.
   Все зависело от Меняющего. Мы должны были сидеть  тихо,  пока  он  не
подаст нам знак. Я приготовился действовать. Когда Элмо перекроет все на
верху и паника распространится до самого низа, придется  пошевеливаться.
Тем временем мы наблюдали за истязанием полковника Зуада.
   Хотя по полковнику это  не  особенно  было  заметно,  но  палачи  уже
поработали  над  ним.  Я  думаю,  любой  бы  выглядел   опустошенным   и
съежившимся, попади он к ним в руки.
   Мы сидели как три истукана. Я мысленно подгонял Элмо, потому что  был
приучен  получать  удовольствие  от  исцеления,   а   не   от   терзания
человеческой плоти.
   Даже Ворон выглядел неважно. Без сомнения, он неоднократно придумывал
различные муки для Зуада, но когда это начало воплощаться в  жизнь,  его
внутреннее человеколюбие все-таки  победило.  В  его  духе  было  просто
ткнуть человека ножом - и дело с концом.

Глава 9

   Земля зашаталась, как будто громадная нога топнула по ней. Со стен  и
потолка все посыпалось. Воздух наполнился пылью.
   -  Землетрясение!  -  заверещал  кто-то.  Все  повстанцы  ринулись  к
лестнице. Началась потасовка. Меняющий спокойно сидел и улыбался.
   Земля вздрогнула опять.  Я  боролся  с  инстинктом  самосохранения  и
продолжал сидеть. Меняющий не беспокоился. А с какой стати тогда  должен
волноваться я?
   Он указал  на  Зуада.  Ворон  кивнул,  поднялся  и  подошел  к  нему.
Полковник  был  в  сознании  и  здравом  уме.  Но  он  сильно  испугался
землетрясения. Он с благодарностью посмотрел на Ворона, когда тот  начал
его развязывать.
   Громадная нога топнула опять. В одном углу завалилась  поддерживающая
опора. Струйка песка начала сочиться в подвал. Остальные балки  скрипели
и ерзали. Я едва владел собой.
   В какой-то момент во время последнего сотрясения Ворон перестал  быть
Твердым. Меняющий перестал быть Кукурузником. Зуад посмотрел на  них,  и
до него дошло. Его лицо застыло и побледнело. Кажется, Ворон и  Меняющий
пугали его больше, чем повстанцы.
   - Да-а, - сказал Ворон. - Время расплаты. Земля встала на дыбы.
   Сверху послышался приглушенный  грохот  рухнувшей  кирпичной  кладки.
Несколько  фонарей  упали  и  погасли.  Пыли  было  столько,  что  почти
невозможно  стало  дышать.  А  повстанцы  кувыркались  обратно  вниз  по
лестнице, оглядываясь назад.
   - Здесь Хромой, - сказал Меняющий.  Казалось,  он  не  огорчился.  Он
поднялся и встал напротив лестницы. Он опять был Кукурузником.  А  Ворон
опять был Твердым. Все помещение  заполнилось  повстанцами.  В  давке  и
почти полной темноте я потерял Ворона из  виду.  Наверху  кто-то  закрыл
дверь. Повстанцы притихли, как мышки. Было слышно,  как  стучат  сердца,
когда они смотрели на  лестницу  и  раздумывали,  достаточно  ли  хорошо
замаскирована эта тайная дверь.
   Несмотря  на  осыпающуюся  землю,  я  слышал,  как   наверху   кто-то
передвигается по подвалу. Шарк-топ, шарк-топ. Как  будто  инвалид  идет.
Мой взор тоже застыл на потайной двери.
   На этот раз землю тряхнуло сильнее всего. Дверь вылетела внутрь.
   Дальний конец  помещения  осел.  Земля  заглатывала  кричащих  людей.
Человеческое стадо колыхалось то туда, то сюда в поисках несуществующего
спасения. Только Меняющий и я не участвовали  в  этом.  Мы  наблюдали  с
острова спокойствия.
