закуривая новую. В наступившей  тишине  откуда-то  из  глубины  квартиры
донесся голос Ухтомского, повествующего "о битве  князя  Ряполовского  в
мале дружине с поганым собакою Касим-ханом и его злою ордою".
   - Несомненно, - хмыкнул Тургул, - с собакою  Касим-ханом...  Господин
Лунин, вы - человек штатский. Оговорюсь: не подразумеваю под этим  более
того, что сказал. Так вот, вы человек штатский, вы ученый -  все  так...
Но, сударь мой, вы же бывали в бою, порох нюхали! Неужели вы до сих  пор
не поняли?
   - Кое-что понял. А вас, господин генерал, понять пока не  могу.  Куда
вы, бином, клоните?
   - Да куда мне клонить? - удивился Тургул. - Я  просто  хочу  сказать,
что идет война. Война, сударь мой! Красные против белых. Я, мой поручик,
покойный Михаил, - белые. Вы - красные. И, помогая Михаилу, вы  помогали
врагу.
   - Ну, это вы уже загнули! -  Келюс  даже  не  рассердился,  настолько
нелепым казалось  сказанное.  -  Дед  мой,  покойный  комиссар  Лунин  -
царствие ему Небесное,  -  напоследок  меня  иначе  как  врангелевцем  и
корниловцем не величал...
   - Видел я ваших корниловцев, - спокойно, без тени  эмоций,  отозвался
генерал. - На Страстном. Стоят, извиняюсь, в раскорячку, рожи холопские,
наглые. И небритые. Еле удержал Ухтомского, он, знаете, так и рвался. Мы
эту форму офицерам не сразу разрешали носить -  не  после  первого  боя,
даже не после десятого, сударь вы мой! Они еще ордена цеплять изволят...
Наши ордена! Вернусь - отдам приказ - все  ордена  погибших  уничтожать.
Чтоб - ни в чьи руки. Ни парижских ювелиров, ни этих, прошу прощения...
   Тургул вновь замолчал, и Келюс услыхал голос Фрола, вопрошавшего:
   - ...то есть как, елы, парил по небу? Не мог он парить по небу!
   В ответ князь Ухтомский пытался объяснить  что-то  про  фольклор,  но
дхара, это, похоже, не успокаивало.
   - Извините, отвлекся,  -  возобновил  разговор  Тургул.  -  Так  вот,
господин Лунин, идет война. У нас -  на  фронтах,  у  вас  -  тлеет  под
пеплом. Но, очевидно, уже кое-где полыхает.
   - Э-э, бросьте, - не согласился Келюс. - Свою войну вы проиграете - к
большому сожалению, моему лично, и, можете поверить,  еще  очень  многих
аккурат в ноябре двадцатого. Жаль, конечно, но делать нечего.  А  у  нас
свои дела. И войны, надеюсь, все-таки не будет.
   - Ну да, конечно, - кивнул генерал. - Лозунг - хоть прямо в ОСВАГ или
РОСТА... "Река времени в своем стремленьи уносит все дела людей"... А вы
знаете, господин Лунин, что  передавали  нам  по  этому  самому  Второму
Каналу?
   - Догадываюсь, - усмехнулся Келюс. - Военные планы красных. И, может,
кое-какие технические новинки.
   - Верно догадываетесь. Только опять лишнее  слово  -  "может".  Иначе
зачем мы поддерживали связь с этими... переродившимися?
   - Вы думали, у нас в ЦК сидит ваш доброжелатель?
   - Конечно! - воскликнул Тургул. - И не  только  думали!  Нас  в  этом
уверяли! Обещали чуть ли не изменить ход истории! О Господи,  прости  им
всем... Кто же на такое не согласится?! Тут  можно  рискнуть  не  только
полковником Корфом - дивизии не жалко!
   - Они передавали такие же данные красным! - понял Келюс. - Но зачем?
