черные круги под Глазами появились у тебя оттого, что ты  слишком  много
работаешь?
   - Ни то, ни другое, - ответила Джессика, тщательно подбирая слова.  -
Это просто мысли. У меня в голове столько разных мыслей...
   -  Понятно...  Бизнес.  "Голубая   Чайка".   Кредит.   Закладная,   -
перечислила Арлетта с таким отвращением, словно речь шла не  об  обычных
вещах, а о преступлениях нацистов во время второй мировой войны. - Стоит
ли из-за этого так переживать?
   - Но это же естественно, - слабо защищалась Джессика.
   - Дрянь дело, - не слушая ее, сказала Арлетта и, раздавив сигарету  в
хрустальной пепельнице, стоявшей на широких перилах веранды рядом  с  ее
креслом, тотчас прикурила новую.
   - Кто-то же  должен  этим  заниматься,  -  заметила  Джессика  ровным
голосом.
   - Вот пусть этим и занимается кто-то другой, - отрезала  ее  мать.  -
Тот же Кастеляр, к примеру... Плюнь на все это, милая, перестань  мучить
себя делами и займись личной жизнью. Бизнес - это мужские игрушки.
   Джессика попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.
   - Это будет не так-то легко, - сказала она с усилием.
   - Ты сама удивишься, как это просто! - резко возразила Арлетта.
   Джессика внимательно посмотрела на мать.  Ей  очень  хотелось  задать
матери один вопрос, который интересовал ее  на  протяжении  многих  лет.
Этот вопрос был довольно деликатного свойства, но в такой большой  семье
любая проблема могла оказаться достаточно сложной и болезненной,  стоило
только копнуть поглубже.
   В конце концов она решилась.
   - Скажи, ма, тебе никогда не хотелось, чтобы  какой-нибудь  из  твоих
браков просуществовал... подольше?
   - Иными словами, не жалею ли я? - Арлетта выпустила  изо  рта  тонкую
струйку табачного дыма и в упор посмотрела на дочь. - Конечно, хотелось.
Всем нам когда-то приходится жалеть о  сделанном,  но  ведь  человек  не
отказывается от воды только потому, что когда-то он чуть не захлебнулся.
Не прокатиться на карусели только потому, что никак  не  можешь  выбрать
деревянную лошадку по своему вкусу, это не  осторожность,  а  чрезмерная
разборчивость.
   - И это - не самое лучшее качество? Арлетта пожала плечом.
   - Пока ты выбираешь, карусель мчится и  мчится.  Если  долго  думать,
можно пропустить слишком много кругов.
   - ...И избавить себя от лишней боли.
   - Боль - это свидетельство того, что  мы  еще  живы.  Ты  никогда  не
задумывалась об этом? Кроме того, настоящая  боль  придет  тогда,  когда
погаснут огни, аттракцион закроется и ты вернешься домой одна.
   Джессика внимательно поглядела в зеленые глаза матери,  которые  были
так схожи с ее собственными.
   - Если я начну кататься, мне уже не захочется слезать.
   - И к чертям поручни безопасности и пристяжные ремни? Тебе,  я  вижу,
нужно все или ничего, причем сразу и навсегда... - Арлетта отвела взгляд
и уставилась на что-то за плечом Джессики. - Так не бывает, моя дорогая.
   В ее голосе  отчетливо  прозвучала  горечь,  и  Джессика  задумалась,
сознает ли Арлетта, что именно ее пример, ее  бесконечные  поиски  новых
мужей и отчаянные потуги  выглядеть  моложе  своих  лет  заставили  дочь
преисполниться решимости не повторить судьбу матери? Даже сейчас, в свои
без малого пятьдесят, Арлетта никак не  могла  успокоиться  и  прилагала
отчаянные усилия, чтобы очаровать очередного мужчину, хотя  и  понимала,
что уже никогда не найдет того, что она искала так долго.
   Разумеется, ее матери во многих отношениях просто не повезло в жизни.
Она воспитывалась без матери, а у отца никогда не было для нее  времени.
В  результате  Арлетта  осталась  один  на  один  с  заманчивыми  идеями
сексуальной революции шестидесятых и семидесятых, которые и подвигли  ее
на постоянную смену партнеров, на эксперименты с наркотиками  и  привили
стремление к так называемой независимости. Как и многие  ее  сверстники,
Арлетта отринула устаревшие традиции, превозмогла диктат долга и  очертя
голову бросилась в погоню  за  наслаждениями.  Легко  и  беззаботно  она
переходила от одной привязанности к другой;  она  меняла  партнеров  так
часто, как ей хотелось, но так и не  поймала  счастье,  которое,  словно
мираж, маячило перед самыми глазами, но не давалось в руки.
