часто  испытываю
приступы вины. Я должен ответить перед духами давно ушедших братьев.  Анналы
и есть Черный Отряд. Пока существуют они - Отряд жив. -  Бежали,  сбежали  и
будем сбегать. Так предрешено.
   Она улыбнулась - я позабавил ее.
   - Я читала твои Анналы, Костоправ. И новые, и старые.
   Я подкинул сушняка на угли костра. Не сплю...
   - Они у тебя?
   До сих пор я подавлял вину обещаниями когда-нибудь их вернуть.
   - Их нашли после боя. Они попали ко мне. Мне понравилось. Ты честен,  как
подобает историку.
   - Спасибо. Я стараюсь.
   - Приди в Чары. В Башне для тебя найдется место. Отсюда ты сможешь видеть
всю картину мира.
   - Я не могу.
   - Я не сумею защитить тебя здесь. Если останешься, с  тобой  случится  то
же, что и с твоими друзьями-мятежниками. Эту кампанию  ведет  Хромой.  Я  не
вмешиваюсь. Он уже не тот, что  был.  Ты  причинил  ему  боль.  А  потом  он
претерпел боль снова, чтобы спастись. Он тебе не простил этого, Костоправ. -
Знаю. - Сколько раз она употребила мое прозвание?  За  все  наши  предыдущие
разговоры она произнесла его единожды.
   - Не позволь ему схватить тебя.  В  глубине  моей  души  блеснул  осколок
чувства юмора.
   - Ты неудачница, Госпожа моя. Она отшатнулась.
   - Я, дурак, записывал в Анналы свой романтический  бред.  Ты  их  читала.
Знаешь, что я никогда не называл  тебя  черной,  как  назвал  бы,  наверное,
твоего  супруга.  Подозреваю,  что  под  этой  романтической  ерундой  лежит
неосознанно воспринятая истина.
   - Да ну?
   - Я не думаю, что ты зла по природе. Ты просто очень  стараешься.  Думаю,
несмотря на все твои преступления, ребенок в твоей душе остался жив.  Огонек
теплится, и потушить его тебе не под силу.
   Возражений не последовало, и я осмелел:
   - Думаю, меня ты избрала, чтобы я символически поддерживал этот огонек. Я
призван удовлетворить твою тайную жажду чести, подобно тому,  как  мой  друг
Ворон подобрал ребенка, ставшего Белой Розой. Ты читала Анналы. Ты  помнишь,
до чего опустился Ворон, слив всю свою честь в одну чашу. Лучше  бы  он  был
бесчестен изначально. Арча могла бы остаться стоять. А Ворон - жить.
   - Арча была язвой, которую давно следовало выжечь. Я пришла не для  того,
чтобы меня высмеивали, лекарь. Я не  позволю  себе  выглядеть  слабой,  даже
перед аудиторией из одного человека.
   Я начал было протестовать.
   - Насколько я тебя знаю, этот разговор тоже останется в твоих Анналах.
   Она меня знала. Впрочем, именно она провела меня перед Оком.
   - Приди в Башню, Костоправ. Я не требую клятвы.
   - Госпожа...
   - Даже Взятые налагают на себя страшные клятвы. Ты можешь быть  свободен.
Лишь делай что делаешь. Исцеляй, и записывай правду. Делай то, чем ты и  так
занимаешься. Ты слишком ценен, чтобы тратить свои способности здесь.
   Вот с этим я готов был согласиться всецело. Взять бы эту фразу да  ткнуть
в нее кое-кого носом.
   - Что там?
   Госпожа начала было отвечать. Я предупреждающе поднял руку. Говорил я сам
с собой. Шаги? Да. Что-то большое. Медлительное и усталое.
   Госпожа тоже ощутила его приближение. Миг - и она исчезла, забрав  что-то
из моих мыслей, и я уже не был уверен, что мне не привиделась  эта  встреча,
пусть даже каждое ее слово осталось высеченным в камне моей памяти.
