естве Кемаля. Уж не устал  ли  внук  дея
дожидаться, когда освободится трон, и не начнет ли он заигрывать с теми,
кто может питать вражду к нынешнему правителю Алжира?
   Когда госпожа  Фатима  договорила,  Джохара  кивнула.  Склонившись  к
Джулии, она сказала:
   - Интересно, знает ли Али паша о возможном  союзе  между  французским
консулом и Кемалем? - Она замолчала, кивнув на  человека,  входившего  в
зал под ними. - Заговори о ястребе, и услышишь посвист его крыльев!
   - Кемаль? - спросила Джулия.
   - И никто другой, - ответила Джохара.
   Это  был  тучный,  свирепый  человек,  даже  толще  Абдуллы,   внешне
напоминавший нашпигованное сало. Его муслиновый тюрбан украшал  огромный
рубин, которым крепились три пера белой цапли, вздрагивавшие при  каждом
его движении. Борода доходила почти  до  маленьких  жестоких  глазок,  а
концы усов завивались колечками. На нем была  туника  сиреневого  шелка,
скрепленная  золотыми  застежками,  и  розовые  шелковые  панталоны.  На
толстых пальцах сверкали кольца, множество жемчужных и рубиновых  брошек
украшало его круглую грудь. По обе стороны от него  шествовали  красивые
мальчики лет четырнадцати - пятнадцати, одетые в похожие одеяния, но без
тюрбанов. Будучи христианами, они не могли носить мусульманский головной
убор и головы их были повязаны полотняными шарфами,  перевитыми  золотым
шнуром.
   Повинуясь жесту дея, слуги принесли подушку  и  положили  ее  немного
ниже дивана, на котором восседал правитель. Кемаль поцеловал руку своего
дедушки и с трудом опустился на пол, чтобы занять почетное  место.  Один
из мальчиков уселся у его ног, другой встал в стороне, играя  веером  из
страусиных перьев. Подавшись вперед, Мохаммед дей  беседовал  с  внуком,
несмотря на растущий гнев французского консула, которого они  фактически
игнорировали.
   - С какой целю он пришел? - спросила Джохара.
   - Всего лишь продемонстрировать свой интерес к государственным  делам
и напомнить присутствующим, что он поднимется  на  ступеньку  выше,  как
только Аллах вознесет Мохаммеда дея в рай.
   Джулия едва слышала этот обмен репликами.  Испытывая  холодок  где-то
внизу живота, она смотрела, как Марсель де Груа обменивается  с  Кемалем
приветствиями.
   Когда суд закончился, женщины ушли с балкона и  стали  спускаться  но
ступеням в  зал  заседаний.  В  сопровождении  охраны  они  по  длинному
переходу прошли еще  один  лестничный  пролет.  Заметив  впереди  группу
мужчин, готовясь пройти  мимо  них,  невольницы  потупили  взор  и  ниже
спустили покрывала. Когда они  подошли  вплотную,  стража  остановилась.
Послышался голос:
   - Рад видеть тебя, о жена моя Фатима.
   Они увидели перед собой дея. Госпожа  Фатима  склонилась  в  глубоком
поклоне, Джулия и Джохара повторили ее движение.
   - Рада видеть тебя, о  принц  верности,  дарующий  справедливость,  -
заявила его жена. - Целую землю у твоих ног. Мое сердце  радуется,  видя
тебя в благоденствии.
   Улыбка осветила суровое лицо дея.
   - Твоя красота не умаляется, как и твое достоинство, о  Фатима,  дочь
пустыни. Всегда  наслаждение  вновь  приветствовать  тебя.  Ты  наделена
редкой способностью заставлять меня верить в правдивость  твоих  медовых
речей.
   - Да отсохнет мой язык, если он произнесет хоть  слово  лжи  в  твоем
присутствии, о мой властелин.
   Дей принял это заверение с легким наклоном головы.
   - Говорят, у  тебя  есть  ученица,  молодая  женщин,  ас  которой  ты
делишься всем, что сама знаешь о мире и людях, - сказал он, не бросив ни
единого взгляда на Джулию. - Ходят слухи, что  она  очень  способная,  к
чести своей наставницы.
   - По воле Аллаха, это истинно так, о правитель века.
   - А правда ли, что эта несравненная,  способная  увеличить  силу  ума
мужчины так же, как и его физическое влечение, сидела  у  ног  западного
правителя, носящего имя Наполеон?
   - Истинная правда, о владыка моего сердца.
