ько потому, что
я был всего-навсего бестелесным взором. Гоблин-то, тварь нежная,  озаботился
прикрыть  себя  -  и  заодно   команду   -   противомоскитными   чарами,   -
подкрепленными его собственной вонью. Но нюень бао приходится без всяких чар
уживаться с этими кровососами, некоторые из коих столь велики, что  способны
утащить  ребенка!  Я  напомнил  себе,  что,  проходя  через  родные  джунгли
Одноглазого, на всю жизнь насмотрелся на разных  насекомых,  так  что  народ
Сари вполне справится тут без ее мужа.
   Я поплыл над болотами - ведь любопытно поглядеть, где она жила  до  нашей
встречи. Деревушки, рисовые поля, водяные буйволы, рыбачьи лодки - явно  все
то же, что и вчера, и год назад, и сто лет назад. И в будущем явно ничего не
изменится. Все попадавшиеся мне на глаза были похожи на кого-нибудь  из  тех
нюень бао, что я мог встречать в Дежагоре либо среди служивших  в  Отряде  в
наши дни.
   Что это?
   Я метнулся вперед, точно камень из пращи. Там, в деревеньке, в нескольких
милях от Гоблина, надрывающего пупок вместе  со  своей  командой,  мелькнуло
такое лицо... Сердце мое замерло. В первый раз, путешествуя с  Копченым,  во
мне возникло действительно сильное чувство. Был бы я в  собственном  теле  -
заревел бы крокодильими слезами.
   Кстати, крокодилы-людоеды в дельте тоже имеются.
   Я понесся по деревне, высматривая то лицо, столь похожее  на  лицо  Сари,
что могло бы  принадлежать  ее  сестре-близняшке.  Где-то  там,  возле  того
старого храма...
   Нет. Скорее всего,  нет.  Ты,  Мурген,  принимаешь  желаемое  за  правду.
Просто-напросто... Вероятнее всего, это - лишь еще одна девушка  нюень  бао,
едва-едва расцветшая той невероятной красой, что присуща  им  всем  года  на
четыре  или  пять,  отделяющих  детство  от  наступления  ранней,  отчаянной
дряхлости.
   Я еще раз облетел деревню. Мне очень хотелось найти хотя бы подобие Сари.
Конечно же, ничего я не нашел. Боль сделалась столь  сильной,  что  я  вовсе
покинул те края и отправился на поиски места и времени, где боги благоволили
бы ко мне.

