ил  хоть  какую-то  индивидуальность  лишь  потому,  что
являлся резиденцией повелителей княжества, правительственным  и  религиозным
центром.
   Таглиосцы с первого взгляда казались точно такими,  как  описывали  их  в
обрывочных дорожных  беседах  Лебедь  с  Мотером:  дружелюбными,  мирными  и
здорово набожными. Однако за всем этим чувствовался страх. Об этом Лебедь ни
словом не упоминал.
   И боялись они вовсе не Отряда. Нас встретили уважительно и вежливо.
   Лебедь со своими исчез, едва мы подошли к пристани. И Одноглазому даже не
пришлось напоминать, чтобы присматривал за ними.
   Мои карты показывали, что от Таглиоса до моря всего сорок миль, но  то  -
по прямой к западу, через реку. А  вниз  по  реке,  со  всеми  излучинами  и
лабиринтом дельты, до соленых вод выходило все двести. На карте дельта  была
похожа на многопалую паучью лапу, вцепившуюся в брюхо моря.
   Пожалуй, вам нелишне узнать о Таглиосе побольше, потому что Отряд  провел
здесь куда больше времени, чем кто-либо из  нас  намеревался,  и  срок  этот
превзошел даже самые смелые ожидания таглиосцев.

***

   Я двинулся в Таглиос, как только убедился в нашей безопасности. Остальные
задержались в Махеранге, а мне предстояло провести кое-какие изыскания.  Мы,
как-никак, дошли до самого края карты, имеющейся в моем распоряжении.
   Первым делом я обнаружил, что в деле знакомства с Таглиосом мне  придется
прибегнуть к помощи Лебедя с Мотером. Без них оставалось лишь полагаться  на
Одноглазова чертеныша, а это мне вовсе не улыбалось. По причине,  в  которую
трудно просто ткнуть пальцем, я не слишком доверял бесу. Возможно, из-за его
чувства юмора, столь близкого к чувству юмора его владельца. Одноглазому  же
можно верить только, если нет другого выхода, а  на  карту  поставлена  сама
жизнь.
   Я надеялся,  что  мы  зашли  достаточно  далеко  на  юг,  чтобы  получить
возможность   картографировать   остаток   маршрута   до   Хатовара    перед
возобновлением путешествия.
   После столкновения на реке Госпожа прекрасно несла службу, но в остальное
время по-прежнему почти ни с кем не общалась.  Возвращение  и  враждебность.
Ревуна здорово потрясли ее. В старые времена он был ей верным другом.
   Она все еще пребывала как  бы  в  чистилище,  между  прежней  Госпожой  и
будущей, и веления сердца ее слишком явно  расходились  с  доводами  разума.
Сама она не могла выбраться из этого состояния, а я, как  ни  болел  за  нее
душою, просто не понимал, каким образом взять ее за руку и вывести.
   Пожалуй, она заслужила вечерок отдыха. Я отправил Жабомордого  на  поиски
местного заменителя Садов Опала, и он, к немалому моему  изумлению,  отыскал
таковой. Тогда ft спросил Госпожу,  не  хотелось  бы  ей  провести  вечер  в
обществе.
   После  стольких   месяцев   походной   жизни   она   проявила   небывалую
сговорчивость - если не сказать "восхищение". Нет, не прыгала  от  восторга,
просто: "Ну, раз все  равно  больше  нечего  делать..."  Светская  жизнь  ее
никогда не привлекала. А мой маневр  на  реке  и  бегство  от  нее  к  своим
обязанностям командира вовсе не могли внушать особо теплых чувств ко мне.
   Высадку мы провели с обычной помпезностью,  но  без  шума  и  грома,  что
устроили в Опале. Я не  желал,  чтобы  местные  властители  приняли  это  за
оскорбление. Словом, Одноглазый с  Гоблином  вели  себя  тихо.  Единственным
свидетельством присутствия колдовства был Жабомордый. Никаких угроз, никакой
опасности. А Жабомордый - просто наш толмач-универсал.
