На исходе третьего года пребывания нашего в Таглиосе  наш  капитан  решил
послать Хусавирский полк в Пребельбед, где  Прабриндрах  Драх  вел  кампанию
против стаи мелких тенеземских  князьков.  Я  с  несколькими  товарищами  по
Отряду получил приказ следовать с ним, дабы послужить основой нового  полка.
Изменник Нож также был в тех землях.
   Полк проследовал через Ранжи и Годжу, Джайкур и  Кантиль,  затем  миновал
Бхакур, Данжиль и прочие недавно взятые нами города, пока, по истечении двух
месяцев, мы не нагнали князя  во  Прайпурбеде.  Здесь  от  полка  отделилась
половина для эскортировки военнопленных вкупе с трофеями  назад,  на  север.
Прочие направились на запад,  к  Ашарану,  где  и  подверглись  неожиданному
нападению Ножа, из-за чего пришлось нам забаррикадировать ворота и  сбросить
со стены множество туземцев, так как те могли оказаться соглядатаями  врага.
Благодаря моему таланту стратега нам удалось продержаться, невзирая  на  то,
что необученными войсками овладела паника.
   В Ашаране мы обнаружили большие запасы вина, и это помогло нам  скоротать
долгие часы осады.
   По прошествии нескольких недель люди Ножа начали разбегаться, не в  силах
более терпеть холод и голод, и тогда он решил отступить.
   Зима та  была  весьма  холодна.  Мы  провели  ее  в  великих  страданиях,
вынужденные  зачастую  угрожать  туземцам,  дабы  нас  снабжали  достаточным
количеством провизии и топлива. Князь  вел  нас  вперед  и  вперед,  большею
частью избегая тяжелых боев по причине неопытности личного состава полка.
   В Мельдермаи я и еще трое человек, выпив  вина,  опоздали  к  выступлению
полка. Почти сто миль пришлось нам странствовать, рассчитывая лишь на  самих
себя и ежечасно рискуя быть схваченными. Однажды мы, после  ночлега  в  доме
местного Лорда, взяли  из  его  конюшен  четырех  лошадей.  И  в  придачу  -
некоторую толику бренди. Дворянин сей обратился  с  челобитною  к  князю,  и
лошадей пришлось вернуть.
   Неделю мы провели в Форнгоу, а затем князь приказал нам  отправляться  на
юг, к Верхнему Нагелю, где нам предписывалось  присоединиться  к  Четвертому
Кавалерийскому, гнавшему шайку Ножа в Рудеральский Каньон. Однако, прибыв на
место, мы обнаружили там всего  лишь  дряхлых  старух  и  полное  отсутствие
всякой еды, за исключением гнилой капусты, причем большую часть ее крестьяне
зарыли в землю перед тем, как бежать.
   Тогда мы отправились в Силур по Балихорской дороге и там, в лесу, набрели
на таверну, устроенную совершенно по северному образцу, где некая враждебная
ведьма, пользуясь тем, что мы были не совсем трезвы, пыталась  науськать  на
нас ядовитых жаб.
   На следующий день нам пришлось пройти пешком несколько миль  по  болотам,
подтаявшему снегу и мерзлой грязи низины, где из земли  бьет  горячий  ключ,
предохраняющий все вокруг от замерзания. Затем мы вышли к крепости  Тразиль,
где  полк,  навербованный  из  бывших  тенеземских  солдат,  осаждал   своих
трасилийских собратьев. Осада, судя по тому, как трудно было в тех  краях  -
даже за плату! - раздобыть съестное, была весьма продолжительной.
   Там я три дня проработал в  полевом  лазарете,  где,  из-за  необычайного
холода, мне пришлось лечить  множество  обмороженных.  Холод  убивал  больше
солдат, нежели даже противник.
   От Тразиля мы с личной гвардией князя отправились к  Мелопилю  и  осадили
крепость местного царька, расположенную на острове  посреди  озера.  Вода  в
озере замерзла. По причине страшного мороза лед  оказался  толст,  и  всякий
раз, как мы шли на штурм, снаряды из машин противника мчались к нам, скользя
по оному...

***

   ...Тенеземцы вкупе со многими нашими были  истреблены  беспощадным  огнем
машин со стен, пока гарнизон удерживал ворота. Затем из  Тенелова  на  своем
ковре-самолете прибыл Ревун, и убийственная волшба обрушилась на нас, словно
молнии в грозу, вынудив нас отступить. Многие были захвачены врагом.
