные опыты, чердынь-калуга...
     Арцеулов кивнул:
     - Помниться, вы уже делились этой версией. Значит, все-таки поверили?
     - Нет... - слово далось тяжело, но  дальше  пошло  немного  легче.  -
Чувствую,  врут,  чердынь-калуга!  Верней,  вокруг  ходят,  но  правды  не
говорят.  Но  ведь  как  подступиться?  Вон,  думал  с  товарищем  Троцким
поговорить...
     Степа безнадежно махнул рукой.
     - И хорошо, что не поговорили. Эту крепость в лоб брать  нельзя.  Они
велели вам молчать - ну что ж, молчите покуда. Надо всегда  искать  слабое
звено - и начинать с него. За что мы можем взяться? - Арцеулов подождал и,
видя, что Степа молчит, ответил сам: - В Шекар-Гомп нам больше не сунуться
- раз. Что-либо выяснять в вашем ЦК нельзя - это два. Что остается?
     Косухин уже знал ответ. Там,  во  Франции,  он  уже  держал  в  руках
ниточку.
     - Берг...  Который  Наташин  дядя...  Только  ведь  он  -  в  Париже,
чердынь-калуга!
     - Берг в России, Степан. Поэтому я нашел вас...
     Степа изумленно поглядел на Арцеулова.  Подполковник  был  спокоен  и
решителен, словно командующий перед генеральной битвой.  Косухин  поневоле
позавидовал этому спокойствию и этой решимости...
     - Сейчас мне надо спешить, - Арцеулов мельком взглянул на часы. -  Вы
должны получить отпуск  после  ранения.  Встретимся  в  Столице  у  вашего
Лунина. Кстати, Николай передает вам привет.
     - Ты, выходит, и с ним познакомился?
     - А как  же!  Он  уже  дома.  Бритый,  худой,  но  полный  оптимизма.
Серьезный молодой человек.
     Косухин кивнул. Колька Лунин был действительно серьезным парнем.
     - Ты это, Ростислав, у него каменюку забрал? Которую мы в  Безбаховке
нашли?
     - Она у него? - удивился Арцеулов. - Нет, он  же  не  знает,  кто  я.
Самое интересное, деревянные таблички тоже у  него.  Я  просил  сохранить,
пока не вернусь.
     - Ага, - вспомнил Степа. - Прочитал?
     - Нет. Но пытаюсь. Ну выздоравливайте, красный  командир.  И  учтите,
вас ждут сюрпризы. Некоторые приготовил я. А вот других опасайтесь...
     Арцеулов  улыбнулся,  пожал  Степе  руку  и  оставил  его  одного   у
темнеющего окна. Странно, но неожиданная встреча ошеломила лишь  поначалу.
Наверно, он был уже давно готов к этому.


     Через два дня Косухин получил свои  документы  и  заодно  -  месячный
отпуск.  Оставалось  достать  билет  в  Столицу,  но  в  последний  момент
мальчишка-курьер  разыскал  Степу  и  передал  ему  телеграмму.   Товарищу
Косухину предписывалось немедленно явиться в ЦК.
     Косухин тут же вспомнил о сюрпризах.  Очевидно,  этот  подготовил  не
Арцеулов. Странно, в Центральном Комитете им не  должны  интересоваться  -
скорее, командира 256-го полка вызвали бы в военное  ведомство.  Мелькнула
мысль  выправить  документы  на  имя  какого-нибудь  Степана  Иваненко   и
использовать свой немалый опыт конспиративной работы. Но  Косухин  отогнал
соблазн. Уходить "на дно" рано. Покуда он чист, грехи его партией прощены,
и он может не бояться вызова в кабинет на Старой площади. К тому  же,  "на
нелегалке" долго продержаться нельзя. Косухин имел представления о методах
славной ВЧК, догадываясь, что уж его-то будут искать и найдут даже  из-под
земли...
     Прямо с Петроградского  вокзала.  Косухин  направился  в  Центральный
Комитет. Там его не ждали. Дежурный долго листал списки, и Степа уже начал
подумывать о какой-то странной ошибке, когда  наконец  ему  назвали  номер
кабинета.  Выходит,  он  все-таки  кому-то  нужен.  Фамилию   того,   кому
принадлежал кабинет, дежурный почему-то не сообщил.
     Степа постучал и услышал басовитое: "Входи!" Голос  был  знакомым,  и
Косухин  почти  не  удивился,  увидев   за   столом   грандиозную   фигуру
чудо-богатыря революции - незабвенного Прова Самсоновича.