   К высадке Одноглазый приготовил своему дружку костюм - столь  же  пышный,
как и его собственный. Вдобавок  слегка,  но  явно  смахивающий  на  одеяние
Гоблина. По-моему, бес был  живым  свидетельством  того,  что  Гоблин  может
выглядеть просто шикарно, если только перестанет лениться на сей предмет.
   Местная элита "смотрела свет и показывала  себя"  в  аллее  давно  уж  не
плодоносивших олив. Она вела на холм близ старого Трого, на его вершине  бил
горячий источник, снабжающий водой бесчисленное  множество  публичных  бань.
Будучи в свете неизвестными, нам пришлось потратить уйму денег в основном, в
виде взяток - на то, чтобы попасть туда. Но даже  после  этого  понадобилось
два дня ждать свободных мест!
   Мы выехали в карете, с Одноглазым и Гоблином на запятках, двумя  взводами
наров - впереди и позади - и Мургеном в качестве  кучера.  Доставив  нас  на
место, он отогнал карету  назад.  Остальные  присоединились  к  нам  в  этой
оливковой аллее. Я облачился в свой костюм легата, а Госпожа была одета, что
называется, "на поражение", только - во все черное. Всегда во всем черном...
Цвет, не спорю, был ей к  лицу,  но  порой  хотелось,  чтобы  она  прикинула
какой-нибудь другой.
   - Наше появление, - заметила она, - возбудило куда больше  интереса,  чем
ты думал.
   На улицах наше появление особого внимания не привлекло.
   Однако  она  была  права.  Хотя  аллея  и   была   популярнейшим   местом
времяпровождения, большая часть светской  публики  явилась  специально  ради
нас. Пожалуй, собрались все, кто только смог. - Интересно, почему?
   - Здесь что-то происходит, Костбправ. Я и сам не слепой. Я это  видел.  Я
понял это через пару минут после встречи с Лозаном Лебедем там, в Треше.  Но
что именно - понять никак не мог. Даже с помощью Жабомордого. Если что-то  и
замышлялось против нас, он при этом присутствовать не  мог.  Все  мы,  кроме
наров, привычных к церемонной жизни еще в Джии-Зле, под  взглядами  стольких
глаз чувствовали себя неуютно.
   - Да, - признал я, - пожалуй, это была не самая гениальная из моих  идей,
- Напротив. Происходящее подтверждает, что нами интересуются гораздо больше,
нежели простыми путешественниками. Они хотят извлечь из нас какую-то пользу.
   Госпожа, очевидно, была обеспокоена.
   - Добро пожаловать в жизнь Черного Отряда, серденько мое, - сказал  я.  -
Теперь ты понимаешь мой  цинизм  относительно  власть  имущих.  И  теперь-то
осознаешь, что приходилось испытывать мне множество раз.
   - Возможно. Немного. Я чувствую себя униженной. Словно я - не человек,  а
предмет, который может оказаться полезным...
   - Повторюсь: добро пожаловать в жизнь Черного Отряда.
   И то была лишь одна из ее проблем. Мысли мои вернулись  к  этому  бродяге
Взятому, Ревуну, столь неожиданно - и враждебно! - воскресшему  из  мертвых.
Никакие доводы не убедили бы меня в том, что  его  появление  на  реке  было
случайностью. Он ждал нас с определенным намерением навредить.
   И, пуще того, странный, неожиданный интерес к нам - по  крайней  мере,  с
самого Опала... Я оглянулся в поисках ворон.
   Вороны преспокойно, тихонько  так,  восседали  на  ветвях  олив.  Следят.
Постоянно следят...
   И  Меняющий  Облик,  еще  один  оживший  покойник,  ждавший   Госпожу   в
Джии-Зле...  Здесь  явно  -  чьи-то  непонятные  планы.  И  убедить  меня  в
обратном... Для этого слишком уж многое должно произойти.