   - Мне кажется, что я могу позволить себе  удовольствие  взглянуть  на
этот образец совершенства, - сказал дей, глядя только на свою жену. -  Я
прошу тебя приготовить все для того, чтобы она  явилась  по  моему  зову
сегодня вечером.
   - Будет исполнено, как и самое малое из твоих желаний, мой властелин.
- Это был знак высочайшей воли.

***

   Когда они снова были в гареме, Джохара в возбуждении воскликнула:
   - Это совсем как в "Тысяче и одной ночи": "Он полюбил  ее,  когда  ее
описали ему, ибо иногда слух любит раньше, чем око!"
   - Он заинтересовался, - сухо согласилась госпожа Фатима. -  Могло  ли
случиться иначе, если я превозносила до небес ее достоинства? Но  теперь
Гюльнара должна заставить его полюбить себя. Если ей  это  удастся,  она
может считать себя счастливейшей среди женщин.  -  Повернувшись,  первая
жена дея вышла, не удостоив их более ни единым взглядом.
   Приготовления  к  долгожданным  смотринам  начались  с   наступлением
вечера. Снова  Джулия  прошла  ритуал  омовения,  снова  аромат  розовых
лепестков плыл в воздухе. В волосы и кожу  втирали  мыло  и  благовонное
масло те же рабыни во главе с Джохарой. Казалось, Джулия ни разу не была
столь чистой с головы до ног, никогда ее кожа  не  была  такой  гладкой,
никогда ее брови не были так красиво изогнуты, а  волосы  так  роскошны,
ниспадая до талии, словно золотой занавес, и никогда  еще  ее  ногти  не
были такими идеально розовыми. Ей почистили зубы и освежили дыхание  при
помощи измельченной мяты.
   Костюм, выбранный для  этого  случая  госпожой  Фатимой,  состоял  из
короткой блузки и панталон изумрудного цвета, дополнявших балахон  цвета
мяты с золотым шитьем.  К  нему  были  подобраны  маленькая  шапочка  из
темно-зеленого бархата с золотой отделкой и покрывало из янтарного шелка
под цвет ее глаз.
   Вернувшись в общую комнату гарема, она попала под ливень злых  реплик
и завистливых взглядов.
   - Напрасно готовишься, - сказала Мария пронзительным от  ненависти  и
злобы голосом. - Он забыл о тебе, как только ты ушла!
   Поскольку уже стемнело и звезды высыпали на  небосклоне,  показалось,
что Мария права. Никто не вызывал ее, хотя время вечерней трапезы пришло
и ушло. Так как предполагалось, что дей предложит Джулии разделить с ним
обед, она не  осмеливалась  есть  из  страха  обидеть  его,  отказавшись
вкусить за  его  столом.  Казалось,  девушка  была  близка  к  голодному
обмороку; на самом же деле такое состояние вызывал  страх.  Несмотря  на
месяцы, проведенные в гареме, она не могла понять  изощренной  восточной
натуры.  Ее  деморализовало  сознание,  что  люди,  которые  только  что
улыбались ей, в следующую минуту могли приказать ее высечь, или  пытать,
или убить, без всяких колебаний. Она не могла  заставить  себя  доверять
им, но у нее не было выбора. Невольница-американка полностью зависела от
них.
   Служанка  отодвинула  занавес   с   металлическими   нитями.   Джулия
оторвалась от окна. Женщина низко поклонилась.
   - Абдулла ждет, - сказала она.
   Тревога и торжество отразились  на  лице  Джулии.  Твердым  шагом,  с
высоко поднятой головой, она последовала за женщиной  в  общую  комнату.
Признавая резкое изменение ее статуса, Абдулла поклонился  ей.  Джохара,
которая поела вместе с другими  женщинами,  чтобы  не  слишком  искушать
Джулию, со счастливой улыбкой расправила складки ее одеяния.
   - Да пребудет с тобой Аллах, - шепнула она. - И прошу тебя, улыбайся!
   Снова они прошли по бесконечным  переходам  дворца,  затем  пересекли
залитые лунным светом внутренние дворики, где тени, казалось, шевелились
и шептались за колоннадами. Во дворце было более тысячи  комнат,  и  все
они имели выход во внутренний дворик или  сад.  У  дверей  этих  комнат,
словно призраки, стояли огромные стражи с тюрбанами на головах.
   Наконец они достигли массивной двери из инкрустированного кедра.  Она
охранялась двумя часовыми, которые мгновенно пришли в боевую  готовность
и обнажили свои  сабли  при  звуке  их  шагов.  Однако,  узнав  Абдуллу,
охранники расслабились. Взгляды их скользнули поверх Джулии, словно  она
была невидимкой.