     - Ну, здоров, здоров, товарищ Косухин! - Чудов даже встал  со  стула,
вернее с нескольких подушек,  позволявших  ему  доставать  до  поверхности
стола. - Давно, давно не видел! Ну, проходь!
     Товарищ Чудов был столь же квадратен, даже, пожалуй, набрал  за  этот
год  мощи,  дабы  в  полной  силе  противостоять  белым  гадам  и   прочим
недобиткам.  Могучая  длань  долго  жала  Степину   руку.   Внутри   Прова
Самсоновича что-то клокотало, булькало, словно революционная  энергия,  не
находя должного применения, стремилась наружу.
     - Ну, покажись,  покажись!  -  Чудов  оглядел  Степу  требовательным,
заботливым  оком  истинного  большевика  и,  похоже,  остался  доволен.  -
Молодец, молодец. Орден, стало быть, - это хорошо, хорошо...
     Косухин слушал столпа сибирского большевизма  с  невозмутимым  видом.
Интересно, еще в прошлом январе Пров Самсонович казался если не  образцом,
то, по крайней мере, весьма достойным товарищем, заслуживающим  всяческого
уважения. "Клоп" - вспомнилось  словечко  злоязыкого  Арцеулова,  и  Степа
вдруг понял, что дело не только во внешнем сходстве.  Товарищ  Чудов  тоже
мастак пить чужую кровь...
     Пров Самсонович продолжал греметь. Вначале Степа слушал с опаской, но
вскоре успокоился. Чудов прибыл в Столицу месяц назад. Степина история ему
была известна только из докладной в Сиббюро, стало  быть,  лишние  вопросы
исключались. Косухин еще раз вспомнил свою легенду. Тут его не поймают. Но
Пров Самсонович и не собирался выискивать  в  истории  красного  командира
Степы что-либо подозрительное. Он вообще не думал о прошлом. Как  истинный
большевик, он рассуждал о будущем:
     -  Ну  ты,  это,  здорово  белых  гадов  обставил!  Не  дал  им   над
пролетарской костью глумиться! Аж в Индию забрался - ну молодец! Будешь  у
нас по индийскому пролетариату первым специалистом...
     Косухин еле сдержался, чтобы не улыбнуться.  Он  представил  себя  на
площади в Дели агитирующим  индийских  трудящихся  за  мировую  революцию.
Выходило забавно. И тут же  поймал  себя  на  мысли,  что  совсем  недавно
подобное вовсе не казалось забавным, напротив...
     - Ну, а покуда  у  партии  для  тебя  другое  задание  есть.  Да-а...
Задание, товарищ Косухин, наиважнейшее...
     Степа вновь  насторожился.  С  каких  это  пор  товарищ  Чудов  начал
распоряжаться кадрами Реввоенсовета?
     - В Сибирь тебе вертаться надо, товарищ Косухин. Места ты  знаешь,  а
дел там много, ох много! Лютуют недорезанные, пьют  кровь  рабочую!  Да  с
ними эти - Федоровичи. А  наш  брат  ослабел.  Компромиссы  всякие  гнилые
поразводили!.. В общем, собирайся. Завтра  с  утра  -  на  вокзал  и  -  в
Иркутск. А там  перебросим  тебя  под  Благовещенск.  Будешь  ты,  Степан,
командиром над всеми отрядами в Забайкалье. Считай, фронтом  покомандуешь!
Ну чего, рад?
     Интересно,  должен  ли  он,  Степа  Косухин,  радоваться?  Назначение
завидное, что и говорить. Но Косухин  уже  не  был  желторотым.  В  словах
Чудова  почудилось  нечто  странное.  Во-первых,  какие-то  "компромиссы".
Загадки тут не было: иркутские большевики стеной встали  против  товарищей
из Приморья, выступивших за создание Дальневосточной  республики.  Еще  на
съезде   слыхал   Косухин,   что   мечтает   Пров   Самсонович    схарчить
дальневосточного вождя товарища Краснощекова. Выходит,  нужен  он,  Степа,
как  свой  человек  среди  тамошних  партизан.  Вроде  как  таран   против
несогласных.
     А во-вторых, "с утра - на вокзал". Ох, спешит товарищ Чудов!  Даже  в
19-м, когда на колчаковских фронтах  жарко  было,  людей  с  порога  да  с
бухты-барахты во вражий тыл не направляли! С чего это  Клоп  так  забегал?
