их отрадных результатов.
   Не обращая внимания на издевку, он сказал:
   - Вот уже второй раз за короткое время вы бросаете  мне  в  лицо  мой
титул. Я вижу, что пора прибегнуть к жестким мерам. С  этих  пор  каждое
ваше подобное обращение ко мне я буду расценивать как приглашение.
   То, что именно он имел в виду  под  словом  "приглашение",  ей  стало
сразу же ясно, когда он протянул к ней руку  и,  развязав  кушак  на  ее
поясе, уронил его на пол.
   Она, всплеснув руками, уперлась ладонями ему в грудь, ощущая  теплоту
крепкого тела сквозь тонкую рубашку.
   - Вы... вам... не сейчас!
   - Хорошо, не буду, но зрелище, которое сегодня предстало моим  глазам
- вы и ваш старый бравый страж почти в обнимку - чуть не заставило  меня
забыть все моральные нормы.
   - Чтобы... чтобы сокрушить мою и без того слабую защиту?
   - Да нет, как раз наоборот. Чтобы укрепить ее.
   Он осторожно согнул упирающиеся в его грудь руки Анджелины в  локтях,
глядя ярко-синим насмешливым взглядом на нежный овал ее  лица  и  мягкие
приоткрывшиеся губы. Не спуская взора  с  ее  серо-зеленых  глаз,  принц
склонился, коснувшись губами ее губ.

Глава 5

   Ужин был довольно поздним,  если  исходить  из  обычаев,  принятых  в
Сент-Мартинвилле.  Пламя  свечей,  вставленных  в  чашечки   люстры   из
черненого металла, низко висящей над столом, колебалось  под  дуновением
сквозняков, гуляющих по просторной  зале,  и  от  плящу-щих  язычков  на
потолке играли причудливые тени. В очаге  полыхало  огромное  бревно,  и
столб огня  взметался  вверх  на  высоту  человеческого  роста.  Отсветы
пламени окрашивали лица сидящих  за  трапезой  в  оранжевые,  красные  и
голубые тона  и  освещали  конец  стола,  державший  в  напряжении  всех
присутствующих.
   Там восседал Рольф с огромным кубком бренди в руках, на душе  у  него
было смутно. По правую руку от него  сидела  Анджелина  в  белой  блузе,
надетой  поверх  муслинового  платья,  ее   лицо   выражало   сдержанное
достоинство. Она была официально  представлена  собравшимся  за  столом:
темноволосому Леопольду, сидящему по левую руку от принца  с  вызывающим
дерзким  видом;  высокому  спокойному  человеку  по   имени   Мейер;   и
русоголовому Освальду,  у  которого  были  светлокарие  глаза  и  пухлый
чувственный рот. Эти трое сидели  по  одну  сторону  стола.  По  другую,
напротив Освальда расположился Густав. Анджелина, садясь на указанное ей
место, одарила его мимолетной улыбкой. Он сдержанно кивнул ей  в  ответ,
но его здоровый глаз при этом приветливо  искрился.  Рядом  с  Густавом,
справа от Анджелины сидел второй близнец, Оскар, молодой человек,  более
спокойный и обстоятельный, чем его брат Освальд.
   Им подали черепаший суп, два вида рыбы, затем последовала  запеченная
в винном соусе оленина и пирог с начинкой из мяса диких голубей. Стаканы
пирующих наполнялись вновь и вновь, малага и бордосское текли  рекой,  а
потом очередь дошла до бренди, засахаренных  фруктов  с  ликером,  сыра,
орехов и блюда мелких коричневых сочных яблок.
   Хотя не в обычае французских леди  штата  Луизиана  было  вставать  и
удаляться, когда в конце ужина к столу  подавали  бренди,  но  Анджелина
слышала, что это принято в некоторых европейских  странах.  Поэтому  она
сделала попытку встать и, извинившись, выйти из-за стола.  Но  Рольф  не
позволил ей уйти. И она продолжала сидеть,  поигрывая  своим  бокалом  и
пощипывая виноградную гроздь.
   Тем временем голоса  разгоряченных  мужчин  становились  все  громче,
манеры развязнее, что было следствием, как полагала Анджелина,  нервного
напряжения  и  усталости.  Возбужденные,  взвинченные,  они   все   чаще
прикладывались  к  своим  кубкам  с  бренди  и  перебивали  рассказчика,
вмешиваясь несвязными замечаниями в его повествование. Рассказчика, -  а
им был Леопольд - в свою очередь так занесло, что начав рассказывать про
состязание  в  скорости  между  дойной  коровой  и  верблюдом,  он  сам,
по-видимому, запутался и не знал, как закончить.
