и усадили на место.
   - Наш друг Александр, называющий себя Асхом, -  продолжал  между  тем
Вар, говорит, что легенда  о  эннор-гэгхэне  -  только  пережиток  нашей
старины... Не шумите, Свободные дхары, я сам  не  согласен  с  этим.  Он
говорит, что такая легенда есть у христиан. Что  ж,  может  быть.  Я  не
отвечаю за  Бога  Христа,  но,  прежде  чем  судить,  давайте  вспомним,
Свободные  дхары,  что  сказал  Гхел  Храбрый,  когда  его,  умирающего,
принесли к Дхори Арху...
   - Он сказал, что после его смерти у дхаров больше не будет  князей  и
наше племя покорится мосхотам, - произнес чей-то суровый голос.
   - Что мосхоты запретят нам поклоняться Высокому Небу и разрушат Дхори
Арх... - прибавил другой.
   - Что нас прогонят с нашей земли и мы потеряем наше имя и нашу  речь,
выкрикнул третий.
   - Сбылось ли это? - спросил Вар, и толпа согласно загудела.
   - Но вспомните, - вел далее старик, - Гхел сказал, что перед  смертью
ему открылось будущее. Он увидел, что через много  лет  к  дхарам  будет
послан Вечноживущий Князь -  Эннор-гэгхэн.  Он  восстановит  Дхори  Арх,
победит Сумх-гэгхэна и возродит наше величие... Так ли это?
   Толпа вновь загудела. Старик выждал минуту, затем вновь заговорил:  ~
Многие сомневались в этом пророчестве. Князь Семен давно умер,  победить
его казалось невозможным. Многие не верили, кое-кто не верит и сейчас...
Но горе вам, маловеры! Мосхоты с помощью своих колдунов даже сквозь века
помогают Сумх-гэгхэну. Можем  ли  мы  помешать  этому  и  прервать  злое
колдовство? Если Сумх-гэгхэн не получит молнии, он  не  сможет  победить
дружину Гхела. Вспомните, только на десятый год  погиб  Гхел  Храбрый  и
дхары покорились. Время еще не истекло!
   Толпа шумела. Фрол прикинул, что, по  словам  Прыжова,  Первый  Канал
начал работать года два назад. Значит, старый Вар прав.
   - А теперь давайте вспомним, - воззвал к слушателям старик. - Что  мы
знаем о приходе эннор-гэгхэна? Асх, ты ученый человек, напомни нам!
   Асх встал, пожал плечами и начал:
   - Перед его приходом будут великие знамения, но мы  не  сразу  поймем
их...
   - Было это? - перебил его Вар. - Разве не  рухнула  власть  мосхотов?
Разве не ушли солдаты из нашего леса?
   - Эннор-гэгхэн будет из рода Фроата Великого, - продолжал Асх.  -  Он
настоящий "серый дхар",  ему  ведом  Истинный  Лик...  Первым  делом  он
восстановит  Дхори  Арх,  победит  Сумх-гэгхэна,  и  тогда  мир   начнет
меняться... Но, товарищи, это же фольклор!
   Вокруг неодобрительно закричали. Фольклорная теория  не  пользовалась
здесь особой популярностью.
   - - Это еще не все, - заключил  старик.  -  Эннор-гэгхэн  никогда  не
назовет себя, мы сами должны угадать, кто он... Так ли я говорю?
   Вновь по поляне прошел одобрительный шум. Фрол заметил, что некоторые
из сидевших впереди стали  оборачиваться,  посматривая  на  него.  Фроат
отвернулся и стал глядеть в сторону.
   - Все ли я назвал? - спросил Вар и тут же ответил:
   - Нет, я не назвал главной приметы. Эннор-гэгхэн придет в день, когда
погиб его славный предок, князь Гхел. В этот день, Свободные дхары...
   Тут  уже  половина  слушателей  обернулась,  глядя  на  Фрола.   Дхар
наконец-то понял, зачем старик так долго его расспрашивал о родне. Он не
ошибся.