   Все фонари погасли. Свет исходил только из пролома наверху  лестницы.
Он выделял  силуэт  человека,  один  вид  которого  производил  зловещее
впечатление.
   Я похолодел. На меня напала безудержная дрожь. И это было  не  просто
потому, что я так много слышал о Хромом. От него веяло чем-то таким, что
я почувствовал себя арахнофобом,  которому  бросили  в  ладони  большого
мохнатого паука.
   Я взглянул на Меняющего. Это был Кукурузник, просто один  из  команды
повстанцев. Была ли у  него  причина,  чтобы  не  хотеть  быть  узнанным
Хромым? Он произвел  какие-то  манипуляции  руками.  Нашу  яму  заполнил
ослепительный свет.
   Я ничего не видел. Только слышал, как  трещат  раздвигающиеся  балки,
освобождая дорогу. На этот раз я не колебался, а ринулся вместе со всеми
к лестнице.
   Я думаю, Хромой испугался больше всех. Он никак не ожидал какого-либо
серьезного сопротивления.
   Фокус Меняющего застал его врасплох. Он не успел даже защитить  себя,
как обезумевшая толпа опрокинула его.
   Последними но лестнице поднялись мыс Меняющим.  Я  перепрыгнул  через
Хромого. Это был небольшой человек в коричневом, в нем  не  было  ничего
ужасного, когда он корчился на полу.  Я  поискал  лестницу,  ведущую  из
подвала.
   Тут Меняющий схватил меня за руку. Хватка была мертвой.
   - Помоги мне.
   Он поставил ногу на ребра Хромому и начал переваливать его ко входу в
яму, из которой мы выбрались.
   Снизу доносились стоны людей и крики о помощи. На  нашем  уровне  пол
местами осел и покорежился. Больше из страха попасться в  ловушку,  если
мы не поторопимся, а не из желания досадить Хромому, я  помог  Меняющему
столкнуть другого Поверженного в яму.
   Меняющий оскалился и показал мне поднятый вверх большой  палец  руки.
Он опять произвел какие-то манипуляции, и пол под ним осел  еще  больше.
Он отпустил мою руку и направился к лестнице. Мы выбрались на улицу. Там
царил такой шум и гам, какого этот город не слышал уже давно.
   Как будто лиса забралась  в  курятник.  Люди  беспорядочно  бегали  в
разных направлениях, бессвязно вопя и  ругаясь.  Окружившие  их  Элмо  с
остальными гвардейцами загоняли всех обратно в развалины, работая мечами
направо и налево. Повстанцы были слишком обалдевшими, чтобы организовать
защиту.
   Если бы не было Меняющего, я, наверное, не смог  бы  там  выжить.  Он
делал что-то такое, что отклоняло от него острия стрел и мечей. А я, как
самый хитрый, прятался за ним, пока мы не оказались в  безопасности,  за
линией, образованной гвардейцами.
   Это была большая победа Леди. Она превзошла все ожидания  Элмо.  Пыль
еще не успела осесть, а город,  похоже,  уже  полностью  был  очищен  от
повстанцев. Меняющий находился в центре событий, оказывая  нам  медвежьи
услуги и подолгу соображая, прежде чем врубиться в  обстановку.  Он  был
счастлив, как ребенок, поджигающий фейерверк.
   Затем он исчез так, будто его никогда и не существовало.  А  мы  были
измучены настолько, что просто  ползли,  как  ящерицы,  собираясь  возле
конюшни  Кукурузника.  Элмо  начал  перекличку.  Отозвались  все,  кроме
одного.
   - Где Ворон? - спросил Элмо.
   - Я думаю, его похоронило, когда  обрушился  дом.  Вместе  с  Зуадом,
сказал я ему.
   - Этого  следовало  ожидать,  -  заметил  Одноглазый.  -  Нелепо,  но
закономерно. Хотя, конечно, жаль. На этот раз ему не повезло.
