К счастью для нас, мы редко видим Кы Готу. Всему виной ее  суставы.  Тобо
помогает ухаживать за ней -  таким  образом  мы  цинично  эксплуатируем  его
особый иммунитет по отношению к ее сарказму. Она до безумия любит мальчика -
даже несмотря на то, что его отец подонок и чужак.
   Сари объяснила мне:
   -  Эти  двое  говорят,  что  придумали  способ  частично  материализовать
Мургена. Тогда ты сможешь общаться с ним напрямую.
   Обычно только Сари может разговаривать с Мургеном, когда вызывает его.  У
меня отсутствует то, что называется психическим ухом.
   - Если мы и вправду сможем видеть и слышать его, тогда Тобо  тоже  должен
присутствовать здесь, - ответила я. - В последнее время он что-то все  время
задает вопросы об отце.
   Сари как-то странно посмотрела на меня - точно не понимая, что я  имею  в
виду.
   -  Правильно,  мальчик  должен  знать  своего  старика,  -   продребезжал
Одноглазый.
   Он посмотрел на Гоблина, ожидая, что тот начнет ему противоречить.  Такой
уж у них был обычай. Кидайся в бой и не обращай внимания  на  всякие  мелочи
вроде фактов или здравого смысла. Так или  иначе,  эти  бессмысленные  споры
годами, чуть что, возникали снова и снова.
   На этот раз Гоблин воздержался. Он еще успеет дать отпор, когда  Сари  не
будет рядом. Она только мешает ему, со своими призывами образумиться.
   Сари кивнула Одноглазому:
   - Но сначала нужно проверить, получилось ли у вас.
   Одноглазый  тут  же  запыхтел  и   принялся   брызгать   слюной.   Кто-то
осмеливается сомневаться в его способности колдовать? Все, что было  раньше,
не в счет? На этот раз...
   Я прервала его:
   - Не заводись.
   Время не пощадило  Одноглазого.  Память  у  него  стала  слабовата,  и  в
последнее время он все чаще начинал  клевать  носом  посреди  разговора  или
дела. Или, выкрикивая  свои  напыщенные  фразы,  забывал,  из-за  чего  весь
сыр-бор разгорелся. Или вдруг просто смолкал ни с того, ни с сего.
   Когда я его встретила впервые, он уже напоминал высохшую старую мумию, но
сейчас и от этого осталась только тень. И все же нельзя  сказать,  чтобы  он
полностью утратил свою силу. Однако, отправившись в дорогу,  он  на  полпути
вполне мог забыть, куда идет. Изредка это бывало даже кстати, но по  большей
части - просто беда. Когда ему поручали что-то важное, Тобо обычно вменялось
в обязанность следить за тем, чтобы он дошел  туда,  куда  надо.  Одноглазый
тоже обожал мальчишку.
   Чем больше слабел старый колдун, тем  легче  становилось  удерживать  его
дома,  вдали  от  искушений  города.   И   слава   Богу.   Одна-единственная
неосторожность могла погубить нас всех. А до Одноглазого  никогда  в  полной
мере не доходило, что это вообще такое - быть благоразумным.
   Гоблин захихикал, когда Одноглазый смолк.
   - Можете вы оба сосредоточиться на том,  чем  собираетесь  заниматься?  -
Меня преследовал страх, что однажды Одноглазый задремлет  прямо  в  середине
какого-нибудь смертоносного заклинания и оставит нас всех по уши  в  демонах
или кровососущих насекомых, совершенно обезумевших оттого, что их  выдернули
из болота где-нибудь за тысячу миль отсюда. - Это важно.
   - У вас всегда все важно, - проворчал Гоблин. -  Даже  если  это  просто:
"Гоблин, хватит сидеть сложа руки, я слишком ленив, чтобы самому  полировать
серебро". Даже тогда это звучит так, точно речь идет о конце  света.  Важно?
Уф!
   - Я вижу, ты сегодня в хорошем настроении.
   Одноглазый вытащил себя из кресла, выругался в мой адрес и,  опираясь  на
трость, зашаркал к Сари. Он забыл,  что  я  женщина.  Он  вел  себя  не  так
по-свински, когда помнил об этом, хотя в принципе я  не  рассчитываю  ни  на
какое  особое  обхождение  только  потому,  что  меня  угораздило   родиться
существом женского пола.
