..
     - Ваша Али-Эмете? - хмыкнул  Венцлав.  -  Эта  компания  неплохо  нас
обставила. Я тоже хорош - прошляпил Семена Богораза. А ведь он  более  чем
известный математик...
     - Товарищ Венцлав, - решился, наконец, Степа. - Если эти гады  прячут
золото, зачем им математик, физик? Как-то странно...
     - Поймете, поймете, Степан  Иванович,  -  каким-то  непонятным  тоном
пообещал Венцлав. - Все поймете, дайте  срок...  Ладно,  оставим  в  покое
кошку, тем более с ней все в порядке. Давайте-ка о другом.  Допустим,  эта
группа все-таки спаслась...
     - Да быть того не может, чердынь-калуга! - поразился Степа. - Там  же
такое...
     - И все-таки, допустим. Куда они могут направиться?
     Степе оставалось лишь развести руками.
     - Я бы лично рванул из города, да подальше, - наконец предположил он.
- Вон, Каппель-гад под боком...
     - Да, Каппель близко, - согласился Венцлав. - Степан Иванович, вы уже
полгода здесь воюете... Что такое Сайхен?
     - Гора, - уверенно ответил Косухин. - То есть,  горы.  Ну,  как  его,
хребет... Километров триста отсюда на запад.
     - Горы... Мне принесли одну  бумажку  -  раскопали  все-таки...  Этот
Лебедев ездил куда-то на Сайхен. Что там есть у белых?
     На минуту-другую Степа задумался.
     - Лагерь какой-то, - вспомнил он. - Охранялся сильно, мы  туда  и  не
совались. Знаю, аэропланы туда летали...
     - Аэропланы?  -  в  голосе  Венцлава  послышалось  такое,  что  Степа
поневоле вскочил.
     - Ну да, - растерянно подтвердил он. - Легкие, которые  "Фарманы",  и
большие "Ильи Муромцы"...
     - Разбираетесь в авиации?
     - Немного, - кивнул Степа. - Брат летчиком был. Так что не спутаю...
     Венцлав тоже встал и начал медленно прохаживаться  из  угла  в  угол.
Степа смотрел на  него  немного  удивленно,  и,  наконец,  до  него  стало
доходить.
     - Значит, если они живы, чердынь-калуга и доберутся до аэродрома...
     - Конечно! - рубанул рукой Венцлав. - А там - ищи их! Вы  знаете,  на
сколько летит "Илья Муромец"?
     - До тысячи километров, - кивнул  Косухин,  гордый,  что  его  знания
могут пригодиться. - Можно и баки дополнительные поставить...
     Венцлав, достав из ящика стола карту,  стал  ее  разглядывать.  Степа
подошел поближе. Вдвоем они отыскали горный хребет Сайхен,  затем  Косухин
достаточно предположительно указал место авиабазы - читать карты он был не
мастак.
     - Уйдут, - бросил Венцлав и закусил губу. - Уйдут,  товарищ  Косухин!
Там наших, считай, и нет - а вдогонку можем не успеть... Или успеем, а?
     - Можно, - решительно заявил Степа. -  Если  наперерез.  Они  долиной
поедут, по замерзшему болоту. Это если на лошадях... А я горами обойду.
     - Зимой?
     - Если на лыжах, дойду, - подтвердил Степа. - Да  мне  и  до  Сайхена
идти не надо, я их, гадов, на полпути перехвачу. Места знакомые...
     Венцлав минуту-другую молча смотрел на карту, затем постучал пальцами
по столу, и решительно кивнул:
     - Хорошо. Подберите нескольких человек и будьте готовы к  завтрашнему
утру. Сегодня к вечеру я буду знать,  живы  они  или  нет.  И  если  да...
Попытайтесь перерезать им путь, а я тоже что-нибудь придумаю. Ну что,  это
поинтереснее конвоирования Колчака, Степан Иванович?
     - Куда уж! А если я перехвачу их, тогда чего? Всех брать живыми?
     - Как получится, - пожал плечами Венцлав. - Но Лебедева и эту Берг  -
уж будьте добры. Последнее будет вам, наверно, не так трудно...
     Степан вспыхнул, но  смолчал,  поспешив  покинуть  ставший  почему-то
таким неуютным кабинет. В голове у Косухина  все  смешалось.  Зачем  белым
гадам физики и математики? Куда  это  они  могут  летать?  Неужели  золото
спрятано так далеко? Степа не первый месяц интересовался золотым  эшелоном
Верховного - на то было специальное указание Сиббюро - и точно  знал,  что
золото, хранившееся вначале в сейфах Омского банка, было затем перегружено
в два состава, неотступно следовавших за поездами адмирала.  Он,  конечно,
верил в сообщение  товарища  Венцлава  о  спрятанном  золоте,  но  картина
складывалась более чем странная.
