ц.   Он
заговаривал почти со всеми. Те, кто наблюдал  за  развитием  этой  привычки,
поняли, что он говорит сам с собой и не ждет ответа. Могаба вел  бесконечный
спор со своими грехами и призраками - если только не  извергал  пословицы  и
афоризмы, смысл которых по большей части был очевидным, но иногда смутным  и
скрытым.  Ему  особенно  нравилось  выражение:  "Удача  улыбается.  А  потом
предает". Он просто не мог примириться с мыслью о том, что множество  ошибок
в жизни он совершил сам. И до сих пор с трудом отделял "должно быть" от "то,
как есть на самом деле". Впрочем, дураком его назвать было нельзя. Он  знал,
что у него есть проблемы.
   И тем не менее Могаба не сомневался, что он гораздо ближе  к  реальности,
чем его наниматель.
   Душелов, со своей стороны, придерживалась мнения  о  том,  что  она  есть
виртуальный свободный агент, и отказывалась связать себя  брачными  узами  с
какой-либо  конкретной  реальностью.  Она  верила  в  создание   собственных
реальностей, заставляя плоды своего воображения овеществляться.
   Некоторые  из  них  оказывались  весьма   безумными.   Однако   некоторые
продержались дольше жаркого момента их зачатия.
   Могаба  услышал,  как  впереди  спорят  вороны.  Нынче  вороны  буквально
заполонили весь дворец. Душелов их обожала и никому не  позволяла  прогонять
их или обижать. В последнее время ее симпатию обрели и летучие мыши.
   Когда  вороны  заголосили,  немногочисленные  слуги,  еще  оставшиеся   в
коридорах, прибавили  шагу.  Недовольные  вороны  означали  плохие  новости.
Плохие новости гарантированно означали  разгневанного  Протектора.  А  когда
Душелов пребывала во гневе, ей  было  совершенно  все  равно,  кто  окажется
крайним. Но кто-то, безусловно, окажется.
   Могаба вошел в палату совета и принялся ждать. Она заговорит с ним, когда
будет готова. В палате уже находились Гопал Сингх, командир серых, и Аридата
Сингх, командир Городских батальонов. Они  не  были  родственниками,  просто
Сингх - самая распространенная фамилия в Таглиосе. Их присутствие  означало,
что Душелов вновь распекала их за неспособность искоренить достаточно врагов
- перед тем, как подоспели плохие новости.
   Могаба обменялся взглядами с обоими. Так же, как и  себя,  он  считал  их
хорошими людьми, угодившими в капкан  невозможных  обстоятельств.  У  Гопала
имелся  талант  обеспечивать  выполнение  законов.  Аридата  был  столь   же
талантлив в поддержании мира, не вызывая  при  этом  ярость  населения.  Оба
ухитрялись  справляться  со  своими  обязанностями,  несмотря  на  Душелова,
которая обожала и хаос, и деспотизм, и  мучила  каждого  охотно  и  яростно,
подчиняясь деспотизму своих прихотей.
   Душелов материализовалась словно ниоткуда. То  был  талант,  которым  она
ошеломляла "низшие существа". Человек попроще  Могабы  вполне  мог  онеметь,
увидев ее. У нее было изумительное тело, а одеяние из облегающей черной кожи
скорее подчеркивало его очертания, чем  скрывало.  Природа  благословила  ее
идеальным исходным материалом, а  тщеславие  столетиями  побуждало  Душелова
улучшать его, прибегая к косметической магии.
   - Я  недовольна,  -  объявила  Душелов  писклявым,  как  у  избалованного
ребенка, голосом.  Сегодня  она  выглядела  моложе  обычного,  точно  желала
разжечь фантазии каждого встречного юноши. Хотя ворона, примостившаяся, едва
Душелов уселась, на высокой спинке кресла за ее  спиной,  несколько  портила
это впечатление.
   -  Можно  спросить,  почему?  -  поинтересовался  Могаба  -  спокойно   и
невозмутимо. Жизнь во дворце Таглиоса сводилась к  хаотическому  перемещению
от кризиса к кризису. Могаба уже давно  отключал  в  таких  случаях  эмоции.
Когда-нибудь Душелов заставит его  их  включить.  Он  уже  смирился  с  этой
мыслью. И когда тот день настанет, он встретит его спокойно. Лучшего  он  не
заслуживает.
   - В  Роковом  перелеске  проходит  огромный  праздник  Обманников.  Прямо
сейчас. Сегодня  ночью.  -  Теперь  ее  голос  звучал  холодно,  спокойно  и
рассудительно. И был мужским. Со  временем  к  таким  переменам  привыкаешь.