   Одноглазый  стал  опасен  для  нас  в  совершенно  новом  смысле  в   тот
злополучный день, когда  приобрел  эту  трость.  Он  использовал  ее,  чтобы
колотить людей. Или подставлять им подножку. Он постоянно дремал  то  здесь,
то там, но никогда нельзя было точно знать, спит он или же  притворяется.  В
последнем случае ему ничего не стоило неожиданно  выбросить  свою  трость  и
подцепить вас за ноги.
   Несмотря на все это, мы постоянно  трепетали  от  страха,  опасаясь,  что
Одноглазый долго не протянет. Без него  шансы,  что  нас  не  засекут,  были
невелики. Гоблин, конечно, будет выкладываться  изо  всех  сил,  но  что  он
сможет, оставшись один? К тому же на долговременное колдовство он вообще был
не способен. В нашей ситуации требовалось, по меньшей мере,  два  колдуна  и
притом в расцвете сил.
   - Начинай, женщина, - проскрипел Одноглазый.  -  Гоблин,  сопля  жучиная,
тащи сюда то, что требуется. Я не намерен болтаться тут всю ночь.
   Специально для них перед Сари  стоял  стол  -  самой  ей  не  требовалась
никакая  опора.  В  установленное  время  она  просто  концентрировалась  на
Мургене. Контакт у них обычно возникал  быстро.  Во  время  месячных,  когда
чувствительность падала, она пела на языке нюень бао. В отличие от некоторых
братьев по Отряду, у меня нет способности к языкам.  А  когда  речь  идет  о
нюень бао, я вообще  ничего  не  воспринимаю.  Пение  Сари  было  похоже  на
колыбельную, если только слова не имели  двойного  смысла.  Что  очень  даже
возможно. Дядюшка Дой всю жизнь говорит загадками, но не  устает  повторять,
что легче всего понять их смысл, если просто слушать.
   Дядюшка Дой нечасто оказывается  поблизости.  Слава  Богу.  У  него  свое
собственное расписание - хотя, кажется, даже ему самому не ясно, к чему  все
это. Окружающий мир заставляет меняться и  его,  что  ему  вовсе  не  всегда
нравится.
   Гоблин, не обращая внимания  на  глупые  придирки  Одноглазого,  притащил
мешок с каким-то  их  добром.  В  последнее  время  он  стал  чаще  уступать
Одноглазому. Наверное, только ради того, чтобы было больше толку. Но зато уж
если он не был занят делом, непременно высказывал все, что думает.
   Они наконец начали выкладывать  свои  колдовские  штучки,  но  и  тут  не
обошлось без перебранки по поводу того, что куда класть.  Ну,  просто  малые
дети! Мне захотелось хорошенько отшлепать их.
   Сари запела. У нее прекрасный голос. Жаль,  что  такой  талант  пропадает
зря. В полном смысле этого слова некроманткой она не  была.  Не  приобретала
власти над Мургеном, не заклинала его дух - Мурген был все еще жив,  хотя  и
находился не здесь. Но его дух мог покинуть могилу, если к нему взывали.
   Хорошо бы и других Плененных можно  было  вызывать  тоже.  В  особенности
Капитана. Он сумел бы нас воодушевить, что пришлось бы весьма кстати.
   Между Гоблином и Одноглазым, стоявшими у  противоположных  концов  стола,
медленно сформировалось что-то вроде пыльного облака. Нет, это была не пыль.
И не дым. Я ткнула  туда  пальцем  и  лизнула  его.  Прекрасный,  прохладный
водяной туман. Гоблин сказал Сари:
   - Мы готовы.
   Характер ее пения изменился, голос зазвучал  почти  вкрадчиво.  Я  смогла
разобрать даже некоторые слова.
   Голова  Мургена  материализовалась  между  колдунами,  колыхаясь,   точно
отражение на покрытом рябью пруде. Я испугалась, но не из-за  колдовства,  а
из-за того, как Мурген выглядел. Точно так, как я запомнила его, без  единой
новой морщинки на лице. В отличие от всех нас.
   Сари теперь выглядела почти так же, как ее мать в Джайкуре.  Конечно,  не
такой грузной. И походка у нее не была такой  странной,  покачивающейся,  от
чего у Кы Готы, наверное, и возникли проблемы с суставами. Но  красота  Сари
увядала быстро. Она еще в какой-то степени сохранила ее, хотя обычно женщины
нюень бао начинали блекнуть очень рано. Сари никогда не  говорила  об  этом,
но, безусловно, страдала. Молча. У нее было свое тщеславие.  И  не  лишенное
оснований.
