дремнуть.
   Но  отдохнуть  по-настоящему  не  смог  никто.  Воздушный  кит  продолжал
снижаться, пока не оказался на высоте в полмили. Над городом он пролетел  со
скоростью около двадцати  миль  в  час.  Но  вскоре  чудищу  пришлось  опять
подняться выше, где ветер был слабее, чтобы подлететь к  нужному  месту  уже
после наступления темноты.
   Треснувший менгир появился снова. Когда Боманц заметил его, то сказал:
   - Вот теперь я чую его, валун. От него разит разложением  и  мертвечиной.
Но я до сих пор не могу придумать, как мне разделаться с ним.
   - Пока  не  беспокойся.  Бог  отдал  новое  распоряжение.  Ты  не  должен
обнаруживать себя, если не возникнет чрезвычайных обстоятельств. Наша первая
атака будет только пробной разведкой боем и послужит предупреждением.
   - Что за  черт?  Почему?  По-моему,  если  драться,  так  насмерть.  Надо
одновременно ударить по нему всем, чем можно,  пока  он  не  узнал  о  нашем
появлении. Лучший случай может нам никогда не представиться.
   - Так сказал бог. Боманц попытался спорить. Но бог победил.
   С  наступлением  сумерек  воздушный  кит  опять  начал  снижаться.  Когда
сгустилась ночная тьма, Боманц разглядел впереди огни военного лагеря.  Пара
мант поднялась в воздух на разведку. Вскоре они вернулись  с  докладом.  Кит
заскользил вниз, к лагерю, держась такого направления, чтобы  пролететь  над
самым центром. Манты посыпались со спины кита  и  разлетелись  в  стороны  в
поисках восходящих воздушных потоков. Боманц  отчетливо  ощущал  приближение
древнего зла. Оно не дремало, но и не держалось настороже.
   Земля надвигалась все ближе и ближе. Боманц прилип к спине  кита,  ожидая
столкновения. Он оставил без внимания  даже  тот  оскорбительный  факт,  что
десятки менгиров окружили кольцом его и Душечку, а в прорехах между  камнями
затаились ее верные головорезы,  готовые  в  случае  чего  сразу  прийти  на
помощь.
   Воздушный кит выровнял полет.  Внизу  скользнули  назад  и  исчезли  огни
лагеря. Там, внизу, раздались крики, но они были  едва  слышны,  заглушаемые
треском и грохотом. Туша  небесного  гиганта,  сметая  все  на  своем  пути,
пронеслась сквозь лагерь, почти касаясь земли. Боманц  уловил  флюиды  шока,
который испытал старый  дьявол,  полностью  захваченный  врасплох.  Безумный
сразу впал в черную ярость.
   Он уже готовился дать отпор, но тут, со всех направлений одновременно, на
лагерь внезапно устремились  манты.  Ночная  тьма  разлетелась  на  осколки,
взорванная вспышками молний, которые вылетали из специальных  органов  мант.
Эти молнии сотнями сверкали посреди лагеря. Тот, внизу, не имел ни малейшего
шанса для контратаки, настолько был занят собственной защитой.
   Левиафан сбросил многотонный балласт и начал  медленно  набирать  высоту,
борясь с мешающим ему грузом захваченной добычи.
   Боманц не мог видеть брюхо кита снизу и был этому  рад.  Щупальца  чудища
крепко сжимали людей, животных, множество всяких других вещей,  которые  оно
считало съедобными. Кит был разумным существом, но не видел  никаких  причин
исключать из своего меню других  разумных  существ,  раз  уж  они  были  его
врагами.
   Представители большинства рас, населявших Равнину Страха, с удовольствием
поедали своих врагов. Практическое  воплощение  этого  мировоззрения  Боманц
находил  отвратительным,  хотя  некоторые  ее  моральные  аспекты  выглядели
довольно привлекательно. Смогли бы  люди  столь  же  бездумно  и  решительно
продолжать свои бесконечные войны,  если  бы  им  приходилось  съедать  всех
побежденных?
   Интересный вопрос. Но как заставить каждого любителя повоевать  выполнить
это условие?
   Манты начали возвращаться.  Они  выглядели  очень  довольными  собой.  Во
всяком случае, так показалось старику.
   Все кончилось. Воздушный  кит  поднялся  на  нужную  высоту,  отлетел  на
безопасное расстояние и теперь занимался дегустацией и пищеварением.  Боманц
встал. Пожалуй, пора на боковую.