Могаба уже редко обращал на них внимание. Зато недавно назначенный  на  свою
должность  Аридата  Сингх  до  сих  пор  считал  этот  непредсказуемый   хор
раздражающим. Сингх был здравомыслящим офицером и хорошим  солдатом.  Могаба
надеялся,  что  он  продержится  достаточно  долго,   чтобы   привыкнуть   к
особенностям Протектора.  Аридата  заслуживал  лучшего,  чем  он,  вероятнее
всего, получит.
   -  Да,  это  действительно  скверная  новость,  -  согласился  Могаба.  -
Помнится, ты хотела вырубить ту рощу под  корень  и  уничтожить  даже  следы
священного для них места. - Но Селвас Гупта тебя отговорил. Сказал, что  это
создаст плохой прецедент.  -  Гупта  получил  на  это  тайное  благословение
верховного главнокомандующего, не желавшего тратить людские ресурсы и  время
на вырубку леса.  Но  одновременно  Могаба  презирал  Селваса  Гупту  и  его
святошеское выражение превосходства.
   Гупта  занимал  должность  пурохиты,  то  есть  официального   дворцового
капеллана и религиозного советника. Пост пурохиты жрецы навязали Радише Драх
лет двадцать назад, когда принцесса была еще слишком слаба, чтобы  возражать
духовенству. Душелов так до сих пор и не упразднила его. Зато едва  выносила
того, кто его занимал.
   Селвас Гупта пробыл пурохитой  уже  год,  что  неизмеримо  превышало  все
рекорды, поставленные его предшественниками со дня введения Протектората.
   Могаба был уверен, что скользкий змей Гупта теперь не протянет и недели.
   Душелов бросила  на  него  взгляд,  создававший  впечатление,  будто  она
заглядывает  глубоко  внутрь,  сортируя  его  секреты  и  мотивы.   Выдержав
достаточную паузу и как бы давая понять, что одурачить ее  не  удастся,  она
приказала:
   -  Найдите  мне  нового  пурохиту.  И  убейте  старого,  если  он  станет
возражать.
   У нее имелась старинная привычка сурово обращаться с жрецами, которые  ее
разочаровали. У этой привычки имелись семейные  корни.  Поколение  назад  ее
сестричка  вырезала  сотни  жрецов  в   одной-единственной   бойне.   Однако
показательное  отношение  обеих  сестер  к  духовенству  так  и  не  убедило
уцелевших,  что  им  следует  отказаться  от  неистребимой  привычки  плести
всевозможные заговоры. Они оказались упрямцами. И вполне вероятно, что жрецы
в Таглиосе закончатся быстрее, чем заговоры.
   На плечо Душелова спрыгнула ворона. Она протянула ей  какое-то  лакомство
затянутой в перчатку рукой.
   - Ты уже приняла решение? Касающееся моих коллег.  -  Могаба  по  очереди
кивнул на обоих Сингхов. Он слегка ревновал  каждого  из  них  и  уважал  за
способности. Время и постоянные неудачи успели  сгладить  острые  грани  его
некогда мощной самоуверенности.
   - Эти господа уже были  здесь  по  другому  делу,  когда  стали  известны
новости из перелеска.
   Могаба еле заметно прищурился.  Значит,  его  в  это  дело  посвящать  не
собирались? Но он ошибся.
   - Сегодня серые обнаружили  на  стенах  несколько  лозунгов,  -  сообщила
Душелов, на сей раз каркающим голосом  старухи.  Ворона  на  ее  плече  тоже
каркнула. Где-то на улице к ней присоединились другие.
   - Обычное дело, - отозвался Могаба. - Любой идиот с кистью, банкой краски
и умением связать пять букв в  слово,  похоже,  считает  своей  обязанностью
высказаться, если находит чистый кусок стены.
   - То были лозунги из прошлого, - произнесла  Протектор  голосом,  который
использовала в тех случаях, когда сосредоточивалась исключительно  на  деле.
Мужским. Голосом, который казался Могабе его собственным.  -  На  трех  было
написано "Раджахарма", - Как я слышал, культ бходи тоже возрождается.
   - А два других гласили: "Воды спят". А это уже не бходи.  И  не  надпись,
случайно не замеченная на стене четыре года.
   По телу Могабы пробежала дрожь - смесь страха и возбуждения. Он посмотрел
на Протектора.
   - Я хочу знать, кто их пишет, - потребовала она.  -  И  еще  хочу  знать,
почему они решили написать их именно сейчас.