   Ребенок, появившийся на свет где-то в начале этой бешеной скачки, был
очень скоро брошен и забыт. Теперь Арлетта обвиняла своего отца  в  том,
что о"н отнял у нее дочь, но ведь  никто  не  мешал  ей  сказать  "нет",
забрать своего ребенка и самой растить его.  Арлетта  даже  не  захотела
попробовать, и теперь ей приходилось  как-то  мириться  с  последствиями
собственных решений, принятых в другое время, в другую эпоху,  когда  ее
мысли и чувства были совершенно иными.
   Джессика почти никогда не называла Арлетту мамой. Арлетта сама  этого
не хотела; по крайней мере, она никогда не просила дочь звать ее так,  а
не иначе. Когда-то Джессике хотелось, чтобы у  нее,  как  и  у  всех  ее
друзей, была нормальная мать  -  заботливая,  нежная,  пахнущая  сладким
тестом, с мягкими, чуть полными руками. Порой ей нужен был кто-то, с кем
она могла бы поговорить по душам; кто-то, кто  продолжал  бы  любить  ее
независимо от ее слов и поступков; кто-то,  на  кого  она  всегда  могла
опереться в трудную минуту. Но эти времена прошли безвозвратно, и теперь
Джессика лишь иногда жалела Арлетту, как бы сильно та ее ни раздражала.
   - Ну, - сказала она, стараясь изменить тему разговора, который грозил
превратиться в мрачное, затяжное выяснение отношений, - а кто этот  твой
новый молодой друг?
   Арлетта принужденно рассмеялась.
   - Боюсь, ты не одобришь мой выбор.
   - Почему это я должна одобрять или осуждать тебя? Это твоя  жизнь.  -
Джессика невольно нахмурилась при мысли о том, как странно  переменились
их роли. В нормальной  жизни  именно  дочери  должны  были  волноваться,
одобрят ли родители их выбор или нет.
   - Скажи это своему деду, - с неожиданным вызовом сказала Арлетта.
   Джессика чуть заметно приподняла брови.
   - Мне кажется, он вряд ли будет возражать, - миролюбиво заметила она.
   Пришел черед Арлетты удивляться.
   - Потому, что он сам  женился  на  женщине,  которая  ему  во  внучки
годится? Если  ты  так  думаешь,  то  очень  ошибаешься...  Кстати,  кто
рассказал тебе об этом?
   - Я не помню, - небрежно отозвалась Джессика. Ей очень  не  хотелось,
чтобы Арлетта выговаривала Мими  Тесс  за  болтливость,  тем  более  что
старая женщина скорее всего уже напрочь обо всем забыла. - Кроме того, в
наше время завести себе молодого любовника не считается зазорным, не так
ли? Должно быть, очень приятно  наблюдать,  как  он,  гм-м...  взрослеет
вместе с тобой.
   - Какие отвратительные мысли приходят тебе в голову! - с  возмущением
сказала Арлетта, глубоко затягиваясь сигаретой,  но  Джессика  заметила,
что мать так и не ответила на ее вопрос.
   День постепенно склонялся к вечеру, и небо становилось все темнее.  В
саду стояла полная тишина, какая  бывает  только  перед  грозой,  но  из
плотных, свинцово-серых облаков до сих пор не упало ни одной капли.
   Ник и Рафаэль вернулись из своей экспедиции по окрестностям, и к  ним
подошел Кейл. Все трое некоторое  время  стояли  на  дорожке  под  самой
верандой, обсуждая старую колониальную усадьбу  в  Ресифе,  где  родился
Кастеляр. Вскоре Кейл попрощался и  ушел,  сославшись  на  необходимость
подготовить "Голубую Чайку IV" к обещанному на  завтра  шторму.  Арлетта
тоже не стала задерживаться. Заявив, что должна вернуться в Новый Орлеан
до дождя, она удалилась, развязно виляя бедрами. Что до Ника, то он даже
не дал себе труда выдумать какой-то  предлог.  Махнув  в  знак  прощания
рукой, он забрался в свой пикап и был таков.
   Джессика  рассчитывала,  что  Кастеляр  последует  их  примеру.   Она
надеялась на это, потому что ей необходимо было поговорить с  дедом,  но
Рафаэль  остался.  Вернувшись  на  веранду,  он  совершенно  по-хозяйски
расположился в кресле-качалке и принялся  развлекать  Мадлен  описаниями
бразильских пляжей и многотысячных толп туристов, которые появлялись  на
них в разгар купального сезона.