   - Хромой тоже там остался? - спросил Элмо.
   - Я помог его похоронить, - усмехнулся я.
   - И Меняющий исчез.
   Меня стало что-то беспокоить. Мне хотелось знать, повинно ли  в  этом
одно только мое воображение или нет. И я думал все об одном  и  том  же,
пока все собирались, чтобы вернуться в крепость.
   - Видишь ли. Меняющего видели только наши люди. А повстанцы и  Хромой
наших людей видели кучу. В особенности  твоих,  Элмо.  А  также  меня  и
Ворона.
   Кукурузника найдут мертвым.  У  меня  такое  чувство,  что  Меняющему
самому ничего не  стоило  добраться  до  Зуада  или  уничтожить  местное
повстанческое командование. По-моему, нас просто  сделали  соучастниками
представления, где пострадал Хромой. Вот какое коварство.
   Элмо любил выглядеть этаким  большим  и  глупым  деревенским  парнем,
который превратился в солдата. Но у него острый ум. Он не только  понял,
что я имею в виду, но и немедленно связал это со своей расстановкой  сил
среди Поверженных.
   - Нам надо  убираться  отсюда  к  чертовой  матери,  пока  Хромой  не
выбрался оттуда. И я имею в виду не только Весло,. а Форсберг. Ловец Душ
поставил нас на доску в качестве передовых  пешек.  Мы  можем  оказаться
между молотом и наковальня.
   Несколько секунд он кусал губы, а потом начал действовать;  он  опять
стад сержантом, который орет на всех, потому что его  люди  недостаточно
быстро двигаются.
   Элмо почти паниковал, но он был солдатом до мозга костей.  Наш  отход
был не слишком шумным и веселым. Мы вышли из города, сопровождая фургоны
с продовольствием, которое собрал патруль Леденца.
   - Я, наверное, сойду с ума, когда мы наконец приедем назад. Я  просто
начну грызть дерево, -  сказал  мне  Леденец.  И  через  несколько  миль
задумчиво: - Я тут  думал,  кому  лучше  обо  всем  рассказать  Душечке.
Костоправ, это дело добровольное. Но у тебя правильный подход. Ты умеешь
разговаривать с людьми.
   И всю оставшуюся дорогу эта мысль не давала мне покоя. Черт побери!
   Большой переполох в Весле, конечно, не был концом всей этой истории.
   Круги разошлись по воде. Последствия не заставили себя ждать.  Судьба
тоже приложила здесь свою грязную лапу.
   Кочерга повел главное наступление, пока Хромой копал себе  дорогу  из
могилы. Он сделал это, не зная, что его противник  отсутствует  на  поле
боя.
   Но результат был тот  же.  Армия  Хромого  развалилась.  Наша  победа
пропала даром. Банды повстанцев с гиканьем носились по Веслу, охотясь за
агентами Леди.
   А мы, благодаря предусмотрительности Ловца Душ, уже двигались на юг и
смогли избежать участия в этой заварухе. Мы стали частью гарнизона Вяза,
а Хромой спасся бегством и, заклейменный позором,  укрылся  с  остатками
армии на Плато. Он знал, кто с ним все это  сделал,  но  ничего  не  мог
предпринять.
   Его связи с Леди были слишком слабы. А он ничего больше не желал, как
только остаться ее  верным  сторожевым  псом.  И  ему  придется  сначала
одержать несколько побед, чтобы завоевать доверие, прежде чем  пробовать
разобраться с нами или с Ловцом Душ.
   Но от этого мне было не легче. Сегодня  он  червяк,  а  завтра  может
подняться опять. Дай только время.
   Кочерга был так воодушевлен своим успехом, что не стал успокаиваться,
заняв Форсберг. Он двинулся на юг. Ловец Душ приказал нам  выступить  из
Вяза всего через неделю после того, как мы там устроились.
