шие нас мальчики уже миновали какую-то веху на
своем пути к монашеству. И вряд ли мы сможем увидеть  здесь  кого-то  моложе
их.
   Лебедь подобрал камень размером с небольшое яблоко.
   - Я его брошу с вершины, когда поднимемся. Хочу посмотреть, как он станет
падать.
   Где-то в глубине души Лебедь так и остался  мальчишкой.  Он  до  сих  пор
мечет по воде камешки, оказавшись на берегу реки или пруда. И  даже  пытался
обучить меня этой премудрости по дороге в  Хань-Фи.  Но  форма  моих  рук  и
пальцев уже не та, чтобы из меня вышел ловкий метатель камешков.  Теперь  им
уже многое не под силу. Даже держать перо уже трудновато.
   Мне не хватает Одноглазого.
   - Смотри только не звездани какому-нибудь генералу камушком промеж  глаз.
Многие и так нас не очень-то любят. - Они нас боятся. И  не  могут  отыскать
способ, как нами манипулировать. Они  снабжают  нас  провизией  и  позволяют
набирать  рекрутов  в  надежде,  что  мы  когда-нибудь  уйдем.  Оставив   им
Длиннотень. А мы им не сообщаем,  что  могли  бы  обойтись  и  без  местного
финансирования, чтобы обеспечить нашу военную кампанию за пределами равнины.
За четыреста лет для нас стала естественной мысль: все, кто общается с нами,
должны немного нервничать. И не надо  говорить  им  то,  чего  им  знать  не
следует.
   Длиннотень. Мариша Мантара Думракша. У него есть и несколько других имен.
Ни одно из них не указывает на популярность.  До  тех  пор,  пока  мы  можем
доставить его в цепях, военачальники  стерпят  почти  что  угодно.  Двадцать
поколений их предков взывают к мщению.
   Я подозреваю, что приписываемая Длиннотени  злобность  выросла  во  время
пересказов,  сделав  тем  самым  героев,  которые  его  изгнали,  настоящими
гигантами.
   Хотя военачальники сами солдаты, они нас не  понимают.  Они  отказываются
признать тот факт, что они солдаты другой породы, призванные на службу  ради
целей гораздо менее масштабных, чем наши.

14. Страна Неизвестных Теней. Хань-Фи

   Мы с Лебедем стояли, глядя из окна зала, где пройдут  наши  переговоры  с
Шеренгой Девяти. Вскоре. У них  ушло  немало  времени,  чтобы  добраться  до
Хань-Фи, а затем изменить внешность, дабы сохранить анонимность. Из окна  мы
не видели ничего, кроме тумана. Лебедь так и не бросил подобранный камень.
   - Я-то думал, что уже вернул себе форму. И ошибся. У меня все тело болит,
- сказал я.
   - Говорят, что некоторые здесь  живут  всю  жизнь,  перемещаясь  лишь  на
этаж-другой после того, как заканчивается  их  ученичество  и  они  получают
задание, - заметил Лебедь.
   - Такие  люди  уравновешивают  тебя  и  меня.  -  Лебедь  за  свою  жизнь
странствовал поменьше моего, но здесь, на краю света, лишние несколько тысяч
миль уже не казались важными. Я  попытался  разглядеть  каменистую  равнину,
которую мы пересекли, приближаясь к монастырю, но, когда  я  взглянул  вниз,
туман показался лишь плотнее.
   - Думаешь о том, что спускаться будет легче? - спросил Лебедь.
   - Нет. О том, что, живя в такой изоляции, получаешь  весьма  ограниченный
взгляд на мир. - Не говоря уже о ничтожно малом количестве женщин в Хань-Фи.
Да и те,  что  живут  здесь,  принадлежат  к  женскому  монашескому  ордену,
соблюдающему целибат и  ухаживающему  за  подаренными  младенцами,  а  также
самыми старыми  и  самыми  больными  обитателями  монастыря.  Остальное  его
население состоит из монахов, все они бывшие подкинутые младенцы и все также
дали обет воздержания. Наиболее  фанатичные  из  братьев  даже  делают  себя
физически не способными поддаться искушению. А такое заставляет  почти  всех
моих братьев содрогаться и считать монахов личностями еще более странными  и
причудливыми, чем ночные приятели Тобо. Никакому солдату не понравится  идея
расстаться со своим лучшим другом и любимой игрушкой.
