е искать его, Фрол не знал, да и
мог ли старик помочь теперь, когда страшная хворь зашла  так  далеко?  И
тут дхар вспомнил, что слыхал от  деда  о  дхарских  знахарях,  лечивших
укусы яртов. Ни дед, ни кто-либо из его родни, переселенные в ПГТ совсем
молодыми, не успели узнать древние секреты. Долгое время Фрол думал, что
тайны его народа  ушли  навсегда  и  никому  уже  не  вспомнить  великое
искусство его предков Фроата и Гхела. Но теперь, узнав о  поселке  Якша,
Фрол вдруг решил, что там  мог  уцелеть  кто-то  из  стариков,  помнящих
древние заклинания. Если что-то и могло спасти Келюса, то только это.
   Вначале Фрол сам испугался своей мысли. Он  нашел  в  атласе  Якшу  и
понял, что в такую даль ему забираться еще не приходилось. Помнил он и о
военном кордоне, охранявшем таинственный лес, хотя надеялся,  что  новые
времена сделают этот край более доступным.
   Целый день он размышлял, пытаясь  найти  какой-то  другой  выход,  но
ничего придумать не смог. На следующую ночь Фрол вновь подошел к спящему
Келюсу и поглядел на чужое страшное лицо. Сомнений  не  оставалось:  еще
две-три недели, и его друга уже не будет.  Глаза  Лунина,  чужие  глаза,
вновь открылись, и дхар прочитал в этом  нечеловеческом  взгляде  жуткую
ненависть. Тот, кто уже начал  завладевать  Келюсом,  смотрел  на  Фрола
насмешливо,  с  легким  презрением,  и  дхар  опять  вспомнил   красивое
породистое лицо князя Полоцкого.
   Фрол решился. Он не стал ничего говорить ни Келюсу, ни Лиде, даже  не
дал телеграмму домой, понимая, что объяснить как-то  вразумительно  свою
странную поездку он не сможет.  Он  спешил,  времени  оставалось  совсем
мало, и он мог надеяться лишь на  то,  что  Лунин  найдет  в  себе  силы
продержаться еще пару недель, а  теплое  поле  маленького  скантра  хоть
немного защитит больного.
   Фрол  решил  доехать  до  Ухты.  Оттуда  до  Якши  не  менее  трехсот
километров, но ближе пути не  было:  таинственный  поселок  стоял  среди
поросших тайгою уральских предгорий на берегу Печоры -  Пех-ры,  древней
реки дхаров.
   Фрол попытался наметить какой-то план, как найти таинственный  лес  и
разыскать там давних беглецов или, скорее всего, их внуков и  правнуков,
которые, возможно, вовсе не желают встречи со своими  сородичами.  Фроат
даже составил несколько фраз на несколько подзабытом языке  предков,  но
потом понял, что все это без толку. Он ничего не  знал,  кроме  названия
поселка и того, что случилось шестьдесят два года назад. В конце  концов
Фрол  махнул  рукой,  решив  добраться  вначале  до  Якши,  а  там   уже
разбираться, что к чему.
   Северное солнце начинало клониться к западу, и Фрол уже  подумывал  о
том, чтобы поспать пару часов до Ухты, как вдруг дверь купе задергалась.
Кто-то невидимый пытался без особого успеха войти.  Дхар  удивился,  но,
секунду подумав, дернул за ручку. Дверь со скрипом сдвинулась с места.
   - Премного благодарен, - услышал он вдруг знакомый  голос.  -  Засовы
сии, воин Фроат, почище узилищных станут. Тут  и  ангел  Господень,  что
Петра-апостола на волю вывел, того и гляди, не прошел бы...
   - Варфоломей Кириллович! - обрадовался Фрол, не веря своим глазам.  -
Ну, „лы! Вот хорошо...
   - Войти дозволишь,  воин?  -  Старик  с  чуть  насмешливым  интересом
оглядывал купе. - Дивны палаты сии...