   Освальд откинулся назад и,  упершись  одним  коленом  в  край  стола,
раскачивался на стуле, поставив его на задние ножки.
   - Если уж речь зашла о  телках,  то  я  видел  сегодня  целое  стадо,
бредущее домой вслед за звоном колокольчика. Это  была  вереница  совсем
юных девушек, которых вела монахиня. Все они были одеты в белые платьица
с повязанными поверх  фартучками.  Волосы  их  были  заплетены  в  косы.
Монахиня держала в руке серебряный колокольчик, весело заливавшийся  при
каждом ее шаге.
   - Уверен, что это было поучительное зрелище. Ты говоришь, совсем юные
девушки? Ну, теперь я понимаю, почему ты не мог отвести от них  глаз,  -
это произнес его  брат  Оскар  -  он  взял  гитару,  дека  которой  была
расписана причудливым цыганским орнаментом, и сев опять за  стол,  начал
тихо наигрывать, не обращая  почти  никакого  внимания  на  разговор  за
столом.
   Освальд красноречиво вздохнул.
   - Это зрелище подействовало на меня угретающе.  Мне  было  невыносимо
видеть целую шеренгу нетронутых, но  вполне  созревших  для  брачных  уз
девиц, которых так зорко пасут и охраняют!
   Раздался резкий звук, как будто напильником прошлись по  пиле  -  это
Густав громко, предупредительно кашлянул, кивнув в сторону Андлежины.
   Освальд, недовольно нахмурившись, замолк и даже слегка покраснел,  но
тут же румянец неловкости сошел с его раздраженного лица.
   Рольф оторвал глаза от бокала с бренди.
   - Здесь поблизости есть женский монастырь?
   - Нет, не монастырь в  обычном  понимании  слова.  Это  -  школа  при
маленькой монастырской обители, в которой преподают три монахини.
   - Надеюсь, ты ничего не упустил при осмотре?
   Вопрос прозвучал довольно зло и  язвительно.  Но  было  заметно,  что
Освальд рад дать на этот счет исчерпывающий ответ.
   - Ничего. Я все проверил лучшим образом, не вызвав и тени подозрения.
Это  маленькая  обитель,  где  обучаются  двадцать  или  тридцать   юных
созданий, большинство из которых живет на полном пансионе при обители  в
зимнее время года. Школа была учреждена одной леди из местных прихожанок
по обету, данному во время болезни  ее  малолетней  дочери.  Молоденькая
леди,  с  которой  я  говорил,  очаровательная  кокетка,  остановившаяся
завязать шнурок на туфельке как раз в то время, когда я спешился,  чтобы
подтянуть подпругу, сказала, что в обители только три взрослых дамы. Это
их учительницы-монахини. Среди же учениц нет новых пансионерок, и  никто
из женщин в возрасте около двадцати лет давно уже не посещал обитель.
   - Я не могу вообразить себе, чтобы мадемуазель де Бюи  отправилась  в
монастырскую школу, - это замечание  сделал  Мейер,  улыбка  скрыла  его
уродливый шрам в уголке рта, но в его беспокойно бегающих глазах таилась
тревога.
   Рольф  вдруг  резко  повернулся  в   сторону   Анджелины,   вызывающе
обратившись к ней:
   - А вы что думаете о такой возможности? Вопрос  был  для  нее  полной
неожиданностью.
   - Что я могу сказать? Если вы верите, что  Клэр  там,  вы  все  равно
перевернете вверх дном всю обитель. А если  уверены,  что  там  ее  нет,
оставите монастырь в покое. Это ваше дело. Если  же  хоть  что-то  может
повлиять  на  ваше  решение,  то  я  хочу  напомнить   вам,   существуют
определенные законы жизни святой обители, которые нельзя нарушать.
   - Вообще-то я в этом ничего не понимаю. Но, впрочем, мы еще посмотрим
что к чему, - произнес принц с задумчивым взором. - А вы  хорошо  знаете
эту школу?
   - Я там училась с двенадцати лет и до недавних пор.
   Он коротко глянул на нее взглядом, полным нескрываемой иронии  -  так
нарочито  подчеркнула  она  свою  принадлежность  к  веренице   невинных
созданий, которых только что описал Освальд.
