тся туман. В нем просматриваются всевозможные  оттенки  всех
цветов радуги, но все они тонут во множестве вариантов черного и серого.
   В самом центре долины высится таинственная  серая  цитадель.  Огромная  и
немыслимо древняя  -  древнее  людской  летописной  памяти.  Одна  из  башен
обрушилась поперек расщелины.  А  из  глубины  твердыни,  нарушая  мертвящую
тишину, доносится ритмичный, медленный, навевающий дрему стук -  словно  там
бьется сердце мира.
   Смерть  есть  вечность.  Вечность  есть  камень.  Камень  есть  молчание.
Говорить камень не может. Но он помнит.

Глава 1

   Старик поднял глаза. Перо, которым он что-то царапал, дернулось,  выдавая
раздражение, вызванное тем, что его прервали.
   - В чем дело, Мурген?
   - Я прогулялся с духом. Мы ведь  тут  недавно  почувствовали,  что  земля
подрагивает, не так ли?
   - Ну, и что дальше? Не вздумай брать пример с Одноглазого и морочить  мне
голову всяким вздором. У меня на это нет времени.
   - Чем дальше на юг, тем ужаснее разрушения.
   Старик открыл было рот - и закрыл его,  решив  поразмышлять,  прежде  чем
скажет что-нибудь еще.
   Старик. Костоправ. Капитан Черного Отряда, а  нынче  еще  и  полноправный
военный диктатор Таглиоса со всеми подвластными ему землями,  он  отнюдь  не
казался такой уж большой шишкой. Ему хорошо за пятьдесят, скорее даже  ближе
к шестидесяти. За последние четыре года он  малость  погрузнел,  потому  как
почти все это время сиднем просидел в гарнизоне. Лоб у  Старика  высокий,  с
залысинами. Недавно он отрастил трогательную  бородку  с  проседью,  которой
немало и в  волосах  -  там,  где  они  еще  остались.  А  ледяные,  глубоко
посаженные глаза придают Старику столь суровый  вид,  что  иной  раз  просто
оторопь берет.
   Из-за этого взгляда он смахивает на какого-то психопата-убийцу, хотя  сам
он об этом не догадывается. Вслух об этом никто  не  говорит,  а  Старику  и
невдомек, почему от него, порой люди шарахаются. Даже обидно становится.
   А дело-то в его глазах. Главным образом  в  них.  Взгляд  у  него  как  у
вурдалака, просто в дрожь бросает. Сам он считает  себя  обычным  человеком,
так - один из парней. Большую часть времени. Но уж коли догадался бы об этом
своем свойстве, то непременно использовал бы его на всю катушку. В  то,  что
морочить людям голову просто необходимо, он верил чуть ли не свято.
   - Давай пройдемся, Мурген, - промолвил Старик, поднимаясь на ноги.
   Во Дворце, если разговор не предназначен  для  чужих  ушей,  лучше  всего
беседовать на ходу.  Он  похож  на  огромные  соты,  пронизанные  лабиринтом
бесчисленных тайных ходов и лазов. Это переплетение коридоров я  наносил  на
карту, но обойти все закоулки не смог бы и за всю жизнь - даже если  бы  нам
не предстояло не сегодня завтра выступить на юг.
   Впрочем, никогда нельзя  было  исключить  и  возможность  того,  что  все
сказанное нами будет услышано кем-нибудь из наших друзей.  Хорошо  еще  хоть
врагов нам удавалось удерживать в достаточном отдалении.
   На пороге нас встретил Тай Дэй. Старик скривился.  Личного  предубеждения
против моего телохранителя и свойственника он не имел, но его  просто  бесил
тот факт, что многие братья Отряда обзавелись подобными спутниками, ни  один
из коих не подчинялся Капитану напрямую.  Он  не  доверял  нюень  бао,  хотя
никогда не мог вразумительно растолковать почему. Да наверняка и не сможет.
   Он понимает, что в той адской кузне, где выковывались  эти  узы,  его  не
было. Но ему довелось побывать в других преисподнях. Он и сейчас  томился  в
одной из них.
   Я подал знак, и Тай Дэй отступил  на  шаг,  символически  признавая  наше
право на конфиденциальность. Лишь символически, ибо на  самом  деле  он  все
равно слышал каждое сказанное нами слово.
   Правда, проку в этом для него было немного,  ибо  звучали  эти  слова  на
языке Самоцветных  городов.  На  диалекте  Берилла,  находившегося  в  шести
тысячах  миль  от  края  того  мира,  который  Тай  Дэй  мог  себе  хотя  бы
представить.