   - Да заходите, конечно!  -  поспешил  пригласить  неожиданного  гостя
дхар. Палаты, ясное дело... Вот у нас фирменный поезд до  Кирова  ~  там
хоть вагоны немецкие с кондиционером...
   - Да не возжелаем чуда заморского, - улыбнулся Варфоломей Кириллович,
усаживаясь у окна. - Не помешал, воин Фроат?
   - Да ну, что вы! Эх, жаль, мы вас в Столице не встретили!
   - Давно там не был. - Улыбка исчезла, лицо старика  стало  суровым  и
усталым. - Много ходить довелось... Узнал я, что  ты  в  Ухту  собрался,
воин.
   - Да я не до Ухты, - вздохнул Фроат. - Тут такое, „лы,  дело...  Даже
не знаю, как сказать...
   Собравшись с мыслями, он начал рассказывать  странному  старику  все,
что случилось с ним и его друзьями в Столице.  Рассказывая,  Фрол  то  и
дело ловил себя на мысли, что, будь он на месте Варфоломея  Кирилловича,
то едва ли поверил бы и трети услышанного. Он ждал, что его собеседник в
конце концов не выдержит и скажет, что не верит  ни  единому  слову,  но
Варфоломей  Кириллович  слушал  внимательно,  время  от  времени  слегка
хмурясь и кивая головой.
   - Ну, в общем, хотите, „лы, верьте, хотите - нет, - закончил  Фрол  и
махнул рукой, понимая, что поверитьво все это  трудновато.  -  В  общем,
„лы, влиплимы все. А Француз... Николай... хуже всех...
   - Да, - согласился Варфоломей Кириллович, - из всех, кто жив...
   Фрол удивленно поглядел на старика, но переспросить не решился,  хотя
слова эти не могли не удивить.
   - Не ведаю, сумею ли помочь ему, - продолжал старик. -  Страшен  укус
яртов. Молитвой не поможешь... В силах  ли  волхвы  дхарские  превозмочь
сие?..
   - Попытаюсь, - упрямо мотнул головой Фрол. - А вдруг, „лы...
   - Да, однако же время его, как  разумею,  почти  ушло.  Поспеешь  ли?
Ладно, ежели совсем худо станет, чего и придумаем... Ну за чем еще, воин
Фроат, едешь?
   - Ну, родичи же, - попытался объяснить Фрол. - Нас, дхаров,  осталось
совсем чуток... Надо повидать, есть ли там они  еще.  Ну  и  Дхори  Арх.
Говорят,  он  там  где-то.  Взглянуть  бы...  Его  мой  предок  построил
Фроат-гэгхэн...
   Старик внимательно поглядел на Фрола, а  затем  медленно  проговорил,
глядя ему прямо в глаза:
   - Слыхал я и о Теплом Камне, воин Фроат. Давно слыхал, еще  от  друга
моего, отца Степана... Сказывали, что великие чудеса творили  в  те  дни
дхары. Только не все чудеса от Того, в Чьих мы руках,  воин  Фроат.  Его
рука сейчас с тобою, но, ежели дорога тебе жизнь, не подходи  к  Теплому
Камню, не трогай его. Там - твоя судьба, но судьба ведет  туда,  где  я,
воин, не смогу помочь... Понял ли?
   - Не-а, - покачал головой сбитый с толку Фрол. - Дхори Арх  -  сердце
дхаров. Он всегда нас спасал! Ну язычество это, конечно...  Но  как  это
может мне, „лы, грозить?
   - Сие и вправду сердце дхаров. И не дхарам  грозит  беда,  воин.  Она
грозит тебе. Впереди у тебя, воин, долгие годы,  многое  еще  повидаешь.
Многое сделать доведется... Но не трогай Теплый Камень.  Пусть  не  тебе
выпадет эта доля...
   - Вот „лы! - пожал плечами  дхар.  -  Варфоломей  Кириллович,  ну  не
понимаю я! Заминирован он, что ли? ~ Про то не ведаю, - покачал  головой
Варфоломей Кириллович. - Как объяснить тебе, воин? Когда был я  молод...
