нил старое правило:  разведчик,  заботящийся  о
своем архиве, - самоубийца. Потому он лишь сжег в  пепельнице  несколько
старых фотографий, которые незачем  оставлять  для  чужих  глаз.  И  тут
взгляд упал на стопку бумаги. Несколько дней назад он думал  написать  о
Доме на Набережной, затем - о Теплом Стане. А что, если написать сейчас?
И не в Большой Дом, а тем, другим?
   Михаил сел за стол, рука быстро вывела: "Я,  капитан  Ахилло,  считаю
необходимым сообщить о некоторых важных  фактах..."  Он  отложил  ручку,
перечитал незаконченную фразу и отодвинул листок в сторону. Писать  было
некому, а главное - это не поможет. Подполье бессильно, им  надо  думать
не об опытах Тернема, а о собственной  безопасности.  Пытаться  передать
сведения  на  Запад?  Эмигрантам,  в  парижские  газеты?  Но  это  будет
выглядеть очередной "уткой" из страны большевиков, нелепой выдумкой, над
которой в лучшем случае посмеются. Если бы  найти  нужных  людей  здесь,
спокойно все обдумать, наметить  план...  Но  -  поздно,  он  никуда  не
напишет и никому ничего не скажет...
   Ахилло лег на диван не раздеваясь, чтобы не  стоять  перед  незваными
гостями в подштанниках. Револьвер он убрал подальше, во избежание,  -  в
квартире был отец. Странно, что Михаил вообще смог заснуть в  эту  ночь,
но спал он крепко, без сновидений. Разбудил отец: было утро, а под окном
ждала черная машина, присланная из Теплого Стана.
   Михаил совсем забыл об  этом.  Вчера  он  созвонился  с  полковником,
который в эти дни замещал Волкова. Требовалось оформить очередную порцию
бумаг о пребывании ЗК Гонжабова в ведомстве "лазоревых". Еще  вчера,  до
собрания, Михаилу  казалось  любопытным  побеседовать  о  пребывающем  в
секретной командировке бхоте, попытавшись из намеков и недомолвок узнать
что-нибудь  новое.  Теперь  все   это   представлялось   совсем   иначе.
Любопытство исчезло, дела бывшего коминтерновца  его  уже  не  касались.
"Умирай спокойно, капитан", - вспомнились прощальные  слова  узкоглазого
убийцы. Гонжабов знал! Но этого не будет,  ему  не  дарован  покой.  Он,
Михаил  Ахилло,  действительно  послужил  тому,  неведомому,  кого  бхот
называл Владыкой. И от этого умирать будет еще больнее...
   Все же капитан решил ехать. Так было лучше, иллюзия дела позволяла на
время забыть о неизбежном. Глядя  на  мелькавшие  за  окнами  автомобиля
дома, Ахилло пытался рассуждать спокойно. В конце  концов,  еще  не  все
потеряно: он жив, здоров, свободен и даже вооружен. "Победа и  поражение
- удел воина", - Михаил хорошо запомнил эту фразу  из  книги  У-цзы.  Не
только воина, но и контрразведчика. Надо быть совершенным фанатиком  или
полным дураком,  что  одно  и  то  же,  чтобы,  подобно  кролику,  ждать
приближения удава. Вчера он поступил верно  и  не  поехал  с  Седым,  но
капитана хорошо учили, он знает, как прятаться,  как  менять  внешность,
доставать документы. Он  может  перейти  границу,  затаиться...  Правда,
Михаила будут искать. Большой Дом бросал на поиски беглецов все силы,  и
часто не спасали ни  опыт,  ни  осторожность.  Этим  летом  так  пытался
скрыться нарком Украины Успенский. Он поступил еще хитрее - инсценировал
самоубийство,  одновременно  пустив  слух,  что  собирается   бежать   в
Чехословакию, а сам  залег  на  "дно"  в  Орловской  области,  где  имел
надежные явки. Не помогло. Выследили,  доставили  в  Столицу,  заставили
подписать все - и расстреляли. Но  ведь  были  другие,  удачливые!  Ведь
скрывается уже который год неуловимый Владимир Корф!