     И уж совсем не мог понять Косухин, как белые  гады  могли  уцелеть  в
огненном смерче. Правда, сам товарищ Венцлав... Но ведь дом был  полностью
окружен! В конце концов, Степан решил не думать об этом - все равно ничего
толкового в голову не приходило.
     Степа еще раз вспомнил места,  через  которые  придется  идти.  Летом
местность была непроходимой - страшные комариные  топи  отрезали  путь  на
Сайхен. Но зимой местные кержаки свободно ездили через замерзшие болота на
санях. Правда, если Лебедев и все, кто с ним, действительно  решили  ехать
этим путем, то на  лыжах  догнать  их  невозможно.  Впрочем,  Степа  и  не
рассчитывал на это. Он неплохо знал короткую дорогу через горы, по которой
не раз ходил с повстанцами осенью. Она вела как раз к предгорьям  Сайхена.
И где-то там беглецов можно будет остановить...


     Между тем в тюрьме стоял шум - товарищ Чудов с  триумфом  доставил  с
вокзала пленного адмирала и теперь водворял его  в  камеру  смертников,  в
которой  некогда  сиживал  сам.  Это  занятие  настолько   увлекло   Прова
Самсоновича, что подступиться к нему было совершенно невозможно.  Впрочем,
Степа и не пытался. Он искал Федоровича. Ему повезло -  глава  Политцентра
был тут же, вместе с Чудовым доставлял адмирала в тюрьму.
     Выслушав просьбу Косухина  выделить  пятерых  человек  из  числа  его
черемховцев, Федорович  вначале  удивился,  а  затем  решительно  отказал,
заявив, что сейчас в Иркутске каждый штык на счету. Пришлось  рассказывать
о полковнике Лебедеве, о белом гаде Арцеулове и  о  крайней  революционной
необходимости их поимки.
     -  Вы  с  ума   сошли,   товарищ   Косухин!   -   решительно   заявил
вражина-Федорович, выслушав план Степы. - Я сам знаю эти места.  Погибнете
ни за чих собачий! Вы что, юноша, в снегу ночевать будете?
     На "юношу" Косухин смертельно обиделся, но ссориться не стал, пояснив
оппортунисту-эсеру, что знает по  пути  несколько  сторожек  и  охотничьих
домиков, а в крайнем случае переночует и  у  костра.  Степе  это  было  не
впервой.
     Федорович пожал плечами, обозвал Степу каким-то  "бойскаутом",  но  в
конце концов согласился, начертав на клочке бумаги соответствующий приказ.
Довольный Степа хотел уже  идти  за  ребятами,  когда  внезапно  Федорович
остановил его.
     - Погодите,  товарищ  Косухин.  Вы  доверяете  этому...  как  вы  его
называете, Венцлаву?
     Степа возмутился. Правда, возмущение его было  не  совсем  искренним.
Венцлав с каждым днем все более казался  если  не  подозрительным,  то  по
крайней мере странным. Но не с эсеровским двурушником было  обсуждать  эти
сугубо внутрипартийные проблемы!
     - Послушайте меня, - продолжал  Федорович.  -  Здесь  этого  Венцлава
помнят. Лет двадцать назад, в начале века,  его  искала  полиция  по  всей
Сибири.
     Степа тут же почувствовал истинную гордость за  товарища  по  партии.
Выходит, еще в те давние времена товарищ  Венцлав  давал  жару  проклятому
царизму!
     - Его искали не за политику, - понял Степу  вражина-Федорович.  -  Он
был разбойник, один из самых страшных во всей Сибири...
     - Котовский был тоже разбойник, чердынь-калуга! - не сдавался  Степа.
- А сейчас на всей Украине первый красный кавалерист!
     - Он не просто разбойник, - спокойно, но твердо перебил Федорович.  -
Он убивал людей и, говорят, съедал их вместе со своими бандитами. На  него
завели дело за то, что он выкапывал трупы на кладбище.
     - Что?! - Степа тут же вспомнил генерала Ирмана.
     - Представьте себе, его обвиняли в каких-то тайных культах,  чуть  ли
не  в  жертвоприношениях...  В  общем,  я  очень  удивился,   когда   наши
союзники-большевики приняли его в партию и даже, кажется, поручали  что-то
важное...