Как ты ныне. Давно было сие... Понял я, что дарован мне  Тем,  Кого  так
мало чтут сейчас, дар  страшный.  Тяжкий  дар,  воин:  ведаю  я,  что  с
человеком случиться может. Как сие да почему - не знаю. Объяснял  как-то
мне муж зело ученый, да,  знать,  и  он  того  не  разумеет.  Такой  дан
искус...
   - Вот „лы, - удивился Фрол. - Да что тут плохого?
   - Иной раз дитя благословлять принесут. - Старик закрыл глаза, словно
вспоминая что-то. - Мать да отец рады, дите смеется, а взгляну... Тяжкий
это искус... Помню, к отцу в гости собрался. Он еще  и  не  старый  был,
батюшка мой... А глянул... нет, не должно нам знать сие! Но раз дан  мне
дар сей, то нести его должно. И  я  говорю  тебе,  Фроат,  сын  Астфана,
потомок славных князей дхарских: обойди Дхори Арх  на  сей  раз.  Может,
потом, когда...
   - Ладно, - нерешительно согласился Фрол. -  Раз  вы  говорите...  Вот
„лы...
   - Пойду я, - вздохнул старик вставая, - пора...
   - Куда ж вы? Ведь станция нескоро будет? Вы что, в другом вагоне?
   Варфоломей Кириллович еде заметно улыбнулся, покачал головой и  вышел
из купе.  Фрол  хотел  было  пойти  следом,  желая  расспросить  старика
поподробнее, но не решился. Он присел на скамейку, выглянул в  окно,  за
которым мелькал темнеющий в лучах позднего заката лес, а затем снова сел
на место, пытаясь понять, что имел в виду его странный гость.  Он  верил
Варфоломею Кирилловичу, но не понимал, чем Дхори Арх, Великое святилище,
может быть опасен ему, Фролу Соломатину. В предчувствия  Фрол  не  очень
верил, но слова старика заставляли поневоле  задуматься.  Впрочем,  Фрол
так и не смог прийти ни к каким выводам. В конце концов решив, что  утро
вечера мудренее, он улегся спать,  тем  более  что  безжалостное  солнце
скрылось наконец за зубчатой стеной елей.
   Утром Фрол был уже в Ухте. Побегав по грязному маленькому вокзалу, он
вскоре узнал, что до Якши никакой транспорт не  ходит.  Судя  по  всему,
даже в этом медвежьем углу Якша считалась  краем  света.  Наконец  дхару
посоветовали доехать автобусом до поселка со странным названием Вой-Вож,
а оттуда добираться до Якши  по  реке.  Дхар  вздохнул,  сообразив,  что
путешествие  окажется  еще  более  непростым,  чем  он  предполагал,   и
отправился на автостанцию.
   До поселка Вой-Вож автобус  ехал  часа  три,  петляя  по  разбитой  и
раскисшей после недавних дождей грунтовке. Народу в автобусе было много,
и Фрола  с  его  рюкзаком  изрядно  помяли,  но  затем  пассажиры  стали
мало-помалу выходить. Уже через час в автобусе стало посвободнее.  Фрол,
поудобнее усевшись у  окошка,  завел  беседу  со  своими  попутчиками  -
молодыми, но уже бородатыми парнями, возвращавшимися в Вой-Вож из Ухты.
   Вскоре дхар узнал много интересного.  Якша  оказалась,  как  поведали
попутчики, даже не поселком, а маленькой деревней  в  десяток  домов  на
берегу Печоры, окруженной со всех сторон  лесом.  Ничего  интересного  о
самой Якше парни рассказать не могли, но когда Фрол  походя  упомянул  о
таинственном лесе, один из них хмыкнул, заметив, что про лес он  слыхал.