   Все-таки я не стал давить на Госпожу. До времени.  Служила  она  справно.
Вероятно, выжидает...
   Чего?
   Давным-давно мне стало ясно, что  о  даме  такого  сорта  гораздо  больше
узнаешь, слушая, наблюдая и сопоставляя, чем путем прямых расспросов -  ведь
непременно постарается солгать и запутать, даже там, где и не  нужно  бы.  К
тому ж я не более  нее  представлял,  что  могло  привлечь  к  нам  подобный
интерес. Кроме, разумеется, нее самой.
   Прислуга аллеи проводила нас в отдельный  будуар  с  горячим  минеральным
бассейном.  Нары  распределились  по  окрестностям.  Гоблин   с   Одноглазым
подыскали неприметные наблюдательные посты. Жабомордый  остался  поблизости,
чтобы, в случае надобности, переводить.
   Мы сели.
   - Как продвигаются твои изыскания? - спросила Госпожа,  поигрывая  кистью
зрелого багрового винограда.
   - Странно. Иначе не скажешь. Похоже, мы  -  у  самого  края  Земли.  Того
гляди, свалимся.
   - Что? Ах, это - снова твое пресловутое чувство юмора...
   - Таглиос битком набит картографами. И работают они замечательно.  Однако
я не нашел ни одной карты, по коей можно добраться туда, куда нам нужно.
   - Может, ты просто не смог объяснить, чего хочешь?
   - Нет. Они все понимали. Но, стоило заикнуться о нашем деле,  становились
глухи.  Новые  карты  описывают  лишь  земли  до  южных  границ  таглиосской
территории. Если удается отыскать старую, она оказывается выцветшей миль  за
восемьсот к югу. Одно и то же - даже с  самыми  распрекрасными  картами,  на
которых показано каждое дерево!
   - Они что-то скрывают?
   - Кто - они? Весь город? Не похоже на то. Однако другого объяснения на ум
не приходит.
   - Но ты задавал правильные вопросы?
   - Небывалого красноречия! Змеиного лукавства! Но, едва доходило до  дела,
возникали проблемы с переводом.
   - И что  ты  собираешься  предпринимать?  Сгустились  сумерки.  Фонарщики
принялись за работу. Я некоторое время наблюдал за ними.
   - Может, Жабомордый окажется полезным. Не знаю. Мы зашли так далеко,  что
от Летописи пользы нет. Но, по всему судя, нам  нужно  именно  туда,  в  это
белое пятно. У тебя есть какие-нибудь мысли?
   - У меня?
   - Именно. Вокруг Отряда творится что-то непонятное. Не думаю,  что  из-за
моего важного вида.
   - Чепуха.
   - Нет, не чепуха. Я имею основания так полагать. Без нужды не стал  бы  и
говорить об этом. Но было бы просто чудесно, кабы я знал, почему некий давно
умерший Взятый выслеживал нас, а другой -  твой  бывший  закадычный  дружок,
кстати - пытался погубить нас в тех болотах.  Интересно:  он  знал,  что  ты
путешествуешь с этой баркой? Или же дрался  исключительно  против  Меняющего
Облик? Или просто не желал  пускать  кого-либо  в  низовья  реки?  Интересно
также, не набредем ли мы на него снова? Или еще на кого-нибудь, не умершего,
когда это полагалось?
   Все это я старался говорить тоном мягким и спокойным, но  злость  все  же
малость вырвалась наружу.
   Тут нам  принесли  первую  перемену  -  пропитанные  бренди  замороженные
ломтики дыни. Пока мы бранились, кто-то весьма догадливый  доставил  пищу  и
нашим охранникам. Не столь изысканную, пожалуй, но - все-таки.
   Госпожа над  чем-то  размышляла,  катая  во  рту  ломтик  дыни.  Внезапно
встрепенулась и закричала:
   - Не есть этого! Никому - не есть!