   Поддерживать этот разговор Джессике не хотелось, поэтому  она  сидела
молча, вполуха прислушиваясь к  рассказу  Кастеляра  и  дожидаясь,  пока
проснется дед. Прошло, однако, еще минут двадцать, прежде  чем  из  дома
показалась Крессида и знаком показала Джессике, что старый Клод  Фрейзер
ждет ее.
   - Все разъехались? - заговорщическим шепотом осведомился  дед,  когда
Джессика вошла в спальню, где он сидел у окна в своем инвалидном кресле.
   - Все, за исключением твоего гостя. Разумеется, Мадлен тоже осталась,
хотя  она  и  говорила  что-то  насчет  того,  что  хочет   съездить   в
Лейк-Чарльз.
   Плотно закрыв за собой входную  дверь,  Джессика  прошла  в  комнату.
Передвигаться по ней было не легче, чем идти по минному полю,  поскольку
старик требовал, чтобы все  необходимое  -  очки,  кувшин  с  водой  для
умывания, кипы журналов и газет и даже маленький портативный компьютер -
постоянно находилось у него под  рукой.  Все  это  было  расставлено  по
маленьким столикам на колесах,  которые  сгрудились  в  центре  комнаты,
словно овцы на водопое.
   - Я сам просил Кастеляра остаться, -  сказал  дед.  -  Тебе  придется
поговорить с ним.
   - Мне? О чем?! - удивилась Джессика,  останавливаясь  перед  коляской
деда.
   - Он  хотел  кое-что  тебе  сказать.  -  Старик  произнес  эти  слова
небрежно, пожалуй  -  слишком  небрежно.  -  Тебе  известно,  что  некий
Холивелл из "Гольфстрим Эйр" уже некоторое время осаждает банк,  пытаясь
вынюхать все о нашем финансовом положении?
   - Холивелл приходил ко мне в  офис  в  понедельник,  но  он  даже  не
намекнул...
   - Почему ты ничего не сообщила мне?
   - В этом не было  необходимости,  поскольку  я  все  равно  не  могла
сказать ему ничего конкретного.
   -  Ты  что,  считаешь  меня  совершенной  развалиной?  -   немедленно
взъярился  старик,  и  его  лицо  приобрело  пугающий  синевато-пунцовый
оттенок. - Или, может быть, это ты выжила из ума? Я  обязательно  должен
был знать об этом!  Холивелл  и  Кастеляр  -  это  разного  поля  ягоды.
"Гольфстрим Эйр" никогда не вела честную игру, а  ее  владелец  пытается
вставлять нам палки в колеса с тех самых  пор,  как  он  зарегистрировал
свои два вертолета и назвал их транспортной компанией. Если бы  я  знал,
что он снова появился на нашем горизонте, я бы...
   - Мне очень жаль, дед, - сказала Джессика, беря сухую, жилистую  руку
старика в свои ладони. - Пожалуйста, не волнуйся. Дело  не  стоит  того,
честное слово, не стоит!
   Старик несколько раз глубоко вздохнул, глядя прямо на нее. Его  грудь
поднималась и опускалась, а в легких что-то сипело и клокотало.  Наконец
он несильно пожал ей пальцы.
   - Ну хорошо, - промолвил  Клод  Фрейзер.  -  Ты  не  знала,  а  я  не
предупредил  тебя.  Впрочем,  теперь  это  не  важно.  Я  решил  принять
предложение Кастеляра. Если, конечно, ты не возражаешь.
   Джессика  вздрогнула  от  удивления.  Дед  объявил  о  своем  решении
спокойно и легко, но она почему-то никакого спокойствия не чувствовала.
   - Если я не возражаю? - медленно, с расстановкой повторила она. -  Но
при чем тут я? Это твоя компания, твой бизнес!  Ты  можешь  поступать  с
ними, как тебе заблагорассудится.
   - Нет, не могу, - желчно возразил Клод Фрейзер, выдергивая ладонь  из
рук Джессики. - Я больше не могу управлять этой  чертовой  фирмой  и  не
могу заставить этого кретина Гадденса посмотреть правде в глаза!
   - Но ты же можешь вернуться! Ты обязательно вернешься.  Вот  увидишь,
пройдет совсем немного времени, ты окрепнешь, и тогда...
   Дед так посмотрел на Джессику, что она невольно замолчала.
   - Я так не думаю, - медленно сказал он. - Как бы там ни было,  сейчас
самое время забросить все дела и уделить хоть  немного  времени  Мадлен.