Сам спешит - или приказали? А с чего такая  спешка?  Не  с  того  ли,  что
товарищ Берг в Столице объявился?
     Встал Степа, ремни оправил, улыбнулся радостно:
     - Ну, товарищ Чудов, спасибо! Уважили, чердынь-калуга! Я  уж  боялся,
что от безделья помру! Здесь-то мы гидру добили, и теперь хоть в счетоводы
иди!
     - Точно, точно! - расцвел "Клоп". - Нечего тебе, товарищ Косухин,  по
штабам ошиваться! В бой, за дело трудящихся!
     - Ага! - Степа хотел вновь улыбнуться, еще пошире, но передумал. Этак
можно и переборщить:
     - В общем, поехал, вещи соберу. Мечтаю, чердынь-калуга, с  белыми  до
конца рассчитаться! С товарищем Краснощековым мы их быстро обставим!
     Довольная усмешка на физиономии  Прова  Самсоновича  разом  увяла.  И
Степа сообразил, что попал аккурат в точку.
     - Я как на съезде про республику Дальневосточную услышал, так  понял:
нашенское это дело!  Ведь  Вождь  как  сказал:  надо  нам  республику  эту
иметь...
     Минут  пять  Степа  восторженно  пояснял  скисшему  Чудову  партийную
мудрость, выразившуюся в  создании  ДВР  -  буфера  на  советском  Дальнем
Востоке. Под конец он еще раз упомянул Краснощекова - для верности.
     - Ну я, стало быть, пошел! - самым решительным тоном заключил  он.  -
Вещички соберу. Правда, у меня отпуск по ранению - да ну его, этот отпуск,
чердынь-калуга!
     От товарища Чудова, казалось, шел пар. Вождь сибирского  пролетариата
клокотал и бурлил, и Косухин  испугался,  что  даже  мощная  натура  Прова
Самсоновича не выдержит - разлетится на части.
     - Ты это, товарищ Косухин, не поспешай покуда... - гудение перешло  в
невнятное бормотание. - Я ж забыл:  раненный  ты  на  льду  кронштадтском!
Негоже тебе прямо с госпиталя - да в бой...
     Косухин браво  махнул  рукой,  изображая  презрение  к  медицине,  но
товарищ Чудов внезапно стал противоположного мнения:
     - Ошибся я, Степан! Забыл, что отдых тебе положен.  Там  ведь  морозы
знаешь какие! В общем, не поспешай покуда. Выздоровеешь, отдохнешь. А  там
я тебя вызову...
     Степа заставил себя сохранить  серьезность.  Хороши  морозы:  впереди
лето. Видать, плохо стало у Прова Самсоновича с воображением!
     Из кабинета Косухин вышел с  пожеланием  не  спешить  и  как  следует
подлечиться. О завтрашнем поезде на Иркутск не было сказано ни слова.
     На улице Косухин ловко подцепился к переполненному трамваю и медленно
покатил на Пречистенку, где квартировал Колька Лунин.  Разговор  с  Клопом
повеселил - и одновременно встревожил.
     Да, Славка прав:  сюрпризы  начались.  Его  хотят  срочно  услать  из
Столицы, да подальше. Раньше он, командир Косухин, был нужен, и вдруг стал
хорош лишь на расстоянии - где-нибудь в тайге под  Благовещенском.  Неужто
все же из-за Берга? Выходило, что очень даже похоже...


     Колька Лунин год назад получил комнату в большой  квартире,  когда-то
принадлежавшей какому-то видному буржую.  Теперь,  когда  бывшего  хозяина
замела  ВЧК,  квартиру  заселил  трудовой  элемент,  поразвесивший   всюду
бельевые веревки и пропитавший прежнюю обитель эксплуататора запахом  лука
и карболки. Пройдя на ощупь по полутемному коридору, Степа отсчитал нужную
дверь и постучал:
     - Заходите, товарищ, не заперто!
     Колька Лунин лежал на кушетке, заменявшей  буржуйское  изобретение  -
кровать, и читал толстую книгу, не иначе "Капитал" товарища Маркса.  Лунин
был худ, как щепка, на голове ежиком торчали подросшие после тифа  волосы,
но голубые глаза смотрели весело:
     - Заходи, Степан! Чаю хочешь - вон, на столе, - горячий!
     Лунин всегда называл Степу полным именем.  Странно  еще,  что  он  не
обращался к нему "товарищ Косухин".  Степа  не  удивился  бы:  Колька  был
действительно серьезен не по годам.