   Я подкинул веток в костер, забился в трещину, выставив  вперед  кинжал  -
единственное оружие, которое у меня хватило ума захватить с собой.
   Оно  приблизилось.  Остановилось.  Снова  двинулось  вперед.  Сердце  мое
заколотилось. Что-то выступило из темноты на свет костра.
   - Пес Жабодав! Эй, что за черт?! Ты что тут делаешь? Иди ляг в  тепле.  -
Слова посыпались из меня, унося страх. - Как Следопыт-то обрадуется.  Что  с
тобой случилось?
   Пес осторожно приблизился. Был он вдвое потрепанней обычного. Он  лег  па
брюхо, положил морду на лапы и прикрыл один глаз.
   - Еды у меня нет. Я, знаешь, сам вроде как потерялся. Но  тебе  чертовски
повезло, что ты сюда добрался, - это ты знаешь? Равнина -  не  лучшее  место
для прогулок в одиночестве.
   Пес, казалось, со мной согласен. Язык позы, если  хотите.  Он  выжил,  но
далось ему это нелегко.
   - Как солнце встанет, - сказал я ему, - пойдем домой. Гоблин с Одноглазым
тоже потерялись, но это уже их дело.
   После прихода пса Жабодава я  расслабился.  Наверное,  люди  тоже  помнят
прежнюю верность. Я был уверен, что пес предупредит меня в случае опасности.
   Утром мы отыскали ручей и направились  к  Дыре.  Я,  как  делаю  нередко,
подошел к Праотцу-Дереву, поболтать немного в одностороннем порядке  о  том,
чего он навидался за годы своего дозора. Пес за мной не пошел. Странно. Ну и
что? Странности на равнине в порядке вещей.
   Гоблина и Одноглазого я нашел спящими. И храпящими. В Дыру они  вернулись
вскоре после того, как я  отправился  их  искать.  Ублюдки.  Я  с  ними  еще
поквитаюсь.
   Я их чуть с ума не свел - ни словом не обмолвился о ночи в пустыне.
   - Сработало? - осведомился я.
   Внизу, в туннеле, Следопыт шумно приветствовал свою псину.
   Почти, - ответил Гоблин без особого энтузиазма.
   Почти? Что значит почты? Работает или нет?
   Ну, у нас небольшая  сложность.  Защитить  тебя,  чтобы  Взятые  тебя  не
засекли, мы можем. Так сказать, платочком прикрыть.
   Многословие у этого типа - верный знак неприятностей.
   - Но? Только без "но", Гоблин.
   - Если ты покидаешь безмагию, невозможно скрыть, что ты снаружи.
   - Чудно. Прекрасно. На кой бес вы, ребята, вообще нужны?
   - Ну не настолько же все плохо, - встрял Одноглазый. - Ты  не  привлечешь
ничьего внимания, если  только  они  не  узнают  о  твоем  уходе  из  других
источников. Я хочу сказать, тебя  же  специально  искать  не  будут,  верно?
Причины нет. Так что мы получили почти все, чего желали.
   - Бред! Лучше молитесь, чтобы следующее письмо пришло. Потому что, если я
уйду и меня там прикончат, - угадайте с трех раз, к кому мой  призрак  будет
являться?
   - Душечка тебя не пошлет.
   - Спорим? Да, она будет терзаться совестью  дня  три-четыре,  но  пошлет.
Потому что последнее письмо даст нам ключ.
   Внезапный страх. А не прочла ли Госпожа мои мысли?
   - В чем дело, Костоправ? От лжи меня избавил подошедший Следопыт. Он тряс
и тискал мою руку как ошалелый.
   - Спасибо, Костоправ! Спасибо, что вернул его! - воскликнул он и отошел.
   - Что за черт? - спросил Гоблин.
   - Я вернул его собаку.
   - Странно. Одноглазый подавился.
   - Чайник кастрюлю черной назвал.