   - Нас исследовали, - бледно улыбнулся Тургул. -  Посылали  запросы  о
состоянии экономики, финансов, о транспорте, еще о чем-то... О войне  не
спрашивали - тут и так все ясно. Мы отвечали -  что  оставалось  делать?
Ну, красных тоже, так сказать, рентгенировали. А Михаил Модестович,  как
я понял из ваших слов, все это раскрыл.
   - Михаил говорил, что он просто курьер!
   - Разумеется, - генерал закурил  очередную  папиросу.  -  А  что  же,
по-вашему, он должен был сказать? Я, отважный разведчик, полковник Корф,
первым проник в злодейские замыслы жидо-большевистской  банды  и  понял,
что господина главнокомандующего, равно  как  и  все  Особое  Совещание,
водят за нос, причем не первый месяц? И что  помогать  нам  никто  и  не
думал - просто ставят эксперимент на  нас  и  красных  одновременно!  На
предмет приемлемости капитализма среди наших родных осин... Или на  иной
предмет, столь же актуальный в вашу, как вы ее называете,  перестроечную
эпоху.  Не  знаю,  какое  дали  Михаилу  задание  в  этом  "транспортном
управлении", но он все сие понял. Второй  Канал  обслуживает  не  только
Харьков, где сейчас, то есть в августе 19-го,  мы,  но  и  Столицу,  где
нынче красные. Что Корф должен был сделать?  Или  прорваться  обратно  и
сообщить - но это, как  я  понял,  было  почти  невозможно.  Или  просто
уничтожить скантр и обрубить Канал. Я бы на его месте так и сделал... Об
остальном думайте сами.
   - Думаю, бином, - Келюс действительно задумался.  -  Ладно,  господин
генерал, спорить не буду. Все равно теперь  спрашивать  уже  некого.  Но
ведь сейчас у вас, как я понял, есть свой собственный Канал, и вы можете
устанавливать любые нужные вам связи...
   - В общем-то, любые. Золотой запас России пока еще у  Адмирала.  Тайн
военных открывать не буду, но вы, наверное, и так кое-что поняли. Видите
ваши современники подкинули нам неплохую идею. А главное  -  указали  на
Тернема. В двадцать восемь лет его мозги работают не хуже,  чем  в  сто,
смею вас уверить. Ну а теперь, сударь вы мой, беретесь ли вы по-прежнему
утверждать, что наша война кончится в ноябре 20-го?
   - Межвременные войны, бином, - пробурчал Николай, которому  эта  идея
чрезвычайно не понравилась. - Интертемпоральные...
   - Звучит страшно... Однако вернемся к моему менторству. Все,  что  вы
тут вытворяете, - в том числе ваши, с позволения сказать,  корниловцы  -
это ваше внутреннее дело; держава  может  переименовать,  запретить  или
снова разрешить большевиков - вольному воля. Но скантр  -  это  же  ваше
оружие!  Неужели  не  понятно?  Если  правительство  -  любое,  но  ваше
правительство потеряет его, вы понимаете, что будет?
   Келюс не ответил. Вопрос, заданный достаточно самоуверенным и  весьма
осведомленным генералом, свободно рассуждавшим  о  значении  скантров  в
обороне державы, заставил вспомнить растерянного и затравленного  Корфа,
не имевшего представления, какая в этой державе валюта. Да,  похоже,  за
последние недели в Добровольческой  армии  что-то  действительно  начало
меняться... Впрочем, это были проблемы генерала Тургула. А  вот  скантры
дело  домашнее.  Лунин  отчасти  догадывался,   что   можно   делать   с
изобретением бессмертного Тернема. Знал он и другое - то, что  рассказал
Корфу капитан госбезопасности. Скантры были не только оружием. Они  были
тем, что куда страшнее, - орудием постороннего воздействия на эту самую,
так  часто  поминаемую  генералом,  державу.  Воздействия  действительно
чужого. Настолько, что даже Нарак-цэмпо и  Шинджа  на  этом  фоне  могли
показаться прямо-таки земляками.  В  памяти  всплыло  слово,  оброненное
стариком в черной мантии, - Око Силы.  На  мгновение  Николай  почему-то
похолодел, и перед глазами встала странная карта из серой папки.