   Проходя мимо Молчуна, Душечки и менгира со шрамом,  старик  бросил  в  их
сторону:
   - В следующий раз медведь будет готов к отпору. Вам следовало добить его,
пока он был в ваших руках.

Глава22

   "Медведь" был оглушен постигшей его неудачей, ошеломлен ее размерами.  Он
зализывал раны в своем опустошенном лагере, отчаянно пытаясь  взять  себя  в
руки. Всю жизнь он яростно сражался с  обрушивавшимися  на  него  напастями.
Отдельные неудачи никогда не могли поколебать его боевой дух. Но могучие, не
принимавшиеся им доселе в  расчет,  силы  ввергли  его  в  катастрофу  таких
масштабов, которые на какое-то время полностью подавили его  инициативу.  Он
растерялся, утратил тот безумный волевой напор, двигателем которого была его
неистовая ярость.
   Пес-Жабо дав не испытал такого сильного потрясения.  Слишком  свежи  были
его воспоминания об отпрыске дерева-бога. И он не заблуждался, полагая,  что
то деревце поспешит доложить  о  случившемся  своему  господину.  А  реакция
Праотца-Дерева была лишь вопросом времени.
   Жабодав  уже  бывал  раньше  на  Равнине  Страха.  Тогда   ему   пришлось
столкнуться лицом к лицу с деревом-богом. Воспоминания  о  том  столкновении
были куда как несладкимиЕму едва удалось унести ноги.
   И все же та рискованная вылазка имела смысл. Он  многое  знал  о  Равнине
Страха не понаслышке. Сейчас его опыт мог бы сослужить хорошую службу.  Если
Плетеный захочет к нему прислушаться.
   Только вряд ли он захочет.
   Теперь в Плетеном не было и половины того разума, которым обладал Хромой.
Он настолько замкнулся на самом себе и на  своих  проблемах,  словно  считал
себя центром вселенной.
   Жабодав  рыскал  по  разгромленному  лагерю,  переступая  через  людей  и
человеческие  останки.  Выжившие  находились  в  тяжелом,  удушающем   шоке,
накрывшем их всех, словно тлеющее ватное одеяло. Лишь немногие понимали, что
случилось. Повсюду слышались невнятные разговоры о божьей  каре.  Говорившие
сами не знали, насколько они близки к истине.
   Будет трудно снова объединить их, заставить подчиняться,  если  мнение  о
гневе богов возобладает. Религиозные проблемы и без того разъедали их армию.
   Послышалось  легкое  шипение,  раздался  треск,  полыхнула  ослепительная
вспышка. Шерсть на бестии встала дыбом. Молния ударила совсем рядом,  осыпав
дождем голубых искр. Запахло паленым.
   Солдаты, галдя словно куры, в панике побежали во все стороны.
   Снайпер, выпустивший молнию, пронесся мимо. Упав  с  высоты  в  несколько
миль, он появился и исчез слишком быстро, чтобы  с  ним  можно  было  что-то
сделать. Даже если б то было при свете дня.
   Вспышка. Треск. Вопли  ужаса.  И  еще  один  человек  рядом  конвульсивно
заплясал в облаке голубых огоньков. Вот оно что. Значит,  воздушный  кит  не
дает забыть о  своем  присутствии,  хочет  взять  их  измором,  приступив  к
планомерной программе запугивания. Это  чудище  не  остановится  само,  если
только Плетеный не докажет, что может его остановить.
   Жабодав  отыскал  Плетеного  и  стал  рычать  на  него,  пока  у  того  в
остекленелых глазах  не  появилось  осмысленное  выражение.  Плетеный  резко
мотнул головой и вдруг его начало трясти, причем так,  что  все  прутья  его
тела заскрипели и затрещали. Он изо всех  сил  пытался  взять  под  контроль
обуревавшую его ярость.
   Дать ей волю означало все окончательно погубить.
   Точное попадание любой из  молний  могло  превратить  деревянное  тело  в
горстку пепла, сделав его почти беззащитным и отдав всю его армию во  власть
летающего чудовища. Где-то поблизости,  планируя  над  лагерем,  с  шелестом
проносились манты, выискивая шанс быстро прикончить его. Шанс, упущенный  во
время внезапной атаки.
   - Немедленно потушить все огни в лагере, - шепотом приказал  Плетеный.  -
Они освещают нас, превращая в отличную мишень.
   Конвульсивные подергивания стихли. Он сумел-таки  взять  себя  в  руки  и
принялся бормотать заклинания. Медленно, мучительно медленно, он  выстраивал
вокруг себя колдовскую защиту от мант с их молниями.