   - Да-а? Дерьмо ящериное. Рассказать тебе кое-что о странностях?
   - Хватит, - приказал я. - Если меня пошлют в поход,  я  хочу  до  отбытия
привести в порядок этот развал. Хоть бы у нас  был  человек,  способный  это
прочесть.
   - Может, я помогу? - Это вернулся Следопыт. Здоровый безмозглый  обалдуй.
С мечом он сущий волшебник, но имя свое вряд ли сумеет записать.
   - Как это?
   - Прочитаю кое-что. Я знаю некоторые древние языки. Отец научил.
   Он ухмыльнулся, будто  сказал  невесть  что  смешное.  Взял  документ  на
теллекурре и прочел вслух. Древние слова слетали с его губ естественно,  так
говорили на нем прежние Взятые. Потом  он  перевел.  Это  оказалась  записка
дворцовому повару -  приготовить  обед  заезжим  вельможам.  Я  с  мучениями
продрался через текст. Его перевод был безупречен. Лучше моего. Я трети слов
просто не понимал.
   - Н-ну.., добро пожаловать  в  команду.  Я  скажу  Душечке.  -  Под  этим
предлогом я ускользнул, обменявшись за спиной Следопыта удивленным  взглядом
с Одноглазым.
   Все загадочней  и  загадочней.  Что  он  за  человек?  Помимо  того,  что
странный. При первой встрече он напомнил мне Ворона и вполне подходил на эту
роль. Когда я начал считать его могучим, медлительным и неуклюжим,  он  стал
подходить и на эту роль. Неужели он таков, каким мы его себе рисуем?
   Но добрый боец, благослови его боги. Лучше десяти наших.

Глава 23
РАВНИНА СТРАХА

   Пришло время ежемесячного собрания.  Общего  сборищ,  которое  ничего  не
решает. Каждый  носится  со  своим  любимым  проектом,  осуществить  который
невозможно. Через шесть-восемь часов болтовни Душечка  прекращает  прения  и
объясняет, что нам делать.
   Как всегда, на стенах висели карты. Одна показывала, где, по мнению наших
лазутчиков сейчас находятся  Взятые.  Другая  -  указанные  менгирами  места
вторжений. На обеих  выделялись  огромные  белые  пятна  -  неизвестные  нам
области равнины. На третьей карте были отмечены бури перемен за этот месяц -
любимый  проект  Лейтенанта.  Он  искал  закономерности.  Как  обычно,  бури
бушевали на окраинах. В этом месяце  их  было  необычайно  много,  и  больше
обычного  -  в  центральных  областях.  Сезонные  колебания?  Действительный
сдвиг?
   Кто знает? Мы недостаточно долго  наблюдаем  за  ними.  А  менгиры  такие
мелочи объяснять не удосуживаются.
   Душечка немедленно кинулась в атаку.
   - Налет на Ржу, - показала она, - произвел  то  действие,  на  которое  я
надеялась. Наши люди сообщают о повсеместных антиимперских выступлениях. Это
отвлекает внимание властей от нас. Но армии Взятых  продолжают  усиливаться.
Особенно агрессивна в своих вторжениях Шепот.
   Имперские войска входят на равнину почти каждый  день,  пытаются  вызвать
контратаку и подготовить солдат к опасностям  равнины.  Шепот,  как  всегда,
действует очень профессионально. С военной точки зрения,  ее  стоит  бояться
куда больше Хромого.
   Хромой - неудачник. В основном не по своей вине; но ярлык прилип  к  нему
намертво. Но неудачник он или победитель, он против нас.
   - Этим утром пришло сообщение, что Шепот оставила гарнизон в дне пути  от
границы. Она возводит укрепления в ожидании нашего ответа.
   Стратегия Шепот была ясна. Создать на равнине  сеть  поддерживающих  друг
друга крепостей; надстраивать ее медленно, пока равнина не запутается в ней.