     - А, может, это и не он был  вовсе,  -  неуверенно  заметил  Косухин,
настроение  которого  уже  успело  испортиться  окончательно.  -  Мало  ли
Венцлавов?
     - А он был не Венцлав. Звали его тогда Славка Волков.  Да  только  он
это - его уже несколько  человек  признали...  Так  что,  не  верьте  ему,
товарищ Косухин. Говорят, тех,  кто  служил  ему,  Славка  Волков  опаивал
каким-то зельем и они забывали, кто они и  откуда.  Таких  он  посылал  на
верную смерть - они ведь ничего не боялись...
     Степа, не став продолжать этот разговор,  откозырял  и  пошел  искать
своих  товарищей-черемховцев.  Самое  страшное,  он  верил  каждому  слову
двурушника и уклониста-Федоровича. Мертвый Ирман, странные красноармейцы с
голубыми свастиками на шлемах, татуировка на руке того, кто так  похож  на
Федю Княжко... Нет, это, конечно, не случайность и не военная  тайна.  Что
ж, у красного командира  Косухина  оставался  лишь  один  путь  -  вначале
поймать белых гадов, если они действительно каким-то чудом  не  сгорели  в
доме на Трегубовской, а затем сообщить обо всем  виденном  в  ЦК  товарищу
Троцкому или самому товарищу Ленину. Вожди революции разберутся!
     Степа действовал быстро. Он собрал своих черемховцев, - удалось найти
только человек двадцать. От боевых  товарищей  Косухин  ничего  не  утаил,
рассказав о бежавших белых гадах и о том, куда и как придется идти,  потом
вызвал добровольцев. Согласилось человек десять.  Из  них  Косухин  выбрал
пятерых, велев каждому достать лыжи и харчей дня  на  четыре,  после  чего
быть готовыми к завтрашнему утру. Много людей брать не стоило - Косухин по
опыту знал, что большой отряд в дороге не прокормить и  не  разместить  на
ночлег. Вшестером он был готов справиться с десятком матерых  офицеров,  а
не только с Лебедевым, Арцеуловым и тремя физиками-химиками.
     Ближе к вечеру его вызвал Венцлав. Выслушав короткий  Степин  доклад,
он молча кивнул и усадил Косухина в автомобиль. Степа  сразу  же  подумал,
что они едут к руинам особняка, и не ошибся.
     То, что Косухин увидел, было даже страшнее, чем он предполагал. Взрыв
не просто разнес дом - на  месте  особняка  оказалась  большая  воронка  с
почернелыми краями, в которой лениво  копались  два  десятка  дружинников.
Степа подумал, что найти что-либо в этом хаосе будет невозможно, но тут же
понял, что они  не  зря  приехали  сюда.  Венцлав  указал  на  прокопанную
дружинниками черную нору.
     - Вот так, - он жестко усмехнулся. - А вы говорили, Степан  Иванович,
что этого не может быть!
     - Во дела, - Косухин, покрутив головой, осторожно заглянул  в  черное
отверстие. - А куда он, чердынь-калуга, ведет?
     - Там завал, - пожал плечами Венцлав. -  Впрочем,  это  не  важно.  В
любом случае, я уверен, что их уже нет в городе. Так что, надежда на  вас,
товарищ Косухин. Когда выступаете?
     - Утром. Нас чехи подкинут километров двадцать, а там  -  на  лыжи  и
вперед, чердынь его...
     - Может, у Сайхена встретимся,  -  пообещал  Венцлав,  что  почему-то
очень не понравилось Степе. Впрочем, обсуждать это он ни с кем (тем  более
с товарищем Венцлавом) не собирался.
     Рано утром, когда неяркое  зимнее  солнце  еще  только  вставало  над
Иркутском, Степа привел своих людей на вокзал. Чехи, ставшие  в  последние
дни  очень  предупредительными,  усадили  их  в  поезд,  который   шел   в
Нижнеудинск. Впрочем, так далеко Косухину было  ни  к  чему.  Через  минут
сорок он дал команду, и небольшой отряд сошел с медленно идущего  состава.
Степа придирчиво проверил снаряжение  у  каждого,  осмотрел  лыжи  и  даже
крепления,  и,  наконец,  приказал  выступать.  Впереди   были   невысокие
заснеженные горы, за горами большая долина, а за нею Сайхенский хребет.


     Арцеулов не ездил на санях, наверно, с детства, когда ему приходилось
бывать в деревне у дяди - известного адвоката, купившего небольшое  имение
в Калужской губернии. Имение, как рассказывали капитану, сожги еще в 17-м,
а дядя-адвокат  умудрился  летом  18-го  подписать  какой-то  коллективный
протест на имя начальника Петроградской "чеки" Урицкого, после чего  исчез
без следа. Но все равно,  ехать  в  санях  было  приятно.  Можно  укрыться
меховой полостью, подложить под голову  полевую  сумку  и  закрыть  глаза.