   Жабодав бегал  по  лагерю,  щелкал  челюстями,  рычал,  заставляя  солдат
поторапливаться. Костры залили водой, но это не помогло.  Манты  летали  над
лагерем  всю  ночь.  Точность  их  попаданий  не  уменьшилась.  Хотя  и   не
увеличилась.
   Казалось, им больше нравилось наводить  панику,  чем  убивать.  Нравилось
держать всех в напряжении, в тревожном ожиданий следующего  удара.  Странный
способ вести бой.  Хотя  при  очередном  попадании  молнии  в  какого-нибудь
солдата с неба не падало ни единой слезинки.
   Казалось, посланцы дерева-бога  стремились  просто  напугать  и  рассеять
армию  Хромого.  Жабодав  был  озадачен.  Он  не  мог   поверить   в   такое
мягкосердечие нападавших.
   Солдаты, группками по два-три человека, начали разбегаться из лагеря.
   На своих трех настоящих ногах и одной деревянной бестия гонялась за ними,
лаяла, кусалась, гнала обратно, а во время передышек крутила носом,  пытаясь
почуять,  где  находится  воздушный  кит.   Некоторые   дезертиры   пытались
сопротивляться. Ей пришлось убить не меньше дюжины человек,  чтобы  вправить
остальным мозги на место.
   Заклинания теперь обволакивали Плетеного многослойной защитой. Но  наружу
просачивалась боль.
   Жабодав недоумевал. Чем надежнее становилась защита старого призрака, тем
сильнее были испытываемые им страдания. Чтобы сделать эту защиту абсолютной.
Хромому пришлось бы загнать себя  в  состояние  настоящей  агонии,  лишиться
рассудка, дойти до  точки,  откуда  он  уже  не  смог  бы  пробиться  сквозь
собственную защиту обратно.
   Известно ли об этом тем, наверху, подумал Жабодав. Плетеный знал ответ на
этот вопрос.
   - Все их действия направляет та, кого они зовут Белой Розой, - сказал он.
- Она сейчас здесь, наверху, на спине воздушного кита?
   Жабодав взвыл от злости. Белая Роза! Мягкосердечная с виду, но смертельно
опасная, когда доходит до дела.  Ну,  тогда  все  понятно.  Ей  уже  удалось
загнать их в безвыходное  положение.  Без  малейшего  зазрения  совести  она
предоставила  Хромому  выбор:  либо  терпеть  боль,  окружив  себя  надежной
защитой, либо облегчить  страдания,  вновь  оседлав  ненадежного  конька  из
ивовых прутиков. А тем временем им оставалось либо наблюдать, как армия тает
в результате дезертирства, либо силой принудить солдат оставаться в лагере и
тем под, толкнуть их к бунту.
   Но, насколько он помнил повадки Белой Розы, должна  была  оставаться  еще
третья,  не  сразу  видимая  возможность  выбора,  к   которой   их   сейчас
подталкивали. Все же Белая Роза не до конца ПОНИмала, насколько убийственная
мания руководит  поступками  Хромого.  Она  всегда  оставляла  благоприятные
возможности и любила иметь несколько вариантов. А разумный вариант у нее  на
самом деле сейчас был только один: добраться до Хромого и придушить его.
   Да, это была адская ночка. Никто не имел ни минуты передышки. Хромой  так
глубоко укрылся под своей защитой, что и не мог что-либо предпринять в  этой
страшной неразберихе. С наступлением рассвета частота атак возросла,  словно
Белая Роза хотела показать им, что может сделать день еще ужасней ночи.
   Когда взошло солнце, армия была наполовину разбита.  Дерево-бог  выиграло
первый раунд.
   Его посланцы не стали устраивать второй раунд днем.  Небо  очистилось  от
мант. Воздушный кит поднялся очень высоко и отлетел на несколько миль к югу.
Хромой  кое-как  собрал  свою  потрепанную  банду  и  двинулся   завоевывать
следующий город.

***

   Время легких побед миновало. Теперь все, кто оказывался на пути  Хромого,
знали о его приближении. И  всегда  над  головами  висел  монстр  с  Равнины
Страха, карающий меч судьбы, готовый  опуститься  на  их  головы  при  любой
оплошности.
   Сама Белая Роза ошибок не совершала. Всякий раз, когда Хромой бросался  в
атаку, появлялись быстрые и безжалостные манты, своими молниями заставлявшие
его скрыться под скорлупой защитных заклинаний. Он пытался отбиваться,  даже
уничтожил несколько штук. Хромой сдерживал  себя,  в  надежде,  что  однажды
воздушный кит ошибется и подлетит слишком близко. В руинах  уничтоженных  им
городов он искал для себя новое оружие.