   Но допрос принца на  этом  не  кончился.  Один  за  другим  его  люди
докладывали ему об увиденном и услышанном,  описывая  места  и  людей  -
стариков  на  уличных  перекрестках,  женщину,  добывающую  мох  с  коры
деревьев, чтобы набить матрас,  мальчика,  погоняющего  корову  домой  с
пастбища. Они добрались до самого русла реки, завязали разговор  даже  с
одним черным рабом, а двое из них доехали по поручению принца до города,
прочесав  его  вдоль  и  поперек.  Они  навели  справки  у   приходского
священника маленькой церкви во имя Святого Мартина.
   Густав, которому нечего было доложить после целого дня несения службы
в доме, взял меж тем  яблоко  с  большого  блюда,  где  они  возвышались
остроконечной горкой. Тщательно установленное равновесие было  нарушено,
и еще одно яблоко скатилось по столу на колени Густава. Одноглазый страж
подобрал второе яблоко и, зажав его в руке, вонзил крепкие белые зубы  в
сочную мякоть первого. Через несколько мгновений он отбросил  в  сторону
огрызок и, достав еще  один  плод,  стал  жонглировать  двумя  яблоками,
перебрасывая их из руки в руку. Красно-коричневые яблочки, поблескивая в
полутьме полированными боками, быстро мелькали в воздухе.
   Густав снова бросил взгляд на блюдо. Освобождая пространство третьему
яблоку,  он  все  выше  и  выше  подбрасывал  поочередно   первых   два.
Поглощенный  своим  занятием,  он  забыл  о  низко  висящей   люстре   с
расположенными в ее ячейках пятидесятью свечками. Когда он потянулся  за
третьим плодом, высоко взмывшее яблоко сильно ударилось о  металлическую
основу люстры, и одна из восковых свеч, выпрыгнув из своего гнезда, дымя
и разбрызгивая воск, устремилась вниз на стол.
   Выругавшись, Густав молниеносно отдернул руку от блюда, поймав свечу,
которая метила как раз на  салфетку,  еще  в  воздухе.  Одновременно  он
отклонился так, чтобы не дать упасть стремительно снижающемуся яблоку  и
снова ввел его в игру - и так неистово извиваясь и балансируя, он ни  на
минуту не прекращал жонглировать двумя яблоками и погасшей свечой.
   Мужчины за столом разразились громом аплодисментов и  подбадривающими
возгласами. Безрассудный Освальд с беспечной улыбкой на устах вскочил на
ноги.
   Схватив яблоко, он запустил его вверх. Оно не задело люстру, а  упало
прямо на блюдо, рассыпав остальные плоды по  всему  столу.  Сразу  же  в
воздухе замелькали десятки яблок, брошенных и пойманных  с  великолепной
отточенной реакцией. Металлическая люстра неуклюже закачалась из стороны
в  сторону  от  града  ударов,  нацеленных  на  нее.  Еще  одна   свеча,
качнувшись, устремилась вниз. А за ней третья, и свечи шипя  и  оставляя
за собой дымный след, начали сыпаться сверху на  развлекающихся  мужчин.
Их подхватывали на лету,  и  вот  уже  в  воздухе  мельтешил  нестройный
хоровод яблок и оплывших огарков, а свечи продолжали  срываться  вниз  с
бешено ходившей ходуном  люстры,  как  падающие  звезды,  мелькая  среди
своевольных планет.
   Это была своеобразная игра с огнем, сопровождавшаяся грубым смехом  и
не всегда пристойными шуточками, отпускаемыми в адрес античных  богов  и
богинь,  изображенных  на  закопченном  сводчатом  потолке.  Один  Рольф
праздно сидел, уставившись в огонь очага. А  Оскар,  вяло  огрызнувшись,
когда в него попало яблоко, казалось, не  замечал  царящей  вокруг  него
яростной свистопляски, тихо наигрывая что-то на  струнах  своей  гитары,
которую он держал на коленях. Анджелина молча  наблюдала  за  всей  этой
дикрй сценой с затаенной в  глубине  глаз  улыбкой.  Тем  не  менее  она
удивленно спрашивала себя, как долго еще продлится эта  странная  забава
взрослых мужчин.
   Люстра  продолжала  бешено  раскачиваться,  и  тут  Леопольд   точным
попаданием чуть не перевернул ее. Горящие свечи, кувыркаясь  в  воздухе,
полетели вниз  огненным  дождем.  С  полдюжины  их  упало  на  салфетки,
опрокидывая  полупустые  бокалы  с  бренди.  В  воздухе  разлился  запах
крепкого  алкоголя;  напитанная  горючей  жидкостью  салфетка  вспыхнула
голубыми  прыгающими  и  извивающимися   огненными   змейками.   Облачко
зловонного  дыма  поднималось  над  столом.  Почувствовав  смрад,  Оскар
чертыхнувшись встал и, ударив раздраженно по  струнам,  издал  последний
нестройный аккорд, злясь на то, что его вывели из отрешенного состояния.