Опасная женщина. Особенно если она подсказала эту стратегию  Хромому  и  так
поступят все армии.
   Эта стратегия уходит корнями в незапамятные времена и используется  снова
и снова каждый раз, когда регулярная  армия  сталкивается  с  партизанами  в
диких местах. Она рассчитана па длительный  срок  и  требует  от  победителя
большого упорства. Если оно есть, стратегия оправдывает себя; если его нет -
терпит провал.
   В нашем случае она сработает. У врага было двадцать с лишним  лет,  чтобы
выкорчевать пас. И ему не надо удерживать равнину, разделавшись с нами.
   С нами? Лучше сказать - с Душечкой. Остальные в  уравнение  не  включены.
Если Душечка потерпит поражение - восстания не будет.
   - Они отнимают наше время, - продолжала Душечка. - Нам нужны десятилетия.
Надо что-то сделать.
   "Вот мы и приехали", - подумал я. Читаю на лице ее  -  сейчас  выйдут  на
свет результаты долгих угрызений совести. Так что я не был особенно удивлен,
когда она сообщила:
   - Я посылаю  Костоправа  добыть  завершение  рассказа,  содержавшегося  в
посланиях ему. - О письмах уже знали. Душечка растрезвонила. - С ним  пойдут
двое помощников - Гоблин и Одноглазый.
   - Что? Да никогда...
   - Костоправ. - Не буду! Посмотри па меня. Я никто. Меня и  не  заметят  -
так, бродит себе старикан. Таких на свете полно. Но трое! Один из них  негр!
Другой карлик с...
   Гоблин и Одноглазый окинули меня испепеляющими взорами.
   Я хихикнул. Моя выходка поставила  их  в  неловкое  положение.  Идти  они
хотели не больше, чем я иметь их под боком, но согласиться со мной на  людях
им гордость не позволяла. Хуже того - им  пришлось  бы  согласиться  друг  с
другом. Самолюбие!
   Но я был прав. Гоблин и Одноглазый - фигуры известные. Я, впрочем,  тоже,
но меня, как я верно сказал, трудно приметить.
   - Опасность заставит их сотрудничать, - показала Душечка.
   Я отступил на последний рубеж обороны:
   - В ту ночь, когда я был один в пустыне, со мной связалась  Госпожа.  Она
ждет меня, Душечка. Душечка подумала секунду.
   - Это ничего не меняет. Мы должны получить остаток рассказа,  прежде  чем
Взятые доберутся до нас. Она была права. Но...
   - Пойдете вы трое, - прожестикулировала она. - Будьте осторожны.
   Следопыту наш спор переводил Масло.
   - Я пойду, - предложил Следопыт. - Я знаю север.  Особенно  Великий  лес.
Там я получил свое имя. - Пес Жабодав у его ног зевнул.
   - Костоправ? - спросила Душечка. Я еще не примирился со своим  уходом.  Я
взвалил решение на нее.
   - Как тебе угодно.
   - Тебе пригодится боец, - показала она. - Скажи ему, что ты его берешь.
   Я хмыкнул, побурчал себе под нос и повернулся к Следопыту:
   - Она говорит, что ты тоже пойдешь. Его это порадовало.
   Душечка сочла вопрос закрытым.  Все  решено.  Собрание  переключилось  на
доклад Шпагата, намекающий на то, что Кожемякам не повредил бы  налет  вроде
того, что пережила Ржа.
   Я исходил злостью и паром, и никто не обращал  на  меня  внимания,  кроме
Гоблина и Одноглазого. По их  взорам  я  понял,  что  еще  пожалею  о  своих
оскорблениях.

***

   Мы не задержались. Мы отправились в путь четырнадцать часов  спустя.  Все
для нас уже было готово. Из постели меня выволокли чуть за полночь, и вскоре
я уже прятался в кораллах, наблюдая, как спускается небольшой  летучий  кит.