Глава 97

   Я полетел в прошлое, уверенно направляясь в самую счастливую  эпоху  моей
жизни, в коей совершенство мира было обычным порядком вещей. Я несся к своей
путеводной звезде, средоточию жизни моей, священному  алтарю  моему.  К  тем
временам, о коих мечтал любой, живший когда-либо на свете; когда все мечты и
фантазии вполне могли стать явью - стоит только поймать этот миг,  способный
сделать жизнь завершенной. Для меня миг сей настал  почти  через  год  после
прорыва осады Дежагора. И я едва не упустил его.
   Нюень бао к тому времени прочно вошли в мою жизнь. Через три недели после
встречи Костоправа с Могабой, завершившейся бегством последнего,  когда  мы,
уцелевшие,  еще  двигались   на   север,   к   Таглиосу,   корча   из   себя
героев-триумфаторов, освободивших дружественный город; а заодно - и весь мир
- от шайки негодяев, я, проснувшись в одно прекрасное утро,  обнаружил,  что
нахожусь под непоколебимой и постоянной защитой Тай Дэя.  Он  был  не  более
разговорчив, чем обычно, однако настоял на том, что  он  в  безмерном  долгу
передо мной и  теперь  не  покинет  меня  никогда.  Я-то  еще  посчитал  это
гиперболой...
   Оx, братцы, не восхитило меня это...  Однако  настроения  перерезать  ему
глотку не было, только поэтому я позволил ему остаться. К  тому  же  у  него
была сестра, которую мне хотелось видеть куда как больше, чем  его,  хотя  у
меня так и не хватило духу сказать ему об этом.
   Вот такие дела...
   Позже, в Таглиосе, когда я устроился во  Дворце,  в  крохотной  комнатке,
набитой бумагами и книгами, он спал у двери на тростниковой циновке, заверив
меня, что То Тан у бабушки - как за каменной стеной. Я вел смятенную  жизнь,
пытаясь понять, что случилось с нами, в то же время доводил до ума  писанину
Госпожи... Словом, когда ко мне явился благородный господин по имени  Ба  До
Тань, родственник одного из наших паломников, голова у меня  была  не  шибко
ясной.  Он  принес  мне  послание  -  столь  загадочное,  будто  писала  его
нанюхавшаяся, дурману сивилла.
   - "Одиннадцать холмов за обрывом, и он поцелует ее, - сказал братец Тань,
расплывшись в широчайшей, совершенно не свойственной нюень бао улыбке. -  Но
прочих тебе не нанять".
   На это я предложил ему свой контрвариант:
   - Шесть синих куриц на перечном древе поют апатические лимерики.
   Улыбки - как не бывало.
   - Что?
   - Это моя строка, папаша. Ты сказал ребятам при  входе,  что  несешь  мне
очень важное послание. Наперекор всякому здравому смыслу, я  велел  впустить
тебя, а ты с порога начинаешь городить чушь.
   Тамаль!  -  крикнул  я  ординарцу,  коего  делил  с  несколькими  нашими,
занимавшими комнаты по соседству. - Покажи этому шуту, где выход!
   До Тань  хотел  было  возразить,  но,  взглянув  на  ординарца,  не  стал
поднимать шума. Тай Дэй внимательно разглядывал старикана, но не желал иметь
честь лично взять того за задницу и выставить.
   Бедняга Тань... Должно быть, он и вправду считал послание важным. Он  был
оскорблен до глубины души!
   Тамаль был громадным медведеподобным  шадаритом,  волосатым,  рыкающим  и
вонючим. Такого хлебом не корми, только дай пинками выставить  какого-нибудь
нюень бао на улицу, а можно даже - за пределы города. Тань пошел  прочь  без
возражений.
   Не прошло и недели, как я получил еще одно подобное послание  в  качестве
записки, причем почерк, казалось,  принадлежал  ребенку  лет  шести.  Принес
записку один из гвардейцев Корди Махера. Прочтя ее, я сказал:
   - Дай старому дурню по шее и передай, чтобы он больше не смел отнимать  у
меня время.
   Гвардеец удивленно воззрился на меня и, покосившись на Тай Дэя, шепнул:
   - Не старый. Знаменосец, и не "он", а как уж там насчет дурня... Я бы  на
твоем месте время нашел. И тут до меня наконец доперло.
   - Если так, я ему сам по ушам надаю! Тай  Дэй,  держи  здесь  оборону,  я
сейчас!
   Он, конечно же, не послушался, так как не мог бы охранять меня издали, но
я достаточно ошарашил его, чтобы вырваться далеко  вперед.  Сбежав  вниз,  я
обнял Сари прежде, чем он успел понять, что к чему, и помешать. Ну  а  после
ему уже нечего было сказать.  К  тому  же  умница  моя,  дабы  отвлечь  его,
привезла с собою То Тана. Тай Дэй почти всегда молчит, но это не значит, что
он туп. Он отлично понимал, что при таком раскладе выиграть не может.
   - Чудесно, - сказал я Сари. - Я-то думал, никогда больше не  увижу  тебя.
Привет, малец, - сказал я То Тану, который уже успел забыть меня. -  Только,
Сари, милая моя, не надо больше этой  загадочной  ерунды  в  манере  старины
Дама. Я - всего-навсего простой, простодушный солдат...
   Я ввел Сари во Дворец, и далее - в свою комнатушку. И  все  последовавшие
за этим три года, каждый божий день, просыпаясь  поутру,  дивился,  видя  ее
рядом. А  также  -  и  всякий  раз,  встречаясь  с  нею  днем...  Она  стала
средоточием моей жизни, поддержкой,  опорой  и  богиней  моей,  и  вся  наша
растреклятая братва едва не возненавидела меня от зависти, однако Сари скоро
обратила их в преданных друзей. Самой Госпоже стоило бы поучиться у нее  как
смягчать сердца суровых мужчин...
   И до самого приезда дядюшки Доя с матушкой Готой я  даже  не  подозревал,
что Сари не просто отринула обычаи нюень бао - она нарушила приказ старейшин
рода, чтобы стать женой Солдата Тьмы! Самоуверенная маленькая ведьма...
   Эти беззубые старейшины явно ни в грош не ставили пожелания  "ведьмы"  Кы
Хонь Тэй.
   Я полагал, что лишен всяких  заблуждений  на  свой  счет,  а  потому  был
поражен тем, что Сари думала обо мне не меньше, чем я о ней.