   Зато Леопольд смеялся вовсю, сначала это был тихий смех, а  затем  он
набрал силу и превратился в самодовольный хохот,  полный  удовлетворения
от  содеянного;  его  смех  был  полностью  лишен  добродушия  и  звучал
неестественно, натянуто. Освальд, разъярившись, начал швырять  яблоки  и
огарки в темноволосого кузена принца. Задорное выражение исчезло из глаз
Леопольда, и он, зло прищурившись, принялся перебрасывать  перехваченные
им на лету предметы Густаву,  тот  моментально  переправлял  их  Мейеру.
Защищаясь от  града  летящих  в  него  свечек  и  яблок,  высокий  Мейер
отбрасывал их горстями в сторону близнецов, в его серых  глазах  застыло
выражение злой расчетливости.
   Игра все больше принимала опасный нешуточный  характер.  Теперь  уже,
войдя в раж, мужчины бросали предметы со всей  своей  недюжинной  силой,
целясь друг в друга и стремясь ударить побольнее. В комнате  от  гари  и
дыма трудно было дышать. Анджелина прижалась к спинке стула и напряженно
следила за жутким мастерством, с  которым  люди  принца  играли  в  свою
безумную игру, хотя от ужаса у нее по спине забегали мурашки.
   Она уловила легкое дуновение воздуха слева -  и  увидела,  что  Рольф
легко вскочил на ноги. Он проскользнул  за  ее  стулом,  направившись  к
очагу. Уголком глаза она видела, как он присел  на  корточки  у  огня  и
вынул из него несколько обуглившихся горящих поленьев, взяв их в  охапку
голыми руками. И внезапно пространство над столом  наполнилось  дымными,
рассыпающими вокруг себя  искры,  факелами.  Они  летели  прямо  в  лица
мужчин, посланные крепкой твердой рукой.  Азартные  игроки  инстинктивно
начали ловить раскаленные  головешки  и,  обжигаясь,  отшвыривать  их  с
криками и бранью дальше по  кругу.  Свечи  и  яблоки  были  забыты,  как
ненужные детские игрушки, и попадали на пол. А головешки  тем  временем,
переходя из рук в  руки,  одна  за  другой  возвращались  к  Рольфу.  Он
отправлял их точным броском назад в полыхающий красными языками очаг.  И
вот, наконец, туда была брошена последняя головешка, которая рассыпалась
от удара на множество раскаленных угольков.  Один  из  них,  подпрыгнув,
упал на пол и подкатился  к  самой  туфельке  Анджелины.  Уголек  мигнул
красным глазом и потух, выпустив струйку дыма.
   Рольф положил руки на спинку ее стула.
   - Вечер окончен, дети мои, - произнес он. - Завтра нас ждет долгая  и
трудная дорога, поэтому вам  пора  на  покой.  Можете  взять  каждый  по
свечке, чтобы осветить свой одинокий путь в спальню.
   Они застыли на месте, окаменев, превратившись в безмолвные  статуи  и
лишь бросая разъяренные взгляды друг на друга и на своего  предводителя.
В воцарившейся зловещей тишине был ясно слышен тихий звук  капающего  на
пол воска со свечи, лежащей на краю стола. Да в очаге громко потрескивал
огонь. Наконец, кто-то один несмело улыбнулся, за ним усмехнулся другой,
хохотнул Густав, и все телохранители, качая  головами,  похлопывая  друг
друга  по  спине  и  дуя  на  обожженные  ладони,  принялись   поднимать
опрокинутые бокалы, надеясь отыскать в них хоть несколько капель бренди,
а затем они, подчиняясь приказу принца, разошлись по своим комнатам.  Их
беспрекословное повиновение показалось Анджелине наиболее  поразительным
из всего, что она видела и слышала за ужином.
   Все это безумие так быстро началось и  так  внезапно  кончилось,  что
последний синий огонек горящей на столе  лужицы  бренди  угас,  исчерпав
себя, в ту минуту, когда шаги телохранителей затихли наверху.  Глядя  на
страшный  беспорядок  на   столе,   Анджелина   невольно   почувствовала
благодарность к человеку, положившему конец этому безобразию - и тут  же
быстро подавила в себе доброе чувство к принцу.
   - Ну и бардак! - только и сказала она.
   - Сейрус приберет. Думаю, мы предоставим  ему  самому  управиться  со
всем этим.