   - Ограниченный взгляд  может  быть  такой  же  силой,  как  и  слабостью,
Освободитель, - произнес чей-то голос у нас за спиной. Мы, обернулись. К нам
присоединился друг Дремы, Сурендранат Сантараксита.  Ученый  был  облачен  в
местную одежду и щеголял принятой в  Хань-Фи  прической  -  то  есть  полным
отсутствием волос, - но лишь глухой и  слепой  принял  бы  его  за  местного
монаха. Кожа у него темнее, чем у любого из местных, а черты  и  форма  лица
больше напоминают мои  и  Лебедя.  -  Этот  туман  и  ограниченность  обзора
помогают монахам избегать мирских привязанностей. И поэтому их нейтральность
остается безупречной.
   Я забыл упомянуть, что когда-то Хань-Фи оправдывал  любого  из  тех,  кто
сотрудничал с режимом Хозяев Теней. Этот досадный  исторический  эпизод  был
постепенно выжжен кислотой времени и наглой ложью.
   Сантараксита был счастлив. Он был убежден, что здесь  образованным  людям
уже нет нужды продаваться власть имущим, дабы оставаться учеными.  И  верил,
что даже Шеренга Девяти прислушивается к мудрости старших монахов. Он был не
способен понять, что  если  Девятка  обретет  больше  власти,  то  отношения
Хань-Фи с Шеренгой  скоро  превратятся  в  подчинение.  Мастер  Сантараксита
славен своим умом и наивностью.
   - Почему? - поинтересовался я.
   - Монахи настолько мало связаны с внешним  миром,  что  не  пытаются  ему
что-либо навязать.
   - И тем не менее Шеренга Девяти предпочитает говорить с миром  отсюда.  -
Шеренге очень нравится объявлять свои указы почаще, чтобы о них не  забывали
население и прочие военачальники.
   - Да, это так. Этого пожелали старейшины. В надежде, что  они  обретут  и
немного мудрости, пока их власть не стала более чем символической.
   Я ничего не сказал насчет пущенных в огород козлов. И не прокомментировал
мудрость поддержки группы тайных правителей, а не одного  сильного  человека
или остатков аристократии из Суда Всех Времен. Я лишь признал:
   - Похоже, они стараются действовать на благо Хсиена.  Но  я  не  стал  бы
доверять никому, ставящему на тех, кто прячет лица за масками.
   Нет нужды говорить ему, что у Шеренги нет секретов от нас. Мало что из их
поступков или споров остается не замеченным приятелями Тобо. И  их  личности
тоже для нас не секрет.
   Мы  действуем  исходя  из  предположения,  что  и   Шеренга,   и   прочие
военачальники запустили к нам  вместе  с  рекрутами  шпионов.  Что,  кстати,
хорошо  объясняет,  почему  набор  рекрутов  среди  Детей  Смерти  почти  не
встречает сопротивления властей.
   Очень многих шпионов распознать нетрудно. Дрема  показывает  им  то,  что
хочет показать. Она ехидная и мстительная ведьмочка, и я уверен, что  у  нее
уже готов жестокий план, как потом использовать этих шпионов.
   Она меня тревожит. В ней тоже накопилась давняя ненависть, но ее  объекты
ускользнули из жизни ненаказанными много лет назад. Однако  всегда  остается
вероятность, что она выплеснет ее на  другого  козла  отпущения,  а  это  не
пойдет на пользу Отряду.
   - Чего ты хотел? - спросил я Сантаракситу.
   - Ничего особенного. - Его лицо стало холодно-нейтральным. Он друг Дремы.
А я вывел его из равновесия. Он читал мои Анналы. Несмотря на все, что Дрема
вынудила его испытать на пути сюда, он так и не смог примириться с жестокими
реальностями нашего образа жизни. И я уверен, что он не пойдет домой  вместе
с нами. - Я  надеялся  увидеть  Дораби  до  начала  переговоров.  Это  может
оказаться важным.
   - Сам не знаю,  куда  она  подевалась.  Шики  тоже  куда-то  пропала.  Мы
договаривались встретиться здесь. - Местные обычаи  делают  невозможным  для
женщин проживание в одной комнате с мужчиной. Даже Сари поселили отдельно от
Мургена, хотя они законные супруги. А присутствие Шикандини  нагрузило  Сари
особыми обязательствами. Она хотела отвлечь святых отцов,  но  вовсе  не  до
такой степени, чтобы у них поехала крыша. Вполне достаточно, если они пойдут
на несколько мелких уступок. Впрочем, главной миссией Шики станет  вовсе  не
отвлечение внимания.
   Мастер Сантараксита на мгновение заломил руки, потом сложил их на  груди.
Кисти его рук исчезли в рукавах рясы. Он волновался. Я  пригляделся  к  нему
внимательнее. Он что-то знал. Я взглянул на Лебедя. Тот пожал плечами.