   Кричала она на диалекте  Самоцветных  Городов,  который  к  тому  времени
понимали даже самые тупые из наров. В аллее  мгновенно  стало  совсем  тихо.
Нары побросали свои тарелки.
   Я поднялся.
   - В чем дело?
   - В эту пищу что-то подмешано.
   - Яд?
   - Скорее, наркотик. Нужно проверить детальнее.
   Я подошел к ближайшему латнику и взял его тарелку. Под обычной для  наров
маской равнодушия он кипел от негодования. Ему здорово хотелось  кого-нибудь
пристукнуть.
   Такая возможность представилась, когда я повернулся  спиной,  намереваясь
уйти с добычей.
   Последовал быстрый шорох шагов, затем - глухой удар дерева  по  живому  и
мягкому. И крик боли раздался отнюдь  не  шуточный.  Обернувшись,  я  увидел
моего нара стоящим над  распростертым  навзничь  человеком,  к  горлу  коего
приставлено было острие копья. В человеке  я  узнал  одного  из  фонарщиков.
Около откинутой руки его лежал длинный нож.
   Я окинул взглядом аллею. Со всех сторон на нас смотрели, при этом вежливо
улыбаясь.
   - Одноглазый! Жабомордый! Ко мне! - Они явились. - Мне  нужно  что-нибудь
нешумное. Дабы не испортить кому-нибудь ужин. Но оно должно  привести  этого
типа к готовности отвечать, когда я стану спрашивать. Можете?
   - Знаю я одну штучку... - Одноглазый захихикал, потирая руки  в  жестоком
веселье, а Гоблин тем часом призадумался. -  Знаю  я  одну  такую  штучку...
Идите ужинайте,  ни  о  чем  не  тревожьтесь.  Старик  Одноглазый  обо  всем
позаботится. Он у меня кенарем запоет.
   Он щелкнул пальцами, и некая неведомая сила, ухватив за лодыжки, потянула
фонарщика вверх. Тот зашелся в беззвучном крике, немо  разевая  pot,  словно
рыба на крючке.
   Я сел напротив Госпожи и кивнул головой:
   - Идея Одноглазого. Не позволяет жертве кричать.
   С этими словами я положил в рот ломтик дыни.
   Одноглазый  поднял  фонарщика  футов  на  двадцать  от  земли  и  на  том
остановился.
   Госпожа принялась ковыряться в пище, доставленной нарам.

***

   Целесообразность предания пленника воле  Одноглазого  вызывала  сомнения:
мне не удалось сохранить тот настрой,  в  каком  я  организовывал  вечер.  И
Госпожа оставалась встревоженной.
   Я, словно бы невзначай, взглянул через плечо.
   С фонарщика, словно сухие листья, опадали клочья одежды. В прорехах видны
были, во множестве ползающие по его коже, тонкие, сияющие  лимонно-желтым  и
канареечным, черви.  Столкнувшись,  два  червя  разных  оттенков  вспыхивали
искрами, и неудачливый покуситель  пытался  дернуться.  Когда  он  пришел  в
нужное расположение духа. Одноглазый "уронил" его так, что от носа  пленного
до земли осталось около фута. Жабомордый что-то  пошептал  в  ухо  висящего,
вслед за чем тот вновь был поднят в воздух.
   И вправду, нешумно. Какую же дьявольщину сотворил бы Одноглазый, потребуй
я зрелищности?
   Гоблин взглянул мне  в  глаза.  Я  поднял  бровь.  Он  языком  глухонемых
просигналил:
   - Идут. Похоже, из важных.
   Изобразив на лице полную незаинтересованность, я внимательно  смотрел  на
Госпожу. Та, с виду, ни на что не обращала особого внимания.