   По прошествии двух недель пришел  приказ  идти  маршем  на  соединение  с
силами, осаждавшими Рани Ортал. По пути  мы  обнаружили  немного  вина,  что
послужило причиной катастрофы: туземцы украли наши  вьюки,  воспользовавшись
нашим сном.
   Силы обеих сторон собрались отовсюду, и я начал бояться большой битвы.  У
стен Рани Ортала мог появиться Ревун.
   После того как город был взят в кольцо,  противник  предпринял  несколько
атак на наши траншеи, что стоило ему огромных потерь. Через  две  недели,  в
самом начале весны, мы организовали внезапное ночное наступление, и  удалось
подвести осадные машины к самой стене. Солдаты убивали всех на своем пути  -
столь злы они были и столь напуганы ночной темнотой. Достигнув верха  стены,
они сбросили вниз всех, включая даже женщин и детей.
   Затем из Тенелова на своем ковре-самолете прибыл Ревун с  небольшим  роем
Теней, что вынудило нас оставить все захваченное.
   С восходом солнца Ревун и Тени удалились, и Прабриндрах Драх  собственной
персоной вышел вперед, дабы сказать врагу, что к вечеру мы снова  пойдем  на
штурм и на этот раз никто не будет удостоен пощады, однако штурм  так  и  не
был осуществлен, оттого что вражеский царек решил попытать счастья в союзе с
Таглиосом. Городские ворота распахнулись, и город был отдан солдатам на одну
ночь, но им запрещено было иметь при  себе  любое  оружие,  кроме  кинжалов.
Почвы в тех местах весьма скудны, и урожаи даются туземцам нелегко.  Обычная
пища их - капуста и корнеплоды, а из зерна - рожь.
   В течение месяца мы стояли гарнизоном в Трюфельваре, где я  подружился  с
сыном  правителя,  мальчиком  одиннадцати  лет.  Он  был   смышлен,   однако
невежествен как в религии, так и в грамоте. Отец его  доложил,  что  Хозяева
Теней запретили религиозную практику, наряду с образованием, по  всей  своей
империи, а за выдачу книг  -  особенно  старых  -  объявили  вознаграждение.
Доставленные книги немедля сжигались наряду с продолжавшими отправлять требы
жрецами, за коих также было  объявлено  вознаграждение.  Должно  быть.  Ножу
такой закон пришелся очень по нраву.
   По прошествии месяца в полк пришел приказ, предписывавший возвращаться  в
Джайкур, где Госпожа собирала  армию  для  летней  кампании  на  востоке.  В
Джайкуре я оставил полк и продолжал путь на север, к Таглиосу, где и  был  с
великою радостью принят старыми своими товарищами по Черному Отряду.
   Описание этой "кампании" оказалось самым подробным  и  содержательным  из
всей писанины Одноглазого. Прочие фрагменты  содержали  куда  менее  связные
повествования.

Глава 33

   Плененный краснорукий Обманник ожидал нас в  помещении,  с  ручательством
защищенном  ото  всякой  подглядывающе-подслушивающей   волшбы.   Одноглазый
клялся, что сплел заклятья так, что  сама  Госпожа  в  лучшие  дни  свои  не
пробилась бы сквозь их преграду.
   -  Прошлое  Госпожи  меня  в  данном  отношении  не  волнует,  -  буркнул
Костоправ. - Чего не скажешь о настоящем Душеловицы.  Она  залегла  на  дно,
однако находится неподалеку и наверняка желает знать,  что  где  происходит.
Также тревожит меня и Ревун. У него на Отряд ба-альшущий зуб.
   - Да все в порядке, говорю тебе, - настаивал Одноглазый. - Сам  Властелин
сюда не прорвется.
   - Вот то же самое и Копченый думал о своей потайной палате.
   Меня передернуло.  И  Одноглазого  -  также.  Конечно,  я  сам  не  видел
Копченого, уничтоженного чудовищем, проникшим сквозь тончайшую брешь  в  его
защите, однако наслышан достаточно.
   - А что там из Копченого вышло? - спросил я, так как, по слухам, чудовище
не убило его. Костоправ прижал палец к губам.
   - Вот за этим углом...
   Я думал, мы возвращаемся  в  ту  комнату,  где  Гоблин  и  Одноглазый  со
Стариком вытаскивали меня после последнего приступа. Просто  догадался,  что
краснорукого Душилу держали там же, за занавесью. Но нет, прибыли мы  совсем
в другое место.
   И Обманник был не один.