   - Извините, ради Бога, господин  Лунин,  -  прервал  его  рассуждения
Тургул. Я, кажется, поступил крайне недостойно, затеяв  этот  неуместный
диспут. Да, явно неуместный и, судя по всему,  окончательно  испортивший
вам настроение. А нынче и без того черный день. Я очень сожалею...
   - Да ладно... Я понимаю...
   Впрочем, что именно он понимает, Николай говорить не стал.
   - А с Плотниковым вы меня познакомьте, - мягко и ненавязчиво напомнил
генерал, - все-таки, как вы понимаете, потомок...
   Келюс без всякой охоты кивнул, но  тут  их  внимание  было  отвлечено
довольно неожиданным образом. Голоса, доносившиеся из глубины  квартиры,
где поручик Ухтомский и Фрол беседовали о чем-то странном, стихли,  и  в
наступившей тишине чей-то - Келюс даже не узнал сразу чей - голос запел,
а  точнее,  стал   читать   нараспев   что-то   совершенно   непонятное:
Схом-бахсати эн  Ранхай-у  Дхэн-ар  мгхута-мэ  Мосхота  Ю-лар-нирх  мосх
ур-аламэ Ю-тхигэт Ранхай-о санх-го.
   - Однако, - пробормотал Келюс, невольно копируя  интонацию  покойного
барона, - он что это, бином, на суахили?
   Келюс и Тургул, выйдя из кухни, направились на голос. Фрол  и  Виктор
Ухтомский  расположились  в  библиотеке,  обложившись   десятком   томов
Брокгауза и Эфрона и еще не менее чем дюжиной  книг  разного  размера  и
возраста, как раскрытых, так и закрытых. Впрочем, в данный момент  книги
их не интересовали. Поручик замер, утонув в  глубоком  кресле,  а  Фрол,
сидя на диване и закрыв глаза, медленно произносил, строчку за строчкой,
что-то совершенно  непонятное,  может  быть  действительно  на  суахили.
Услыхав шаги, он немедленно  умолк,  открыл  глаза  и  немного  виновато
огляделся.
   - Извини, воин Фроат, - Келюс оглядел комнату и  покачал  головой,  -
ты, я вижу, бином, рецитировал...
   - Не, мы не ругались, - опроверг его  предположение  Фрол.  -  Это  я
стихи читал.
   - А-а, - сообразил наконец Келюс. - Чьи - Сулеймана Дхарского?
   - Народные, - пояснил Фроат. - Это "Ранхай-гэгхэн  цорху".  В  общем,
елы, "Сказка о Ранхае".
   - Песнь, Фрол, - подсказал Ухтомский. - Или эпос.
   - Да, наверное. Тут, в  общем,  как  бы  это...  Слушай,  Виктор,  ты
все-таки, елы, с образованием, расскажи сам.
   - Обижаете, Фрол, - усмехнулся Виктор. - Это  у  вас  восемь  классов
школы и техникум, а у меня, извините, семь лет гимназии и три -  окопов.
Вы уж начинайте, а я потом.
   - Ну ладно, - сдался дхар, - ты, Француз,  думаешь,  чего  это  я  на
Виктора сегодня вроде как озлился?
   - Ну ясно, бином. За гэбэшника принял.
   - Принял, елы. Тут озлишься, в карету его! Барона нашего под какой-то
цирк хоронят, проститься, елы, по-человечески и то не дали, а тут  нате,
мало им! Но, понимаешь, Француз, я  Виктора  увидел  и...  как  бы  это,
елы... почуял, что он наш... Ну это, поле наше...
   - Дхарское? - сообразил Келюс.
   - Ну да. Я-то дхара сразу узнаю. Пусть там и  крови,  елы,  наперсток
только...
   - Помилуйте, господин Соломатин!  -  не  сдержал  недоумения  Тургул.
Виктор русский князь!