В лесу этом, как рассказывали ему в детстве, живут снежные люди, которые
уволакивают маленьких детей за отказ есть манную  кашу.  Фрол  посмеялся
вместе со своими собеседниками, но парень, став вдруг серьезным, сказал,
что, конечно, никаких снежных людей там не было и нет, но еще  до  войны
где-то в глухом лесу за Якшей, возле какой-то горы, был построен лагерь,
куда посылали штрафников из лагерей Коми-республики. Через год  или  два
что-то случилось, и весь лагерь погиб. Поговаривали,  что  зэки  разрыли
древнее кладбище и страшная эпидемия  скосила  всех,  включая  охрану  и
начальство; после этого в этом районе долго стояли войска, чтобы не дать
таинственной болезни вырваться за пределы кордона.  Впрочем,  в  августе
прошлого года, почти сразу  же  после  событий  у  Белого  Дома,  войска
почему-то ушли.
   Фрол, изобразив на лице вежливое внимание, поинтересовался, как могут
войска стоять в глухом лесу, не имея связи с внешним миром, ведь до Якши
можно добраться лишь по реке. Парень согласился, но заметил, что  слыхал
о строительстве какой-то дороги к таинственному лагерю, но не от Якши, с
севера, а с юга, от Чердыни. По  этой  дороге,  построенной  еще  самими
зэками, и передвигались солдаты и техника. Второй парень  слушал  своего
приятеля молча, но затем возразил, что верит в снежных людей. Во  всяком
случае, он знает в Вой-Воже человека, который лет  двадцать  тому  назад
сумел, каким-то образом пройдя через кордон, побывать вблизи загадочного
леса. По его рассказам выходило, что в лесу  и  вправду  живет  какая-то
нечисть, но снежные ли это люди или что-либо похуже, сказать не мог:  Да
и лагерь вовсе не вымер, а просто проклят.
   Тут уж удивился не только Фрол, но и разговорчивый  парень,  вероятно
никогда об этом не слыхавший.  Его  приятель,  пожав  плечами,  неохотно
рассказал, что слышал, будто там по-прежнему держат зэков, но ни они, ни
охрана покинуть лагерь не могут, а увидеть  их  можно  только  ночью,  в
лунном свете. Днем же  якобы  слышны  только  голоса  и  лай  караульных
овчарок.
   Фрол, предоставив своему говорливому спутнику  вволю  измываться  над
фольклорными  изысками  приятеля,  молчал,   не   желая   комментировать
услышанное. Он тоже слабо верил в подобные байки, но слова об  эпидемии,
вызванной раскопками старых могил, заставили задуматься. Фрол  вспомнил,
что, по рассказам деда, возле Дхори  Арха  когда-то  находилось  древнее
дхарское  кладбище,  где  хоронили  погибших  славной  смертью  дхарских
богатырей. По легенде, именно там  похоронен  Фроат  Великий,  строитель
святыни дхаров...
   Вой-Вож оказался захудалым поселком на  берегу  реки.  В  этом  месте
Печора еще  только  начинала  свой  путь  к  Ледовитому  океану  и  была
небольшой, но зато достаточно бурной речкой,  текущей  вдоль  невысоких,
поросших густым  лесом  берегов.  В  поселке,  носившем  столь  странное
название,  дхару  сразу  же  повезло.  Он  только  подошел  к  небольшой
пристани,  как  тут  же  заметил  старый  облезлый  катер,  собиравшийся
отплывать куда-то вверх по течению. На катере распоряжался немолодой уже
мужик, одетый, несмотря на лето, в  куртку  из  плотной  серой  ткани  и
высокие сапоги. Лицо местного аборигена обросло,  следуя  здешней  моде,
густой, давно не помнящей ножниц бородой.
   Фрол окликнул мужика, оказавшегося владельцем катера. Как выяснилось,
бородач действительно собирается вверх по Печоре, и притом  как  раз  до
Якши. Впрочем, плыть дальше не имело смысла: выше Якши река  становилась
уже опасной для плавания даже на крупных лодках.