   Могабе показалось, что оба Сингха выглядят осторожно  довольными,  словно
радуются тому,  что  им  предстоит  искать  реальных  врагов,  а  не  просто
раздражать людей, которые, если их не  трогать,  останутся  безразличными  к
дворцовым интригам.
   Роковой  перелесок  находился  за   пределами   города.   А   всем,   что
располагалось за городскими стенами, полагалось заниматься Могабе.
   -  Желаешь  ли  ты,  чтобы  я  предпринял  против  Обманников  какую-либо
конкретную акцию? - спросил он.
   Душелов улыбнулась. А когда она  улыбалась  этой  особой  своей  улыбкой,
становилась заметна каждая минута из прожитых ею столетий.
   - Ничего. Совсем ничего. Они уже разбежались. Я тебе скажу,  когда  нужно
будет действовать. Тогда, когда они не будут к этому готовы.  -  Этот  голос
позвучал холодно, но дополнялся ее зловещей улыбкой.  Могаба  задумался  над
тем, известно ли Сингху, насколько редко  Протектор  показывается  кому-либо
без маски. Это означало, что она намерена вовлечь их в свои схемы  настолько
глубоко, что им уже не отмазаться от такого содействия.
   Могаба кивнул, как полагалось верному слуге. Для Протектора все это  было
игрой. Или, возможно, несколькими играми. Быть может, лишь превращая  все  в
игру, и возможно выжить духовно в мире, где все остальное столь эфемерно.
   - И еще мне нужна твоя помощь в ловле крыс. Падали стало слишком мало.  И
мои детки голодают.
   Душелов снова протянула  вороне  кусочек  лакомства.  Этот  подозрительно
напоминал человеческий глаз.

9. Воронье Гнездо. Инвалид

   - Я все еще жив?
   Спрашивать не было нужды. Я жив. Мертвецам больно не  бывает.  А  у  меня
болел каждый квадратный дюйм тела.
   - Не шевелись, - услышал я голос Тобо. - Или пожалеешь, что шевельнулся.
   Я уже жалел о том, что приходится дышать.
   - Ожоги?
   - Множество. И еще масса ушибов.
   - Ты выглядишь так, словно тебя избили сорокафунтовой дубиной, а то,  что
осталось, медленно поджарили на вертеле, - произнес голос Мургена.
   - А я думал, что ты в Хань-Фи.
   - Мы вернулись.
   - Мы продержали тебя без сознания четыре дня, - добавил Тобо.
   - Как Госпожа?
   - Она в другой постели. И в гораздо лучшем состоянии, чем ты,  -  сообщил
Мурген.
   - А как же иначе? Я  ведь  не  стрелял  в  нее.  Ну,  что  молчишь?  Язык
проглотил?
   - Она спит.
   - А как Одноглазый?
   - Одноглазый не выжил, Костоправ, - еле слышно проговорил Тобо.
   - Что с тобой? - спросил Мурген после паузы.
   - Он был последним.
   - Последним? Каким последним?
   - Последним из тех, кто был в Отряде, когда  я  в  него  вступил.  -  Вот
теперь я стал настоящим Стариком. - Что стало с его копьем? Оно  мне  нужно,
чтобы покончить со всем этим.
   - Какое копье? - не понял Мурген. Тобо сообразил, о чем я спрашиваю.
   - Я сохранил его у себя дома.
   - Огонь его повредил?
   - Немного. А что?
   - А то, что я собираюсь убить эту тварь. Нам давно следовало это сделать.
А ты не своди глаз с того копья. Оно мне нужно. А сейчас я хочу еще  немного
поспать.
   Мне надо уйти туда, где хотя бы на время не будет боли. Да, я  знал,  что
Одноглазый когда-нибудь нас покинет. И думал, что готов к этому. Но ошибся.
   Его кончина означала  гораздо  больше,  чем  смерть  старого  друга.  Она
обозначила конец эпохи.
   Тобо сказал что-то о копье. Но я не разобрал его слов. И  мрак  навалился
быстрее, чем я вспомнил спросить о том, что стало с форвалакой. Если Госпожа
поймала или убила ее, то я напрягался напрасно... Но я сомневался, что с ней
удастся покончить настолько просто.

***

   Мне снились сны. Я вспомнил всех, кто ушел до  меня.  Вспомнил  страны  и
годы. Страны холодные, жаркие, зловещие, а годы  всегда  были  напряженными,
разбухшими от несчастий, боли и страха. Кто-то умирал. Кто-то выживал.  Если
задуматься, то все это не имело смысла. Солдаты живут. И гадают - для чего?