   В зал ворвались Мурен и Тай Дэй.
   -  Где  они?  -  спросил  Мурген.  Тай  Дэй  выглядел  встревоженным,  но
промолчал. Он так и будет молчать. Он редко что-то говорит.  Как  жаль,  что
сестра не учится на его примере.
   Тай Дэй тоже что-то знал.
   - Еще не приходили, - ответил Лебедь.
   - Шеренга Девяти рассердится, - добавил я. - А что, Дрема и Сари  затеяли
какую-то свою игру? Сантараксита нервно попятился:
   - Неизвестные тоже еще не пришли. Мои спутники - пестрая компания.  Когда
придет Дрема, мы станем представителями пяти различных рас. Даже шести, если
считать  Сантаракситу  одним  из  нас.  Дрема  верит,  что  уже  одно   наше
разнообразие устрашит Шеренгу Девяти.
   У нее есть и иные, куда более странные идеи. Не знаю, с чего она  решила,
будто запугивать их - хорошая идея, и это что-то изменит. Нам от  них  нужно
всего-навсего разрешение порыться в информации, необходимой  для  ремонта  и
управлениями вратами на  равнине.  Монахи  Хань-Фи  готовы  поделиться  этим
знанием. Чем сильнее мы становимся, тем больше  монахам  хочется,  чтобы  мы
ушли. Их куда больше пугает распространяемая нами ересь, чем армии,  которые
мы можем привести потом сюда.
   Зато эта угроза не дает спокойно спать военачальникам. Но они тоже хотят,
чтобы мы ушли, потому что чем сильнее мы становимся, тем  более  реальную  и
близкую угрозу представляем для них. И я не виню их за такую логику.  Я  сам
бы  на  их  месте  так  думал.  Весь  накопленный  человечеством  опыт  учит
относиться к вооруженным чужеземцам с подозрением.
   Тут соизволили появиться и  женщины.  Лебедь  Лозан  драматически  развел
руками и вопросил:
   - Где вы были?
   Потом принял другую позу и спросил снова, уже с другой интонацией.  Затем
с третьей. Лебедь развлекался.
   - Твоя дочь заигрывала с послушниками, которых мы встретили по дороге,  -
сообщила Сари Тай Дэю.
   Я взглянул на Шики и нахмурился. Девушка выглядела эфемерным созданием, а
отнюдь не женщиной-вамп. Я моргнул, но впечатление осталось. Я приписал  его
поврежденному глазу. Шики куда больше походила на огорченный призрак, чем на
замаскированного мальчишку, оттягивающегося в этой роли по полной программе.
   Для всего Хсиена Тай Дэй  считался  отцом  Шики,  потому  что  всем  было
прекрасно известно, что у Сари только один сын. А ее брат Тай Дэй  ухитрился
остаться личностью настолько скрытной, что даже в  Вороньем  Гнезде  местные
никогда не задумывались над тем фактом,  что  редко  появляющаяся  на  людях
Шикандини должна была родиться  тогда,  когда  ее  отец  был  похоронен  под
равниной. Никто не осмеливался также спросить, что стало с матерью девушки.
   Шики всегда производила впечатление пустоголовой, ее  всегда  сопровождал
шлейф мелких неприятностей, и ее всегда считали угрозой лишь  для  душевного
равновесия молодых людей.
   Шики-призрак обрела плотность. Надула губки. И заявила:
   - Я не флиртовала, отец. Я с ними только разговаривала.
   - Мы тебе запретили разговаривать с монахами. Здесь это закон.
   - Но, отец...
   Едва начавшись, сценка никогда  не  останавливалась.  У  нас  могли  быть
зрители. Но это был спектакль. И весьма неплохой - во всяком случае, для тех
из нас, кто не привык общаться с очень юными женщинами.
   Мастер Сантараксита продолжал  что-то  нашептывать  Дреме.  Наверное,  он
сообщил ей нечто  такое,  что  она  хотела  услышать,  потому  что  ее  лицо
осветилось от радости. Впрочем, она не  удосужилась  поделиться  новостью  с
отрядным летописцем. Эти Капитаны все одинаковы. Всегда играют,  держа  свои
карты возле груди. Кроме меня, разумеется.  Я  в  свое  время  был  образцом
открытости.
   Тай Дэй с дочуркой продолжали препираться, пока он не выдал ей громкую  и
суровую тираду на языке нюень бао. Шики нахмурилась и замолчала.

15. Страна Неизвестных Теней. Тайные правители

   Очень старый монах открыл дверь зала. Задача  оказалась  для  него  очень
трудной. Он поманил нас хрупкой ручкой.