   - Я тоже русский, господин-товарищ генерал Тургул. У меня, елы,  и  в
паспорте написано: Соломатин Фрол Афанасьевич. И печать. Но  дхара-то  я
всегда узнаю.
   - Ну так что? - не понял Келюс. - Ну если даже дхар-гэбэшник  -  мало
ли?
   - Да нельзя нам! - возмутился Фрол. - Нельзя в гэбэшники!  При  царе,
елы, в жандармы не шли, ну а сейчас - в эти самые... Нас ведь все  время
то сажали, то переселяли. И мы решили:  никто  в  гэбэшники  не  пойдет.
Железный закон, елы. Ну и думаю: вот, елы, повезло. Сейчас меня свой  же
дхар вязать будет. Вот, в карету его, счастье напоследок...
   - Да, - согласился Ухтомский, - пару  лет  назад  и  нам  мысль,  что
русский может стрелять в русского, казалась дикой. А сейчас свыклись, и,
как я понимаю, надолго...  Ну  вот,  Фрол  был  настолько  любезен,  что
подробно рассказал мне  о  дхарах.  Знаете,  господин  генерал,  похоже,
архивы имеют обыкновение прятать не только господа краснопузые.  Стал  я
вспоминать, кто это в моей родне мог быть  из  этих  самых  дхаров.  Ну,
татары, черемиса, немцы, шведы, эстляндцы, поляки  -  это  понятно...  Я
даже древо наше нацарапал, - он кивнул  на  украшенный  хитрыми  узорами
листок бумаги, причудливо прилепившийся в  углу  дивана.  -  Кто  угодно
есть, даже мексиканцы... Был  грех  у  тетушки...  А  дхаров  нет.  Даже
обидно...
   - Действительно, обидно, - невозмутимо согласился Тургул,  непонятно,
всерьез или в шутку.
   - И тут меня - как "чемоданом" по макушке! Родоначальник-то наш!
   Виктор  передохнул  секунду,  несколько  раз  затянулся  сигаретой  и
продолжил:
   - Ну, официальную, так  сказать,  версию  вашего  происхождения,  вы,
может быть, слыхали. Выехал, дескать, предок  из  Орды  людно,  конно  и
оружно, ну и прочее. Но у нас был и свой рассказ, не для  Геральдической
палаты.  Рассказывали  его  больше,  конечно,  в  шутку,  так   сказать,
княжеский фольклор, но все-таки... В общем дело было так...  Где-то,  то
ли на Вятке, то ли на  Двине,  в  одну  деревню  Лихо  повадилось.  Стал
какой-то леший девок красных пугать, а порою и того  хуже.  Ну,  господа
пейзане, ясное дело, полевые караулы поставили, да толку -  чуть.  Потом
уж сообразили, что Лихо это  по  воздуху  аки  птица  летает.  Аэронавт,
извольте видеть! В конце концов испортил сей проходимец (прошу прощения,
Фрол, но так уж получается) одну красную девицу, некую Настасью Силишну,
дочь то ли мельника, то ли кузнеца. Батюшка, не будь дурак, вызвал  попа
или попросту колдуна, тот как-то все  там  заминировал  -  в  общем,  на
третью ночь, как и полагается в таких случаях, изловили злодея  в  сеть.
Оказалось, какой-то мордвин Рангайка, да еще, как вы понимаете, колдун и
чуть ли не волхв. Полностью его звали Рангай Фролкович.
   Поручик минуту помолчал, на лице его блуждала улыбка, было ясно,  что
давнее семейное предание доставляет Виктору явное удовольствие.
   - Ну, стали судить-рядить, чего с ним дальше  делать.  А  предложения
были, как вы догадываетесь, вполне большевистские - под стать  комиссару
Саенке или даже самому  Лацису,  не  к  ночи  будь  помянут...  Ну,  сей
Рангайка взмолился, обещал жениться, креститься, а  главное  -  помогать
сим пейзанам, буде таковая нужда случится - в общем, ежели приспичит.
