все здесь и сейчас, решим все вместе. В конце  концов,  мы
тоже имеем право знать, что происходит. Лично мне давно надоело, что  вы
с Джессикой и Кейлом решаете все вопросы управления "Голубой Чайкой",  а
нам остается только соглашаться с тем, что вы там напридумываете.
   Клод Фрейзер слегка качнул своей седой головой и  перевел  взгляд  на
своего внучатого племянника.
   - Ты тоже так считаешь, Кейл?
   Этот вопрос подразумевал, что Кейл не только идет на поводу  у  своей
матери, но и беседует  с  ней  о  делах  компании,  в  которые  не  были
посвящены рядовые пайщики. Под взглядом старика Кейл вспыхнул и не сразу
нашелся, что ответить. Некоторое время  он  рассматривал  насаженное  на
вилку розовое брюшко лангуста и только потом вежливо сказал:
   - Что так, что эдак - для меня это не имеет большого  значения,  дядя
Клод.
   - И очень зря, - с иронией заметил старик. - Поэтому я  позволю  себе
еще раз напомнить вам обоим, что, пока я здесь хозяин,  деловые  вопросы
за столом обсуждаться не будут. Это слишком вредно для пищеварения.
   - Чушь! Глупая, старомодная чушь! - заявила Зоя, так  резко  вздернув
голову, что пучок крашеных  волос  у  нее  на  затылке  вдруг  показался
Джессике слишком тяжелым для ее тонкой шеи.
   - А  я  старомодный  человек,  Зоя,  -  спокойно  и,  как  показалось
Джессике, со сдержанной гордостью отозвался ее дед, -  Даже  если  бы  я
сейчас  пренебрег  правилами,  которые  сам  же  и  установил,  в  общем
обсуждении нет нужды. Я понимаю, что у каждого из вас есть свое  мнение,
но для окончательного решения вопроса значение будет  иметь  только  то,
что скажут Джессика и Кейл.
   - Хотела  бы  я  знать  -  почему?  -  неожиданно  спросила  Арлетта,
выпрямляясь в кресле, причем  Джессике  показалось,  что  ее  мать  рада
начинающейся склоке. - Если "Голубая Чайка" будет продана, то почему  бы
не информировать об этом ее совладельцев?
   - Откуда ты знаешь  о  продаже?  -  ледяным  тоном  осведомился  Клод
Фрейзер, неловко поворачиваясь  к  дочери.  При  этом  его  седые  брови
сомкнулись на переносице еще  теснее,  а  взгляд  стал  пронзительным  и
острым.
   - Это все знают. - Арлетта выдерживала взгляд старика всего несколько
мгновений, потом пожала  плечами  и  отвернулась.  -  То,  что  компания
Кастеляра не прочь прибрать нас к рукам, давно известно, - добавила  она
менее уверенно.
   - И слишком широко, как  я  погляжу,  -  с  горечью  проговорил  Клод
Фрейзер. - Стоило мне только приболеть, как крысы побежали с корабля. Ну
что ж, пора мне всерьез взяться за дело!
   Зоя вся подобралась и поправила на груди серо-черное платье,  которое
она всегда надевала на семейные сборища в качестве напоминания  о  своем
погибшем муже.
   - Я думаю, вы просто не считаете нужным держать нас в курсе  дела.  Я
имею в виду прежде всего женщин-пайщиц  -  за  исключением,  разумеется,
вашей распрекрасной Джессики. Вы что, считаете нас людьми второго сорта?
По-моему,   ваша   оценка   наших   умственных    способностей    просто
оскорбительна!
   - А у тебя, оказывается, есть умственные способности? - едко  заметил
Клод Фрейзер.
   - Не судите о женщинах по вашей жене! - нанесла удар Зоя.
   У Мадлен вырвалось  негодующее  восклицание,  но  Клод  Фрейзер  едва
глянул в ее сторону.
   - Мадлен не имеет к этому никакого отношения, - заметил он холодно.
   - Вот и хорошо. Между прочим, вы все еще могли быть женаты  на  Марии
Терезе, если бы относились  к  ней  хоть  чуточку  внимательнее.  Но  вы
предпочли ей женщину, которая моложе вас почти на  полвека,  которая  не
знает, как надо заботиться о муже, не говоря уже о том, что она не имеет
никакого представления о бизнесе.
   - Тетя Зоя, прошу вас! - вмешалась Джессика, с  тревогой  наблюдавшая
за тем, как бледное лицо деда темнеет от прилившей крови.
   - Но это же правда! -  возмущенно  возразила  Зоя,  метнув  злорадный
взгляд в сторону Клода Фрейзера.