   - Я представлял  вам  нашего  гостя,  -  перекрикивая  шум,  закончил
старик. Но я назвал его мосхотское имя. Скажи нам,  Фрол,  из  какой  ты
семьи? Как тебя зовут по-дхарски?
   Поляна замерла. Фрол нехотя поднялся,  затравленно  поглядев  вокруг.
Все ждали. Вдруг откуда-то из первых  рядов  пронеслось:  "Фроат...  сын
Астфана... Фроат".
   - Отвечай нам, Фрол, - вновь обратился к нему  старик.  -  Ты  стоишь
перед Великим Собранием Свободных дхаров!
   - Фроат! ~ крикнул кто-то. Собрание зашумело, и через  секунду  общий
крик сотряс лес:
   - Фроат! Великий Фроат вернулся! Фроат,  сын  Астфана!  Эннор-гэгхэн!
Эннор-гэгхэн!
   Фрол оглянулся, заметив, что Серж смотрит на  него  с  плохо  скрытым
испугом. Те, кто  был  рядом,  -  "белые"  и  "черные"  дхары  -  сидели
неподвижно, изумленно  глядя  на  Фрола.  Они  казались  растерянными  и
подавленными тем, что посмели сесть рядом с  Вечноживущим  Князем.  Фрол
вдруг вспомнил тех, кого оставил в Столице,  перед  ним  мелькнуло  лицо
Варфоломея Кирилловича такое, каким он видел его при расставании.  Фрол,
набрав в грудь побольше воздуха, поднял руку. Сразу же наступила тишина.
   - Ты спрашиваешь меня об имени, кна-гэгхэн? - Фрол и  не  подозревал,
что он может говорить так громко. - Моя фамилия  Соломатин,  зовут  Фрол
Афанасьевич. Отец - слесарь-сборщик, сейчас на пенсии. Сам я  строитель.
Сержант запаса... По паспорту - русский...
   Секунду-другую все молчали,  затем  вновь  раздался  общий  крик,  но
Фроат, сын Астфана, не стал ждать. Он поклонился собранию и,  не  сказав
больше ни слова, зашагал, не оглядываясь, к ближайшим деревьям.

9. ПОСЛУШНИК

   Келюс не помнил, сколько длился его странный  сон.  Иногда  казалось,
что он просыпается, Лунин даже ясно видел все окружающее:  и  почернелые
бревна избы, и треснувшую печь с отвалившейся побелкой, и мягкий  ночной
сумрак, льющийся из окна, - но затем все заволакивал странный  дымящийся
туман, и Николай краешком сознания понимал, что все это только сон. Раза
два он  решил,  что  все-таки  проснулся,  настолько  реальны  были  его
ощущения, но каждый раз что-то подсказывало, что и это лишь  сон  -  или
что-либо иное, что не имело названия.
   Однажды ему показалось, что он открыл глаза и заметил  чью-то  фигуру
рядом с кроватью. Келюс вспомнил, что никакой кровати в избе  нет  и  он
лежит просто на полу, покрытом еловыми ветками,  но  тут  же  эта  мысль
исчезла, поскольку он узнал того, кто сидел рядом. Это был старый Лунин,
его дед, на нем был тот самый костюм, в который обрядили его напоследок,
- серый, сшитый очень давно по  странной  моде  пятидесятых  годов.  Дед
сидел молча, освещенный бледным, жутковатым, льющимся  как  бы  ниоткуда
светом.
   - Дед, - прошептал Келюс, или ему показалось, что он шепчет. - У меня
бред, да? Ты мне кажешься?
   Старик услышал и, ничего не сказав, покачал головой.
   - Значит, взаправду, - понял Келюс. - Я умираю, дед?
   Старик вновь покачал головой.
   - Что ж ты так, Коля? - услышал (или  ему  показалось,  что  услышал)
Келюс и тут же удивился: покойный дед никогда не  называл  его  так.  Он
всмотрелся в лицо того, кто сидел на несуществующей кровати, и  вдруг  с
ужасом увидел, что вместо живого лица перед ним страшная мертвая маска.