   И все-таки это тоже неверный путь. Бежав,  Ахилло  станет  изменником
настоящим, а не липовым. И тогда в  последний  свой  час  он  не  сможет
честно смотреть смерти в глаза. Нет, бежать некуда,  разве  что  в  стан
"лазоревых",  но  возьмут  ли?  И  что  он  там  будет  делать  -  вновь
выслеживать, арестовывать?..
   В Теплом Стане царила странная  тишина,  коридоры  были  пусты,  даже
охраны стало как будто поменьше. Похоже, в  эти  дни  здесь  происходило
нечто важное,  и  теперь  все  решили  слегка  перевести  дух.  Невольно
зашевелилось любопытство: что тут было?  Новый  эксперимент  Тернема?  И
снова в таинственном лабораторном зале? Спросить  было  не  у  кого,  да
никто и не собирался отвечать капитану на подобные вопросы.
   Полковник вежливо предложил присесть и долго объяснял,  какие  именно
бумаги требуются, как их писать и в скольких экземплярах. Ахилло  кивал,
прикидывая, что работа может занять целый день. Полковник, похоже, понял
и, усмехнувшись, достал из толстой папки готовый  комплект  -  документы
какого-то  зэка,  уже   оформленные   по   всем   правилам.   Оставалось
поблагодарить, пообещать никому не рассказывать  и  направиться  в  свой
кабинетик, дабы приняться за дело. Все это  время  Михаила  не  покидала
одна и та же мысль: если за ним приедут из Большого Дома,  то  будут  ли
брать прямо на объекте?  Или  "коллегам"  придется  сторожить  у  входа?
Последнее, несмотря на безнадежность ситуации, почему-то развеселило:
   "малиновые" будут сидеть под холодным ноябрьским снежком и караулить,
не решаясь переступить границу чужой "епархии". Не попроситься ли  здесь
переночевать, хотя бы в камере Гонжабова?
   Некоторые документы требовались в нескольких  экземплярах,  и  Ахилло
попросил принести ему  в  кабинет  пишущую  машинку.  Печатать  пришлось
самому, поскольку на каждой бумаге стоял  непременный  гриф  "Совершенно
секретно". Работа шла медленно, приходилось следить, чтобы не попасть по
соседней букве. Капитан постарался сосредоточиться и  даже  не  услыхал,
как дверь начала медленно отворяться...
   В комнате кто-то был. Михаил оторвался от работы - и сразу же  пришел
страх. Уже? Не тянуло даже взглянуть, хотелось побыть в неведении лишнюю
секунду...
   - Бросайте эту ерунду, Михаил!
   Страх не исчез, но к нему прибавилось удивление. Капитан  узнал  этот
голос. Комбриг Волков стоял посреди комнаты в своей обычной серой шинели
с  саперными  петлицами,  на  боку  болталась   командирская   сумка   -
краснолицый явно куда-то собрался.
   - Я работаю, товарищ комбриг. - В этот день Ахилло позволил  себе  не
вставать. К черту устав - не до того!
   Волков покачал головой, придвинул стул и сел рядом. Красная,  словно,
ошпаренная, рука легла поверх бумаг. Ахилло повернулся.
   - Михаил, не валяйте дурака! Есть важный разговор.
   - Слушаю вас! - Ахилло развернулся на  стуле,  но  встать  так  и  не
встал. Впрочем, комбриг, похоже,  не  обращал  внимания  на  это  мелкое
фрондерство.
   - Слушайте внимательно. Приказ  о  вашем  аресте  подписан,  за  вами
приедут часа в три пополудни. Решили брать здесь: меньше шуму...
   - Спасибо, что предупредили. - Холод сковал руки. Значит - все...