   - Это грязная ложь - вот что это такое! - неожиданно сильным  голосом
выкрикнул старик, и его лицо налилось красным. - У Тесс никогда не  было
времени ни для меня, и ни для чего другого. Она была слишком занята тем,
что, задрав юбки, бегала за мужчинами!
   - В самом деле, папа? - вставила Арлетта.
   - Да. И  ты  такая  же,  как  твоя  мать!  -  рявкнул  Клод  Фрейзер,
поворачиваясь к дочери. - Эта патология характерна  для  всех  женщин  в
нашей семье.
   Теперь и Арлетта покраснела от обиды и негодования.
   - Что бы ни совершила моя мать, довел ее до этого ты!
   - А кто же виноват в том, что ты ведешь себя так же, как она?
   Джессика, растерянно оглядывая  сидевших  за  столом,  заметила,  что
Мадлен разглядывает Арлетту  с  напряженным  вниманием  и  хмурится  все
сильнее. Сама она была смущена безобразной сценой,  но  в  глубине  души
Джессика знала, что  дед  прав.  Повернувшись  к  нему,  она  с  мольбой
сказала:
   - Дедушка, прошу тебя, пожалуйста!..
   Клод Фрейзер несколько мгновений глядел на нее и, видимо, прочтя в ее
взгляде осуждение, вполголоса выругался.
   - О'кей, о'кей, - промолвил он, слегка переведя дух.  -  Я  не  хотел
никого оскорбить, но, право же, совсем ни  к  чему  было  упоминать  про
Тесс, совсем ни к чему!
   Тут Джессика была  с  ним  полностью  солидарна.  Хотя  Клод  Фрейзер
развелся со своей первой женой всего несколько лет назад, она  перестала
быть фактическим членом семьи уже очень давно.
   Зоя, однако, никак не могла успокоиться. Воспользовавшись паузой, она
перехватила инициативу и попыталась возобновить нападение.
   - И все равно я считаю,  что  обсуждать  дела  фирмы  мы  должны  все
вместе. "Голубая Чайка"  получила  конкретное  предложение  от  компании
Кастеляра  -  очень  важное  предложение,  которое  касается  всех  нас.
Подобные вопросы не могут решаться без участия всех акционеров.  Или  вы
хотите устроить здесь комедию, где мы будем исполнять роли статистов?
   - Комедией будет твое общее собрание, - сказал старый Клод Фрейзер. -
Я  же  прекрасно  вижу,  чего  ты  добиваешься.  Ты  хочешь   заручиться
поддержкой  других  пайщиков,  чтобы  указывать  мне,   как   я   должен
распорядиться моим предприятием, моим делом!
   - А вы, видно, хотите сами принимать все решения  и  плевать  на  то,
чего хотят остальные! Или, может быть, вы  забыли,  что  часть  "Голубой
Чайки" принадлежит нам?
   - Тетя Зоя! Дедушка! Да  перестаньте  же!  -  с  отчаянием  вскричала
Джессика, со страхом глядя на набухшие вены на висках старого Фрейзера.
   Но дед не обратил на нее никакого внимания. Свирепо  глядя  на  вдову
своего беспутного племянника, он четко и с расстановкой сказал:
   -  У  тебя  нет  абсолютно  ничего.  Это  я  создал  "Голубую  Чайку"
практически на пустом месте, я день и ночь работал ради нее,  я  отдавал
ей все, что у меня было и раньше, и потом.  И  если  ты  считаешь,  что,
зарегистрировав брак с этим ничтожеством  -  сыном  моего  брата,  -  ты
получила право лезть в мои дела, то ты очень и очень ошиблась!
   - Мой Луис тоже немало сделал для вашей компании! - возразила Зоя,  и
ее грудь заходила ходуном от возмущения, а глаза налились кровью. - Если
бы не  ваше  упрямство,  не  ваши  близорукость,  жадность  и  нежелание
передать свое детище в более компетентные руки, "Голубая Чайка" могла бы
быть сейчас гораздо более крупной фирмой. Луис... Луис мог бы быть  жив,
если бы вы в свое время доверили ему хоть какой-нибудь пост, как  Кейлу.
Тогда бы он чувствовал ответственность, чувствовал, что от  него  что-то
зависит, и тогда... тогда не случилось бы того, что случилось. Вы должны
были... обязаны были дать ему шанс!
   Последние  слова  Зои  сопровождались  уже  несдерживаемым  рыданием.
Отодвинувшись от стола, она встала и, пошатываясь, ушла в  дом.  Арлетта
тоже поднялась и, швырнув на стол салфетку, поспешила за  ней.  Лицо  ее
было озабоченным и сердитым.