   - Ты не дед, - собрав последние силы, проговорил Лунин - - Уйди!
   В ту же секунду все исчезло, перед  глазами  мелькнул  яркий  дневной
свет, и тут же все тело Николая пронзила боль. Он  понял,  что  все-таки
проснулся, по-прежнему  лежит  на  полу,  среди  раскиданных  ветвей,  а
солнечный луч бьет ему в лицо. Николай отодвинулся,  подумал,  что  надо
хотя бы ненадолго встать, и вновь уснул.
   Странные видения посещали его еще не раз. Кое-что он забывал сразу, и
только на душе оставалось ощущение нечеловеческого ужаса. Он вновь видел
деда, но еще более не похожего на себя, страшного и молчаливого. Однажды
ему показалось, что в избе заскрипели шаги. Кто-то высокий  в  старинных
остроносых сапогах подошел к тому месту, где  лежал  Николай,  и  присел
рядом. Келюс почему-то не испугался и попытался подняться. Это удалось с
большим трудом, и он подумал, что для сна это  слишком  реально.  Подняв
голову, он с удивлением узнал Фрола. На дхаре была серебристая, покрытая
блестящими полированными пластинами  кольчуга,  со  спины  свисал  плащ,
заколотый роскошной фибулой с огромным красным  камнем,  а  на  широком,
покрытом золотыми бляшками поясе висел меч в кожаных ножнах.  На  голове
странного гостя был островерхий шлем.
   - Ты Николай? - знакомым голосом, но  с  каким-то  странным  акцентом
спросил человек в шлеме, и еще более  пораженный  Келюс  сообразил,  что
лицо Фрола украсила небольшая вьющаяся бородка,  да  и  ростом  он  стал
заметно выше.
   -  Ну  даешь,  воин  Фроат,  -  только  и  мог   проговорить   Лунин,
окончательно уверившись, что это все-таки сон. - Ты что, в три  богатыря
записался?
   - Я не Фроат, - покачал головой гость,  -  я  Гхел.  Фроат-гэгхэн  не
сможет прийти... Может, я могу тебе помочь?
   - Вы что - князь Гхел? Ну и сны мне снятся! Вы ведь, кажется,  предок
Фрола?
   Тот, кто  называл  себя  Гхелом,  не  ответил.  Он  осторожно  провел
ладонями перед лицом Николая, точно так же, как это делал когда-то Фрол.
Затем покачал головой и задумался.
   - Наши лекари не  смогут  тебе  помочь,  -  наконец  произнес  он.  -
Фроат-гэгхэн думает, что тебя защищает твой амулет.  Тебе  надо  встать,
Николай...
   - Ага, - согласился Келюс, - вот проснусь и встану...  Только  зачем,
бином? Лучше уж так дойду.
   - Тебе надо встать, - повторил человек в шлеме. - Вот, возьми.
   Он достал цепочку с каким-то небольшим предметом, похожим на колесико
со странными изогнутыми зубчиками, и, осторожно приподняв Келюсу голову,
надел цепочку на шею.
   - А где сейчас Фроат? - поинтересовался Келюс. Странный амулет его не
заинтересовал. Слишком часто ему пришлось сталкиваться последнее время с
подобной фольклорной мистикой.
   Странный гость, так похожий на Фрола,  не  ответил  и,  встав  молча,
направился к двери. Келюс опустил голову и тут же вновь забылся.
   Он проснулся  утром,  когда  солнце  вновь  ударило  его  по  глазам.
Николай, чувствуя себя очень слабым, подумал, что хорошо  бы  что-нибудь
перекусить, но тут же понял: есть  не  сможет.  Вспомнив  то,  что  было
ночью, он расстегнул ворот рубашки, но никакого амулета не обнаружил; на
груди висел только маленький крестик, подаренный Корой.