   Время - самый беспощадный изо всех злодеев.
   Мурген, похоже, тоже не испытывал  особого  восторга,  что  его  вызвали.
Может, все дело было  в  недомогании  Сари?  Он  заговорил.  И  я  прекрасно
разбирала каждое слово, хотя он произносил их еле слышным шепотом.
   - Мне снился сон. Это место... - Его оживление пошло на убыль, сменившись
тусклым ужасом. Мне-то известно, о каком месте шла речь, он описывал  его  в
своих Анналах. Ему снилось поле, усеянное костями. - Белая ворона... - У нас
могла возникнуть проблема, если он предпочтет  даже  этому  проблеску  жизни
медленное скольжение сквозь сонные туннели Кины.
   - Мы готовы нанести удар, - сказала ему Сари. - Радиша приказала  созвать
тайный совет. Посмотри, чем они занимаются. Убедись, что Лебедь там.
   Туман, из которого был слеплен Мурген, медленно растаял.  Сари  выглядела
печальной. Гоблин и Одноглазый принялись ругать знаменосца  за  то,  что  он
скрылся.
   - Я видела его, - сказала я им. - Очень отчетливо. И слышала тоже. Именно
так я всегда представляла себе говорящего призрака.
   Усмехнувшись, Гоблин ответил:
   - Ты потому "слышала", что ожидала этого.  На  самом  деле  тебе  отлично
известно, что слышала ты не ушами.
   Одноглазый лишь насмешливо улыбнулся.  Он  никогда  ничего  и  никому  не
объяснял. Только, может быть, Готе, если ей случалось застукать  его,  когда
он прокрадывается домой посреди ночи. Тогда  он  начинал  на  ходу  сочинять
какую-нибудь историю, такую же извилистую, как история самого Отряда.
   Заговорила Сари, и голос у нее звучал как у женщины, которая очень  хочет
показать, что ничуть не расстроена.
   - Думаю, можно привести сюда Тобо. Ясно, что никаких взрывов и вспышек не
будет. И вы прожгли всего-навсего две дыры в крышке стола.
   - Какая неблагодарность! - воскликнул Одноглазый. - А что  касается  дыр,
то это случилось лишь потому, что здесь вот этот, который вылитая жаба...
   Сари точно не слышала его.
   - Тобо может записать рассказ Мургена, а позже Дрема использует  это  для
Анналов. Может быть, Мурген выяснит, что нам угрожает опасность. Тогда  надо
будет предупредить остальных, послать им сообщение.
   Все это входило в наш план. Однако сейчас я испытывала в  отношении  него
еще меньше энтузиазма. Мне хотелось просто поговорить со старым  другом.  Но
то,  что  здесь  происходило,  нельзя  было  назвать  встречей   друзей.   И
расспрашивать о том, как там Бадья, было бы сейчас неуместно.

Глава 6

   Мурген скользил по  дворцу,  точно  призрак.  Эта  мысль  показалась  ему
забавной - в той степени, в какой такого рода ощущения были теперь для  него
доступны. Ничто на свете больше не могло заставить его смеяться.  Пятнадцать
лет, проведенных в могиле, плохо сказываются на чувстве юмора.
   Увитая ползучими растениями каменная громада дворца ничуть не изменилась.
Разве что он стал еще более пыльным. И еще более остро нуждался  в  ремонте.
За все это надо было сказать "спасибо" Душелову, которая терпеть  не  могла,
когда под ногами болтается много людей. В былые времена во  дворце  работало
немало профессиональных, хорошо вышколенных служащих, но большинство из  них
теперь оказались уволены или  лишь  время  от  времени  выполняли  случайную
работу.
   Дворец стоял на вершине довольно большого холма. Вот уже много  поколений
подряд каждый правитель Таглиоса считал своим долгом что-нибудь пристроить к
нему. Не из-за нехватки места, а просто отдавая дань многовековой  традиции.
Таглиосцы шутили, что через тысячу лет от города ничего не останется  -  все
займет дворец. Или, точнее, развалины дворца.