   Расстроился  ли  Капитан  из-за  всего,   что   произошло?   Ему   не
понравилось, что так много людей ушли сами по себе, нарушив или  исказив
его инструкции?
   Наверное, повисшие на нем дополнительные обязанности были так тяжелы,
что могли бы переломить хребет и быку. Или ночные мадонны  в  Вязе  явно
разочаровались в Черной Гвардии. Но я не хочу об этом думать. Человек  -
это дух дьявола.
   Люди выстроились повзводно. Фургоны были загружены и готовы к походу.
   Капитан и Лейтенант совещались  с  сержантами.  Одноглазый  и  Гоблин
забавлялись чем-то вроде игры. Маленькие темные  твари  воевали  друг  с
другом по углам нашего лагеря. Большинство из нас глазело, заключая пари
на то и на это, как кому улыбнется фортуна.
   - Приближается всадник! - прокричал часовой, стоявший у ворот.
   Никто не обратил никакого внимания.  Посыльные  приезжают  и  уезжают
целыми днями.
   Ворота со скрипом отворились. Душечка захлопала в ладоши и  помчалась
ко въезду в лагерь.
   Там, такой же  потрепанный,  как  и  в  первый  день,  когда  мы  его
встретили, ехал наш Ворон. Он  подхватил  Душечку,  крепко  ее  обнял  и
посадил верхом перед собой. Затем он доложил Капитану. Я услышал, как он
сказал, что вес его долги выплачены и отныне у него нет никаких дел  вне
Черной Гвардии.
   Капитан долго на него смотрел, потом кивнул и приказал занять место в
строю.
   Он пришел к нам, чтобы провернуть  свои  собственные  дела,  а  нашел
здесь свой новый дом. Его приняли в семью.  Мы  вывали  к  новому  месту
назначения на Плато.

ЧАСТЬ III
КОЧЕРГА

Глава 1

   Ветер  свистел  и  завывал  вокруг  крепости  Мейстрикт.  Арктические
чертенята задували своим ледяным дыханием через щели и трещины в  стенах
моей комнаты. Язычок  пламени  в  лампе  дергался  и  приплясывал,  едва
выживая. Когда пальцы мои совсем коченели, я ненадолго согревал их возле
огня.
   Ветер был очень силен. Он дул с севера и нес с собой снежное крошево.
   За ночь снега выпало целый фут. И  ожидалось  еще  больше.  От  этого
страдания станут еще сильнее. Я пожалел Элмо с его бандой. Они охотились
за повстанцами.
   Крепость Мейстрикт. Жемчужина оборонительных сооружений на Плато.
   Промерзшая зимой, отсыревшая весной и духовка летом. Поклонники Белой
Розы и основные силы повстанцев были  самыми  незначительными  из  наших
проблем.
   Плато имеет форму длинного наконечника стрелы,  указывающего  на  юг.
Этот  плоский  участок  поверхности  расположен  между   двумя   горными
хребтами.
   Крепость Мейстрикт стоит на самом острие этого наконечника.  Цитадель
встречает здесь и погоду и врагов. Наша задача  -  удержать  этот  якорь
северной оборонительной системы Леди. Почему Черная Гвардия?
   Мы - лучшие. Повстанческая  инфекция  начала  Проникать  через  Плато
вскоре  после  падения  Форсберга.  Хромой  попытался  ее  остановить  и
потерпел поражение. Леди послала  нас,  чтобы  ликвидировать  устроенный
Хромым беспорядок. Любой  другой  выбор  означал  бы  потерю  еще  одной
провинции.
   У ворот послышался сигнальный звук трубы. Возвращался Элмо.