Пока я еще жив... Помолчи! - властно приказал он, увидев,  что  Джессика
собирается  что-то  возразить.  -  Единственное,  о  чем  я  еще  должен
позаботиться, это о тебе и о том, чтобы спасти хотя бы часть того, что я
создавал, строил все эти годы. Это вплотную подводит нас к тому, с  чего
мы начали - к предложению Кастеляра.
   Джессика видела, что спорить с дедом сейчас нет никакого смысла -  он
просто выйдет из себя и не станет ее слушать. Раздумывая  о  предложении
Кастеляра, который потребовал, чтобы она  стала  главным  исполнительным
директором фирмы, она спросила:
   - Чего же он хочет?
   - Он хочет заключить брачный союз.
   Брови Джессики недоуменно поползли вверх.
   - Что?
   - Ты слышала, что я сказал. - Взгляд его выцветших  глаз  в  ожидании
остановился на ее лице. - Что скажете, мисс?
   - Должно быть, ты не так его  понял.  "Брачный  союз"  -  это  просто
жаргон, способ говорить о поглощении одной фирмы другой, не называя вещи
своими  именами.  Хотя  как  ни  называй...  В  начале  этой  недели   я
встречалась с Рафаэлем, и он предлагал мне высокий пост в  КМК,  но  все
зависело от того,  согласишься  ли  ты  на  его  предложение.  -  Теперь
Джессика почувствовала гнев, и кровь быстрее потекла по ее жилам. Она не
могла поверить,  что  этот  наглый,  самоуверенный  бразильский  донжуан
осмелился говорить с ее дедом после того, как  она  предупредила  его  о
возможных  последствиях.  Но  еще  более  невероятным  ей  казалось   то
обстоятельство, что Клод Фрейзер, похоже, был весьма доволен неожиданным
поворотом дела.
   - Ради всего святого, Джесс! Я еще не окончательно выжил из ума. И  я
вполне способен разобраться, интересуешь ли его ты, или  что-то  другое.
Поверь,  он  хочет  получить  не  просто   умелого,   квалифицированного
работника. Ты интересуешь его как женщина!
   Возбуждение, в которое пришел ее дед, вкупе с возможностью того,  что
он может быть прав, заставило Джессику испытать ужас, от которого у  нее
внутри все похолодело. Забыв об осторожности, она с вызовом уперла  руки
в бока и почти прокричала в ответ:
   - Я тоже имею об этом кое-какие понятия! Этот твой Кастеляр - он даже
ни о чем не спросил меня!
   - Естественно,  -  спокойно  отозвался  Клод  Фрейзер.  -  Просто  до
сегодняшнего дня он не знал, как я отнесусь к этой идее, вот и молчал.
   И старик негромко хихикнул.
   - Ты хочешь сказать, что он явился к тебе, чтобы просить  руки  твоей
внучки? Словно средневековый испанский вельможа  в  каком-нибудь  глупом
любовном романе? Это же смешно, дед!
   - Португальский вельможа, - самым резким тоном поправил ее старик.  -
И не будь дурочкой, Джесс. Ты не нуждаешься в  моем  благословении  и  в
ничьей другом тоже. Это строго деловое...
   Джессика услышала, как за ее спиной приоткрылась дверь спальни.
   -  Прошу  прощения,  -  сказал  самым  сардоническим  тоном   Рафаэль
Кастеляр, - но я не мог не слышать вашего,  гм-м...  оживленного  обмена
мнениями. Поскольку Джессика теперь в курсе дела, я подумал,  что  будет
гораздо лучше, если вы, мистер Фрейзер, позволите  мне  самому  привести
несколько аргументов, которые могут склонить чашу весов в мою пользу.
   Взгляд Кастеляра, устремленный на Клода  Фрейзера,  был  уверенным  и
спокойным, и недовольная гримаса исчезла с лица старика.
   - Может быть, ты и прав, - сказал  он,  усмехаясь.  -  Отведи-ка  мою
внучку куда-нибудь в тихое местечко и потолкуй с нею как  следует,  пока
она не прикончила нас обоих.
   Все это Джессике очень не  понравилось,  но  она  не  видела  никакой
возможности отказаться, чтобы не расстроить деда. Сдержанно кивнув,  она
повернулась и вышла из спальни  с  самым  неприступным  видом.  Кастеляр
следовал за ней по пятам.
   Местом   предстоящего   разговора   Джессика   инстинктивно   выбрала
библиотеку на первом этаже. В детстве она укрывалась там от всех бурь  и
невзгод, и сейчас ее с силой повлекло туда. Ей казалось,  что  только  в
тишине этой просторной, пропахшей пылью комнаты она сможет обрести почву
под ногами и успокоиться настолько, чтобы разговаривать с Кастеляром  на
равных.