   Радиша Драх, как утверждал ее брат, Прабриндрах Драх,  пропала  во  время
войны с Хозяевами Теней, но потом была возвращена из небытия  вопреки  тому,
что это могло вызвать недовольство Протектора. После чего провозгласила себя
главой государства. Традиционалисты из жрецов не хотели, чтобы в  этой  роли
выступала женщина, но весь мир знал, что Радиша  в  некотором  роде  обычной
женщиной не была. Она относилась к разряду тех, кто практически  всегда  так
или иначе добивается своего. Ее слабости существовали главным образом в умах
ее критиков. Однако, завися от епископа, она допустила по крайней мере  одну
из двух крупных ошибок.  Или,  возможно,  обе.  Первая  -  предательство  по
отношению к Черному Отряду, совершенное вопреки хорошо известному факту, что
никто и никогда не получал выгоды от такого вероломства. И вторая ошибка, на
которую в особенности напирали жрецы высшего разряда, состояла  в  том,  что
Радиша в свое время наняла Черный Отряд. И  неважно,  что  благодаря  Отряду
удалось избавиться от террора, чинимого  Хозяевами  Теней.  Об  этом  просто
забыли.
   Те, кто вместе с Радишей находился  в  зале  собраний,  не  выглядели  ни
счастливыми, ни даже довольными. Чисто автоматически взгляд сосредоточивался
прежде всего на Протекторе. Душелов выглядела  как  всегда  -  лишь  отчасти
напоминая человека, но все же с элементом чувственности, вся в черной  коже,
черной маске, черном шлеме и черных  кожаных  перчатках.  Она  расположилась
немного слева и позади Радиши, в тени. Ей не требовалось выставлять себя  на
первый план, и без того было ясно, кто тут принимает окончательные  решения.
Не проходило ни дня, ни часа, чтобы Радиша не обнаруживала еще  какую-нибудь
причину,  заставлявшую  ее  пожалеть  о  том,  что  она  поставила  себя   в
зависимость от Душелова. Цена, которую ей приходилось платить  за  нарушение
обещания, данного Черному Отряду, стала уже почти  невыносимой.  Несомненно,
сдержи она  свое  обещание,  и  это  оказалось  бы  для  нее  гораздо  менее
болезненным. Ничего худшего с ней уже не могло произойти - после  того,  как
она помогла Капитану, а заодно и своему брату, найти дорогу в Хатовар.
   С обеих сторон от Радиши на расстоянии  пятнадцати  футов  лицом  друг  к
другу за пюпитрами стояли писцы, которые прикладывали  титанические  усилия,
чтобы успеть записать все, что здесь говорилось. Это делалось  во  избежание
того, что случилось  однажды,  когда  уже  после  заседания  тайного  совета
возникли разногласия по поводу  трактовки  принятого  решения.  Одна  группа
писцов обслуживала Радишу, другая - Душелова.
   Перед женщинами стоял стол двенадцати футов на четыре. За его необозримым
пространством почти терялись четверо мужчин.  На  левом  конце  сидел  Лозан
Лебедь. Его когда-то чудесные золотые волосы  поседели,  истончились,  а  на
макушке почти совсем вылезли. Лебедь был здесь чужаком.  Лебедь  представлял
собой комок нервов. Лебедь занимался делом, которое было ему не по душе,  но
от которого он не мог отказаться. Лебедь - уже не в первый раз в своей жизни
- скакал верхом на тигре.
   Лозан Лебедь был главой серых. В глазах  простых  людей.  На  самом  деле
никаким "главой" он не был. Если он открывал рот, то лишь  для  того,  чтобы
озвучить  мысли  Душелова.  Ненависть  народа,  в  полной  мере  заслуженная
Протектором, вместо этого обращалась против Лебедя.
   Вместе с Лебедем сидели три старших  жреца,  обязанные  своим  положением
милости Протектора и потому готовые "вилять хвостами" по  первому  ее  зову.
Маленькие людишки в  большом  деле.  Их  присутствие  на  совете  было  лишь
вопросом проформы. Они не принимали участия ни в каких значительных дебатах,
но могли получать инструкции. Их функция состояла в том, чтобы соглашаться и
поддерживать Душелова, если ей случалось  говорить.  Показательно,  что  все
трое представляли культ Гунни. Хотя Протектор  добивалась  исполнения  своей
воли с помощью серых, шадариты не имели голоса в совете.  И  веднаиты  тоже.
Последних  было  слишком  мало,  что  не  мешало  им  неустанно  возмущаться
поведением Душелова, поскольку, с их точки зрения, она присвоила себе многое
из того, что присуще только Богу.  Ведна  была  безнадежно  монотеистична  и
упрямо держалась за это.
   Глубоко внутри, под обволакивающей его пеленой страха, Лебедь был хорошим
человеком. При малейшей возможности он говорил за шадаритов.