   Но никто не выбежал его встречать.  Правила  не  допускают  излишнего
любопытства. Каждый раз надо делать вид, что твои поджилки  не  трясутся
от страха. Народ просто выглядывал  из  укромных  местечек,  интересуясь
собратьями, которые пришли с  охоты.  Потеряли  кого-нибудь?  Кто-нибудь
тяжело ранен? Они ближе тебе, чем родственники. Ты  много  лет  сражался
,бок о бок с ними. Не все они были друзьями,  но  все  -  одной  семьей.
Единственной семьей каждого.
   Воротник постучал по  лебедке,  отбивая  лед.  Изъявляя  визгом  свой
протест, решетка поднялась. Как историк Гвардии, я мог  встретить  Элмо,
не нарушая неписаных правил. Ну и дурак! Я вышел на самый ветер и стужу.
   Множество жалких теней  просматривались  через  стену  секущего  лицо
снега.
   Лошадки еле тащились. Их седоки тонули в заснеженных  и  заледеневших
гривах.
   И животные, и люди сжались, пытаясь избежать царапающих когтей ветра.
Клубы пара от дыхания лошадей и людей быстро уносились в сторону.  Глядя
на такое, от холода задрожала бы и снежная баба.
   Из всей Гвардии только Ворон  до  этого  видел  снег.  Короче,  добро
пожаловать на службу Леди.
   Всадники приблизились. Они скорее были похожи  на  беженцев,  чем  на
полноправных членов Черной  Гвардии.  В  усах  Элмо  мерцали  бриллианты
льдинок.
   Остальная  часть  лица  была  скрыта  какими-то  лохмотьями.   Другие
гвардейцы были так замотаны тряпками, что я не мог сказать, кто  из  них
кто. Только Немой выделялся, непоколебимо высокий.  Он  смотрел  вперед,
презирая этот безжалостный ветер. Проезжая через ворота, Элмо кивнул.
   - Мы уже чуть не начали раздумывать, - сказал я.
   Раздумывать   значило   беспокоиться.    Правила    требовали    быть
безразличным.
   - Тяжелый переход.
   - Ну и как?
   - Двадцать три - ноль в пользу Черной Гвардии. Для тебя  нет  работы,
Костоправ, за исключением Йо-Йо, у него легкое обморожение.
   - Добрались до Кочерги?
   Кочерга с помощью своего весьма умелого колдовства и хитрости на поле
боя оставил Хромого в дураках. И Плато было уже почти в его руках, когда
Леди  приказала  нам  занять  там  позиции.  Это  удивило  всю  империю.
Какому-то наемному командиру были , приданы  силы,  которые  обычно  мог
использовать только кто-нибудь из Десяти.
   Зима на Плато была такой, какой она была всегда. И только возможность
поохотиться на самого Кочергу заставила Капитана  погнать  в  поле  этот
патруль.
   Элмо открыл лицо и кисло улыбнулся. Разговаривать он  не  хотел.  Ему
придется сейчас пересказать все еще раз Капитану.
   Я заметил Немого. Ни тени улыбки на его мрачном лице. Он ответил  мне
слабым движением  головы.  Да,  еще  одна  победа,  ставшая  поражением.
Кочерга убежал опять. Таким макаром он  может  отправить  нас  вслед  за
Хромым; жалкие мыши, которые обнаглели настолько, что напали на кота.
   Однако они потеряли двадцать три человека из местного  повстанческого
руководства, и это о чем-то говорит. В общем-то, для одного дня неплохо.
   Успешней, чем любая из операций Хромого.  Вышли  люди,  чтобы  увести
расседланных лошадей. В главном зале выставили подогретое вино и горячую
еду. Я не отходил от Элмо и Немого,  ожидая  их  рассказов.  Сквозняк  в
главном зале крепости Мейстрикт  был  лишь  чуть  меньше,  чем  в  жилых
помещениях. Я занялся Йо-Йо. Остальные набросились на еду.
   По окончании пиршества Элмо, Немой,  Одноглазый  и  Беспалый  уселись
вокруг небольшого стола. Появились карты. Одноглазый  сердито  посмотрел
на меня.