   Радиша Драх, сестра  правящего  князя,  Прабриндрах  Драха,  стояла  там,
прислонясь  к  стене,  и  рассматривала  пленника.  Маленькая,   смуглая   и
сморщенная, подобно  всем  таглианкам,  кому  за  тридцать,  она  отличалась
твердостью характера и ясностью ума. Говорят, что она потеряла самообладание
лишь единожды в жизни - в ту ночь,  когда  Госпожа  истребила  всю  верхушку
разношерстного таглианского жречества, положив  конец  религиозным  распрям,
что сделало ее ключевой фигурой в военных действиях.
   После той демонстрации было еще много чего, менее интригующего.  Союзники
и наниматели наши, похоже, решили дать нам самим найти свою гибель.
   Если расспросить таглианское дворянство и жречество,  то  выяснится,  что
большинство принадлежащих к высшему обществу уверены: княжеские  решения  на
деле принимает Радиша. И это совсем недалеко от истины. Брат ее, конечно, не
так податлив, как о нем думают, однако предпочитает поменьше  интересоваться
службой.
   За спиной Радиши стоял стол, на нем лежал человек.
   - Копченый? - спросил я.
   И даже получил ответ. Копченый был все еще жив. И все еще - в  коме.  Все
мускулы его одрябли донельзя, словно мешки с жиром.
   А за ним, с потолка до пола, свисала занавесь - точно такая же, как  и  в
той комнате, где я очнулся в последний раз. Значит, комната все-таки  та  же
самая, только вошли мы в нее с другой стороны.
   Странно.
   - Копченый, - подтвердил Костоправ. Тут я понял,  что  меня  посвящают  в
одну из главных тайн.
   - Но...
   - Этот тип рассказал что-нибудь интересное? - спросил Костоправ у Радиши,
перебивая мой вопрос.
   Должно быть, она развлекалась с пленным. А капитан по некоей  причине  не
желает привлекать ее внимания к Копченому...
   - Нет. Но скажет. Душила изобразил смешок. Смелый он мужик, но  -  дурак.
Ему ли не знать, чего можно добиться от человека пытками...
   По спине моей снова пробежал холодок.
   - Понятно. Одноглазый, приступай. Мурген нас и так здорово задержал.
   Летопись... Значит, он  откладывал  допрос  только  затем,  чтобы  я  мог
занести его в Летопись...
   Не стоило беспокоиться. Я не любитель пыток.
   А вот Одноглазый принялся за дело с энтузиазмом. Он потрепал пленника  по
щеке.
   - Придется тебе, милок, помочь мне. А уж я буду с тобой  помягче  -  если
только ты позволишь. Что же вам, Душилам,  занадобилось  в  Таглиосе?  -  Он
взглянул на капитана. - Гоблин скоро появится?
   - Давай-давай, не отвлекайся.
   Одноглазый что-то такое  сделал,  и  Душила  рванул  веревки,  коими  был
связан, слегка - на выдохе - вскрикнув. - Но я ж ему такую женщину подыскал,
командир! - говорил меж тем Одноглазый. - Верно, Малец?
   Злобно усмехнувшись, он склонился над Обманником Так вот  отчего  он  так
восхищался матушкой Готой. Решил  воспользоваться  ею,  чтоб  подшутить  над
Гоблином... Мне бы разозлиться, хотя бы во имя Сари, однако, несмотря на все
старания, возмущения не получалось.
   Матушка сама постоянно нарывается на грубость.
   - Ты, милок, понимаешь ли свое  положение?  -  замурлыкал  Одноглазый.  -
Когда тебя взяли, ты был с Нарайаном Сингхом. И лапка у тебя - красная.  Два
этих обстоятельства и подсказывают мне, что ты  -  Обманник  весьма  особого
рода, из тех, которых капитан шибко уж хочет видеть.
   Он указал на  Костоправа.  Для  обозначения  капитана  он  воспользовался
словом "ямадар", с коим у Обманников связаны четкие религиозные соотнесения.
   Да, им удалось взять Госпожу, однако та  навечно  пометила  их  вот  этой
краснотой на руке. Что в наши дни и выделяет их из толпы.
   Одноглазый цыкнул слюной сквозь остатки  зубов.  Всякий  не  знающий  его
посчитал бы, что он размышляет.
   - Но я, видишь ли, - продолжал он, - парень  хороший,  терпеть  не  могу,
когда людей мучают, а потому дам тебе шанс избавиться от такого вот конца. -
Он небрежно ткнул большим пальцем за спину, в сторону Копченого,  тогда  как
меж пальцами другой его руки с треском проскочила искра. Душила заорал таким
криком, что рвет нервы, да еще концы солью присыпает. - Можешь продлить  это
навечно, можешь пройти процедуру по-быстрому. Все в твоих руках. Скажи,  что
Обманники затевают в Таглиосе? - Нагнувшись ближе, он шепнул:
   - Я могу даже устроить так, что тебя отпустят.