   Белая   Роза   ошибок   не   совершала.   Ни   одной.   Но   маниакальная
целеустремленность  Хромого  заставляла  его  армию  двигаться   вперед,   к
намеченной жертве. И до тех пор пока не  свершится  месть,  даже  враждебные
действия дерева-бога  были  просто  докучливой  мелочью,  назойливым  писком
комара.
   Но покончив с главным...
   Покончив с главным, он припомнит все!

Глава23

   - Тут что-то не так, - сказал Смед.
   - Кажется, я начинаю понимать, к  чему  ты  клонишь,  -  ядовито  ответил
Талли. - Тебе кажется, что тут что-то не так.
   Смед уже успел повторить свою фразу раз пять.
   - Вот и Тимми так думает. Тимми, словно эхо, три или четыре раза повторял
за Смедом его слова.
   - Они оба правы, - впервые за долгое время решил  высказать  свое  мнение
Старый Рыбак. - Здесь всегда  было  более  оживленно.  Повозки  на  дорогах.
Охотники и трапперы в лесу.
   Они уже выбрались из Большого леса,  но  еще  не  достигли  по-настоящему
обжитых мест. В здешних краях всегда едва чувствовалось дыхание цивилизации.
   - Посмотрите  туда,  -  указал  рукой  Тимми,  поморщившись.  Его  ладонь
по-прежнему сильно болела.
   Чуть в стороне от дороги стоял  сожженный  дотла  деревенский  дом.  Смед
припомнил свиней, овец и шуточки по поводу запаха со скотного  двора,  когда
они пробирались мимо этого места на север.  Теперь  здесь  ничем  не  пахло.
Рыбак, ускорив шаги, направился к дому, чтобы разузнать, что случилось. Смед
не отставал от него.
   Зрелище вызывало суеверный ужас, хотя беда  пришла  сюда  давно  и  место
наверняка выглядело вполовину не так жутко, как прежде. Больше  всего  Смеда
потрясли кости. Повсюду валялись тысячи костей,  переломанных,  обглоданных,
перемешанных с прахом.
   Рыбак двигался молча, время от времени шевеля кости концом посоха, словно
искал что-то. Но вот он остановился, оперся на посох и  уставился  себе  под
ноги. Смед не спешил подходить к нему. Ему совсем не  хотелось  смотреть  на
то, что обнаружил старик.
   А тот, кряхтя, словно у него  разом  разболелись  все  суставы,  медленно
присел на корточки. Он выудил что-то из праха и показал Смеду.
   Череп ребенка, расплющенный сильным ударом.
   Смед знал, что такое смерть. В том числе насильственная. Вдобавок это  не
была смерть ближнего, тем более давняя. Казалось бы, эти отзвуки прошлого не
должны были его волновать. Но  его  сердце  вдруг  заколотилось,  а  желудок
подступил к горлу. Он почувствовал приступ бессильной злости. И ненависти.
   - Даже детей, - пробормотал он. - Мерзавцы убивали даже детей.
   Рыбак в ответ только хмыкнул.
   Подошел Тимми, а за ним Талли со скучающим видом. Талли  беспокоила  лишь
одна-единственная смерть. Та, которая где-то ждала его самого.  Но  у  Тимми
был самый разнесчастный вид.
   - Они перебили даже всех животных, - сказал он. - Не могу понять, что  им
было нужно? Не вижу смысла.
   - Здесь убивали просто чтобы посмотреть, как льется кровь, -  пробормотал
Рыбак. - Ради удовольствия. И разрушения. Ради чистого зла. Мы уже  повидали
немало таких мест, верно?
   - Думаешь, здесь прошла та же самая банда? Которая прикончила  все  живое
там, откуда мы идем? - спросил Смед.
   - А разве не похоже?
   - Да уж.
   - Мы собираемся торчать тут целый день? - проворчал Талли. - Или все-таки
потопаем дальше? А  может,  ты  решил  здесь  поселиться,  Смед?  Поближе  к
природе? Лично мне не терпится добраться  до  Весла,  чтобы  начать  веселую
жизнь.
   Смед подумал о вине и девочках. Которых ему  так  не  хватало  в  Большом
лесу.
   - Твоя правда, Талли. Хотя пять лишних минут погоды не сделают, -  сказал
он.
   - Не советую вам слишком уж шиковать в городе, мальчики, - заметил Старый
Рыбак. Немало народу заинтересуется, откуда  у  вас  что  взялось.  Найдутся
крутые ребята, которые живо допрут, как вас обчистить.