   - Не за что! -  Волков  дернул  щекой.  -  Не  изображайте  философа,
Михаил, у вас плохо получается! Имейте в виду,  Ежов  на  вас  почему-то
особенно зол. Им  нужна  центральная  фигура  -  главный  изменник.  Вас
заставят подписать все и прикончат.
   Ахилло пожал плечами: нечто подобное он уже слыхал. Да, очевидно, так
и будет.
   - Что думаете делать? - Волков смотрел выжидающе, и капитан  внезапно
понял, что  краснолицый  пришел  не  зря,  не  только  для  того,  чтобы
понаблюдать за обреченным.
   - Вчера мне предложили бежать, - внезапно проговорил он.
   - Коллеги или подполье? - По пунцовому лицу промелькнула усмешка.
   - Подполье.
   - Вы отказались? Разумно: стать крысой не лучший выход - как и пуля в
висок. Вы контрразведчик, а не гимназист, проигравший в карты...
   Краснолицый куда-то гнул. Впрочем, куда - было понятно.
   - Мне приходится уезжать, и надолго. Сначала  на  Дальний  Восток,  а
там, может, и подальше. Я зашел за вами, Михаил.
   - Зачем я вам? - Ответа он не ожидал: в конце концов, это  не  так  и
важно. Значит, понадобился. Разве дело в этом?
   - Будет  интересная  работа.  -  На  лице  комбрига  вновь  появилась
усмешка, больше похожая на оскал. -  Вам  понравится.  Это  не  девочкам
иголки под ногти загонять! Собирайтесь, бросайте эту ерунду, поехали!
   - А как же Ежов? - Задавая этот вполне уместный вопрос, Ахилло  вдруг
почувствовал, что начинает поддаваться. Это был выход - и  куда  лучший,
чем пуля в висок. "Подольск" занимался диверсиями, разведкой - настоящим
делом. Можно вырваться отсюда, переждать страшное время где-то далеко...
   - Николай? - В голосе комбрига было легкое презрение. - Да катился бы
он к чертям! Там, наверху, его скоро спишут в расход,  но  до  этого  он
успеет наломать дров! Не беспокойтесь, Михаил, в моем хозяйстве  вас  не
тронут. Если что - обращусь к товарищу Иванову - не откажет.  Слыхали  о
таком?
   Ахилло кивнул: о товарище Иванове он слыхал. Иванов, он же Сталин, он
же Чижиков, он же Коба... Высоко, выходит, летает товарищ Волков! Или он
имел в виду кого-то другого, но тоже всесильного?
   - Договорились? - Комбриг встал, холодная рука слегка коснулась плеча
Михаила. - Тогда собирайтесь, пора...
   Ахилло уже хотел было согласно кивнуть - и внезапно  остановился.  Он
отказался уйти с Седым - для  того  чтобы  служить  Волкову?  Тому,  кто
причастен к исчезновению Пустельги! Тому, о  ком  даже  в  Большом  Доме
разговаривают лишь шепотом! Вот, значит, чего стоят  все  его  принципы:
запахло смертью, и Михаил Ахилло готов на все? А ведь он знал, кто такой
краснолицый,  знал  давно  -  с  того  самого  дня,  когда  они  впервые
встретились.
   Михаил тоже встал - теперь они стояли лицом к лицу.
   - Прошу прощения, товарищ майор госбезопасности,  -  скучным  голосом
проговорил он. - У меня срочная работа. Если вы не возражаете...
   В пустых светлых глазах мелькнуло удивление.
   - Вы не умрете героем, Михаил! Даже если прострелите себе висок,  они
найдут вас и на том свете.
   Горло пересохло - Ахилло понимал, что краснолицый говорит правду.
   - Знаю... И все равно - с вами не хочу. Уходите!