Только сейчас Ростислав понял, насколько он устал за все  эти  сумасшедшие
дни.
     Он не уснул - сознание фиксировало и конское ржание, и тихий разговор
Натальи  Берг  с  Богоразом  о   преимуществах   какой-то   баллистической
траектории по сравнению со всеми прочими, и редкие  реплики  Лебедева,  по
которым  Арцеулов  сообразил,  что  полковник  понимает  в  математических
хитростях едва ли меньше, чем его ученые спутники. Ростиславу было  хорошо
и спокойно - можно хоть какое-то время не  сжимать  в  руке  винтовку,  не
оглядываться в поисках новой опасности, не подсчитывать секунды до  взрыва
гранаты. Он понимал, что это - только недолгая пауза,  но  был  благодарен
судьбе и за нее. В общем, несмотря ни на  что,  ему  потрясающе  везло.  И
самое странное во всем случившемся  было  то,  что  он  до  сих  пор  жив.
Ростислав вдруг понял, что его шансы  дожить  до  дня  рождения  несколько
выросли. Впрочем, Арцеулов тут же одернул себя - впереди его ожидали  едва
ли меньшие сюрпризы, чем те, что остались за спиной.
     "Интересно, - подумал Ростислав. - Успею ли я хоть что-то  понять  во
всем этом? Перстень, этот странный чех, красноглазые собаки, жуткий тип  в
серой шинели, странные солдаты с синими изогнутыми крестами  на  шлемах...
И, наконец, проект "Мономах". Хорошо бы  успеть..."  Это  будет,  пожалуй,
третье  дело  из  тех,  что  осталось  совершить  в  этой  жизни  -  кроме
необходимости дожить до  февраля  и  смутной  надежды  на  встречу  с  той
краснопузой сволочью, которой он был обязан вернуть флягу...
     Остановились они под утро в большом селе, название которого  Арцеулов
так и не узнал. Похоже,  маршрут  был  подготовлен  заранее  -  их  ждали.
Молчаливый хозяин  поспешил  завести  коней  во  двор,  и  путешественники
получили возможность передохнуть. Правда, время подгоняло, но  до  темноты
двигаться дальше было нельзя -  в  селе  хозяйничал  повстанческий  отряд.
Повстанцев было немного, не больше двух десятков, да  и  заняты  они  были
вполне мирным делом - дегустировали местный  самогон.  Однако,  Лебедев  и
Арцеулов,  посовещавшись,  решили   все   же   не   рисковать.   Полковник
рассчитывал, что дальше начнутся малозаселенные  места,  где  можно  будет
нагнать упущенное.
     Они расположились в  комнате,  которую  предоставил  им  хозяин.  Для
верности Арцеулов запер дом изнутри, а сам, предложив всем отдохнуть,  сел
у двери, разложив поблизости весь имеющийся у  них  арсенал.  Перепуганный
хозяин спрятался в соседней  комнате,  а  Ростислав,  конфисковав  у  него
полный кисет  махорки,  впервые  за  несколько  дней  получил  возможность
перекурить.
     Кроме него, в их маленькой группе не курил. В эти горячие дни капитан
и сам забыл о табаке, но теперь, вырвавшись из Иркутска,  с  удовольствием
вертел одну "козью ногу" за другой, пуская густой сизый дым в потолок.  За
этим занятием его и застал профессор Семирадский.
     - Не спится, Глеб Иннокентьевич? - поинтересовался Ростислав.
     - Гм... - на миг задумался профессор. - Оно поспать не мешало б...
     - Так спите! Я покараулю.
     - Вздор! - махнул рукой Семирадский. - Полчаса подремал  -  и  баста!
Нельзя потакать вредным привычкам!
     - Помилуйте! - поразился Ростислав. - Это  сон-то  вредная  привычка?
Знаете, посидишь двое суток в окопах без сна - иначе подумаешь.
     - Воевать - тоже вредная привычка! - не  сдавался  профессор.  -  Все
это, батенька мой, вздор, как и ваше курение! Человек может спать два часа
в сутки!
     Спорить о вреде курения не хотелось. Между тем профессор не унимался:
     - Современная молодежь подает пример всеобщего одичания, да-с! И  вы,
Ростислав Александрович, не во грех будет вам сказано...
     - Да! - серьезно кивнул капитан. - Одичал!