   - Скоро будут чертики, - пробормотал Николай, окончательно убеждаясь,
что попросту бредил. Он провел руками  по  груди  и  вдруг  почувствовал
странное жжение.  Лунин  скосил  глаза  и  вздрогнул:  на  коже  остался
глубокий  красноватый  след.  Сомнений  быть  не  могло,  это  отпечаток
виденного им в бреду амулета, странного колесика с изогнутыми зубчиками.
   "Приплыли", - подумал Келюс, пытаясь встать, но сил не было.  "Посплю
еще немного", - решил он, вновь проваливаясь куда-то в темную бездну.
   На этот раз сон был тревожен. Он не видел никого, но вокруг слышались
стоны, чье-то хриплое дыхание, где-то вдали мерно и  жутко  бил  большой
колокол. Николай ощущал приближающуюся опасность,  стало  страшно,  лишь
отблеск  сознания,  говоривший,  что  это  всего  лишь  сон,   заставлял
сохранять спокойствие. И вдруг Келюс услышал, как кто-то  совсем  близко
произнес его имя. Он прислушался.
   - Николай, - вновь донеслось до него. - Мне надо с вами поговорить...
   - Говорите, - согласился Келюс. - Ко  мне  тут  даже  дхарский  князь
приходил... Кто вы?
   Ответа не было, но из  кромешной  темноты  начало  проступать  что-то
белое. Странный, бледный призрак без лица, с едва  различимыми,  тающими
во тьме контурами...
   - Кто вы? - повторил Келюс. Он хотел было съязвить,  что  другие  его
гости относились более внимательно к своей внешности,  но  вдруг  понял,
что узнает этот голос.
   - Это... Это вы... - все еще не веря, спросил он. - Это вы, Михаил?
   - Да, -  услыхал  он  голос  Корфа.  -  Извините,  Николай,  за  этот
форс-мажор. Являться к вам в виде отца  Гамлета...  Любительский  театр,
право... ~  Но  ведь  я  сплю!  -  чуть  не  крикнул  Келюс.  Захотелось
немедленно проснуться, но что-то удерживало, заставляя слушать дальше.
   - Да, вы спите. Вы же не можете увидеть меня наяву... Я  вам,  верно,
помешал. Признаться, всегда боялся фантомов...
   - Михаил, -  перебил  его  Лунин,  -  если  это  действительно  вы...
Объясните,  что  с  вами  случилось  Мне  Фрол  сказал...  И  Варфоломей
Кириллович...
   - Они правы. Я погубил себя, Николай. Я  не  послушался...  И  теперь
стал вашим врагом...
   - Что вы говорите? Михаил, ради Бога!
   - Не поминайте, Николай, - вздохнул голос, - я отрекся от Него и  сам
отдал то, что отдавать не имел права. Если вы встретите меня... то  есть
то, чем я теперь стал... убейте... Душа  не  спасется,  но  я  не  смогу
творить зло. Только сейчас, когда вы спите, я могу вновь вспомнить себя.
Николай, вам надо немедленно проснуться и уходить. Вы слышите меня?
   - Слышу, - пробормотал Келюс. - Но объясните же мне!  Что  случилось?
Кора... Татьяна мне сказала...
   - Нет времени, Николай. Я хотел спасти Татьяну... Но полно,  мне  уже
не помочь... Просыпайтесь, Николай, и уходите. Ради Того, Кого я уже  не
могу упомянуть, уходите!..
   - Меня нашли, - понял Келюс, - но я не могу далеко уйти...
   - Держитесь!  Николай,  -  в  голосе  прозвенели  слышанные  когда-то
Келюсом командные нотки, - держитесь до последнего...
   - Михаил! - закричал Келюс, но белый силуэт  вдруг  стал  темнеть,  и
сквозь пелену проступило  лицо  Корфа,  такое,  каким  он  видел  его  в
последний раз, мертвое, усталое, с сурово поджатыми бесцветными  губами.
Затем все пропало, дохнул сырой холод, и Лунин понял, что проснулся.