   Позади огромных дверей  находился  зал  со  сводами;  его  украшенный
блестками пол  постепенно  переходил  в  широкую  мраморную  лестницу  с
золотой  балюстрадой.  Между  лестничными  пролетами  стояли  серебряные
канделябры.  Наверху  такие  же  канделябры  тянулись   вдоль   длинного
мраморного зала; свечей в них было не менее сотни.
   Охраняемые личные покои дея отворил гном, едва достававший до дверной
ручки. Таких крошечных людей во  дворце  было  несколько,  так  как,  по
поверьям турков, они обладали  баракой,  или  доброй  магической  силой.
Этого карлика-мавра звали Базим,  и  считалось,  что  он  имеет  большое
влияние на дея. Он носил  мусульманскую  одежду,  бородку  в  египетском
стиле и обладал  самыми  печальными  глазами,  какие  Джулии  доводилось
видеть на человеческом лице.
   Базим  отпустил  Абдуллу  поклоном,  несколько  ироничным   в   своей
подчеркнутой учтивости, затем закрыл дверь за евнухом.
   - Проходите, - сказал он Джулии и  быстро  пошел  вперед,  не  глядя,
следует ли она за ним.
   Дей сидел возле двойного светильника, держа на коленях раскрытый том.
Он поднял глаза, когда вошли Джулия и Базим. Она поклонилась. Он  закрыл
книгу и протянул ей руку для поцелуя.
   - Можешь  прислуживать  нам,  Базим,  -  сказал  дей,  касаясь  рукой
бархатной подушки рядом с диваном и выражая желание, чтобы Джулия села.
   Карлик принес стол,  уставленный  всевозможными  восточными  яствами.
Когда были сняты крышки и  из.кастрюль  разлился  аппетитный  аромат,  у
Джулии потекли слюнки.  Сглотнув,  она  отвернулась,  стараясь  казаться
равнодушной.
   Когда дверь за Базимом закрылась,  ненадолго  установилось  молчание.
Джулия взглянула на дея и увидела, что он дружелюбно улыбается,  видимо,
понимая ее состояние.
   - Откинешь ли ты покрывало, или со  мной  следует  обращаться  как  с
чужаком, который не имеет права увидеть твое лицо?
   Джулия выполнила его  желание,  стараясь  грациозно,  как  ее  учили,
улыбаться.
   - Как тебя зовут? - спросил Мохаммед дей.
   - Мне дали имя Гюльнара, эфенди, - ответила она.
   - Твоя красота, Гюльнара, соперничает с Кобой, вечерней звездой.  Так
как ты пришла ко мне на закате моих дней,  я  буду  называть  тебя  этим
драгоценным именем.
   - Будет так, как ты пожелаешь, о великий правитель.  -  Это  льстивое
выражение ей удалось произнести не без труда.
   Дей посмотрел на нее несколько цинично, но не ответил.
   - Не снимешь ли ты свое верхнее одеяние, или слишком прохладно?
   Несмотря на ветерок, колыхавший тонкие занавески, ночь была далеко не
холодной. Джулия поняла утонченную вежливость, позволявшую ей обосновать
свой отказ, если она стеснялась снять балахон, а  также  завуалированный
намек на то, что он вовсе не собирался немедленно  овладеть  ею.  Однако
отказаться - значило струсить. Она спустила одеяние с  плеч  и  положила
его возле себя.
   Получив приглашение, Джулия налила мятный чай и поднесла его дею.  Он
не без грации принял его, затем подал знак, чтобы Джулия  присоединилась
к его трапезе,  а  не  ждала,  пока  он  закончит.  Джулия  с  интересом
взглянула на него. Дей  обладал  чувством  юмора  и  быстро,  интуитивно
схватывал ситуацию.  Вдобавок  в  его  темных  глазах  светилось  что-то
похожее на чувствительность, что шло вразрез с трактовкой этой личности.
   - Ты не просишь разрешения заговорить, -  произнес  он,  хладнокровно
перенося ее  изучающий  взгляд.  -  Значит,  не  желаешь  развлечь  меня
беседой?
   Он говорил, не глядя на нее, но она не сомневалась, что он заметил ее
удивление.
   - Конечно, эфенди,  -  ответила  она,  осторожно  подбирая  слова  на
изящном турецком, принятом при дворе. - Я лишь подумала, что вы  желаете
наслаждаться трапезой без помех.