За моим мечом вякал менгир, наставляя, как обихаживать  болезненное  китовое
самолюбие. Я не  обращал  внимания.  Слишком  быстро  все  происходит.  Меня
усадили в седло, прежде чем я решился ехать. Я отстал от событий.
   Оружие, амулеты, деньги, провизия - все, что могло мне понадобиться,  уже
было собрано. Гоблин и Одноглазый,  помимо  этого,  волокли  с  собой  целый
арсенал  тауматургической  мишуры.  После  того  как  кит  высадит  нас   за
вражескими позициями, мы собирались купить фургон и путешествовать  на  нем.
"Чтобы везти всю, эту ерунду, - ворчал я, - нам потребуются два фургона".
   Следопыт путешествовал налегке. Еда, набор оружия из того, что в арсенале
нашлось, и дворняга.
   Кит взлетел. Нас окутала ночь. Я ощутил себя потерявшимся. Меня  даже  не
обняли на прощание.
   Кит поднимался до тех пор, пока воздух не стал холодным и разреженным. На
востоке,  юге  и  северо-западе  я  различил   блеск   бурь   перемен.   Они
действительно становились все чаще.
   Полеты на китах меня совершенно пресытили.  Я  скорчился,  дрожа,  и,  не
обращая внимания на непрерывно  болтающего  о  каких-то  мелочах  Следопыта,
заснул.
   В себя я пришел оттого, что кто-то тряс меня за плечо.  Ко  мне  нагнулся
Следопыт.
   - Проснись, Костоправ, - повторял он. - Проснись. Одноглазый говорит, что
у нас неприятности.
   Я вскочил, ожидая увидеть кружащих за бортом Взятых.
   Нас и вправду окружали - четыре летучих кита и пара десятков мант.
   - Откуда эти взялись?
   - Прилетели, пока ты дрыхнул.
   - Так в чем проблема?
   Следопыт ткнул пальцем в сторону того, что на корабле было бы штирбортом.
Буря перемен. Проявляется.
   - Просто  вынырнула  ниоткуда.  -  Ко  мне  подошел  Гоблин.  Он  слишком
нервничал, чтобы злиться. - Серьезная, если судить по скорости роста.
   Сейчас буря имела в поперечнике не больше  четырехсот  ярдов,  но  ярость
пастельных молний в ее сердцевине предсказывала: расти буря будет  быстро  и
страшно. Похуже обычного кошмара. Многоцветные вспышки раскрашивали  мант  и
китов в немыслимые тона. Наш конвой поменял  курс.  На  летучих  китов  бури
влияют меньше, чем на людей, но они предпочитают все же избегать  опасности.
Ясно было, однако, что хоть краем, но буря нас заденет.
   Пока  я  додумывался  до  такой  мысли,  буря  росла.  Шестьсот  ярдов  в
поперечнике. Восемьсот. Цвета кипели и бурлили в чем-то, похожем  на  черный
дым. Змеи неслышных молний, беззвучно шипя, кидались друг на друга.
   Нижний край бури коснулся земли.
   Молнии обрели голос. А буря разрасталась все быстрее, расплескивая во все
стороны тот прирост, что должен был уйти в землю. Сила ее была невероятна.
   Бури перемен редко приближались больше чем на восемь миль. Даже на  таком
расстоянии они весьма внушительны - когда искры трещат  в  волосах  и  нервы
идут враздрай. В те времена, когда мы еще служили  Госпоже,  я  беседовал  с
ветеранами кампаний Шепот, и те рассказывали о своих  муках  во  время  этих
бурь. Я никогда не верил их байкам до конца.
   Когда край бури настиг нас, я поверил каждому слову.
   Одну из мант захлестнуло. Она стала  прозрачной,  забелели  в  накатившей
тьме кости. Потом она изменилась.
   Изменялось все. Камни и деревья поплыли. Надоедавшие нам мелкие  тварюшки
оборачивались чем-то еще...
   По одной из гипотез, странные твари равнины обязаны своим  происхождением
бурям перемен.