   На галерее установилась неловкая тишина, которую первым нарушил  Ник.
Самым непринужденным тоном он осведомился у Кейла, хороша ли рыбалка  на
озере  Поншатрен.  Через  несколько  минут  к  разговору   двух   мужчин
присоединилась и Мадлен. Клод Фрейзер некоторое время наблюдал  за  ними
из-под насупленных бровей, потом взял вилку и вернулся к овощному пюре с
цыпленком.
   Зоя и Арлетта больше не вышли к столу. Вечер был серьезно испорчен, и
застольная беседа постепенно угасала. Поданный с кофе десерт был  съеден
под однообразный обмен мнениями о последних  событиях  на  футбольных  и
бейсбольных  площадках,  которые,  как   видно,   никого   особенно   не
интересовали. Наконец Клод Фрейзер  сделал  знак  Джессике  и  Кейлу  и,
оттолкнувшись от стола, на своем кресле откатился от него.  Кейл  взялся
за ручки инвалидной  коляски,  а  Джессика  отворила  дверь  в  коридор,
ведущий в библиотеку. Ник и Мадлен, оставшиеся за столом,  проводили  их
гробовым молчанием.
   Деловое совещание получилось очень подробным, долгим и  изматывающим.
Несмотря на это, Джессика не узнала ничего для себя нового. Единственным
положительным моментом встречи была ее убежденность, что  дед  понемногу
оправляется от удара. Во всяком случае, он не только ничего не  напутал,
но, напротив, поразил ее четкостью анализа  и  прекрасным  знанием  всех
подробностей предложения Кастеляра.
   По обоюдному молчаливому  соглашению,  ни  она,  ни  Кейл  ничего  не
сказали  старику  о  неприятном  происшествии,  случившемся  с  ними   в
карнавальном Рио, хотя Джессика несколько раз спрашивала себя, не  лучше
ли самой признаться во всем, а там - будь что  будет.  Больше  того,  ей
даже было любопытно узнать, что скажет дед по поводу фотографий и  всего
прочего. За свою жизнь Клод Фрейзер не раз сталкивался с самыми  разными
ситуациями, особенно после того как началась разработка нефтяных запасов
континентального шельфа, а буровые  вышки  шагнули  с  суши  в  открытый
океан. Тогда в морской бизнес устремилось множество проходимцев, готовых
на все ради выгодного контракта на  обслуживание  нефтяных  v  платформ;
именно в тот период конкуренция на рынке транспортных услуг  обострилась
и стала особенно жестокой. Впрочем,  те  времена  еще  не  прошли,  если
считать,  что  взрыв  принадлежащей  "Голубой  Чайке"   шхуны   не   был
случайностью.
   И все же главной причиной, удержавшей  Джессику  от  признания,  было
замечание  деда  по  поводу  патологической  слабости  женщин  из  семьи
Фрейзеров к мужскому полу. На  ее  памяти  это  был  первый  раз,  когда
обвинение было произнесено вслух, хотя Джессика  всегда  знала,  что  он
чувствует по этому поводу и как сильно его это волнует.
   Кроме того, если бы Джессика захотела, она легко могла  бы  заметить,
что, обличая Зою и Арлетгу, дед мельком глянул и  в  ее  сторону,  и  ей
стоило огромного труда не поддаться внезапно проснувшейся в ней тревоге.
Клод Фрейзер не мог знать, что она совершила, просто не мог...
   Или все-таки каким-то непостижимым образом он обо всем узнал?
   Как бы там ни было,  упоминание  о  встрече  с  Рафаэлем  Кастеляром,
которая должна была состояться в понедельник, заметно  его  встревожило.
Дед долго и тщательно обдумывал эту новость, а под  конец  дал  Джессике
целую кучу советов относительно того, что и как ей  говорить,  а  о  чем
умолчать.  В  другое  время  подобное  недоверие  к  ней  и  ее  деловым
способностям могло бы обидеть Джессику, но  сейчас  она  волновалась  не
меньше его. Кроме того, она хорошо знала, что значит для  деда  "Голубая
Чайка", и его раздражение по поводу того, что он вынужден отдать  судьбу
своего любимого детища в чужие руки, было ей более чем  понятно.  Ее  же
беспокоил  несколько  иной  аспект.  Судя  по   всему,   старик   считал
неожиданный шаг Кастеляра чем-то вроде проявления слабости,  и  Джессике
предстояло как-то воспользоваться этим. К сожалению, ничего  конкретного
дед ей так и не сказал.