   Господа  пейзане,  представьте  себе,  проявили  несвойственный  ныне
гуманизм, крестили супостата, нарекли Иваном Александровичем,  обвенчали
с вышеупомянутой Настасьей Силишной и отпустили с Богом жить  куда-то  в
глухомань, откуда сей новокрешенный Александрович оказался родом.  И  не
слыхали о них тридцать лет и три года. А может, чуток поменьше, ручаться
в данном случае не решусь.
   - Да, -  не  выдержал  Келюс.  -  Эти  бы  сказы,  да  в  "Российский
гербовник".
   - Пейзане стали их уже подзабывать, - вел далее поручик,  -  да  тут,
откуда ни возьмись, то ли татары, то ли опять мордва, то ли весь...  Ну,
естественно, резня, полное несоблюдение норм Гаагской  конвенции  и  все
такое прочее...
   - Я, кажется, знаю, что  дальше,  -  перебил  его  Николай.  -  Вышли
господа колхозники на  опушку  и  кликнули  громким  кличем  свет  Ивана
Александровича. Раз кликнули - только дуб ветками зашумел, два  кликнули
ольха заскрипела...
   - Совершено верно, господин Лунин, - засмеялся  Ухтомский.  -  Законы
фольклора, что поделаешь... Ну, а на третий раз заиграли  трубы  боевые,
что-то там запело, вы уж сами придумайте, и явился из лесу Рангайка.  То
есть уже не Рангайка, а  славный  витязь-богатырь  Рангай,  он  же  Иван
Александрович. Да не один, а с двенадцатью сыновьями, да с дружиной,  да
со зверьем лесным, да с птицами небесными и чуть ли не гадами болотными.
В общем,  притащил  целый  зоологический  сад.  Подробности  истребления
вражеского войска опускаю, а вот после этого форс-мажора то ли князь, то
ли царь пожаловал Рангайке волость. Стал Рангай князем  и  нашим,  стало
быть, родовым корнем, если можно так выразиться. Правда, летал ли он  по
небу после этого, утверждать не берусь... Вот, пожалуй, и все...
   - Да не летал он, елы! - не выдержал  Фрол.  -  Это  иначе  делается,
Виктор. Крыльев-то у нас нет. И слава Богу,  если  подумать...  Ну  вот,
господа и товарищи...
   - А здесь есть и товарищи? - мягко поинтересовался Тургул.
   - А микрофон? - разъяснил Келюс. - Там еще товарищи.
   - Историю эту я знаю, - продолжал Фрол, - только  там,  конечно,  все
по-другому. "Ранхай - гэгхэн  цорху"...  Про  славного  дхарского  князя
Ранхая, сына  Фроата...  Только  я  так  красиво  не  расскажу.  Он  там
действительно воевал, только, елы, не с татарами, а с  русскими.  Татары
они были нашими друзьями. И татарский царь Ранхая пожаловал...  Нет,  не
расскажу, по-дхарски разве что...
   Фрол виновато замолк.
   - Что ж, господа, - усмехнулся  Тургул,  -  по-моему,  наша  странная
командировка уже дала первые результаты.  Поздравляю  вас,  князь.  Ваше
семейное предание неплохо подтверждается...
   - Это не главное, - без тени улыбки заметил Виктор. - Фрол не сказал,
что у Фроата, отца Ранхая, был еще один сын - старший.  Как  его  звали,
Фрол?
   - Гхел, - ответил дхар и стал смотреть куда-то в сторону -  Так  вот,
господа, - тем же спокойным, неожиданно веским тоном закончил  князь,  -
Фрол Афанасьевич - его прямой потомок. Так, Фрол?
   - Ну так, - согласился Фрол. - Мы  последние,  кто  остался  от  рода
Гхела...
   - А этот ваш уважаемый предок, - осторожно поинтересовался Тургул, он
был у вас... как бы это точнее выразиться, очень знатен?
   - Да какой там знатен, - совсем огорчился дхар. -  У  нас  же  дворян
никогда не было, в лесу жили. Фроат был - ну, президентом что ли...