   - Мне казалось,  франкистанцы  определенного  сословия  считают,  что
беседа способствует пищеварению.
   - Это так, эфенди. Интересуют ли вас обычаи франкистанцев?
   - В определенной  степени  да.  Возможно  даже,  что  такие  познания
окажутся полезны, когда расширятся наши связи с Западом. - Он кивнул.  -
Ты можешь рассказать мне о своем народе.
   - Начать с того,  что  люди,  которых  вы  называете  франкистанцами,
принадлежат к разным народам и так же  отличаются  друг  от  друга,  как
арабы отличаются  от  татар.  Моя  собственная  страна  молода,  но  она
большая, и величие ее будет расти. Ее имя - Америка.
   - Да, нам приходилось встречаться с американцами.
   Он, безусловно, ссылался на сложности, возникшие  между  Соединенными
Штатами, и варварским государством Триполи.  В  начале  века  варварские
пираты захватили корабль  американцев  -  "Филадельфию"  с  офицерами  и
тремястами  членами  команды  на  борту.  Американские  моряки,  пытаясь
освободить людей и вызволить корабль, высадились в столице Триполи.  Они
разрушили многие города и сожгли корабль, так как спасти его не удалось.
Нескольким человекам удалось остаться в живых, сбежать,  но  большинство
оказалось  в  рабстве  вплоть  до  конца  войны  в  1805  году.   Джулия
сомневалась и удивлялась, но, несмотря на  представления  людей  Запада,
дей был намного лучше информирован об этих  событиях,  чем  она  сначала
подумала. Его следующие слова подтвердили это.
   - Но знания такого рода я могу приобрести  где-нибудь  еще.  Расскажи
мне, где и как ты жила. Насколько мне известно, твой  отец  был  богатый
человек, владеющий многими рабами?
   Джулия с удовольствием принялась рассказывать. Она  видела,  что  дей
улыбался и несколько  раз  недоверчиво  качал  головой.  Ему  показались
весьма запутанными обычаи, связанные с ухаживанием и женитьбой.
   - Молодой женщине позволено разговаривать с мужчиной и самой  решать,
хочет ли она выйти за него?
   - Если ее родители считают кавалера  подходящим,  то  да.  Иногда  на
девушку оказывают давление, если брак представляется особенно  выгодным.
Но обычно родители  хотят  счастья  своим  детям  и  руководствуются  их
выбором.
   - Уверена ли ты, что мужчине позволен лишь один брак в  течение  всей
жизни?
   - Это так, эфенди. Только смерть расторгает брачные узы. Правда, есть
и другая религия, допускающая расторжение  брака  в  случае  супружеской
измены или великого бесчестья. Но это случается очень редко.
   - А если люди разлюбят друг друга? Если нет наследника?
   - Ничего нельзя поделать, эфенди.
   - А что  если  в  результате  войны  женщин  оказывается  значительно
больше, чем мужчин?
   - Женщинам приходится оставаться старыми девами, эфенди.
   - Это неразумно. Мы,  мусульмане,  лучше  устраиваемся.  Мусульманину
позволено иметь четырех жен. Таким образом, все женщины получают  защиту
мужчин. Вдобавок, если одна из жен  бесплодна,  сохраняется  возможность
иметь наследника от другой.
   - Это справедливо, если в отсутствии  ребенка  виновата  женщина.  Но
если виноват мужчина,  тогда  в  его  гареме  четыре  или  более  жен  с
истраченными впустую жизнями вместо одной, - сказала Джулия.
   - Это неважно.
   - Я уверена, что для мусульманского мужа важно!
   Он  посмотрел  на  нее  с  изумлением  и  гневом,  точно  намеревался
приласкать  котенка,  а  тот  неожиданно  поцарапал  его.  Осознав  свою
бестактность, Джулия покраснела.
   - Умоляю, простите меня, о правитель времени, - поспешно сказала она.
- Я не хотела быть непочтительной.
   Она ждала, что дей позовет Базима и отправит его за Абдуллой,  а  тот
накажет ее. Дей этого не сделал.
   - О женщинах заботятся, их обслуживают, кормят, содержат в роскоши, -
сказал он наконец. - Они защищены от бедности и несчастий. Чего еще  они
могут желать?
   Джулия сжала губы, не желая более спорить с ним.
   - Так чего же? - повторил он вопрос.
   - Свободы. Они могут хотеть свободы. Права уходить и приходить, когда
вздумается, не отчитываться перед охраной, словно заключенные.