   Я задумался - с чего это Костоправу пришло в голову шататься  по  Дворцу,
если мы все равно болтаем на языке, не ведомом ни одному таглианцу.
   - Выкладывай, - прервал он мои размышления.
   - Я блуждал с духом. На  юге.  Ничего  особенного.  Обычная  проверка.  Я
следовал заведенному порядку.
   До меня наконец дошло, с чего это его понесло болтаться по  коридорам,  -
Душелов. Да, Душелов прекрасно владела всеми диалектами Самоцветных городов,
но, пока мы разгуливали, ей было не так-то просто подслушать наш разговор  -
прежде нас требовалось найти.
   - Сдается мне, я велел тебе поубавить прыть.  Ты  проводишь  там  слишком
много времени, а это затягивает. Там легко стряхнуть все наболевшее.  Именно
потому я больше туда не суюсь.
   - Никаких проблем, командир, - бодро воскликнул  я,  силясь  скрыть  свою
боль. Но он мне не верил, ибо знал, кем была для меня Сари и как  я  по  ней
тосковал. - С этим я справлюсь. Так вот, ты должен знать, чем ближе  к  югу,
тем страшнее ущерб от этого землетрясения.
   - Ты полагаешь, что это должно меня интересовать? С какой стати?  А  могу
ли я надеяться, что конура Хозяина Теней ненароком обрушилась ему на башку?
   - Надеяться-то можно, это никому не  запрещено,  но  я  ничего  подобного
говорить не собираюсь. Неумение строить никогда не относилось  к  числу  его
недостатков.
   - Так я и знал. Хоть бы раз услышать от тебя что-нибудь  приятное  -  так
ведь не дождешься.
   В обязанности Летописца входит время от времени  напоминать  начальникам,
что они не боги.
   - Так или иначе, на сей раз этого не  случилось.  Как  раз  Вершина-то  и
осталась неповрежденной. Но Кьяулун разрушен. Тысячи людей погибли, и,  судя
по тому, как идут дела, еще тысячи умрут от голода, болезней и стужи.
   Близилась самая середина зимы.
   Кьяулун был самым южным из человеческих городов. Название его означало  -
Врата Теней. Двадцать лет назад невесть откуда  взявшийся  Хозяин  Теней  по
имени Длиннотень завладел краем и сменил его  название  на  Тенелов.  Однако
навязанным поработителем названием пользовались  лишь  тенеземцы,  боявшиеся
вызвать неудовольствие Хозяина Теней.
   - Следует считать, что это хорошие новости?
   - Строительные работы на Вершине непременно замедлятся. Длиннотень  будет
от этого отнюдь не в восторге, однако ему придется потратить  время  на  то,
чтобы помочь своим подданным. В противном случае он попросту  останется  без
работников.
   Мы медленно брели  по  коридорам  хозяйственного  крыла  Дворца,  которое
сейчас было полностью отдано  под  военные  приготовления.  Люди  укладывали
пожитки, собираясь в  дорогу.  Вскоре  нам  предстояло  выступить  на  юг  -
навстречу  неизбежному  и,  возможно,  последнему  столкновению  с  войсками
Хозяина Теней. Большая часть наших сил уже находилась в пути, который обещал
быть долгим и трудным. Чтобы перемещать  большие  массы  людей  на  огромные
расстояния, требуется уйма времени.
   - Ты - хочешь сказать, что нам нет нужды особенно торопиться?
   - Сейчас - да. Землетрясение спутало ему карты.
   - Ну, настоящей нужды в этом не было и  до  землетрясения.  Мы  уж  всяко
могли попасть туда прежде, чем он достроит свой несуразный песчаный замок.
   Верно. Всю эту кампанию мы затеяли главным-образом потому, что Капитану и
его милашке не терпелось кое с кем свести счеты. Но не им одним  -  в  числе
жаждавших мести стоило упомянуть и имя  Мургена.  Моя  жена  погибла  совсем
недавно, и моя рана - свежая рана - кровоточила сильнее.
   Длиннотень и Нарайан Сингх должны заплатить за смерть  Сари.  Непременно.
Особенно Нарайан Сингх.
   Слышишь, живой святой Обманников  -  твой  спутник  по  ночным  скитаниям
теперь охотится за тобой.
   - Однако то, что ему причинен ущерб, по существу ничего не меняет в наших
планах.
   - Точно, - согласился я, - однако  несколько  расширяет  возможности  для
маневра.
   - А может быть, стоит обрушиться на  них  поскорее,  пока  они  ошарашены
случившимся? Какая территория пострадала? Думаю, не только Кьяулун.