   Я был  в  Хань-Фи  впервые,  но  я  догадался  о  его  ранге  по  рясе  -
темно-оранжевой с черной окантовкой. Следовательно, он был одним из  четырех
или пяти старейшин Хань-Фи. И его присутствие ясно показывало,  что  монахов
Хань-Фи весьма интересует исход встречи. Иначе дверь открыл бы  какой-нибудь
монах среднего ранга лет шестидесяти, а затем остался бы  с  нами,  указывая
послушникам, которым положено прислуживать  нам  и  Шеренге  Девяти.  Мастер
Сантараксита улыбнулся. Возможно,  он  как-то  причастен  к  тому,  что  эту
встречу сочли очень важной.
   Сари подошла к старику. Поклонилась,  пробормотала  несколько  слов.  Тот
ответил. Они были знакомы, и монах не относился к ней свысока только потому,
что она женщина. Эти монахи могут быть умнее, чем я думал.
   Мы вскоре узнали,  что  она  спросила,  нельзя  ли  сократить  церемонию,
которыми пронизана вся жизнь Детей  Смерти.  Формальности  превращают  любое
публичное событие в сложный ритуал. Наверное, люди не были особо  обременены
практическими делами во время правления Хозяев Теней.
   А нам, варварам, тонкости этикета неизвестны. Дети Смерти сперва задирают
носы, а потом вздыхают с облегчением, потому что, когда имеешь дело с Черным
Отрядом, даже неприятные дела решаются быстро.
   Увидев  Шикандини,  наш  хозяин   нахмурился.   Он   старый,   хмурый   и
ограниченный. Но! Смотрите-ка! Не столь уж он стар, хмур и ограничен,  чтобы
ослепительная улыбка прелестной девушки не побудила его украдкой  подмигнуть
в ответ. Не настолько стар.
   С древнейших времен враги обвиняли нас в том, что мы сражаемся  нечестно,
прибегаем к уловкам и предательству. И они правы.  Абсолютно  правы.  Мы  не
знаем стыда. И, приведя с собой Тобо, чтобы он  охмурял  этих  стариков,  мы
использовали самый грязный из доступных нам трюков.  Их  знания  о  женщинах
были весьма академическими. И охмурить их  проще,  чем  нашпиговать  слепого
стрелами.
   К тому же, это очень легко. Шики просто как бы порхала вокруг, то  здесь,
то  там,  не  обращая  ни  на  что  особого  внимания  и  не  проявляя  того
удовлетворения, какого я ожидал от Тобо. Я о том, что парню в  его  возрасте
нравится выставлять мудрых старцев дураками, не так ли? Все, что  я  знал  о
Тобо, предполагало, что он станет наслаждаться этой игрой сильнее обычного.
   Мне стало любопытно. Что происходит?
   Дрема утверждала, что прихватила  парня  с  собой,  чтобы  иметь  чародея
поблизости. Так, на всякий случай. Поддалась паранойе, "которая у нее  (и  у
нас) развилась за долгие годы от общения с  коварным  миром.  А  по  законам
Хань-Фи Тобо не пропустили бы в монастырь, если бы он пришел как есть.
   Ей хотелось, чтобы я в это поверил.
   Тут скрыто нечто большее. Гораздо большее. Я понимаю эту хитрую ведьмочку
куда лучше, чем она подозревает. И полностью ее одобряю.
   - Пойдемте, - сказала Дрема. Ей неуютно в Хань-Фи. Это место инфицировано
атрибутами странных религий.
   Помещение, куда  мы  вошли,  явно  служило  местом  для  каких-то  важных
церемоний - когда его не предоставляли  на  время  Шеренге  Девяти.  Та  его
часть, где нас  ожидали  военачальники,  могла  сойти  за  алтарь  со  всеми
положенными причиндалами. Генералы восседали на  возвышении  перед  алтарем,
где имелось пять  постоянных  каменных  сидений.  Присутствовали  семеро  из
девяти. Были заготовлены места и для недостающей пары  -  вероятно,  младших
членов кворума. Все семеро носили маски и причудливые одеяния, что,  похоже,
было обычаем для тайных правителей - а  здесь,  вероятно,  наследием  Хозяев
Теней, которые и ввели моду на маски и подобные костюмчики. В данном  случае
все их усилия были потрачены напрасно. Но им незачем  об  этом  знать.  Пока
незачем.