   Пленник раскрыл было рот. Пот заливал ему глаза, обжигая  их.  Он  дернул
головой, пытаясь стряхнуть его.
   - Могу спорить, она решит, что Гоблин симпатичен, словно навозный жук,  -
хихикнул Одноглазый. - Как полагаешь, Малец?
   - Я полагаю, - зарычал Костоправ, - что тебе лучше делом заниматься!
   Он тоже  не  любит  процедур  пыток,  и  терпения  на  игрища  Гоблина  и
Одноглазого у него уже не оставалось.
   - Да не выпрыгивай ты из сапог, командир. Никуда этот парень не денется.
   - Зато дружки его что-то замыслили. Я взглянул  на  дядю  Доя  -  что  он
думает об этой перепалке. Лицо его было совершенно  каменным.  Может,  он  и
впрямь разучился понимать по-таглиански?
   - Не нравится, как я работаю, - гавкнул Одноглазый, - так прогони меня  и
делай сам, как хочешь! -  Он  ткнул  в  пленного  пальцем.  Тот  напрягся  в
ожидании боли. - Ты! Что вы делаете в Таглиосе? Где Нарайан с  Дщерью  Ночи?
Выкладывай уж, не подводи меня.
   Тут я и сам напрягся - меня здорово пробрало холодом. С чего бы?
   Пленник, словно рыба на суше, хватал  ртом  воздух.  Все  тело  его  было
покрыто потом. Положение его  было  безвыходным.  Если  он,  что-либо  зная,
заговорит - а ведь обязательно заговорит рано или поздно, - его же  товарищи
после обойдутся с ним без малейшей жалости.
   Костоправ почуял его мысли.
   - Значит, близок день зла? - спросил он. Я целиком и полностью сочувствую
Старику. Если ему и удастся вернуть дочь, то найдет  он  вовсе  не  то,  что
искал. Она -  Обманница  со  дня  появления  на  свет,  пробужденная,  чтобы
воплотить собою Дщерь Ночи, предвестницу Годины  Черепов.  Черт  возьми,  ее
посвятили Кине еще до рождения. Она станет тем, кем они желают ее видеть.  И
эта безысходность разобьет родительские сердца.
   - Говори, милок, говори. Очень уж знать интересно.
   Одноглазый старался вести дело только меж собой и клиентом. Он дал Душиле
короткую передышку.  Остальные  равнодушно  наблюдали  за  пленным.  То  был
чернорумельщик. Обычно у Душил это означает, что на его совести - более трех
десятков безжалостных и беспощадных убийств. Либо он получил этот чин  более
прямым путем - задушил другого чернорумельщика.
   Кина олицетворяет собой верховного Обманника. Предать при случае своего -
для нее высшее наслаждение.
   Но Одноглазый не сообразил напомнить нашему Обманнику об этом аргументе.
   Тот снова закричал, пытаясь выдавить что-то сквозь крик.
   - Все равно ведь заговоришь, - сказал Одноглазый.
   - Я не могу сказать. Я не знаю,  где  они.  Я  лично  ему  поверил.  Если
Нарайан Сингх будет посвящать  всех  и  каждого  в  свои  намерения,  то  не
проживет так долго в мире, где все охотятся за ним.
   - Жаль, жаль.  Тогда  просто  расскажи,  что  понадобилось  Обманникам  в
Таглиосе - через столько-то времени.
   Интересно, отчего он постоянно возвращается к этому? Душилы  уже  сколько
лет не смели промышлять в этом городе...
   Значит, Одноглазому и Старику что-то известно. Только - откуда?
   Пленник снова зашелся в крике.
   - Те, которых удается изловить,  всегда  -  полные  невежды,  -  заметила
Радиша.
   - Неважно, - отвечал Костоправ. - Я точно знаю, где Сингх. Вернее, где он
будет, когда устанет бежать. Пока он не осознает этого,  я  уверен,  что  он
всегда окажется именно там, где я пожелаю.
   У дядюшки Доя дрогнула бровь.  Наверное,  для  него  это  высшая  степень
волнения.
   Радиша, нахмурившись, одарила Костоправа злобным  взглядом.  Ей  нравится
верить, что во Всем дворце лишь ее мозг на что-нибудь годен.  А  мы,  Черный
Отряд, просто-напросто наемные мускулы. Казалось, я явственно слышу скрипы и
стоны мыслей в ее голове. Откуда бы ему, Костоправу, знать такие вещи?
   - И где же он?
   - Сейчас он  сбивается  с  ног,  дабы  поскорее  соединиться  с  Могабой.