   - Естественно. Землетрясение разворотило всю  местность  к  югу  от  Дана
Преш, и чем южнее, тем  страшнее.  Сейчас  у  них  едва  ли  достанет  прыти
остановить вторжение.
   - Тем больше оснований придерживаться намеченного  плана.  Мы  прихлопнем
их, пока они не очухались.
   Старикан жаждал мести и был резок. Оно и понятно: должность у него такая,
да и претерпеть ему довелось немало.
   - Ты готов пуститься в дорогу? - спросил он.
   - И я, и вся моя "семейка". Назови день, и мы выступим немедленно.  -  На
сей раз я дал слабину, и моя горечь прорвалась наружу.  Прорвалась,  хотя  я
без конца твердил себе, что не должен позволять жажде мщения  пускать  корни
столь глубоко. Мне вовсе не улыбалось превратиться в одержимого.
   На какой-то миг Костоправ кисло поджал губы. В моей "семейке" числился не
только Тай Дэн, но и Кы Гота, мать Сари, и дядюшка Дой.
   По правде сказать, неизвестно, кому он приходился дядюшкой, но все  равно
считался членом семьи. Костоправ не доверял никому  из  них.  Но  он  вообще
доверял лишь Тем, кого считал братьями. Тем, кто прослужил в Отряде не  один
год.
   Доказательства справедливости этого умозаключения я получил немедленно.
   - Мурген, - промолвил Старик, - я хочу, чтобы ты добавил Радишу  к  числу
тех, кого регулярно проверяешь. Бьюсь об заклад, что, как только мы  покинем
Дворец, она попытается подстроить какую-нибудь гадость.
   Спорить я не  стал,  ибо  это  представлялось  более  чем  вероятным.  На
протяжении  своей  долгой  истории  Черному  Отряду   не   раз   приходилось
сталкиваться с неблагодарностью  нанимателей.  Однако  стоит  заметить,  что
почти всякий раз этим мерзавцам приходилось горько жалеть  о  своем  гнусном
предательстве.
   На сей же раз нам предоставлялась  возможность  предотвратить  измену  со
стороны Радиши Драх и ее братца Прабриндраха.
   Сейчас и Радише, и князю приходилось обуздывать свои порывы - и  придется
до тех пор, пока жив Длиинотень. Как ни крути, а Отряд  для  них  -  меньшее
зло.
   - Ты уже просмотрел книги? - спросил я.
   - Что еще за книги? - переспросил Костоправ с некоторым раздражением.
   - Те самые, -  отрезал  я,  -  которые  мне,  с  риском  для  собственной
драгоценной задницы, удалось  выкрасть  у  Душелова.  Утраченные,  а  теперь
возвращенные Летописи. Те, из которых, как предполагалось, можно  уразуметь,
почему всякий паршивый лордишка или святоша в этих краях готов обгадиться от
страха при одном упоминании о Черном Отряде.
   - А, те книги...
   - Ну да, те самые... - Я понял, что он нарочно пытается вывести  меня  из
терпения.
   - У меня  не  было  времени,  Мурген.  К  тому  же  я  выяснил,  что  нам
потребуется переводчик. Они написаны не на современном таглианском.
   - Я этого опасался.
   - Мы возьмем с собой духоходца.
   Я малость удивился этому неожиданному  повороту.  Но  в  последнее  время
Старик чуть ли не с маниакальным упрямством  отказывался  произносить  вслух
имя Копченого даже на языках,  никому  в  Таглиосе  не  ведомых.  Поблизости
всегда могли оказаться вороны.
   - Пожалуй, это правильно, - согласился  я.  -  Он  слишком  ценен,  чтобы
оставлять его здесь.
   - Но по мере возможности мы должны избегать огласки.
   - Э-э-э...
   - Радиша уже начала задумываться о том, чего ради мы носимся с ее  бывшим
клоуном как с писаной торбой и пытаемся поддерживать в нем жизнь. Она больше
не верит в то, что он когда-нибудь придет в себя. А ежели  она  как  следует
пораскинет мозгами, то  сумеет  кое-что  сопоставить  и  сделать  интересные
выводы.
   Он пожал плечами:
   - Я поговорю с Одноглазым.  Вдвоем  вы,  пожалуй,  сумеете  сплавить  его
отсюда так, что никто и не заметит.
   - Вот те на. Можно подумать, будто мне по ночам делать  нечего,  а  спать
так и вовсе не надо." - Не дури. Я  бы  на  твоем  месте  только  радовался.
Вполне возможно, скоро все мы  уснем  навеки.  Да  уж,  религиозным  его  не
назовешь.