   У Госпожи талант устанавливать настоящие имена людей  и  сведения  об  их
жизни. Она обучилась этому в очень суровой школе, где  ошибка  могла  стоить
жизни. А потом обучила кое-каким своим приемчикам Тобо. И тот раскрыл  имена
членов Шеренги с помощью своих ночных приятелей. А знание о том,  с  кем  мы
будем иметь дело в случае, если у  нас  появится  желание  кого-то  удивить,
может оказаться весьма ценным инструментом для переговоров.
   Сари уже имела дело с Шеренгой, и они успели привыкнуть к ее нетерпимости
ко всяким церемониям. Когда она выступила вперед, их  головы  повернулись  к
ней.
   Мастер  Сантараксита  шествовал  следом,  отставая  на  три   шага.   Ему
предстояло выступить в роли особого переводчика. Хотя Дети  Смерти  и  нюень
бао некогда говорили на одном  языке,  взаимная  изоляция  и  обстоятельства
сделали недоразумения при общении  обычным  делом.  И  Сантараксита  укажет,
когда стороны станут использовать одно и то же слово, но с разным смыслом.
   Дрема тоже вышла вперед на несколько шагов, но осталась ближе к нам,  чем
к  генералам.  Она   старалась   выглядеть   приветливо,   даже   окруженная
нераскаявшимися язычниками.
   Сари снова шагнула вперед и спросила:
   - Готова ли Шеренга отменить запрет на то, чтобы Отряд получил  доступ  к
знаниям, необходимым для ремонта врат? Вы должны понять, что без этого мы не
покинем Хсиен. И мы все еще готовы выдать преступника Думракшу.
   Это же предложение она  делала  Шеренге  постоянно.  Они  желали  чего-то
большего, но вслух этого желания  не  высказывали  -  хотя  наши  призрачные
шпионы и выяснили, что они надеются заручиться нашей поддержкой для  резкого
усиления политической позиции Шеренги. Но они не осмеливались  намекнуть  на
это при свидетелях, которые  всегда  имеются,  если  переговоры  проходят  в
Хань-Фи.
   Маски повернулись к  Сари.  Никто  из  неизвестных  не  ответил.  От  них
явственно исходило отчаяние. В последнее время они начали верить -  не  имея
на то внушающих доверие доказательств, - что обладают некоторой властью  над
нами. Вероятно, по той простой причине, что  мы  не  ввязались  в  драчку  с
кем-либо из наших соседей, что продемонстрировало  убийственное  неравенство
между их и нашими силами. Мы сокрушили бы большинство местных армий.
   Дрема прошла мимо Сантаракситы, встала возле Сари  и  на  вполне  сносном
местном диалекте заявила:
   - Я Капитан Черного Отряда. Я буду говорить. - И, обращаясь к генералу  в
маске, увенчанной головой журавля, продолжила:
   -  Тран  Ти  Ким-Тоа,  ты  последний,  вошедший  в  Шеренгу.  -  Генералы
зашевелились. - Ты молод. Вероятно, ты не знаешь никого из тех, чья жизнь  и
боль заново обретут смысл, если Мариша Мантара Думракша вернется сюда, чтобы
ответить за свои злодеяния. Я это понимаю. Молодость  всегда  нетерпелива  к
прошлому стариков - даже когда это прошлое обрушивается на плечи молодых.
   Она сделала паузу.
   Семь обтянутых шелками  задниц  нервно  заерзали,  наполняя  затянувшееся
молчание негромким шуршанием. Мы, из Отряда,  ухмыльнулись,  оскалив  клыки.
Совсем как это делают горные обезьяны возле Плацдарма, когда запугивают друг
друга.
   Дрема назвала имя новейшего из Девяти. Его личность для остальных  восьми
- не секрет. Они сами его выбрали, когда среди них появилась вакансия.  Зато
он не будет знать, кто они  такие,  -  если  только  кто-то  из  старших  не
пожелает назвать ему свое имя. Каждый генерал обычно знает имена  лишь  тех,
кто  избран  в  Шеренгу  после  него.  Назвав  последнего  вошедшего,  Дрема
продемонстрировала угрозу, но угрожала при этом лишь одному из неизвестных.
   - Костоправ, - поманила меня Дрема. Я выступил вперед. -  Это  Костоправ.
Он был Капитаном до меня и диктатором Таглиоса. Костоправ, перед  нами  Тран
Ху Дан и шестеро других из Шеренги Девяти. - Она не назвала положение  этого
Трана в Шеренге, но его имя вызвало новое шевеление.
   Дрема сделала знак Лебедю.
   - Это Лозан Лебедь, давний друг Черного Отряда. Лебедь, представляю  тебе
Тран Ху Дана и шестерых других из Шеренги Девяти. Тран - распространенная  в
Х