   Их глаза встретились, на миг Михаилу стало холодно, словно его обдало
ледяным ветром но Волков первым отвел взгляд:
   - Как хотите, капитан. Что ж,  каждому  свое...  Дверь  захлопнулась,
Ахилло  рухнул  на  стул  и  закрыл  глаза.  Он  выдержал.  Разговор   с
краснолицым был самым трудным из всего, особенно теперь, когда до гибели
осталось так мало. Жизнь манила, Михаил  чуть  не  поддался.  Но  что-то
подсказывало:
   Достаточно сделать  лишь  шажок,  пусть  самый  маленький,  а  дальше
придется идти до конца. А что там, в конце, Ахилло знал...
   Уже полгода его группа выходила на неуловимого Генриха,  раскинувшего
агентурную сеть  по  всей  Столице.  Осторожный  разведчик  не  оставлял
следов, арест отдельных агентов не мог разрушить всей паутины. Но  летом
36-го Михаилу, тогда еще лейтенанту,  повезло:  захваченный  с  поличным
шифровальщик Генерального Штаба после шестичасового допроса начал давать
показания. Он не знал - и не мог знать  -  резидента,  но  среди  прочих
фамилий  назвал  одну,  которая  уже  вскользь  упоминалась   в   других
показаниях. Шифровальщик рассказал, что этот названный им имеет какое-то
отношение к таинственному "Нилову" - помощнику Генриха.
   Тот, кого знал арестованный, оказался  полковником  одной  из  частей
Столичного гарнизона. Получив санкцию на арест, Ахилло сумел  достаточно
быстро добиться признания - агент действительно был связан с  "Ниловым".
Удача казалась близкой: полковник назвал  фамилию  помощника  Генриха  и
даже адрес. Группа помчалась на квартиру, где жил "Нилов", но обнаружила
на дверях сургучные печати. Случилось то, что вполне могло  произойти  в
эти месяцы: "Нилов" был  арестован,  но  не  за  шпионаж,  а  как  "враг
народа", "троцкист" и "двурушник".
   В  следственном  отделе  Большого   Дома   Ахилло   просмотрел   дело
арестованного и убедился, что тот никого не выдал,  охотно  признавшись,
однако, в антисоветских разговорах  и  симпатии  к  "Иудушке  Троцкому".
Тактика "Нилова" была понятна, он рассчитывал получить  свой  "червонец"
по знаменитой 58-й. Действительно,  ОСО  без  всяких  колебаний  осудило
"болтуна" на десять лет. Ахилло успокоился: теперь оставалось  доставить
осужденного обратно  в  Главное  Управление.  Но  тут  некая  странность
внезапно привлекла его внимание.
   "Нилов"  ошибся.  Очевидно,  немецкий  разведчик  не  был  знаком   с
секретными циркулярами, которыми руководствовалось ОСО. Просто "болтуны"
получали   литеру    "КР"    -    контрреволюционеры,    "червонец"    и
беспрепятственную возможность освоения Колымы или  Нарыма.  Но  те,  кто
излишне проявлял  симпатии  к  поверженному  Льву  Революции,  рисковали
получить  дополнительную  литеру   "Т".   По   отношению   к   "КРТ"   -
контрреволюционерам-троцкистам особых статей УК не предусматривалось, но
ОСО было вправе несколько  изменить  меру  пресечения.  Вместо  обычного
"червонца" "троцкист" получал десять лет "без права переписки".  Разница
состояла в том, что "КР" посылали в лагеря, а "КРТ" (и тем более  "КРТД"
- "диверсантов") отправляли туда, откуда вернуться невозможно...
   Михаил быстро  просмотрел  приговор  -  маленький  листок  мелованной
бумаги, куда от  руки  вписывалась  фамилия  и  чернилами  подчеркивался
нужный срок. Синие чернила пометили цифру "10", и та  же  рука  дописала
рядом: "Без права переписки".