     Косухин бросил вещи в угол и подсел к столу, где  в  пузатом  чайнике
дымился свежий морковный чай. Лунин чуть заметно  поморщился,  привстал  и
поудобнее уселся, опираясь на локоть:
     - Извиняй, покуда не хожу - ползаю... Ну что, жив? Разбил гидру?
     - Разбил...
     Тон у Лунина был странный - то  ли  действительно  серьезный,  то  ли
полный еле скрытой иронии.
     - Что, хреново было?
     - Куда уж, чердынь-калуга! - не выдержал Степа. - Они  ж,  понимаешь,
Коля, под красным флагом...
     Он начал сбивчиво рассказывать о том, что  довелось  увидеть,  а  еще
больше - услышать. Лунин молчал, прихлебывая дымящийся чай:
     - Главного не видишь, Степан, - проговорил он наконец. - Флаг  -  это
ладно. Но ведь они чего хотели? Власти Советов, прекращения войны,  отмены
чрезвычаек - как и мы в 17-м. А их - пушками! Смекаешь?
     - Смекаю... - Косухин тут же вспомнил слова белого гада Арцеулова.  -
Чего ж это будет, Коля?
     - Плохо будет... Ладно, раскисать не стоит. Я  тут  спирту  достал  -
вечером отметим. Не орден - а что  жив  остался.  Твой  приятель  обещался
быть.
     - Ростислав? - Косухин внезапно напрягся.
     - Ну да, товарищ Коваленко. Серьезный он мужик!
     - Серьезный, - спорить не приходилось.
     - Где познакомились? - вопрос был самым  обыкновенным,  но  что-то  в
тоне приятеля показалось странным.
     - На Южном фронте. Ну, под Александровском... - начал было Степа,  но
тут же умолк под насмешливым взглядом Лунина.
     - Ты вот чего, Степан. Я тебя давно знаю. Ты -  товарищ  проверенный,
да и мы с тобою вроде как друзья-приятели. Так что, прежде чем  я  тебя  в
ВЧК сдам, давай-ка разберемся...
     Почему-то Косухин не испугался. Ему лишь стало неловко, что сразу  не
сказал приятелю правды.
     - Поправишь, если не туда сверну. Весной мы с тобой  виделись,  и  ты
сказал, что объявился у тебя новый знакомый - Арцеулов  Ростислав.  Умный,
воспитанный - в общем, из бывших. Это первое. Дал ты ему мой  адрес,  чтоб
не потеряться. Это, стало быть, второе. И вот приезжает ко мне такой умный
да воспитанный, что белой костью за версту разит.  И  тоже  Ростислав,  да
только Коваленко. Это уже третье...
     Степе оставалось слушать и мысленно ругать последними словами  белого
гада Славку, думавшего обмануть всех своей "ксивой".
     - Ну, что товарищ Коваленко в РККА ни дня  не  служил,  это  я  сразу
понял. Дело нехитрое: он ведь наших званий - и тех не знает. Ну, а вчера я
здоровья  не  пожалел  и  съездил  в  наркомат...  Был  такой,   Коваленко
Ростислав, только ему, почитай, все пятьдесят годочков стукнуло, и  пропал
он без вести аккурат на том самом Южном фронте. А кто  такой  Арцеулов,  я
еще весной узнал. Не сам -  список  дали  особо  опасных  беляков,  что  в
розыске. Тот Арцеулов как раз в Сибири служил. Вот я и думаю: или мне  вас
на Лубянку сдавать, как недобитую контру, или я что-то крупно не  понимаю.
А если не понимаю - объясни...
     Косухин растерянно молчал. Его не удивило, что Колька всерьез  думает
сдать его в ЧК. Странно, что он до сих пор этого не сделал. Сам  бы  Степа
еще год назад едва ли стал ждать объяснений.
     - Коля, ты мне веришь? - вопрос был из наиглупейших. Лунин улыбнулся:
     - Тебе? Тебе верю. И Ростиславу твоему, как ни странно, тоже.  Может,
он и бывший беляк, да только, похоже, спекся. Перегорел. Да только что  вы
задумали?
     Рассказать? Но поверит ли Николай? Косухин представил себя  на  месте
Кольки. Он спрашивает про белого офицера с  фальшивыми  документами,  а  в
ответ  слышит  про  эфирные  полеты,   оборотня   Венцлава   и   тибетский
монастырь...