   Вокруг было темно, только из окна струился лунный свет, освещая узкую
полоску пола. Вдали, где-то в лесу, слышался крик какой-то ночной птицы.
   - Бред, - пробормотал Келюс, вставая.  К  его  радости,  это  удалось
почти без труда. То ли долгий сон дал силы, то ли помогла ночь, но Лунин
бодро поднялся, поправил мятую одежду и  даже  попытался  сделать  нечто
вроде гимнастики. Впрочем, эту идею он тут же оставил: на гимнастику сил
явно недоставало.
   "Интересно, сколько я спал?" - подумал Келюс. Прикинув, он решил, что
не менее трех суток. Он лишь покачал  головой,  но  тут  рука  коснулась
подбородка, ощутив не трехдневную щетину, а  короткую,  но  уже  заметно
отросшую бороду. "0ro! - подумал Николай. -  Сколько  же  я  провалялся?
Дней десять? Говорят, во время болезни борода  растет  быстрее,  но  все
же... Вот, бином, угораздило..." Но разбираться с календарем желания  не
было. Лунин вспомнил свои странные сны, тут же подумав о  словах  Корфа.
Надо  уходить!  Келюс  быстро  собрал  свой  немудреный  скарб,  вытащил
пистолет и осторожно подошел к окну. Лунный свет заливал поляну, из лесу
по-прежнему  неслись  странные  отрывистые  птичьи  голоса,  воздух  был
холоден и  чист.  Келюс  пожал  плечами:  никакой  опасности  покуда  не
ощущалось. Обругав себя паникером, он попытался проанализировать то, что
с ним случилось - Николай не верил снам. В конце концов, он болен, и все
тревоги могли отразиться на сновидениях. Он  вновь  расстегнул  рубашку,
потрогав кожу. Никаких следов странного амулета не было и в помине.  Все
сомнения Лунина окончательно развеялись. Он зажег спичку,  скосив  глаза
туда, где был  странный  отпечаток.  И  тут  пальцы,  державшие  спичку,
дрогнули, огонек потух. Келюс лихорадочно зажег спичку и похолодел: там,
где был когда-то след от амулета, теперь проступал глубоко  въевшийся  в
кожу рисунок. Он походил на татуировку,  но  контур  странного  колесика
выглядел даже четче и яснее, чем если бы был выколот иглой.
   Вначале Келюс  подумал,  что  все-таки  еще  не  проснулся  и  кошмар
продолжается. Он решил, что  по  всем  традиционным  канонам  необходимо
ущипнуть себя как следует, но оглянулся кругом и понял, что это излишне.
Все происходило наяву, а значит...
   Николай вновь подошел к окну и осторожно, стараясь  не  высовываться,
выглянул наружу. Поляна была все та же  -  мирная,  залитая  серебристым
светом луны, но что-то заставило Келюса неожиданно вздрогнуть:  какая-то
черная тень на мгновение мелькнула в лунном свете у самой опушки.  Затем
все приобрело прежний вид, но тревога уже не покидала Николая.  Там,  за
границей  серебристой  поляны,  таится  опасность,   и   эта   опасность
подстерегает именно его.
   Лунин присел на рассохшуюся лавку и попытался  размышлять  трезво.  В
этой глуши могли доживать свой век  не  только  чудом  не  попавшие  под
браконьерские пули зайцы и лисы, но и  самые  настоящие  волки.  В  этом
случае выходить никуда не  стоило.  Зайцев  и  лис  Келюс,  конечно,  не
опасался, а вот встречаться  ночью  с  волками  не  хотелось.  Он  вновь
подошел к окну и отшатнулся: прямо посреди поляны он увидел  два  черных
продолговатых силуэта.
   "Волки, - понял он. - Вот бином, а говорят, летом они  пугливые".  Он
бросился к двери и проверил засов. Он оказался задвинут, но  дверь  была
настолько ветхой, что сильный удар мог легко вышибить ее. Впрочем, серые
звери едва ли на это способны. Оставалось ждать. Келюс взглянул на  часы
и убедился, что только-только наступила полночь.