Глава 98

   Выпив воды, я подумал, что в первый раз оставил мир Копченого без  всяких
трудностей. Боли не удалось ввергнуть меня в изнурение, когда  я  отправился
взглянуть на Сари...
   Что это мне здесь было нужно? Да, есть ведь еще одна  тайна,  на  которую
неплохо бы пролить свет, пока Костоправ не  втянул  меня  в  следующую  фазу
нашей грандиозной забавы. Нужно посмотреть, что произошло между ним и Ножом.
***

   Мы с Копченым помчались сквозь время, подставляя его ветрам свои  паруса,
останавливаясь в разных точках в поисках ненормальностей в отношениях Ножа с
командиром.
   Оседлав Копченого, можно носиться по времени очень, быстро.  И  вскоре  я
наверняка выяснил, что отношения  Ножа  с  Госпожой  никогда  не  переходили
границ приличий, чего бы там ни желал Нож. Госпожа просто  не  замечала  его
влюбленного взора - как и всех прочих подобных. Похоже, она слишком привыкла
к ним, чтобы обращать на них внимание. Так что же произошло?
   Охотничий азарт не давал мне покоя, словно дикому псу,  выкапывающему  из
норы хомяка. Копченый ничем не мог помочь.  Некоторые  места  и  времена  он
вообще  отказывался  посещать.  Я  попробовал  перехитрить  его  несколькими
способами - просто дабы поглядеть, можно ли заставить его  нести  меня  куда
угодно. Но ничего не вышло.
   Возможно, я взял не тот след.
   Самый момент ссоры, будучи рассмотрен с  точки  зрения  другого  времени,
оказался не так уж неожиданен и  доставил  мне  крайне  мало  дополнительной
информации. Единственное, что я узнал о причинах ссоры, - это факт, что  Нож
с Костоправом пили крепкое домашнее пиво, прежде чем начали безумствовать.
   Словесная перепалка обратилась в злобные намеки, перешедшие в  угрозы  со
стороны Старика. Пиво при этом продолжало литься рекой.
   Надо сказать, Костоправ, определенно, вел себя наихудшим образом.  Или  -
наиглупейшим. Он никак не мог остановиться,  тогда  как  Нож  изо  всех  сил
старался не давать воли раздражению.
   Это только пуще бесило Костоправа. И в конце  концов  прозвучала  угроза,
после которой Ножу оставалось только бежать.
   Я понесся назад. Мне было совестно за капитана. Никак не  думал,  что  он
может  оказаться  столь  законченным  ослом.  Не  понимаю,  отчего  он   так
беспокоился насчет Госпожи. Я проникся глубочайшим  сочувствием  к  Ножу,  а
один из прежних моих героев пал в моих глазах.
   Хотя теперь, вспоминая все это, я могу припомнить и бессистемные  нападки
на Лозана Лебедя, не завершившиеся, впрочем, ничем.  А  пару  раз  Костоправ
прицыкнул даже на самого Прабриндрах Драха...
   Ножа мы уже потеряли. В слишком уж симпатичном и блондинистом Лозане  мне
лично проку мало, однако мне совсем не улыбается перспектива вражды Отряда с
князем - и только из-за того, что кто-то не доверяет своей бабе.
   Многое пало в моих глазах, оставив за собою лишь разочарование.
   Все это нужно обсудить с объединенным мозгом нашего Отряда, старейшими из
старейших, то бишь с Одноглазым, Масло и Ведьмаком. Гоблин - далеко, Госпожа
- также, да и доверие подрастеряла...
   Я не верую  ни  в  каких  богов,  хотя  некоторых  считаю  в  своем  роде
существующими. Но по-моему, они все регулярно от души  потешаются  над  тем,
что люди разделены на два пола. Алчность и жажда власти - ничто по сравнению
с отношениями между мужчинами и женщинами. Только  последние  могут  толкать
людей на такие чудовищные глупости.
   Хотя, если подумать,  раздвоение  это  служит  также  причиной  множества
замечательного. Например, Кы Сари...
   Господи, Мурген, бежать надо от этого  полумертвого  старика!  Ты  просто
солдат. Наемный меч. Не стоит тебе  ударяться  в  философии.  Даже  с  самим
собой.