     - Видать, крепко ты запутался, - кивнул Лунин,  разливая  по  кружкам
остаток чая. - Пей, пока  горячий...  Ладно,  тогда  слушай  сюда.  Мне  в
военном отделе ЦК показывали  рапорт  товарища  Волкова.  Всеслав  Волков,
партийная кличка Венцлав - знаешь такого?
     - Знаю... - этого Степа не ожидал. Хотя почему бы и нет? Колька Лунин
накоротке со многими товарищами со Старой площади. Поговаривали,  что  еще
весной его хотели взять на  работу  в  Секретариат,  но  молодой  комиссар
попросился на фронт.
     - Этот Волков докладывал об  операции  "Мономах".  Говорит  тебе  это
что-нибудь?
     Косухин кивнул.
     - Значит, не ошибся... Волков сообщал, что  успешно  провел  разведку
полигона Челкель. Какой-то работник Сиббюро не просто проник туда, но даже
стал комиссаром полигона и обеспечил успешный запуск эфирной ракеты.  Этот
работник назван "Лебедевым". Дальше сказано, что "Лебедев" сумел  спастись
и через Индию уехал во Францию...
     Степа горько усмехнулся. Краснолицый назвал его в  рапорте  фамилией,
которую носил брат! Но как лихо все повернуто!
     - Затем я читал бумаги по Бхотской Трудовой Коммуне. Знаешь, где это?
     - Западный Тибет, - усмехнулся Степа. Лунин кивнул.
     - Полчаса по карте разбирался. Как я понял, наши товарищи там малость
подгадили. Но  какой-то  представитель  Сиббюро  сумел  добраться  туда  и
навести порядок. Правда, там сказано, что он пропал без вести...
     Выходило  что-то  непонятное.  В  Сибири  и  на  Тибете  его   хотели
уничтожить, а теперь представляют чуть ли не героем! Зачем? Но  Степа  уже
знал ответ: его хотят  сохранить.  Он  нужен  -  хотя  бы  как  свидетель.
Свидетеля берегли, награждали - и в случае необходимости убирали подальше,
хотя бы в Благовещенск...
     - Ну вот, Степан. Среди разыскиваемых по делу  "Мономах"  упоминается
капитан Арцеулов. Из Индии, да еще через  Францию,  никто  кроме  тебя  из
работников Сиббюро не возвращался... Что я должен подумать?
     - Это было не так, Коля...
     - Если ты выполняешь особое задание, так и скажи, - спокойно  заметил
Лунин. - Между прочим, месяц назад  у  Вождя  было  совещание  по  эфирным
полетам. Создается группа во главе с товарищем Цандером. Знаешь такого?
     О Цандере Степа не слыхал, но помнил слова Александра  Михайловича  о
сроках, в  которые  можно  восстановить  программу.  Выходит,  работы  уже
начались. Карл Берг не зря вернулся в Россию...
     - Николай, ты это... - проклятые слова опять не  шли  на  язык.  -  В
общем, Волков... Венцлав... врет. У него был другой приказ - не  допустить
запуска "Мономаха". Понимаешь?
     - Нет, пока не понимаю. Если считаешь нужным - объясни...


     Объяснение затянулось. Лунин требовал ясности, а вот этого как раз не
хватало. К счастью,  Коля  считал  те  же  бумаги,  что  и  Косухин,  -  о
медицинских экспериментах, о Бхотской Коммуне и всем прочем. Об  оборотнях
и подобной чертовщине Косухин упоминать не стал  -  и  без  этого  история
выходила излишне странная.
     - Понял,  -  наконец  кивнул  Лунин  и  неторопливо  стал  свертывать
самокрутку. -  Значит,  ты  решил,  Степан,  что  в  Центральном  Комитете
действует вражеская группа...
     - Ну, не обязательно там... - сам Степа едва ли  решался  говорить  с
такой определенностью. Но Лунин всегда называл кошку - кошкой.
     - Выходит, что не ниже. Эта группа  преследует  какие-то  свои  цели,
используя новейшие научные исследования. Заодно они  обманывают  партию  -
попросту врут...
     Лунин затянулся, резко выдохнул дым:
     - Многое непонятно, Степан... С такими данными я бы не пошел  наверх.
Мало доказательств. Если это правда... Степан, я говорю "если"...  Венцлав
просто станет козлом отпущения.  Ну  а  тех,  в  Шекар-Гомпе,  и  так  уже
осудили. Выходит, концы в воду...
     - Вот я и думаю, чердынь-калуга: найдем Берга...
     - А если нет? Если