Глава 2

   - Как всегда все валят на меня, - ворчал Одноглазый.  -  Ежели  где  надо
дерьмо разгребать, тут же орут:
   "А подать сюда Одноглазого, он все устроит".
   - Это если сперва не найдут Мургена, - усмехнулся я.
   - Слишком я стар для этого бардака. Малец. Мне давно пора на покой.
   В  словах  черномазого  коротышки  был   определенный   резон.   Согласно
Летописям, ему перевалило за две сотни лет, и  он  оставался  в  живых  лишь
благодаря своему  искусному  колдовству.  И  удаче,  превосходящей  ту,  что
когда-либо выпадала смертному.
   Мы ковыляли по темной винтовой лестнице, спуская на носилках  неподвижное
тело. Копченый и весил-то всего ничего, однако Одноглазый ухитрился  сделать
несносной даже эту вроде бы пустячную работенку.
   - Ну как, еще не хочешь поменяться? - спросил я. Я находился сзади,  выше
по лестнице, а росту во мне больше  шести  футов,  тогда  как  в  Одноглазом
наберется разве что футов пять, да и то ежели поставить  его  на  толстенную
книженцию. Но этот недомерок невесть почему вбил себе в  пустую  башку,  что
управляться с нижним концом носилок ему будет легче.
   - Ага, - хмыкнул он, - пожалуй. Только вот спустимся еще на пролет.
   Я ухмыльнулся, потому как нам  всего  и  остался  один  пролет,  а  потом
проворчал:
   - Надеюсь, этот паршивец  Дрема  будет  на  месте  вовремя.  Дреме  всего
восемнадцать, но в Отряде он уже четыре года и  может  считаться  ветераном.
Вместе с ним мы побывали в огне Дежагора. Правда, в голове у него до сих пор
ветер гуляет. Опоздать этому малому ничего не стоит, но, в конце концов,  он
ведь так молод. Почти мальчишка.
   Именно благодаря своей юности он прекрасно, не  вызывая  подозрений,  мог
разъезжать  посреди  ночи  по  Таглиосу  в  фургоне,  не  привлекая  особого
внимания. Он таглианец из вендаитов и вполне может сойти за подмастерье. А к
подмастерью никто не станет цепляться с расспросами, потому как много  знать
ему не положено. Хозяева редко находят нужным  разъяснять  работникам,  что,
как да почему.
   Паренька и впрямь никто не предупреждал  о  том,  что  его  ждет  сегодня
вечером. Возможно, он вообще никогда не узнает о своей роли, если,  конечно,
не припрется раньше времени. Предполагалось, что он явится уже  после  того,
как секретный груз будет упрятан в фургон.
   Как только мы загрузим Копченого, Одноглазый тоже займет место в фургоне.
Ежели припечет - лучше бы, конечно, обойтись без этого, - он скажет,  что  в
фургоне лежит труп Гоблина. Ему поверят: Копченого уже четыре года никто  не
видел, да и раньше он нечасто появлялся на людях. А Гоблина Старик спровадил
отсюда с поручением около месяца назад. Зато  уж  кого-кого,  а  Одноглазого
каждая собака узнает с первого взгляда. Его ни с кем не спутаешь. Чего стоит
одна его поганая старая  шляпа,  такая  грязная,  что  чуть  не  светится  в
темноте. А если я и преувеличиваю, то самую малость. Поверят  Одноглазому  и
потому, что все знают: этот черномазый коротышка почти никогда не расстается
с маленьким белым колдуном с лягушачьей мордой, которого называют Гоблином.
   Главная трудность заключалась в том, чтобы никто не обратил  внимания  на
цвет кожи Копченого. Но на худой конец Одноглазый мог навести на  таглианцев
чары, с тем чтобы те приняли Копченого за Гоблина.
   Конечно, рано или поздно кто-нибудь все равно обнаружит, что Копченого во
Дворце нет. Однако лучше поздно, чем  рано.  Скорее  всего,  это  произойдет
случайно. Кто-нибудь попытается пробраться сквозь  сеть  сбивающих  с  толку
чар, окружающих комнату, где годами прятали Копченого. И  этим  "кем-нибудь"
наверняка будет Радиша Драх. Не считая  Костоправа  и  меня,  только  она  и
дядюшка Дой знали, что Копченый хотя и давным-давно в коме, но  до  сих  пор
жив.
   Теперь он приносил гораздо больше пользы, чем прежде, когда был здоров  и
тайно числился придворным кудесником. Копченый всегда был малодушным.  Когда
мы наконец добрались до лестничной площадки. Одноглазый едва не выпустил  из
рук носилки. Ему не терпелось сделать передышку.