Глава 99

   Я вынырнул из прошлого.
   - Пора, Одноглазый. Она ушла. Колдун пустил в темный  коридор  маленького
симпатичного  совенка.  Тот,  неподвластный  заклятьям,  сбивающим  с  пути,
направился в ту часть города, где якобы находилось его гнездо. Вовсе  не  на
поиски какого-нибудь человека. В  его  задачу  это  не  входило.  Однако  за
совенком  наблюдало  множество  людей.  Когда  он  пролетел  мимо,  за   ним
устремились две дюжины ветеранов Черного Отряда  со  своими  денщиками-нюень
бао. Совенок привел их к дому, готовому для сноса еще за несколько поколений
до появления Хозяев Теней в здешних краях.
   Я выследил, где обитает Душелов, после ее налета на библиотеку. Она  была
так уверена в своей безопасности, что пренебрегла защитными  чарами.  Многие
годы ее никто не тревожил.
   То-то  будет  раздосадована,  обнаружив,  что  безопасность   ее   скорее
мнимая...
   Я с наслаждением наблюдал, как солдаты Черного Отряда занимают здание  по
боевому расписанию, да так четко, что никакой капитан не смог бы придраться.
Ребята успели выучиться не натыкаться на нюень бао, которые могут стать злее
любой кошки, если наступить им на лапу. Чтобы  приноровиться  работать  так,
будто нюень бао - твоя тень, нужна немалая сноровка.
   Вряд ли кто-нибудь из посторонних даже заметил моих ребят.  Они  проникли
внутрь, заняли плацдарм, углубились во вражескую территорию, отыскали, что я
велел, забрали - и ушли, еще до того, как Душелов сообразила, что ее обошли.
***

   Рейдом командовали Масло с Ведьмаком. Я специально дал им это  поручение,
чтобы заново ввести в нашу семью.  Они  -  замечательные  солдаты.  Выполняя
задание, они не только  выпотрошили  убежище  Душелова,  но  и  изловили  ее
любимую белую ворону. Выдрав из ее  хвоста  пару  перьев,  они  оставили  их
вместо книг, перевязав прядью собственных волос Душелова, состриженной с  ее
головы давным-давно и прибывшей на юг вместе с прочей их добычей.
   Пожалуй, это ее припугнет.
   Может быть, мне стоило посвятить  в  свой  план  Костоправа  с  Госпожой.
Конечно, я винил их кое в чем, но это уже становится личным... Ну что ж,  за
Мургеном тоже есть грехи, да и времени на обсуждения и совещания не было.

***

   Мы с Копченым пронеслись над  ребятами,  несущими  добычу  во  Дворец.  Я
собирался отдать книги Костоправу, как только они прибудут, и пусть делает с
ними что хочет. Скорее всего, пролистает и снова сбагрит мне,  дабы  исчезли
они из поля зрения всех злыдней и злодеек. Правда, доспех  Вдоводела  я  уже
пытался спрятать...
   И вообще, не слишком ли самонадеянным  я  становлюсь?  Душелов,  конечно,
поймет, кто причинил ей зло. Она, может, всего  на  год  младше  Госпожи  и,
стало быть, куда хитрее и пронырливее меня.
   А что я теряю? Единственное, что  любил  в  жизни,  уже  потерял.  Теперь
никакие напасти не страшны. Что такого  может  сделать  Душелов,  чтобы  мне
стало еще больнее, чем от потери Сари?
   Так уж и ничего?
   Иногда приходится пудрить мозги самому себе...

Глава 100

   За час до захода солнца и за четыре дня до зимнего солнцестояния,  земля,
не спросившись ни простых смертных, ни волшебников,  ни  богов  с  богинями,
вздрогнула и встряхнулась. В Таглиосе из буфетных шкафов  попадали  тарелки,
спящие проснулись в неясном страхе, собаки завыли, а в стенах старых  домов,
выстроенных на скорую руку либо без учета возможных землетрясений, появились
трещины. Всеобщее смятение продолжалось полчаса.
   Здания же Дежагора, утратившие прочность из-за  наводнения  либо  скрытых
дефектов постройки, не выдержали неустанного притяжения земли. Чем дальше  к
югу, тем сильнее ощущался толчок. За Данда Прешем, где в долины  с  победным
ревом покатились с гор бесчисленные валуны, землетрясение повергло  людей  в
эпический ужас. Кьяулун был опустошен. Пострадала даже Вершина, хотя  кладка
крепости в ответ на все старания земли только  пожимала  плечами.  Несколько
часов Длиннотень пребывал в ужасе, пока не стало очевидным,  что  толчки  не
разрушили его врат Теней и ловушек для Теней. Тогда он пришел в ярость,  так
как разрушения и  гибель  людей  в  Тенелове  обещала  задержать  завершение
строительства на месяцы, если не на годы.