Поскольку остановить его мы не  можем  -  ибо  любые  вести,  посланные  ему
вдогонку, сильно запоздают, - о нем стоит забыть.
   Я было решил  невзначай  напомнить  о  воронах.  Костоправ  ведь  с  ними
разговаривает, а летают они еще быстрее, чем Обманники - бегают, но  вовремя
вспомнил, что от меня размышлений не требуется и привели меня  сюда  не  для
разговоров. - Забыть?
   Пожалуй, Радиша была изумлена.
   - Лишь на краткое время. Пока не выясним, что его ребята собираются здесь
делать.
   Одноглазый  вновь  взялся  за  работу.  Я  искоса  глянул  на  дядю  Доя,
остававшегося в стороне от событий куда дольше, чем можно было ожидать.
   Заметив мой взгляд, он спросил на нюень бао:
   - Могу ли я допросить этого человека?
   - Зачем?
   - Дабы испытать его веру.
   - Ты ведь не настолько хорошо говоришь по-таглиански.
   А посему - что проку?
   - Значит, ты будешь переводить.
   Просто ради смеху, а может,  для  того,  чтобы  слегка  уязвить  дядюшку,
Костоправ сказал:
   - Я не возражаю, Мурген. Вреда от этого не будет.
   Замечание его ясно демонстрировало близкое  знакомство  с  говором  нюень
бао. Для дядюшки Доя оно было исполнено определенного смысла, особенно вкупе
с недавним наблюдением насчет происхождения Бледного Жезла.
   Что за черт? Я был совершенно сбит с толку и уже  сам  начал  становиться
законченным параноиком. Может, из последнего припадка я вернулся  не  в  тот
мир?
   На том самом, памятном мне, превосходном таглианском дядюшка Дой принялся
обстреливать Обманника чередою кратких, дружелюбных вопросов -  из  тех,  на
какие большинство людей отвечает, не  задумываясь.  Мы  успели  узнать,  что
человек этот имел семью, однако жена его умерла при родах. Затем  он  понял,
что им манипулируют, и принялся внимательнее следить за языком.
   Дядюшка продолжал  болтать,  притопывая  ногами,  словно  развеселившийся
тролль, и вытянул из пленника множество сведений о его  прошлом,  однако  ни
разу не затронул темы возобновления интереса Душил  к  Таглиосу.  Костоправ,
как я заметил, следил за дядюшкой Доем куда внимательнее, чем за пленным. Ну
да, капитан наш живет в самом центре тайфуна паранойи.
   Склонившись ко мне, он полночным шепотом сказал:
   - Когда другие уйдут, останься. Объяснять,  для  чего,  не  стал.  Отошел
сказать что-то Одноглазому - на языке, даже мне непонятном.
   Он знает, самое меньшее, два десятка языков.  Оно  и  понятно  -  сколько
времени провел в Отряде... Одноглазый, вероятно, знает еще больше, однако  в
собеседники ему не годится никто, кроме Гоблина.  Кивнув,  Одноглазый  вновь
взялся за дело.
   Вскоре наш ведун снова прервался, принявшись выпроваживать Радишу с дядей
Доем за дверь. Проделал он это столь необычными для него мягкими и вежливыми
способами, что они ни словом не возразили. Дядюшка  Дой  был  не  более  чем
гость, а Радишу повсюду ждали неотложные дела,  и  посему  Одноглазый  легко
внушил им, что мысль об уходе - их собственная.  Во  всяком  случае,  своего
добился.
   Облегчило ему задачу и то, что Костоправ  тоже  якобы  собрался  уходить,
однако не прошло и пяти минут, как капитан вернулся.
   - Пожалуй, - сказал я ему, -  я  уже  все  повидал.  Чудес  на  свете  не
осталось. Стало быть, пора мне уходить и отставку и,  как  задумал,  завести
ферму. Репу сажать.
   И это было жестом лишь наполовину. Стоит Отряду осесть  на  одном  месте,
все  наши  начинают  строить  подобные  планы.   Такова,   видимо,   природа
человеческая.
   Репы в Таглиосе не выращивали, однако я  видел  ничейные  участки  земли,
вполне годные под разведение репы, пастернака и  сахарной  свеклы.  Масло  с
Ведьмаком неподалеку, значит, с семенами заминки  не  будет.  Может,  они  и
картошки малость доставят. Может быть...
   Костоправ улыбнулся:
   - Одноглазый! Похоже, этот скользкий тип нам ничего полезного не скажет.
   - А знаешь, почему на то похоже, командир? Он  знает  нечто  и  старается
уде