   Позади большого стояли два стола  поменьше,  за  которыми  тем  не  менее
расположились персоны более значительные. Они восседали на высоких стульях и
смотрели на всех сверху вниз, точно пара тощих старых  грифов.  Оба  в  свое
время предвосхитили приход  Протектора,  которой  пока  не  удавалось  найти
подходящего предлога для того, чтобы от них избавиться, хотя  они  частенько
ее раздражали.
   По правую руку от нее сидел генерал-инспектор протоколов, Чандра Гокхейл.
Судя по титулу, его роль сводилась к фиксации и прославлению,  но  на  самом
деле все обстояло совсем иначе. Он контролировал  финансы  и  большую  часть
общественных работ. Старый, лысый, худой, как змея, и  вдвое  более  подлый.
Своему назначению он был обязан отцу Радиши. До самых последних дней войны с
Хозяевами Теней его роль была  крайне  незначительной.  Именно  война  стала
причиной того, что значение и самой его  должности,  и  его  личное  влияние
существенно расширились. И вдобавок Чандра Гокхейл всегда был готов прибрать
к рукам любой, хотя бы  незначительный  клочок  бюрократической  власти,  до
которого смог дотянуться. Он был стойким приверженцем Радиши и непоколебимым
врагом Черного Отряда. Что не помешало бы ему, с учетом "ласочьей" натуры, в
мгновение ока поменять свои приоритеты, если бы выяснилось, что это повлечет
за собой значительные преимущества.
   Человек за столом слева был в каком-то смысле еще хуже. Арджана  Друпада,
жрец культа Рави-Лемна, не имеющий  даже  представления  о  том,  что  такое
братская любовь. Он носил официальный титул "пурохита", что  означает  более
или менее точно "княжеский  капеллан".  На  самом  же  деле  именно  он  был
истинным голосом жречества. Выполняя их волю, он вступил в альянс с  Радишей
в то время, когда она готова была пойти на любые отчаянные уступки, лишь  бы
обрести поддержку. Подобно Гокхейлу, Друпада интересовался не столько благом
Таглиоса, сколько борьбой за  власть  и  прочими  политическими  играми.  Но
абсолютно  циничным  манипулятором  он  не  был.  Его  частые   нравственные
увещевания заставляли Протектора вздергивать нос даже чаще,  чем  постоянные
увертки и протесты генерал-инспектора, который жалел денег  на  все.  Внешне
Друпада был знаменит копной буйных седых волос,  напоминающей  развороченный
стог сена, - им явно требовался хороший  гребень,  а  их  владелец,  похоже,
забыл, что это такое.
   Только сами Гокхейл и Друпада не подозревали о том, что их  дни  сочтены.
Протектор Всея Таглиоса не питала к ним ни малейшего расположения.
   Последний   член   совета    отсутствовал.    Как    обычно.    Верховный
главнокомандующий  Могаба  предпочитал  сражаться,  что  для  него  означало
грабить тех, кого он рассматривал как своих врагов. По его мнению, перепалки
во дворце лишь отвлекали от настоящего дела.
   Однако в  данный  момент  на  первый  план  выступила  текущая  ситуация.
Произошли  кое-какие  инциденты.  Имелись   кое-какие   свидетели,   которым
предстояло дать свои показания. Чувствовалось, что Протектор недовольна.
   Поднялся Лозан Лебедь и поманил к  себе  сержанта  серых,  застывшего  во
мраке позади двух стариков.
   - Гопал Сингх. - Никто не обратил внимания на необычное имя. Возможно, он
был новообращенный. Случаются и более  странные  вещи.  -  Сингх  со  своими
людьми патрулировал район, примыкающий непосредственно ко дворцу на северной
стороне. Сегодня днем они обнаружили молитвенное  колесо,  установленное  на
одном из мемориальных столбов перед северным входом. К  ручкам  колеса  было
прикреплено двенадцать копий сутры.
   Лебедь продемонстрировал маленький бумажный свиток таким  образом,  чтобы
свет упал на написанное. Текст был выдержан в духовном стиле. Лебедь не знал
таглиосского алфавита и не смотрел в  свиток,  однако  не  сделал  ни  одной
ошибки, докладывая, что там написано.
   - Раджахарма. Долг повелителей.  Знай:  сан  повелителя  -  это  доверие.
Повелитель - облеченный  высшей  властью  и  наиболее  добросовестный  слуга
народа.
   Лебедь  не  узнал  этот  стих,  такой  древний,  что   некоторые   ученые
приписывали