Глава 101

   Меня не покидало смутное  ощущение,  что  кто-то  заглядывает  через  мое
плечо. Хотя, как это может быть, если  я  -  лишь  бестелесный  взор,  я  не
понимал. Голоса  слышно  не  было,  однако  в  остальном  ощущение  чьего-то
присутствия было тем же самым, что и во  время  первых  провалов  в  ужасное
прошлое Дежагора, навстречу насмешливому духу, который,  скорее  всего,  был
Душеловом.
   Только вот запах... Вонь, словно...
   Словно та, что исходила от мертвого Душилы, найденного мной в  лабиринтах
Дворца. Словно  та,  что  сделалась  непременной  спутницей  нашей  жизни  в
Дежагоре - настолько, что заметным сделалась не она, но ее отсутствие.
   Запах смерти...
   В дельте я в полной мере ощутил боль, вообразив,  что  видел  Сари  живой
среди прочих нюень  бао,  несмотря  даже  на  то,  что  был  с  Копченым,  а
следовательно,  не  подвластен  чувствам.  Теперь  же,  опять-таки  в   мире
Копченого, я почувствовал ужас во всей его Полноте.
   Я проделал  маневр,  который,  будь  я  во  плоти,  назывался  бы  полным
разворотом. Затем - еще раз, еще и еще, с каждым разом все  быстрее...  И  с
каждым разом меня все сильнее охватывал ужас. И всякий  раз,  обратившись  к
югу, я видел нечто темное, огромное, внушающее ужас и приближающееся,  пока,
повернувшись в последний раз, не разглядел черную  женщину,  что  была  выше
самого неба. Она была обнажена. У нее было две пары рук, три пары  грудей  и
клыки, словно у вампира. Вонь была ее дыханием. Глаза ее горели, словно окна
в преисподнюю, и смотрели прямо на меня, и мне никак  не  удавалось  отвести
взгляд.  Глаза  ее  говорили  со  мной,  приказывая  и  обещая,  и  яростная
чувственность ее превосходила все, что я познал с Сари. Я закричал.
   Я рванулся прочь из вселенной Копченого.  Ему  тоже  хотелось  закричать.
Казалось, от страха он вот-вот выйдет из комы.
   - Что, Мурген, холодно? - заржал Одноглазый. Я  действительно  был  мокр.
Причем вода была ледяной.
   - Что за черт?
   - Ты снова там застрял, да так, что не докричаться. Пришлось тебя полить.
Меня затрясло:
   - Х-холодно...
   Я не мог рассказать ему, что видел и отчего меня на самом деле ударило  в
дрожь. Наверное, снова отказало воображение.
   - Ты мне разрыв сердца хочешь устроить?
   - Да нет; просто не хотелось, - .чтобы ты  потерялся.  Ты  там  на  себя,
случаем, не смотрел?
   - Пожалуй, я уже потерян, старина.

***

   Звезды подмигивают им с холодной насмешкой.
   Так, было, так есть, и так будет.
   Ветер поскуливает и подвывает,  дыша  по-собачьи  сквозь  ледяные  клыки.
Молния  с  лаем  и  рыком  проносится  над  равниной  из   сияющего   камня.
Убийца-наводнение - почти одушевленная сила,  обремененная  состраданием  не
более голодной змеи... Лишь  несколько  Теней  резвятся  меж  звезд.  Многие
призваны - в мир либо в глубины.
   Сердце равнины искажено шрамами  былого  катаклизма.  Длинная  расщелина,
словно извилистая молния,  пробороздила  лицо  равнины.  В  любом  месте  ее
способен перешагнуть и ребенок,  однако  расщелина  сия  кажется  бездонной.
Клубы тумана поднимаются над ней, и некоторые при появлении  своем  несут  в
себе смутный намек на цвет.
   Трещины искалечили огромную, серую твердыню крепости. Башня ее рухнула на
длинную расщелину. Во всеобщей  неподвижности  слышится  глубокое,  громкое,
медленное биение, словно сердце самого мира нарушает безмолвие камня.
   Деревянный трон сдвинулся с места и слегка покосился. Фигура, распятая на
нем, изменила положение. Лицо ее исказила судорога. Веки ее трепещут, словно
она пробуждается.
   Таково ее бессмертие, но цена его - серебро боли.

***

   И само время может остановиться.




   Глен КУК
   ЧЕРНЫЙ ОТРЯД VIII

   ТЬМА


ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
http://bestlibrary.agava.ru


   Ветер скулит, завывая с  рокочущим  придыханием.  Грохочет  гром,  молнии
обрушивают на равнину блистающих камней неистовую силу ярости, устрашая даже
Тени.
   Равнину, знававшую пору мрачного совершенства, избороздили шрамы -  следы
ужасного катаклизма. Почву рассекает изломанная расщелина, похожая на  рубец
от удара иззубренным хлыстом  молнии.  Она  не  широка:  ребенок  без  труда
перешагнет ее в любом месте,  -  но  глубока  так,  что  кажется  бездонной.
Клубится и стеле