   - Вот черт, - заворчал Талли. - Опять. Заткнись ты со  своими  треклятыми
проповедями. Кое-что я и сам могу сообразить.
   Они тронулись дальше. Талли продолжал  занудливо  ворчать;  Старый  Рыбак
слушал его не перебивая. Смед только дивился бесконечному терпению  старика.
На его месте он давно уже придушил бы братца. Вряд ли ему захочется  увидеть
Талли раньше чем через месяц после того, как они попадут в город.
   Нет, даже месяца, пожалуй, будет маловато.
   - Как твоя рука? - спросил он Тимми.
   - По-моему, лучше не становится. Я ничего не понимаю в ожогах. А ты? Там,
где хуже всего, кожа покрылась какой-то черной коростой.
   - Я тоже. Правда, видел как-то раз парня, обгоревшего  как  головешка.  -
Смед слегка поежился, вспомнив злой жар, исходивший  от  Серебряного  Клина,
который сейчас болтался в мешке где-то между его лопатками. - Как попадем  в
город, сходишь к врачу. Или к колдуну. Только не тяни с этим, слышишь?
   - Шутишь, что ли? Какое там тянуть, когда так болит? Да я бы сейчас бегом
побежал, если б не надо было тащить этот проклятый мешок.

***

   Вдоль дороги повсюду виднелись руины и прах  -  следы  прокатившейся  тут
резни. Но катастрофа все же не была абсолютной.  Ближе  к  городу  на  полях
работали люди. С каждой пройденной милей их  становилось  все  больше,  этих
людей, со спинами, навсегда согбенными под грузом старых и новых несчастий.
   Век человеческий краток  и  полон  скорбей...  Смед  вздрогнул,  прогоняя
одолевавшие  его  мысли.  Неужели  даже  его  потянуло  на   эти   дерьмовые
философствования?
   Преодолев последний подъем, они наконец увидели город.  Крепостная  стена
была сплошь покрыта строительными лесами. Несмотря на поздний час, на  лесах
копошились люди. За работами присматривали солдаты в сером. Имперцы.
   - Серые ребята, - проворчал Талли. - Не иначе, будет очередная заваруха.
   - Не думаю, - коротко ответил Рыбак..
   - Это еще почему?
   - Если б они ждали нападения, их было бы гораздо больше. Просто  смотрят,
чтобы ремонт шел как надо.
   Талли поджал губы,  нахмурился,  пробормотал  что-то  себе  под  нос,  но
спорить не стал. Чего уж  там,  проглядел  очевидное.  Имперцы  всегда  были
одержимы идеей порядка. Особенно когда речь шла о военных укреплениях.
   Он был недоволен. Его уже тошнило  от  того,  что  Рыбак  явно  соображал
быстрее и лучше, чем он. Смед боялся, что братец может начать  выделываться,
чтобы доказать обратное. И сморозит какую-нибудь несусветную глупость.
   - Мама, дорогая! - с полдюжины раз прошептал про себя Смед, пока они  шли
по городу.
   Дома были разрушены  или  перестроены.  Или  выстроены  заново  на  месте
развалин. - Это же просто черт знает что. Они действительно разнесли  старый
город вдребезги.
   Он чувствовал себя неуютно.  Здесь  оставались  люди,  которых  он  хотел
увидеть. Удалось ли им уцелеть?
   Талли тоже был потрясен.
   - Никогда не видел столько солдат, - сказал он. - С тех  самых  пор,  как
пешком под стол бегал.
   Солдаты были повсюду. Они занимались строительными работами, надзирали за
порядком, патрулировали по улицам,  толпились  около  палаток,  разбитых  на
месте снесенных до основания домов. Похоже,  весь  чертов  город  ими  кишмя
кишел.
   Смеду попадались на глаза эмблемы, штандарты и форма,  каких  он  никогда
раньше не видел.
   - Здесь что-то происходит, - сказал он, заметив повешенного, болтавшегося
в петле на высоте третьего этажа. - Нам лучше держать ухо востро.
   - Ничего  особенного,  -  ответил  Рыбак.  -  Военное  положение.  Чистое
расстройство для всяких проходимцев. Ты прав, Смед. Будем  тише  воды,  ниже
травы, пока не разнюхаем что к чему.
   Сперва они направились туда, где раньше жил Талли. Этого дома  больше  не
было. Талли не шибко расстроился.
   - Поживу у тебя, - сообщил он Смеду. - Пока не подыщу себе местечко.
   Но Смед, уходя, не з