   Лунин решил сесть у окна  и,  держа  оружие  наготове,  наблюдать  за
поляной. Подтащив лавку поближе, он устроился поудобнее и вновь выглянул
наружу. Волки подошли ближе. Келюс уже мог разглядеть их:  звери  стояли
неподвижно, подняв морды, зеленые глаза отблескивали в лунном  свете,  и
до слуха Николая внезапно донеслось  тихое  рычание.  Волки  следили  за
домом, похоже, чего-то ожидая. Келюс никогда не ходил на охоту и даже не
читал знаменитой книги Аксакова. Однако поведение волков все же казалось
странным. Он помнил, что даже зимой эти умные звери редко выходят  прямо
к человеческому жилью. Что-то было не так. Вновь взглянув в окно,  Келюс
похолодел: волков было уже трое. Вдруг  за  дверью  послышался  какой-то
шум. Келюс вскочил и выглянул в другое  окно:  четвертый  волк  сидел  у
самой двери. Николай вновь бросился к  окну:  два  волка  исчезли,  зато
третий - совсем близко. Зеленые глаза взглянули прямо на  Келюса,  и  он
вновь услышал глухое рычание.
   Лунин подошел к другому окну и все понял. В доме  было  три  окна,  и
теперь возле каждого дежурил серый часовой, а четвертый  ждал  у  двери.
Все оказалось слишком просто: теперь в любом случае  Николай  не  успеет
уйти далеко. На помощь одному волку тут же кинутся другие.
   Сердце учащенно билось, пальцы слегка  похолодели,  но  мозг  работал
четко, безошибочно анализируя  ситуацию.  Волков  едва  ли  привел  сюда
голод, да и вели они себя совсем не так, как рассказывалось  в  передаче
"В мире животных". Значит, зверей интересовал именно он, Николай  Лунин.
Оставалось прикинуть, какая именно опасность ему грозит. Николай еще раз
проверил дверь и решил, что даже крупному зверю через нее не  вломиться.
Окна узкие и находятся достаточно высоко, к тому  же  рама  помешала  бы
волку, даже если бы он сумел допрыгнуть. Значит, намечалась осада. Но  в
этом случае шансы Келюса возрастали: еда у него была, в - пистолете  еще
оставалось шесть патронов, а звери едва ли решатся продолжать осаду  при
солнечном свете.  И  тут  Келюсу  пришла  новая  мысль,  от  которой  он
похолодел. Осада едва  ли  продлится  долго,  звери  лишь  старались  не
выпустить его, покуда кто-то или что-то не появится и  не  предъявит  на
Лунина свои права.
   Конечно, в другое время такая идея могла  вызвать  у  Николая  только
усмешку.  Подобных  дрессированных  волков  он  не   встречал   даже   у
Сетон-Томпсона, но теперь, после всего, что с ним случилось, эта идея не
казалась ему фантастической.
   Он выглянул в окно. Волк был совсем рядом. В лунном свете  оскаленная
пасть зверя, казалось, зловеще улыбалась.
   -  Ждешь?  -  спросил  Келюс,  осторожно  вытаскивая  пистолет.  Волк
дернулся и, косясь на Келюса, отскочил на несколько шагов.
   - Да ты  ученый,  бином!  -  понял  Келюс.  -  А.  может,  вступим  в
переговоры?
   Волк остановился и склонил голову. Казалось, он прислушивается.
   - Слышь ты, шкура, - продолжал Лунин, - у меня полная обойма.  Сейчас
пристрелю тебя, а потом уложу остальных. Ясно?
   Он не думал, конечно, что волк его  понимает,  но  звук  собственного
голоса подбадривал, и Николай, зная, что звери прекрасно  разбираются  в
интонациях, засмеялся как можно более презрительно.
   Дальнейшее произошло почти мгновенно. Волк присел, шерсть на загр