   - Выборным? - удивился Ухтомский.
   - Он, говорят, откуда-то с Запада пришел. Тогда  у  нас  смута  была,
вроде как сейчас. Фроат  всех  дхаров  собрал,  помирил,  его  князем  и
выбрали. По-дхарски - гэгхэном. Он Дхори Арх, Дхарский камень, построил,
мы еще его "Теплым Камнем" называем. А потом решили, что  дхарами  могут
править только его потомки, пока хоть один мужчина из рода Фроата жив.
   -  Это  называется  не  президент,   уважаемый   господин   Соломатин
констатировал Тургул. - Это называется наследственная монархия.
   - Да какая монархия! - взорвался Фрол. - Да нас уже, елы, пять веков,
елы, как собак гоняют!  Мне  дед  такое  рассказывал!  С  Курбского  это
началось!
   - С Курбского, Фрол? - поразился Ухтомский.  -  Помилуйте,  ну  он-то
причем?
   - А! - понял дхар. - Да это не тот Курбский,  который  письма  писал.
Это его то ли дед, то ли дядя - Семен.
   - Покоритель Севера, - кивнул Келюс. - Это века  четыре  с  половиной
тому...
   - Ну да. Здесь его забыли, а мы-то помним. Крестить стали... Ну мы-то
и не против были, но Дхори Арх зачем трогать! Сколько наших там... Песня
есть еще об этом. Как царя свергли, думали,  лучше  будет.  Букварь  нам
написали... Букварь...
   Фрол замолк и опустил голову, глядя куда-то в угол ковра.
   - Ладно, господа, - решил генерал, - сегодня, о чем ни заговорим, все
получается не то. Плохой сегодня день, господа. Господин Лунин, осмелюсь
предложить выпить кофе, и мы с поручиком откланяемся.
   - Да куда вы пойдете? - удивился  Келюс.  -  Поздно,  ночуйте  здесь.
Михаил в первый же день тоже норовил...  С  двумя  ручными  гранатами  в
сумке...
   - И, возможно, был прав, - ни  к  кому  не  обращаясь,  тихо  заметил
Тургул. Господин Лунин, благодарю Вас за  это  действительно  щедрое  по
нынешним временам предложение,  но  если  мы  с  поручиком  до  утра  не
вернемся туда, куда должны,  за  нас  начнут  волноваться.  А  волновать
друзей плохо. Так как вам, господин Лунин, моя идея относительно кофе?
   Эта, действительно во всех отношениях неплохая, идея так и  не  была,
однако,  должным  образом   обсуждена.   В   дверь   позвонили.   Тургул
вопросительно поглядел на Келюса, тот пожал плечами: в гости, да  еще  в
такое время, он никого не ждал. В дверь  позвонили  снова,  и  в  ту  же
секунду в руках у офицеров тускло сверкнули вороненые стволы. Келюс лишь
удивился, каким образом генерал и поручик успели  переложить  оружие  из
карманов верхней одежды  в  карманы  своих  штатских  пиджаков.  Генерал
дернул бровью, и Ухтомский неслышно  заскользил  вдоль  стены  к  двери,
между тем как  Тургул,  чуть  прищурясь,  навел  оружие  прямо  в  центр
дверного проема.
   - Да постойте, - не выдержал Лунин. - Что вы, в самом деле?  А  вдруг
это соседи?
   И как бы в ответ на его слова в замке начал поворачиваться ключ. Тот,
кто пытался  открыть  дверь,  делал  это  неумело,  ключ  проворачивался
вхолостую, однако неизвестный не прекращал своих попыток.
   - Француз! Задвижка! - шепнул Фрол, и Николай сообразил,  какого  дал
маху: засов  был  открыт.  Оставалось  ждать  неизбежного.  Происходящее
внезапно показалось Келюсу  чем-то  нереальным  -  то  ли  сном,  то  ли
фрагментом  совкового  фильма  о  чекистах:  двое  офицеров-заговорщиков
при