   Как она и ожидала, в библиотеке было тихо и пусто.
   В прохладной полутьме поблескивали стекла многочисленных  антикварных
шкафов из розового дерева,  на  полках  которых  выстроились  корешок  к
корешку сотни и сотни томов. Тяжелые резные кресла были обиты зеленой  и
красной  парчой,  а  ящики  столов  и  бюро  перекосились  от  множества
старинных  безделушек,  большинство  из   которых   не   имели   никакой
практической ценности, но зато были бесценными приметами ушедшей  эпохи.
Перочинные ножи, которыми в прошлом веке  затачивали  гусиные  перья,  и
песочницы, все еще наполненные мелким речным песком, соседствовали здесь
с фарфоровыми сувенирами со всемирной выставки ЭКСПО-84,  проходившей  в
Новом Орлеане. Восковые  цветы  под  стеклянными  колпаками  теснили  на
столах старые сигарные коробки, которые Джессика  в  детстве  обклеивала
найденными  на  берегу  морскими  раковинами,  а   старинное   мраморное
пресс-папье так  и  норовило  столкнуть  на  пол  древний  арифмометр  с
отломанной ручкой. Воздух в библиотеке пропах пылью, старой  переплетной
кожей и полировочной жидкостью, и казалось, будто  комната  полным-полна
воспоминаниями, которые никак не хотят уходить в небытие.
   Войдя в библиотеку, Джессика включила на столе  бронзовую  лампу  под
зеленым абажуром и только потом повернулась к бразильцу.
   Только раз в жизни - в Рио -  Джессика  ощущала  близость  мужчины  с
подобной  остротой.  Воспоминания  снова  проснулись  в   ней,   и   она
постаралась загнать свое смущение в самый дальний уголок сознания, чтобы
как следует сосредоточиться. Кастеляр странным образом подавлял ее своим
присутствием; казалось, что он занимает собой все свободное пространство
комнаты, нависает над самой ее головой, и Джессике пришлось собрать  все
свое мужество, чтобы заговорить с ним так, как она считала нужным.
   - Прежде чем вы объясните мне, что все это значит, - начала она, -  я
должна кое-что вам сказать. Дело в  том,  что  мой  дедушка  никогда  не
отличался безупречным слухом,  а  теперь,  когда  он  еще  не  до  конца
оправился от болезни, он слышит совсем плохо. Очевидно, он не  расслышал
или неверно понял, что вы говорили о той роли, которую я должна  сыграть
в слиянии двух фирм, и это заставило его  подумать,  будто  вы...  будто
я...
   Кастеляр  перебил  ее  быстрым  взмахом  руки.  Его   напряженный   и
внимательный взгляд впился в лицо Джессики.
   - Ваш дед не ошибся. Он все прекрасно понял и, сдается мне,  то,  что
он услышал, пришлось ему по душе.
   Несколько долгих секунд Джессика молчала. Сердце ее стучало  в  груди
часто-часто, как у пойманной  птицы,  и  кровь  громко  шумела  в  ушах.
Пристально вглядываясь в лицо  Кастеляра,  она  надеялась  найти  в  нем
ответы на все свои вопросы, но оно не  выражало  ровным  счетом  ничего,
кроме спокойной уверенности и ожидания.
   - Вы, должно быть, шутите, - сказала она  наконец.  -  Вы...  В  наше
время никто так не поступает.
   - Позвольте вас заверить, что у меня самые серьезные намерения.
   - Невероятно! - выдохнула Джессика. - Но даже если так, почему дед не
выставил вас вон? Почему он задумался об этом? Что, ради всего  святого,
вы ему такого сказали?
   Она еще не договорила до конца, когда ее вдруг осенило.
   - Нет, погодите! - воскликнула  она.  -  Это  вы  рассказали  деду  о
предложении Холивелла? Вы же могли убить его, Кастеляр!
   - Я был предельно осторожен, мисс Мередит. Так осторожен, как если бы
я разговаривал с моим собственным дедом, - заверил ее Кастеляр. - За все
время нашей беседы он не был и  вполовину  так  взволнован,  как  в  тот
момент, когда я позволил себе прервать вашу милую беседу в спальне.
   - Ну конечно, - с иронией парировала Джессика. - Я не сомневаюсь, что
вы вели себя безукоризненно вежливо и по-деловому. Я другого не понимаю:
как мой дед мог хотя бы на мгновение допустить, что вы правы? Как он мог
подумать, что ваше пр