   Что это означало на практике, Ахилло тут же понял: "Нилова" могло уже
не быть  в  живых.  Он  бросился  по  начальству,  и  вскоре  подозрения
подтвердились:  группу  "контрреволюционеров-троцкистов",  куда   угодил
"Нилов", только что отправили для "спецобработки".
   Еще можно было успеть. Ахилло добился приема  у  замнаркома,  получил
нужную визу на рапорте и,  взяв  машину,  помчался  куда-то  на  окраину
Столицы. Он еще ни разу  не  бывал  там,  где  приговоры  приводились  в
исполнение. Впрочем, об  этом  не  думалось:  важно  было  не  опоздать,
забрать "Нилова" и, дав почувствовать страх  неизбежной  гибели,  узнать
все о Генрихе.
   Шофер привез его к небольшой заброшенной часовне. Михаил удивился, но
подоспевшие караульные, увидев подпись на рапорте, козырнули  и  провели
лейтенанта через  пустой  заброшенный  подвал  к  большой  металлической
двери. Разводящий  повернул  ключ  в  замке,  и  на  лейтенанта  дохнуло
холодной сыростью - за дверью был вход в подземелье. Ахилло  понял,  что
слухи о катакомбах  под  Столицей,  где  и  проводится  "спецобработка",
близки к действительности.
   Ему выделили сопровождающего  -  молодого  сержанта  с  фонарем.  Шли
быстро, ориентируясь по значкам, нанесенным масляной  краской  прямо  на
мокрых, покрытых пленкой  воды  стенах.  Каждую  секунду  Ахилло  ожидал
отдаленного эха выстрелов, но вокруг стояла странная глухая тишина, лишь
вдалеке слышался  легкий  стук  -  где-то  капала  вода-Коридор  казался
бесконечным, они шли уже не меньше получаса, и Михаил понял,  что  может
опоздать. Была ночь, а приговоры приводились в исполнение быстро  -  без
лишних церемоний. Он прибавил  шагу,  и  тут  сержант  начал  отставать.
Ахилло нетерпеливо оглянулся и увидел, что молодого паренька  трясет  от
страха...
   Да, место было не из тех, куда пойдешь по доброй воле, но выбирать не
приходилось. Ахилло прикрикнул на сержанта, и  вскоре  они  оказались  в
небольшой, вырубленной прямо в скале комнатке, где стояли  старый  стол,
два стула и несгораемый шкаф. Тут было пусто, но за дверью, которая вела
куда-то в глубь подземелья, горел неровный, трепещущий свет.
   - Вам туда, товарищ лейтенант! - Голос  сопровождающего  не  оставлял
сомнений в том,  что  сам  сержант  намерен  остаться  на  месте.  Вести
разъяснительную  работу  было  некогда,  Ахилло  достал  свой  рапорт  с
резолюцией замнаркома, поправил  на  всякий  случай  портупею  и  открыл
дверь.
   Здесь было не так темно: где-то  за  порогом  горели  фонари.  В  уши
ударил странный звук - будто где-то поблизости били доской о доску. Лишь
пройдя несколько метров, лейтенант сообразил, что это -  удары  ладоней.
Там, за  поворотом,  чему-то  аплодировали  -  мерно,  в  такт,  отбивая
странный неровный ритм...
   В глаза ударили лучи света: несколько фонарей висели  на  стенах  или
были поставлены прямо на землю. В небольшом четырехугольном  зале  вдоль
стен стояли десятка два крепких парней в одинаковых черных  куртках.  За
плечами болтались короткие кавалерийские карабины, в углу застыл пулемет
"Максим". Впрочем, "черные куртки" вели  себя  мирно,  отбивая  ладонями
такт, под который в центре зала танцевали двое - мужчина и женщина.