   Просьба Фрола взять его с собой была  воспринята  мужиком,  носившим,
как выяснилось, экзотично звучавшее имя-отчество  Оюшминальд  Савинович,
без особого энтузиазма. Он долго смотрел на Соломатина, как бы  оценивая
его, а  затем  потребовал  паспорт.  Фрол  хотел  было  возмутиться,  но
сообразил, что в этих диких местах он в своей городской легкой курточке,
кроссовках и старых джинсах смотрится чрезвычайно  ненадежно,  а  бритый
подбородок вызывает, судя по всему, дополнительную настороженность.
   Оюшминальд Савинович изучал паспорт долго, затем, вновь  поглядев  на
Фрола, запросил за путешествие на своем дредноуте весьма немалую  сумму.
Дхар тут же согласился: деньги были,  а  выбирать  в  данном  случае  не
приходилось. Мужик, получив задаток, наконец-то смягчился, и Фрол тут же
перебазировался в катер. Уже через несколько  минут  под  нервный  треск
мотора Фроат, распрощавшись с так и не увиденным им поселком, поплыл  на
юг, вверх по великой реке дхаров Пех-ре.
   Оюшминальд Савинович сидел на  корме  у  руля,  дымя  папиросиной,  а
некурящий Фрол, закутавшись от свежего, совсем не  по-летнему  холодного
ветра в свою курточку, с любопытством смотрел на  плывущие  вдоль  борта
берега.
   Он еще ни разу не  был  на  Печоре.  Из  рассказов  деда  дхар  вынес
убеждение, что великая Пех-ра под стать хорошо знакомой ему Каме, а то и
Волге. Вероятно, где-то севернее Печора была и в самом  деле  такой.  Но
здесь, у своих истоков, она напоминала скорее горную речку. Впереди то и
дело мелькали черные подводные  камни,  вокруг  которых  кипели  буруны,
русло делало странные зигзаги, а у горизонта сквозь  синеватый  вечерний
туман уже проступали невысокие, поросшие густым темным  лесом  уральские
предгорья. Плыть по такой реке было  нелегко,  и  Фрол  успел  пару  раз
изрядно переволноваться, пока не понял,  что  его  бородатый  спутник  с
диковинным именем - человек опытный и ходит здесь не в первый раз.
   Чем дальше на юг, тем  круче  становились  берега.  Временами  Печора
текла словно в глубоком ущелье:  солнце  исчезало  за  поросшими  темным
еловым лесом склонами, и казалось, наступали сумерки.  На  берегах  было
абсолютно безлюдно. Лишь пару раз Фрол заметил черные, явно брошенные  в
давние годы избушки, и один  раз  на  высоком  откосе  мелькнул  высокий
раскольничий крест. Дхар  почувствовал  странную,  неведомую  ему  силу,
шедшую от черного креста, но лодка свернула за поворот, и  Фрол  потерял
его из виду. Он хотел спросить об этом у своего спутника,  но,  поглядев
на угрюмое лицо Оюшминальда Савиновича, так  и  не  решился.  Они  плыли
долго, пользуясь бесконечным летним вечером. Очевидно, бородач спешил, а
может, не хотел останавливаться на ночлег у пустынного  берега.  Наконец
стемнело. Откуда-то из-за  высоких  холмов  пополз  туман,  берег  начал
исчезать из виду, и Фролу стало не по  себе.  Внезапно  он  почувствовал
себя  так  же,  как  когда-то  в  шумной  Столице,  куда  попал  впервые
школьником. Там, в каменном лабиринте, среди огромной толпы, и  здесь  -
на пустынной реке, среди чужих  непонятных  лесов  -  дхар  ощущал  себя
маленьким и беззащитным. Но Фрол тут же одернул себя. Эта земля для него
не чужая. Это страна предков, давняя отчизна "серых  дхаров".  И  теперь
он, потомок Фроата Великого и Гхела Храброго, возвращается  сюда,  чтобы
увидеть то, что видели они. Эта мысль как-то сразу успокоила, и дхар уже
совершенно невозмутимо глядел на белый  туман,  сползавший  с  берега  и
стелющийся по воде.