   Когда совещание закончилось и Клод Фрейзер объявил, что хочет немного
отдохнуть, Джессика почти не испытала облегчения. Ее озабоченность  была
настолько серьезной, что она даже должным образом  не  отреагировала  на
лишенную всякой почтительности тираду Арлетты.
   - Напыщенный старый лицемер, который хочет быть  святее  самого  папы
римского! - в сердцах воскликнула мать  Джессики  во  время  прогулки  в
саду, свирепо отмахиваясь от комара, который с противным гудением  вился
перед  самым  ее  лицом.  -  Как  он  посмел  обозвать  меня  сексуально
озабоченной, если сам едва не отправился на тот  свет,  когда  попытался
лишний раз взобраться на свою молоденькую кобылку?!
   - О, дело не только в этом! - слабо возразила  Джессика.  -  Все  эти
проблемы с "Голубой Чайкой" - вот что едва его не доконало!
   - Да, конечно, - едко ответила Арлетта. - Только одна  из  сиделок  в
приемном покое камеронской  больницы  сказала  мне,  что,  когда  твоего
почтенного дедушку доставили к ним, он был голеньким, словно только  что
ощипанный  голубок.  Старый   дурак   наверняка   разыгрывал   из   себя
двадцатилетнего  жеребца  перед  этой  маленькой   дрянью,   и   вот   -
результат!..
   - Как ему, наверное, неприятно было  бы  знать,  что  говорят  о  нем
некоторые, - негромко заметила Джессика в пространство.
   Ее мать презрительно фыркнула.
   - А я считаю, что для него это был хороший урок. И  зачем  только  он
женился на этой глупенькой девочке! Если бы не она,  он  никогда  бы  не
начал говорить гадости о моей бедной маме. Не может же он  не  понимать,
что в последний раз она была с мужчиной как минимум тридцать лет назад!
   К тому же я почти уверена, что, даже пока  они  были  женаты,  он  не
уделял ей должного внимания. И я считаю, что мама  поступила  совершенно
правильно, когда попыталась найти кого-то, кто был бы с ней и ласков,  и
нежен.
   - Не расстраивайся ты так, - сказала Джессика примирительным тоном  и
ненадолго замолчала, снова  погрузившись  в  собственные  мысли.  Они  с
матерью медленно шли в глубь  сада  по  выложенной  замшелыми  каменными
плитами дорожке,  по  обеим  сторонам  которой  глухой  стеной  вставали
разросшиеся кусты. Одни из них, такие, как поздняя жимолость, уже  вовсю
цвели; на спирее только-только  набухли  бутоны,  а  гортензии  все  еще
стояли голыми, ожидая прихода жаркого лета. Давно  не  стриженная  живая
изгородь скрывала их от посторонних глаз достаточно надежно, но Джессике
все равно хотелось уйти от дома как можно дальше, чтобы  никто  не  смог
подслушать их разговор даже случайно.
   - А я и не расстраиваюсь. Не с чего мне  расстраиваться,  -  ответила
Арлетта резким тоном. - Просто из-за него твоя бабушка Мими  Тесс  стала
похожа на зомби, на ходячий труп. Человек, с которым она тогда  убежала,
умер, и я совсем  не  уверена,  что  это  действительно  был  несчастный
случай.
   - Но ведь все это было так давно! - возразила Джессика. -  Какое  это
может иметь значение сейчас?
   - Никакого, я думаю. Во всяком случае, для тебя. Ты всегда  была  его
драгоценной внучкой, его любимой маленькой  принцессой,  и  я  нисколько
этим не удивлена. Ты всегда делала все, что он хотел; всю свою жизнь  ты
отдала работе на эту чертову компанию; у тебя нет никакой личной  жизни,
да мало ли чего еще ты лишилась по его милости!  Одному  Богу  известно,
как ты можешь с этим мириться - я бы на твоем месте давно  взбрыкнула...
Впрочем, и моя вина тут  есть:  я  должна  была  увидеть,  чем  все  это
кончится, гораздо раньше. И попытаться хоть что-нибудь сделать.
   - У тебя было полно своих собственных проблем, - равнодушно  ответила
Джессика. Подобные рассуждения она слышала  не  в  первый  раз.  Арлетта
обожала ворошить прошлое и, гулко бия себя  в  грудь,  восклицать:  "Меа
culpa!" .  Это  ровным  счетом  ничего  не
меняло - просто не могло изменить.  Произнеся  очередную  покаянную  или
обвинительную речь, Арлетта  снова  надолго  исчезала,  оставляя  ее  на
попечении деда. Впервые она поступила так, когда Джессике было всего два
года. Много позже Джессика узнала, что Клод Фрейзер согласился  ежегодно
выплачивать Арлетте некоторую сумму только при условии, что она  оставит
дочь в покое. Это знание, однако, не принесло  ей  облегчения:  Джессика
продолжала гадать, какой могла бы быть ее жизнь, если бы ее  воспитанием
занимался не дед, а Арлетта.