   Он двинулся на свое место, взял  бокал  и  тяжелую  огромную  бутылку
бренди, стоящую рядом. Рольф и глазом  не  моргнул,  когда  острый  край
разбитого бокала впился в его обожженные пальцы.  Он  только  замер,  на
секунду задержав дыхание.
   - Вы поранились, и в этом  нет  ничего  удивительного,  -  произнесла
Анджелина резким тоном, нервы ее все еще были натянуты,  как  струна,  и
напряжение только начало отпускать ее. - Что заставило вас так варварски
поступить с вашими людьми?
   - Чтобы расцепить грызущихся псов,  надо  окатить  их  водой.  Больше
ничего не поможет.
   Золотистые ресницы Рольфа скрыли от Анджелины выражение его  глаз,  а
по ровному тону голоса принца нельзя было  догадаться,  что  творится  у
него на душе.
   - Но это же не псы, а люди - произнесла она.
   - Как  вам  будет  угодно.  Пусть  так.  Но  это  -  дерущиеся  люди,
тренированные  и  подготовленные  к  сражениям  и  поединкам,  причем  к
поединкам с воздухом, с химерой, с ничем, лишь бы поиграть  мускулами  и
показать свое мастерство. Это люди действия, вынужденные проводить время
в бездействии. Люди, изнуренные неделями бесконечной дороги,  вымотанные
вконец, идущие по следу за целью, лично им совершенно ненужной.  Поэтому
они сами создают себе отдушины, выход накопившейся энергии. Она  никогда
никому не разрешат остановить себя, остановиться они могут только сами.
   - Значит, существует хоть что-то, чего вы не можете им запретить.
   - Я не хочу запрещать. У меня нет времени на обиды.
   - Но почему вы просто не приказали им остановиться, когда  их  забава
зашла слишком далеко? - спросила она, уверенная в  полной  разумности  и
обоснованности такого вопроса.
   - И каков был бы результат? - принц нетерпеливо пожал  плечами.  -  Я
уже объяснил вам. Внешнее повиновение и затаенная  в  душе  обида  -  не
слишком ли большая цена? А затем открытый гнев и подозрение в том, что у
меня есть любимчики - потому что я не прекращал весь этот балаган до тех
пор, пока в него не втянули Оскара. Вы, Анджелина, должны прежде  хорошо
поразмыслить, а потом уже осмеливаться учить меня, как мне  поступать  с
моими людьми.
   От его последних колких слов румянец заиграл на щеках Анджелины.  Она
поджала губы, встала и скрестила руки на груди.
   - У вас есть какая-нибудь заживляющая мазь, чтобы смазать  пораненные
руки?
   - В этом нет никакой необходимости.
   - Когда у вас произойдет заражение крови, будет уже поздно. Я  уверяю
вас, это вполне может случиться. Наш  климат  способствует  инфекционным
недугам.
   Он взглянул на нее тяжелым потемневшим взглядом.
   - Я же сказал вам, в этом нет необходимости.
   - Я думаю, - выпалила она,  упрямо  подняв  вверх  подбородок,  -  вы
слишком много выпили за ужином и поэтому не чувствуете боли!
   - Тогда вам стоит также подумать и о том, что это сделано намеренно и
с расчетом на длительное пребывание в таком состоянии.
   - Ну если вы добивались именно этого... Конечно, я  лезу  не  в  свое
дело. Мне ведь совершенно все равно, как, где и когда вы умрете.
   - А если моя кончина  к  тому  же  будет  происходить  в  мучительных
корчах, зрелище этого доставит вам, я  думаю,  немалое  удовольствие,  -
сказал он, кривя губы в усмешке, и делая ей знак рукой, в которой держал
бутылку бренди, следовать за собой наверх.
   - Как вы проницательны! - откликнулась она.
   Гордо расправив плечи, Анджелина направилась впереди  него  вверх  по
ступеням. Мысль о том,  что  они  опять  останутся  наедине  в  спальной
комнате, не давала ей покоя.
   От его неслышной поступи за спиной Анджелину охватила нервная  дрожь.
Они шли наощупь в темноте. Теперь уже она не могла говорить  с  ним  так
дерзко и отважно, как в зале, в страхе предчувствуя то, что он потребует
от нее, когда закроется дверь спальной.
   Анджелина слегка вздрогнула, когда принц  выступил  из-за  ее  спины,
чтобы распахнуть дверь перед ней, и приняла  как  данность  то,  что  он
плотно захлопнул дверь спальни за собой.
   Постель