   Наконец  Оюшминальд  Савинович  свернул  к   берегу.   Очевидно,   он
специально плыл сюда. Сразу же за прибрежными деревьями темнела избушка,
и Фрол мысленно согласился, что ночевать здесь куда сподручнее, чем  под
открытым небом.
   К ночи похолодало, но печь разжигать  не  стали,  а  развели  у  избы
небольшой костер. Фрол извлек из рюкзака купленные в  Столице  консервы.
Мужик, покачав головой, принес из катера внушительный кус копченого мяса
и большую бутыль, заткнутую пробкой. Он  вновь  критически  поглядел  на
Фрола и кивнул на бутылку. Дхар, усмехнувшись, извлек из рюкзака кружку.
Его трудно было смутить коньяком князя  Ухтомского,  а  уж  перед  такой
привычной микстурой Фрол и подавно не испытывал ни малейшей робости.
   Вскоре дело пошло веселее. Копченое  мясо  (мужик  пояснил,  что  это
кабанина) оказалось вполне к месту, да и самогон, к некоторому удивлению
дхара, был  не  особо  мерзким.  Постепенно  разговорились.  Бородач  не
спрашивал Фрола, зачем тот едет в Якшу, следуя давнему местному  обычаю,
и дхар решил рассказать об  этом  сам.  Правда,  поведал  не  обо  всем,
ограничившись тем, что сообщил о живших в этих краях предках, выселенных
в годы коллективизации. Желание повидать родину предков не могло вызвать
удивление даже у Оюшминальда Савиновича.  Немного  позже  Фрол  добавил,
что, по слухам, кто-то из его родственников бежал с этапа и ушел в лес.
   Бородач  задумался,  потом  уверенно  заявил,  что  слыхал  о  чем-то
подобном. Здесь и вправду в давние годы было несколько сел, где жили  то
ли старообрядцы, то ли зыряне. И действительно, несколько  семей  бежали
от ГПУ в лес и жили там много лет. Во всяком случае он сам однажды видел
этих беглецов и даже говорил с одним из них.
   Фрол как бы  невзначай  упомянул  о  снежном  человеке,  и  лицо  его
собеседника  сразу  же  искривилось  ухмылкой.  По  мнению   Оюшминальда
Савиновича, эти слухи распускали сами беглецы, чтобы  к  их  убежищу  не
совались  посторонние.  Дхар  не  стал  спорить,  переведя  разговор  на
проблемы экономических реформ в стране: не хотелось, чтобы его случайный
спутник особо интересовался этим достаточно щекотливым моментом.
   Проблемы политики  реформ  были  должным  образом  обсуждены,  бутыль
наполовину опустела, а Фрол так  и  не  решился  задать  бородачу  самый
простой вопрос: кто наградил  его  таким  именем  и  что  оно  означает.
Впрочем, перед сном, укладываясь на разбросанное в углу  избушки  старое
сено, Оюшминальд Савинович,  очевидно  оценив  сдержанность  Фрола,  сам
открыл тайну. Оюшминальдом  назвал  его  отец,  комсомольский  активист,
проводивший в здешних  краях  коллективизацию.  Имя  достойного  потомка
Савина  должно  означать  Отто  Юрьевича  Шмидта  на  Льдине  -  будущий
Оюшминальд родился как раз после челюскинской эпопеи. Бородач со вздохом
сообщил, что несколько раз пытался  стать  просто  Осипом,  но  в  конце
концов привык, особенно после одного  случая  в  Сыктывкаре,  когда  его
благодаря имени приняли за шведа. Фрол остался невозмутим, но решил, что
имя Фроат,  хотя  и  напоминает,  по  мнению  всезнайки  Келюса,  что-то
иранское, звучит все же как-то скромнее.
   В Як