   К нам подошли двое, изысканно и дорого одетых. Один был туземцем, черным,
словно чернила из ореховой кожуры, однако не негроидного типа. Таглиосцы все
таковы. Все виденные нами  в  Таглиосе  негроиды  были  только  приезжими  с
верховьев реки. Ну а с этим явился наш  старый  знакомец,  Лозан  Лебедь,  с
желтыми, словно кукуруза, волосами.
   Лебедь заговорил с подвернувшимся под  руку  наром,  а  его  спутник  тем
временем оценил старания Одноглазого. Я кивнул  Гоблину,  и  тот  отправился
поглядеть,  нельзя  ли  вытянуть  чего  из   Лебедя.   Вернулся   Гоблин   в
задумчивости.
   - Лебедь сказал: этот черный хрен, что с ним, здесь главный. Именно этими
словами и сказал.
   - Пожалуй, здесь он слегка перегнул. Я переглянулся с Госпожой. Она,  как
в былые времена, приняла  облик  твердокаменной  Императрицы,  которая  выше
всяческих низких чувств. Мне ужасно захотелось встряхнуть ее, обнять -  хоть
что-то сделать, дабы высвободить ее страсть, показывавшуюся лишь  на  миг  и
снова прячущуюся как можно глубже. Она пожала плечами.
   - Пригласи их присоединиться к нам, - сказал  я.  -  И  пусть  Одноглазый
подошлет  сюда  своего  беса.  Чтобы  проверял,  правильно  ли  этот  Лебедь
переводит.
   Прислуга, едва наши гости приблизились, пала ниц. До этого я не  встречал
в Таглиосе подобного. Если так, князь здесь - это действительно князь.
   Лебедь приступил к делу без околичностей.
   - Вот этот тип - Прабриндрах Драх; он тут у них главный.
   - И ты ему служишь.
   - Ну да, - улыбнулся он. - Как бы  халтурка  такая.  Призывом  ведаю.  Он
хочет знать, не ищете ли вы службы.
   - Ты знаешь, что не ищем.
   - Я ему говорил. Сам хочет убедиться.
   - У нас свой путь.
   Я постарался, чтобы это прозвучало достаточно величественно.
   - По велению богов?
   - Что?
   - Эти таглиосцы - здорово суеверны. Вы это должны бы уже уяснить. Значит,
подать ваш путь надо, словно бы это боги вам повелели. Выполняете, мол, волю
богов. А вы точно не можете на время этот  путь  прервать?  Отдохнули  бы...
Я-то знаю, как устаешь в этих походах.  А  этому  мужику  как  раз  надо  бы
кой-какую не шибко чистую работенку провернуть.  А  вы,  по  слухам,  хорошо
управляетесь с подобными делами.
   - Лебедь, что ты знаешь о нас на самом деле? Он пожал плечами:
   - Что рассказывают.
   - Рассказывают. Хм... Прабриндрах Драх что-то сказал.
   - Он хочет знать, зачем этот тип болтается в воздухе.
   - Затем, что хотел ударить меня в спину ножом.  После  того,  как  кто-то
пытался отравить мою охрану. Через некоторое время я спрошу его, для чего.
   Лебедь с  Прабриндрахом  о  чем-то  залопотали.  Последний,  видимо,  был
раздражен и устал. Взглянув на бесенка, он протрещал что-то еще.
   - Он хочет знать, что такое ваш путь.
   - Ты об этом достаточно наслышан. И, несомненно, уже сказал ему.
   - Да ты пойми, это он - из вежливости. Я пожал плечами:
   - Чем же  несколько  простых  путешественников  привлекли  такой  интерес
князя?
   Лебедь занервничал. Похоже, разговор почти коснулся самой сути дела.
   Прабриндрах произнес несколько фраз.
   - Прабриндрах говорит, вы рассказывали о том, где побывали,  и  он  очень
хочет узнать о тех краях побольше. Это его весьма интригует, как и ваш путь,
хотя вы так и не сказали, куда именно идете.