   - Будешь готов, дай мне знать, - сказал я.
   - Нечего выпендриваться и корчить из себя умника,  Малец,  -  пробормотал
Одноглазый и добавил несколько слов  на  мертвом  наречии.  Явно  из  одного
только желания  прихвастнуть  своими  познаниями  -  произнеси  он  заклятие
по-таглиански, результат был бы тем же. А заключался он в том, что  над  его
препоганой шляпой появился светящийся шар - что-то вроде болотного газа.
   - Корчить умника? Да я хоть слово сказал?
   - Тебе нет нужды трепаться. Я же вижу, как ты ухмыляешься. Скалишь  зубы,
как дерьмовая собака.
   Одноглазый пыхтел, сопел и вовсе не спешил снова взяться за носилки.
   - Старый бездельник тяжелее, чем кажется, верно?
   Так оно и было. Возможно, оттого, что он заплыл  салом,  как  боров.  Что
неудивительно, поскольку этот малый четыре года лежал лежнем,  тогда  как  я
кормил его бульонами, подливками и прочей жижей, какую только мог пропихнуть
ему в глотку.
   Возиться с ним было сущей морокой. Я бросил бы его подыхать, не  будь  он
так чертовски полезен.
   Отряд не питал особой любви к этому типу, да и мне,  пожалуй,  он  больше
нравился таким, как сейчас, хотя мы с  ним  никогда  особо  не  бодались.  Я
наслышался столько ужасных историй о его трусости, что, пожалуй, не мог бы и
слова сказать в его пользу. Вообще-то в нормальном состоянии он был  средних
способностей начальником пожарной команды. В отличие от Хозяев Теней,  огонь
был для таглианцев врагом близким и хорошо знакомым.  Не  окажись  он  таким
паршивцем и не переметнись к Длиннотени, так небось теперь и не валялся  бы,
словно мешок с дерьмом.
   По  причинам,  выяснить  которые  не  удалось   даже   Одноглазому,   дух
пребывавшего в коме Копченого был очень слабо связан с плотью. А вступить  в
контакт с этим духом - в здешних краях его вроде бы  называли  "ка"  -  было
вовсе не трудно.  Разумеется,  при  наличии  определенных  познаний.  Я  мог
слиться с ним, отделиться от своей плоти и переместиться  чуть  ли  не  куда
угодно. Увидеть чуть ли не что угодно. Вот почему  он  имел  для  нас  такое
значение. Вот почему все, что касалось его, следовало сохранять в строжайшей
тайне. Если нам удастся одержать в этой зловещей войне победу, то во  многом
благодаря нашему умению "блуждать с духом".
   - Я готов. Малец, - сказал Одноглазый.
   - Для такого старого пердуна ты отдышался довольно быстро.
   - Ну-ну, Малец, тебе  бы  только  зубоскалить.  Сам-то  ты  черта  с  два
дотянешь до старости, а потому  и  не  узнаешь,  каково  это,  когда  вместо
заслуженного уважения к своим сединам  приходится  выслушивать  насмешки  от
пустоголовых молокососов.
   - Брось, старина. Ты цепляешься ко мне только  потому,  что  Гоблина  под
рукой нет.
   - И куда только этот поганый коротышка запропастился?  Я  знал  куда.  Во
всяком  случае,  думал,  что  знаю.  Я  ведь  "блуждал  с  духом".  Впрочем,
Одноглазому знать об этом  не  полагалось,  и  посвящать  его  в  это  я  не
собирался.
   - Ладно, шустряк. Берись-ка за эти поганые носилки.
   - Я-то знаю, что ты задумал. Малец. Хочешь  наслаждаться  жизнью,  словно
хорек.
   Мы рывком подняли носилки. Копченый что-то пробулькал, и  из  уголка  его
рта потекла пенистая слюна.
   - Поторапливайся. Мне надо будет прочистить ему рот,  а  то  он,  неровен
час, захлебнется.
   Одноглазый вздохнул. Тяжело ступая, мы спустились вниз. Копченый  хрипел,
словно захлебывался. Ударом ноги я распахнул дверь, и мы, даже не  взглянув,
есть ли кто снаружи, вышли на улицу.
   - Кладем его, - резко сказал я. - А потом прикрой нас. Мне придется о нем
позаботиться.
   Как знать, вдруг кто-то за  нами  подглядывает.  Таглианские  ночи  полны
любопытных глаз. Все хотят знать, чем занимается  Черный  Отряд.  И  следует
предположить заранее, что среди любопытствующих могут оказаться и те, о