   Михаил замер на  пороге:  подобного  он  не  ожидал.  Лица  танцующих
терялись в полутьме, но поразила не только неуместность  подобного.  Эти
двое танцевали как-то странно. Они двигались медленно,  неловко,  словно
огромные деревянные марионетки  в  руках  неопытного  кукловода.  Голова
женщины была закинута назад, а у того, кто плясал с нею  в  паре,  мерно
раскачивалась из стороны в сторону. Неуверенно переступали  ноги,  не  в
такт дергались руки а "черные куртки" продолжали, негромко  посмеиваясь,
отбивать такт. И тут Ахилло почувствовал, как к горлу подступает ком: на
груди женщины он разглядел большое  кровавое  пятно.  Кровь  уже  успела
свернуться, в лучах фонаря она казалась черной...
   - Чего тебе, лейтенант? - Широкоплечий верзила недружелюбно глядел на
непрошенного гостя. В холодных неживых глазах горела ненависть.
   - Вот... - Спасительная бумага, похоже, удивила верзилу. Он  пробежал
ее глазами, буркнул:
   "Жди тут" - и неторопливо направился куда-то вглубь, где темнела  еще
одна дверь...
   Танец продолжался. Теперь сомнений не было:
   Эти двое  давно  мертвы.  Пули  пробили  женщине  грудь,  прострелили
мужчину насквозь - но мертвецы двигались, неведомая сила  заставляла  их
танцевать на потеху нелюдям в черных куртках. Тем было весело: смех то и
дело переходил в  гогот,  на  красных,  налитых  кровью  лицах  блуждали
ухмылки...
   -  Отставить!  -  негромкий  голос  донесся  откуда-то  из   глубины.
Аплодисменты стихли, "черные  куртки"  замерли,  а  те,  что  танцевали,
медленно, с глухим деревянным стуком опустились  на  пол.  Рука  мужчины
легла на голову его спутницы, словно пытаясь защитить от поругания...
   В дальнем проходе стояла высокая  широкоплечая  фигура.  Резкий  жест
рукой,  и  "черные  куртки"  выстроились  в  два   ряда   вдоль   стены.
Широкоплечий бросил быстрый взгляд  на  лежащие  посреди  зала  трупы  и
шагнул вперед...
   - Слушаю вас, лейтенант!
   Сил  говорить  не  было  -  Ахилло  протянул  бумагу.  Светлые  глаза
скользнули по гостю, на пунцовом лице мелькнула усмешка.
   - Первый раз здесь?
   Михаил кивнул. Краснолицый повертел бумагу в руках:
   - Поздновато, лейтенант...
   -  Ахилло...  Лейтенант  Ахилло...  -  Собственный  голос   показался
каким-то странным - хриплым, словно кто-то вцепился в горло.
   - Комбриг Волков... Ну, пойдемте, Михаил... Они прошли  мимо  трупов,
перешагнули невысокий порог и оказались в еще одном зале - на  этот  раз
огромном. Несколько фонарей освещали лишь небольшую его часть, остальное
заливала тьма.
   - Что  с  вами,  Михаил?  -  Похоже,  краснолицый  почувствовал,  что
лейтенанту не по себе. Впрочем, "не по себе"  было  бы  сказано  слишком
мягко. Михаилу казалось, что у него  начался  горячечный  бред,  что  он
сходит с ума.
   - Н-ничего, - выдавил из себя лейтенант. Волков хмыкнул:
   - Привыкайте! Папиросу?
   В портсигаре комбрига оказался "Казбек". Первая же затяжка  успокоила
нервы.
   - Работа такая,  Михаил!  На  ребят  не  обращайте  внимания:  решили
немного повеселиться... Ну, где наш шпион?
   Он направился к дальней стене. Луч фонаря упал на  неподвижную  груду
тел...
   Их убили недавно, в воздухе плавал сырой запах крови. Странно, многие
умерли не от пуль: кровь запеклась на огромных  рваных  ранах...  Ахилло
невольно прикрыл глаза...
   - Вы его видели когда-нибудь? - Голос Волкова заставил вздрогнуть...
   - Нет, товарищ ком