   По тону было похоже,  что  он  старается  переводить  как  можно  точнее.
Жабомордый слегка кивнул мне.
   По дороге от Третьего Порога к Таглиосу  мы  рассказывали  Лебедю  и  его
компании очень мало. Мы скрытничали с ними так же, как и они  с  нами.  И  я
решил, что из раскрытия нашей цели может выйти прок.
   - Мы идем в Хатовар.
   Лозан даже не удосужился перевести.
   Прабриндрах снова залопотал.
   - Он говорит, что вам не следует идти туда.
   - Поздно останавливаться. Лебедь.
   - Тогда вы. Капитан, попадете в беду, какую даже не  в  силах  вообразить
себе.
   Лебедь перевел князю мой ответ.  Тот  подал  очередную  реплику.  Он  был
весьма взволнован.
   - Начальник говорит: голова - ваша, хотите - топором  ее  брейте,  но  ни
один человек, если  только  он  в  своем  уме,  не  произносит  вслух  этого
названия. Иначе смерть может настичь, прежде чем успеешь выговорить  его.  -
Он пожал плечами и глупо ухмыльнулся. - Хотя,  если  будете  упорствовать  в
погоне за этой химерой, вас куда скорее погубят силы вполне  земные.  Земли,
лежащие между здешними и тамошними, очень уж плохи.  -  Лебедь  взглянул  на
князя и закатил глаза. - Нам рассказывали о чудовищах и колдовстве.
   - Да ну? - Я оторвал несколько  волоконцев  мясца  от  маленькой  жареной
птички, прожевал, проглотил. - Лебедь, я  вел  этот  Отряд  сюда  от  самого
Курганья. Ты помнишь, где это и что это. Значит, чудовища и магия? Мы прошли
семь тысяч миль, и я не потерял ни единого человека. Река  не  вспоминается!
Тот, кто встает на моем пути, не  успевает  даже  пожалеть  об  этом  после.
Слушай меня внимательно. Я в  восьми  сотнях  миль  от  края  карты.  И  ,не
остановлюсь. Я не могу остановиться.
   То была одна из самых длинных моих речей - если не считать  тех  случаев,
когда я читал нашим вслух из Летописи.
   - Капитан, твои трудности и заключаются в этих  восьми  сотнях  миль.  Те
семь тысяч можешь считать прогулкой на природу.
   Прабриндрах сказал что-то очень краткое. Лебедь кивнул, но переводить  не
стал. Я взглянул на Жабомордого.
   - Сверкающий камень, - сказал тот.
   - Что?
   - Он Так сказал, начальник. Сверкающий, камень. Не знаю, что это значит.
   - Лебедь!
   - Это такое местное выражение. По-розеански примерно то же, что  "ходячий
мертвец". Тут что-то, связанное со старыми временами  и  чем-то  таким,  под
названием "Вольные Отряды Хатовара", оставившими по  себе  очень  уж  плохие
воспоминания.
   Я поднял бровь:
   - Лебедь, Черный Отряд - последний из Вольных Отрядов Хатовара.
   Он недобро взглянул на меня и перевел. Князь, не отводя взгляда от жертвы
Одноглазого, что-то ответил.
   - Капитан, он говорит, что всякое, пожалуй, возможно. Однако  возвращение
Отряда, которого никто не  видел  с  тех  пор,  как  дед  ею  деда  был  еще
сосунком... Хотя он думает, что вы, может быть, и вправду  -  Черный  Отряд.
Ваше явление было предсказано. - Он искоса глянул на  беса,  словно  упрекая
того в предательстве. - И Хозяева Теней предостерегали его от сделок с вами.
Хотя то,  что  он  желал  бы  такой  сделки,  вполне  естественно,  учитывая
разорение и отчаяние, сеемые этими фанатиками старого...
   Я взглянул на Жабомордого. Тот кивнул.  Лебедь  старался  быть  преде