   - Так и собираешься стоять и чесать  свой  зад,  Костоправ?  Тебя  не
хватает для комплекта.
   Одноглазому по меньшей мере сотня лет отроду. За последний век Анналы
неоднократно отмечают его бурный  темперамент.  Не  упоминается  только,
когда  он  вступил  в  Гвардию.  Во  время  Городской  Битвы  записи  за
семидесятилетний   промежуток   времени   были   утрачены.    Одноглазый
отказывается поведать что-либо об этих семидесяти годах. Он говорит, что
не верит в историю.
   Элмо сдал карты. По пять каждому игроку.
   - Костоправ! - дернулся Одноглазый, указывая на  пустой  стул.  -  Ты
собираешься садиться?
   - Не-а. Жду, пока заговорит Элмо, - я ковырял в зубах карандашом.
   Одноглазый был на редкость в хорошей форме. Из ушей  у  него  повалил
дым, изо рта выскочила вопящая летучая мышь.
   - Кажется, он раздражен, - заметил я. Все заулыбались.
   Подкалывать Одноглазого - лучшее время препровождение.
   Одноглазый ненавидит работу во время  ведения  боевых  действий.  Еще
больше он ненавидит что-то упускать. Улыбка Элмо и одобрительные взгляды
Немого убедили его в том, что он пропустил что-то стоящее.
   Элмо еще раз сдал карты, всматриваясь в них почти вплотную.  Глаза  у
Немого заблестели. Без сомнения, он приготовил какой-то сюрприз.
   На место, которое было предложено мне, уселся Ворон.  Никто  не  стал
возражать. Даже Одноглазый никогда не возражает против того,  что  решил
сделать Ворон.
   Ворон. С тех пор, как  мы  покинули  Весло,  он  стал  холоднее,  чем
нынешняя погода. Может быть, его душа умерла. Он одним  только  взглядом
заставляет человека дрожать. От него исходит могильный дух.  Но  Душечка
все еще любит его. Бледная, хрупкая, легкая, она положила одну руку  ему
на плечо, пока он заказывал себе карты. Она ему улыбалась.
   Ворон очень полезен в игре, когда в ней участвует Одноглазый.
   Одноглазый очень любит болтать. Но  только  не  тогда,  когда  играет
Ворон.
   - Она стоит на Башне, вглядываясь вдаль. Ее нежные руки  сомкнуты  на
груди.  Через  распахнутое  окно  мягко  скользит  ветерок.  Он  колышет
полуночный шелк  ее  волос.  Бриллианты  слезинок  сверкают  на  плавных
очертаниях ее щек.
   - Хо-о-у!
   - Ого!
   - Автора! Автора!
   - Чтоб у тебя в постели свинья опоросилась, Вилли.
   Это типы заливались над моими фантазиями о Леди. Мои наброски  -  это
игра, в которую я играю сам с собой. Черт, для их уровня мои  упражнения
должны быть на высоте по художественным меркам. Только  Десять,  Которые
Были Повержены, когда-либо видели Леди. Никто  не  знает,  отвратительна
она или красива.
   - Бриллианты  слезинок  сверкают,  а?  -  сказал  Одноглазый.  -  Мне
нравится. Ты, наверное, втюрился в нее, Костоправ?
   - Тормози. Я вам тут не клоун. Вошел Лейтенант, сел  и  наградил  нас
мрачным взглядом. Видимо, его миссия  в  этой  жизни  не  была  одобрена
свыше.
   Это означало, что Капитан уже  идет.  Элмо  привел  себя  в  порядок,
расправил плечи.
   Наступила тишина. Люди появились, как по волшебству.
   - Да заприте эту чертову дверь! - проворчал Одноглазый.  -  Чего  они
там толкутся, я отморожу себе задницу. Сдавай, Элмо. Вошел Капитан и сел
на свое обычное место.
   - Ну, давай, послушаем, сержант. Капитан у