   - И все равно, он - настоящее чудовище, - убежденно сказала  Арлетта.
- Он отнял меня у  твоей  бабушки  Мими  Тесс,  когда  мне  едва  минуло
двенадцать, и запретил мне видеться с ней - точно так же, как он отнял у
меня тебя. Он выбросил свою собственную дочь на помойку, когда убедился,
что не может больше контролировать и направлять ее поступки,  точно  так
же, как он выбросил свою жену. Ты думаешь, что он любит  тебя,  доверяет
тебе, и это действительно так, но -  попомни  мои  слова!  -  это  будет
продолжаться только до тех пор, пока ты будешь послушно  исполнять  все,
что он захочет. Стоит тебе сказать хоть слово поперек,  и  увидишь,  что
будет! Он выкинет и тебя тоже, как только ты сделаешь  что-то  по-своему
или совершишь поступок,  который  не  сообразуется  с  его  понятиями  о
хорошем и плохом.
   - Как ты можешь так говорить? Ведь он фактически доверил мне "Голубую
Чайку"! - запротестовала Джессика. Ее возмущению,  впрочем,  недоставало
глубины и силы, поскольку почти одновременно она  подумала  о  том,  как
оценит дед то, что случилось в Рио.
   - Боже мой, Джесс, неужели ты не понимаешь, что все  это  временно  и
что  при  первой  же  возможности  Клод  снова  вернется  к   управлению
компанией? Подумай сама: если бы он имел в  виду  что-нибудь  более  или
менее  постоянное,  он  наверняка  бы  сделал   главным   исполнительным
директором не тебя, а Кейла. А так он знает, что ты уступишь ему  бразды
правления, стоит ему только переступить порог своего кабинета.
   - А что будет, если он так и не сможет вернуться?  В  этом  случае  я
останусь руководителем компании.
   Арлетта криво улыбнулась.
   - Может, и останешься,  особенно  если  выйдешь  замуж  за  человека,
которого он тебе подберет, и подаришь ему наследника, которого  он  ждал
все эти пятьдесят лет. Вот в чем он видит твое истинное  предназначение,
Джесс... Ну и, разумеется, он хотел  бы,  чтобы  ты  сохранила  "Голубую
Чайку" до тех пор, пока  его  правнук  не  станет  достаточно  взрослым.
Неужели ты еще не догадалась?
   - Но это же смешно! - возразили Джессика,  чувствуя,  как  внутри  ее
нарастает раздражение. - Дедушка стар и болен, и я нужна ему. Мы все ему
нужны, просто он знает, что я лучше всего подхожу для того, чтобы спасти
"Голубую Чайку".
   - Да, ты нужна ему, это ты  верно  подметила.  Ты  нужна  ему,  чтобы
делать вещи, которые он уже не может делать сам. Но, говорю тебе,  в  ту
же минуту, когда твой дед заметит хотя  бы  намек  на  то,  что  у  тебя
появилось собственное мнение, он и  тебя  вышвырнет,  а  твоего  ребенка
сделает заложником, чтобы через него руководить  "Голубой  Чайкой".  Так
обязательно будет, если, конечно, старик проживет достаточно долго.
   Джессика посмотрела на мать, на горькие складки в уголках ее губ,  на
завитые крупными кудряшками волосы, которые  выглядели  безжизненными  и
тусклыми из-за слишком  частого  применения  рыжеватой  краски.  Веки  у
Арлетты припухли, а белки покраснели, отчего ее когда-то красивые  глаза
казались тусклыми, и Джессика неожиданно подумала о  том,  что  ее  мать
незаметно превратилась в неряшливую пожилую женщину.
   - Но он же твой отец, - произнесла наконец Джессика. - Неужели ты  не
испытываешь к нему никаких чувств? Разве тебя не тревожит, что он  может
скоро умереть?
   Арлетта  щелкнула  замком  своей  кожаной  сумочки,  выудила   оттуда
серебряную  зажигалку  с  монограммой  и  тонкую  коричневую   сигарету.
Остановившись на дорожке,  она  долго  прикуривала,  убирала  зажигалку,
затягивалась и, только выдохнув дым, наконец заговорила.
   - Конечно, меня это волнует, - сказала она. - После его смерти  часть