   - Охрана существует для их защиты.
   - Тогда почему охрана наказывает их, о блистательный дей?
   - Чтобы поддерживать порядок.
   - Вне сомнения, учитывая скверный нрав и  напряженные  нервы  женщин,
причиной чему - их заключение, эфенди.
   - Излишняя эмоциональность естественна для женщин, - заявил дей.
   - Можно ли судить об этом, не  видя  их  вне  стен  сераля,  о  принц
верности?
   - Значит, в твоей стране женщины иные?
   На этот вопрос Джулия ответила не сразу.
   - Некоторые - да, - поразмыслив сказала она. - Но  некоторые  -  нет,
потому что они так же закрепощены своими мужьями и детьми, как и женщины
вашего гарема.
   Он медленно кивнул.
   - Таков удел женщин. Почему он должен их расстраивать? Почему они  не
могут принять его и жить спокойно и счастливо?
   - Да, может быть, их удел вынашивать детей, но ни одно живое существо
не воспринимает  неволю  спокойно  и  радостно.  И  не  имеет  значения,
ограничивают ли  их  свободу  узорные  железные  решетки  на  окнах  или
ухищрения закона, придуманные мужчинами.
   - Следовательно, вот почему  ты  не  вышла  замуж?  Боялась  потерять
свободу?
   Это была опасная тема, и Джулия осторожно ответила:
   - Не совсем поэтому, так как я считаю, что можно быть свободной  и  в
браке, несмотря на его ограничения.  Я  жила  счастливо  с  отцом,  ведя
хозяйство, заботясь о  наших  родственниках,  и  не  встретила  мужчину,
которого полюбила бы, чьих детей хотела бы рожать.
   - А когда умер твой отец, ничего не изменилось?
   Джулия чуть помедлила, вспомнив о ребенке, которого потеряла.
   - Быстрой  перемены  не  произошло,  -  произнесла  она,  старательно
отодвигая  от  себя  смутный  образ  Реда.  -   Я   продолжила   начатое
путешествие, говорила с Наполеоном на  Святой  Елене,  как  пожелал  мой
отец. Наверное, многое могло измениться с возвращением в  Новый  Орлеан.
Мне пришлось бы жить с родственниками  или  искать  прибежища  в  браке,
найдись мужчина, согласный взять за себя бесприданницу.
   - Ах да, император Наполеон, - подхватил дей, сразу теряя  интерес  к
ее личным обстоятельствам при упоминании этого имени. - Я следил за  его
восхождением. Тебе посчастливилось подробно беседовать с ним?
   - Да, судьба ко мне благоволила, о правитель века, - ответила Джулия,
не преминув еще раз  упомянуть  титул  дея.  Было  бы  крайне  неразумно
разочаровывать его.  Если  предстояло  обсуждать  императора,  следовало
сослаться на их давнее знакомство и рассказать, что оно продолжилось  во
время ее визита на остров Святой Елены.  Какое  недовольство  она  могла
вызвать у дея, если бы поведала ему об истинных событиях последних  дней
Наполеона! Этого нельзя было допустить, даже если бы она на  самом  деле
являлась его фавориткой. "История", говорил император, "есть  не  более,
чем общепринятая ложь". Умереть мучеником на острове - такова  была  его
последняя воля,  которая  могла  бы  стать  его  последней  победой  над
ненавистными англичанами, и Джулия не должна, не имела права  преступить
ее.
   - Великие люди редки. Они рождаются лишь раз или два в столетие.
   - Это правда, эфенди, - вежливо согласилась Джулия.
   - Я почел бы за честь  беседовать  с  человеком,  который  командовал
великими  армиями,  одерживая  победы  с  не  меньшим  искусством,   чем
Александр Македонский, с человеком, заставившим  других  владык  платить
ему дань и правившим с коварством и мудростью, достойной Соломона,  сына
Давида. Так как я не могу говорить с ним, расскажи мне все, что можешь.
   Они говорили подробно  и  долго.  Джулия  передала  мысли  и  мнения,
которыми они с Наполеоном  обменивались,  гуляя  по  палубе  корабля,  о
времени, которое она проводила с ним, о просьбе императора, которую  она
записала, равно как и  его  взгляды...  Ей  удавалось  удовлетворительно
ответить на большинство вопросов дея. Джулия сама не осознавала  глубину
и масштаб тем, которые обсуждала с Наполеоном.  Воистину,  история  была
его манией. Он знал все великие военные кампании древности