     - Вот-с! Еще хорошо, что вы это признаете!  Ну  скажите,  Бога  ради,
зачем вас понесло на эту  дурацкую  войну?  Только  не  говорите,  что  вы
спасали Россию. Это я, знаете, слыхал не раз.
     Арцеулов задумался. Этот вопрос ему  приходилось  задавать  и  самому
себе.
     - Я профессиональный военный, профессор. Если кому воевать, то именно
мне.
     - А потом? Только не говорите, что вышли сокрушать большевиков!
     - Потом? - удивился Ростислав. - Знаете, когда в конце 17-го офицеров
стали рвать на части, то тут уж волей-неволей возьмешься за винтовку! Хотя
бы из инстинкта самосохранения.
     -  Вот-с!  -  профессор  поднял  указательный  палец.  -  Именно!  Из
инстинкта! Разум бездействует! Идет децивилизация человечества!
     - Как вы сказали?
     - Децивилизация! Сначала исчезает разница между современным человеком
и папуасом, а затем между  человеком  и  зверем!  Царство  инстинкта!  Как
сейчас стало модно говорить - подсознания!  Знаете,  я  не  удивлюсь,  что
скоро к радости Натальи Федоровны из всех щелей  полезут  лешие,  домовые,
упыри... Кто там еще имеется?..
     - Не верите в упырей? -  улыбнулся  капитан.  Профессор  зарычал,  но
Арцеулов решил перейти в контрнаступление.
     - А вы знаете, Глеб Иннокентьевич,  мне  приходилось  читать,  что  в
XVIII веке факты существования упырей были официально зарегистрированы.
     -  Ну  да!  В  Трансильвании!  -  принял   вызов   профессор.   -   А
приблизительно в то же время Сиянс Академии во Франции столь же официально
постановила, что метеоритов не существует. Да-с!  В  метеориты  не  верят,
зато верят в упырей! Я же говорил, что вы перечитали Стокера!
     - Скажите, - решился капитан. - А  как  объяснить,  если  в  человека
попадает пуля, и не одна, а он  продолжает  не  только  жить,  но  и  даже
воевать?
     -  Это  означает,  -  вздохнул  Семирадский,  -  во-первых,  что   вы
промахнулись. Во-вторых, на  этом  человеке  была  кольчуга  или  панцирь.
В-третьих, вы  забыли  зарядить  в  патрон  пулю.  В-четвертых,  произошел
какой-то уникальный случай, требующий отдельного пояснения.
     - Этих уникальных случаев вчера было приблизительно три десятка.
     - Угу, угу, - кивнул профессор. - Взвод упырей. Хотите,  я  вам  тоже
расскажу занятную историю. Как раз в вашем вкусе. С упырями.
     - Давайте, - согласился капитан, сворачивая новую "козью ногу". -  По
крайней мере, не усну.
     - Не уснете. Это я  выдумал  не  сам,  а  услыхал  от  моего  коллеги
господина... впрочем, неважно, он достаточно серьезный ученый. Так  вот-с,
лет этак пятнадцать назад он по заданию Русского Географического  общества
проник на Тибет. Переоделся то ли ламой, то ли монахом буддийским...
     -  Такие  поездки  охотно  финансировались  разведывательным  отделом
Российского генштаба, - хмыкнул капитан.
     - Возможно-с. К сожалению, очень многие  привыкли  путать  грешное  с
праведным. Так вот, сей  лама  однажды  попросился  переночевать  в  одном
тамошнем монастыре, то есть датсане. Попросился в момент печальный  -  тем
аккурат собирался хоронить одного монаха. Ну-с, и пришлось  ему  наблюдать
церемонию...
     Профессор помолчал, погладил бороду и продолжил:
     -  Церемония  невеселая,  но  для   этнографа   любопытная.   Уложили
покойничка посреди двора, остальные собрались вокруг, а настоятель - уж не
знаю, как он у них называется, -  стал  в  голове  усопшего.  Мой  коллега
думал, что он скажет спич. Ан нет - поднял сей настоятель  руки  и  что-то
стал бормотать невразумительное. И что  вы  думали?  Покойничек  открывает
глаза...
     - Что? - вздрогнул Ростислав.
     - Вот-вот, я так же переспросил. Открывает, стало быть, глаза,  затем
садится, а потом, представьте себе, встает.  И  начинает  этакий  обход  -
причем идет своими ногами, правда, если верить  моему  коллеге,  несколько
косолапо...
     Арцеулову вдруг вспомнились медленные и неуклюжие движения  солдат  в
высоких шлемах.
     - Ну-с, подходит к каждому