   О, эта солдатская жизнь для меня. О, сколько приключений и славы!
   На выздоровление ушло гораздо больше времени, чем в тот раз, когда я едва
не погиб  под  Деджагором.  Даже  несмотря  на  то,  что  Тобо  помогал  мне
наилучшими целительными чарами, выученными у Одноглазого, и  уговорил  своих
скрытных дружков тоже мне помочь. Говорят, некоторые из них способны вернуть
к жизни даже покойника. А  я  ощущал  себя  покойником,  старой  развалиной,
словно и не насладился преимуществом стасиса,  заморозившего  нас,  пока  мы
были пленниками под равниной. Теперь это меня сильно смущает.  Я  больше  не
могу определить свой возраст. По моим лучшим оценкам, мне  сейчас  пятьдесят
шесть (плюс или минус год-другой) плюс то время, что я провел под землей.  А
пятьдесят шесть лет, братец, это чертовски долгий забег - особенно для парня
с моей профессией. И мне следует  ценить  каждую  оставшуюся  секунду,  даже
самую жалкую и полную боли.
   Солдаты живут. И гадают - для чего?

10. Воронье Гнездо. Выздоровление

   Прошло два месяца. Я ощущал себя постаревшим на десять  лет,  но  все  же
встал с одра и начал ходить - примерно  как  зомби.  Меня  и  в  самом  деле
поджарила едва ли не  до  хрустящей  корочки  струя  почти  чистого  спирта,
вырвавшаяся из дыры, пробитой огненным шаром  Госпожи.  Все  вновь  и  вновь
повторяют, что боги меня  очень  любят,  потому  что  с  такими  ожогами  не
выживают. И что не окажись  я  в  тот  момент  в  удачном  положении,  когда
форвалака находилась именно там, куда ударила пылающая  струя,  то  от  меня
осталась бы лишь кучка костей.
   И я не до конца убежден, что подобное не стало бы лучшим исходом.
   Упорные боли не способствуют росту оптимизма или улучшению настроения.  У
меня даже начала появляться некоторая симпатия к покойной матушке Готе.
   Я ухитрился улыбнуться, когда Госпожа принялась натирать меня целительной
мазью.
   - Даже в плохом можно отыскать нечто хорошее, - сказала она.
   - О да. Еще бы.
   - Вот и думай об этом. Может, ты еще не настолько стар, как думаешь.
   - Это ты во всем виновата.
   - Дрему беспокоит твое желание отомстить за Одноглазого.
   - Знаю, - Этого она могла мне и  не  говорить.  Мне  приходилось  терпеть
таких, как я, когда я был Капитаном.
   - Может, лучше об этом забыть?
   - Это должно быть сделано. И  это  будет  сделано.  И  Дрема  должна  это
понимать. - Дрема - сплошная деловитость. И в  ее  мире  не  очень-то  много
места для эмоционального снисхождения.
   Она думает, что я хочу использовать смерть  Одноглазого  лишь  как  повод
отправиться к вратам в Хатовар, основывая подобный вывод на том, что  десять
лет я пробивался сквозь ад, пытаясь добраться до этого места.
   Ее трудно одурачить. Но она также способна зациклиться на  одной  идее  и
исключить иные вероятности.
   - Она не хочет, чтобы у нас появились новые враги.
   - Новые? Да у нас их вообще  нет.  Уж  здесь  точно.  Пусть  они  нас  не
очень-то и любят, но все целуют нам задницы. Они же нас до смерти боятся.  И
начинают бояться еще больше всякий раз, когда к  свите  Тобо  присоединяется
очередная Белая Дама, Синий Человек, ведьмак или еще  какой-нибудь  персонаж
сказок-страшилок.
   - Так все дело в этом? Я вчера видела вместе с Черными  Гончими  какое-то
чудище, которое Тобо назвал "вовси". - Моя красавица  способна  ясно  видеть
этих призраков, даже здесь. - Размером с бегемота, но  выглядит  как  жук  с
головой ящерицы. Причем ящерица с большими зубами. Цитируя Лебедя,  "у  него
такой вид, точно он грохнулся с дерева, а в полете наткнулся на все ветки до
единой".
   Похоже, Лозан Лебедь культивирует себе  новый  образ  -  грубоватого,  но
колоритного старикана.
   Надо же кому-то занять место Одноглазого. Хотя я и сам подумывал  о  том,
чтобы подобрать его знаменитую трость.