   Предполагалось также, что бури создали и саму равнину. Что каждая из  них
оттяпывает еще один кусочек нормального мира.
   Киты уже не пытались обогнать бурю. Они нырнули к земле, к границе  бури,
чтобы, если их превратит в нечто к полету неспособное, падение  было  бы  не
слишком долгим. Наилучшая тактика при любой буре перемен. Лежи и не рыпайся.
   Ветераны  Шепот  поговаривали  о  ящерицах,  вырастающих  со   слона,   о
пауках-чудовищах,  о  появляющихся  у  ядовитых  змей  крыльях,  о  разумных
существах, теряющих рассудок и убивающих все, что попадается им на глаза.
   Я испугался.
   Впрочем, не  настолько,  чтобы  не  смотреть  по  сторонам.  Показав  нам
косточки, манта обрела нормальный облик, но выросла.  Как  и  вторая,  когда
буря захлестнула ее. Не свидетельствует  ли  это  о  тенденции  к  росту  на
границах бури?
   Перемена достигла  нашего  кита  -  тот  спускался  медленнее  остальных.
Несмотря на молодость, кит пытался не сбросить нас. Волосы мои звенели.  Мне
показалось, что нервы окончательно отказывают мне. Взгляд, брошенный мной на
Следопыта, подтвердил, что сейчас разразится эпидемия паники.
   Кто-то из колдунов - то ли Гоблин, то ли Одноглазый - попытался  поиграть
в героя и остановить бурю. Проще остановить морской  прилив.  Грохот  и  рев
заклятия сгинули в гневе бури.
   Когда край бури настиг нас, на мгновение  наступила  тишина.  А  потом  -
адский рев. Ветер внутри потрясал своей яростью. Мне хотелось только  одного
- сцепиться во что-нибудь и держаться. Вокруг меня летали вещи,  превращаясь
друг в друга по пути. Потом  я  бросил  взгляд  на  Гоблина.  Меня  едва  не
стошнило.
   Действительно, Гоблин. Голова его раздулась вдесятеро.  А  все  остальное
точно наизнанку вывернулось. Вокруг кишела орда паразитов, из тех, что живут
на спинах летучих китов, некоторые размером с голубя.
   Следопыт и пес Жабодав выглядели еще хуже.  Дворняга  стала  со  слоненка
ростом, клыки вытянулись, глаза светились невиданной  злобой.  На  меня  пес
смотрел с леденящей душу голодной страстью. А  Следопыт  стал  чем-то  вроде
демона, напоминающего обезьяну, но много разумнее.  Оба  походили  на  самый
жуткий кошмар художника или колдуна.
   Меньше  всего  изменился  Одноглазый.  Раздулся   немного,   но   остался
Одноглазым. Может быть, это оттого, что он за свои годы слишком укоренился в
этом мире. Сколько мне известно, ему скоро полтора века стукнет.
   Тварь, что была псом Жабодавом, двинулась ко мне, скаля  зубы...  Летучий
кит коснулся земли, и от толчка все мы  полетели  вверх  тормашками.  Вокруг
завывал ветер. Странная молния сковала небо и землю. Сама почва, которой  мы
касались, плыла. Ползли камни. Корчились деревья. Звери этих частей  равнины
все выбрались наружу и метались, теряя облик, и жертва кидалась на  хищника.
Жуткое зрелище освещалось переменчивым призрачным светом.
   Потом нас окутала пустота в сердце бури. Все застыло в той форме, которую
только что приобрело. Ничто не двигалось. Следопыт и пес Жабодав, сброшенные
толчком, валялись на земле. Одноглазый и Гоблин сидели нос к  носу,  готовые
позволить своей вражде выйти за пределы обычных перебранок. Прочие  киты,  с
виду не изменившиеся, лежали невдалеке. Из  цветных  лент  в  небе  вылетела
манта, упала и разбилась.
   Пауза продолжалась минуты три. В тишине ра