   - Что нам известно о форвалаке? - спросил я.  Прежде  я  не  спрашивал  о
подробностях. Я знал, что проклятая тварь сбежала. И это все,  что  я  хотел
знать, пока не буду готов строить планы о том, как завершить эту историю.
   - Хвост она оставила здесь. Получила несколько ожогов и глубоких  ран,  а
последним огненным шаром я ее  частично  ослепила.  Она  потеряла  несколько
зубов. Тобо изготовил несколько фетишей, использовав их и клочки  ее  плоти,
вырванные Черными Гончими, когда она убегала к вратам.
   - Но все же она смогла вернуться в Хатовар.
   - Смогла.
   - В таком случае убить ее будет столь же трудно, как и Ревуна.
   - Уже нет. Я кое-чему научила Тобо.
   - Ты ему помогла?
   - Мое злодейство имеет древние  корни.  Разве  нет?  Разве  не  ты  писал
несколько раз нечто подобное?
   - Особенно после того, как узнал тебя... Ой! Ну ладно... До тех пор, пока
ты оставалась такой же плохой девочкой, как сейчас... - Я не припоминаю, что
писал именно те слова, что она процитировала, но  знаю,  что  написал  нечто
похожее много лет назад. Не преувеличивая. - Я отправлюсь за ней.
   - Знаю. - Она со мной не спорила. Они надо  мной  насмехаются.  И  хотят,
чтобы я вел себя смирно. Дрема вступила в щепетильные переговоры с  Шеренгой
Девяти. Суд Всех Времен  и  монахи  из  Хань-Фи  уже  на  нашей  стороне.  А
генералов Шеренги все никак не удавалось убедить, что  они  поступят  мудро,
дав нам то, что мы хотим, хотя Отряд уже разросся до такой численности,  что
стал серьезной обузой для экономики Хсиена. И представлял угрозу, если  идея
о  завоевании  сумеет  укорениться.  Лично  я  не  видел  здесь  ни  единого
полководца или даже союза полководцев, которые продержатся против нас дольше
клочка дыма, унесенного ветром,  если  нам  понравится  идея  завоевания.  И
большинству военачальников это тоже ясно.
   Они до сих пор отчаянно желали заполучить Маришу Мантару Думракшу, он  же
Хозяин Теней по имени Длиннотень. Их страсть к мести  опиралась  на  расовую
одержимость. Они не распространялись о том зле, которое  Длиннотень  обрушил
на их предков, но  у  нас  имелись  свои  источники  информации  в  Хань-Фи.
Жестокость Длиннотени была столько же изощренной,  как  и  любое  злодейство
Душелова, но  куда  более  ужасной  для  его  жертв.  Необходимость  увидеть
Длиннотень перед трибуналом сплачивала любой союз генералов,  юридические  и
дворянские суды и даже некоторые духовные традиции  Хсиена.  Мариша  Мантара
Думракша - вот единственное, с чем соглашались все без исключения.  И  я  ни
разу не заподозрил даже намека на то, что некто намерен попытаться захватить
контроль над Длиннотенью, чтобы усилить собственную власть.
   Поэтому Дрема и  не  желала,  чтобы  нетерпеливый,  грубый,  но  все  еще
влиятельный бывший Капитан путался у нее под ногами  со  своим  сарказмом  и
высказывал свое мнение, пока она пытается выжать последнюю и желательную для
нее концессию из Шеренги Девяти. Она была уверена, что годы нашего  хорошего
поведения склонят чашу весов. А если нет.., что ж, она из тех, у кого всегда
припасена запасная схема. Более того, она принадлежала к  той  замечательной
породе злодеев, для которых известная всем и очевидная  схема  вполне  может
оказаться лишь дымовой завесой для главного плана. Наша  Дрема  -  способная
юная злодейка.
   В Стране Неизвестных Теней нет серьезных чародеев. Фраза "Все зло умирает
там бесконечной смертью" означает, что после бегства Хозяев Теней всех более
или менее талантливых магов  здесь  просто-напросто  казнили.  Но  знания  в
Хсиене имеются и оберегаются. Есть несколько огромных монастырей - среди них
Хань-Фи самый большой, - которые как  раз  и  предназначены  для  сохранения
знаний. Монахи не делят знания на хорошие или плохие и не выносят  моральных
суждений. Они придерживаются позиции, что никакое знание не является злом до
тех пор, пока кто-либо не решит творить зло с его помощью.
   Хотя меч задуман и создан именно для того,  чтобы  калечить  человеческое
тело, он по сути своей есть лишь инертный металл, пока кто-нибудь  не  решит
взять его и нанести удар. Или решит не делать э