третят с высокомерием, может быть, даже недружелюбно, однако она сразу же поняла, что боялась напрасно. Южное гостеприимство и прирожденная обходительность требовали учтивого приема. Молодые люди были приняты в доме как друзья полковника Уорда, и им дали понять, что в дальнейшем они могут воспользоваться гостеприимством этого дома и самостоятельно. Все зависело от них.
     Гости явились не с пустыми руками. Полковник Уорд торжественно водрузил на стол сумку с лимонами, один из офицеров вытащил из кармана бумажный кулек с сахаром, другой достал жестяную коробочку с марципаном, а третий принес скрипку в кожаном футляре. Лимоны и сахар были встречены восторженными восклицаниями и выражением искренней благодарности; Лайонела и Питера тут же отправили на кухню, сопроводив указанием приготовить лимонад. Скоро все с удовольствием попивали кисло-сладкий напиток и мечтательно говорили о том, как хорошо бы было охладить его колотым льдом, как в былые времена. Один из офицеров играл на скрипке; мелодичные грустные звуки музыки поднимались над верандой и уплывали в густеющие сумерки.
     Следующий всадник, подъехавший к воротам, всегда был здесь желанным гостем. Джонни Риден выпрыгнул из седла и пошел по дорожке, извлекая из кармана губную гармонику. Увидев инструмент, Рэнни издал театральный стон; стоявший рядом Лайонел повторил его, как эхо.
     Лицо Джонни сияло коварной улыбкой.
     - Я знал, что вы будете в восторге. Мне сегодня было так одиноко, я все спрашивал себя, с кем бы разделить мою печаль, и вдруг услышал звуки скрипки. Ответ пришел сам собой. Кое в чем нами все-таки руководит всевышний!
     - Не во многом, - произнес Рэнни.
     - Ты пессимист, - сказал ему Джонни. Изображая обиду, он уселся на ступеньках, спиной ко всем, и поднес к губам гармонику.
     Летти ожидала, что сейчас ее ударит по ушам, но вместо этого над верандой поплыла чистая и точная мелодия, которая прекрасно гармонировала со звучанием скрипки, обогащая его. В плавных звуках было столько чувства и искреннего воодушевления, которых она никак не ожидала от этого смеющегося рыжеволосого молодого человека.
     Джонни и офицер из Теннесси сыграли им "Лорену", "Скалу веков", "Качаясь в колыбели бездны", и когда все без исключения уже были готовы расплакаться от такого печального репертуара, они вдруг заиграли "О, Сюзанна!". У них это получалось так здорово, что тетушка Эм начала притопывать ногой, а мотыльки вокруг принесенных из дома керосиновых ламп закружились в такт музыке.
     В самый разгар веселья подъехал Мартин Иден в легком экипаже. С ним приехала веселая девушка, Мари Вуазен, дочь ближайшего соседа; ее сопровождали мать, мадам Вуазен, и подруга Анжелика Ла Кур. Они прогуливались по саду, когда заметили свет и услышали музыку. Любопытство заставило их выяснить, в чем тут дело.
     После соответствующих представлений были принесены еще стаканы и разлит лимонад. Марципан передавали по кругу. Возобновилась музыка, и вечеринка разгорелась с новой силой.
     Мари Вуазен, темноволосая и веселая, флиртовала так же естественно, как дышала. Ей хотелось знать все про всех; ее вопросы сыпались один за другим, а живые карие глаза искрились интересом. Подруга Анжелика вела себя менее оживленно, но довольно легко вступала в разговор, когда к ней обращались. Мадам Вуазен удобно устроилась рядом с тетушкой Эм, и обе снисходительно поглядывали на молодежь.
     Кто начал танцы, сказать трудно. Сначала все сидели и чинно разговаривали, а потом вдруг все оказались на ногах и уже сдвигали стулья и подставки со светильниками к стене. И никому это не показалось странным - наоборот, все с радостью ухватились за такую прекрасную возможность.
     Летти кружилась по веранде то с Томасом Уордом, то с кем-нибудь из молодых офицеров в синих мундирах, которые менялись так быстро, что скоро она совсем задохнулась. Мари и ее подруга Анжелика пользовались таким же вниманием и также не могли никому отказать. Даже тетушка Эм проплыла по кругу в ритме кадрили, придерживая юбки и высоко подняв голову. Только Салли Энн сказалась уставшей и отказывалась танцевать, пока Рэнни не оторвался от стены, где стоял, и не склонился перед ней в поклоне.
     Под музыку вальса эта пара закружилась вдоль веранды чрезвычайно грациозно. Рэнни склонил свою белокурую голову к Салли Энн, а она смотрела на него с задумчивой и нежной улыбкой. Казалось, они ушли в свой собственный мир, гораздо более возвышенный, чем тот, где вынуждены были пребывать простые смертные. Летти, которая кружилась в это время в объятиях полковника, наблюдала за ними, невольно покачивая головой.
     - Что такое? - спросил Томас Уорд. - Удивлены?
     Она улыбнулась ему:
     - Честно говоря, немного. Я не думала, что он так прекрасно танцует.
     - Мне кажется, есть вещи, которые не забываются, - если, конечно, мышечные рефлексы не нарушены.
     - Да, - согласилась она. - А еще я подумала: ведь они оба - жертвы этой войны, каждый по-своему.
     Уорд пожал плечами:
     - Тайлер - может быть. Но если прекрасная вдова является жертвой, это всегда ее собственный выбор.
     - Вы считаете так потому, что она отказывается танцевать с офицерами федеральной армии?
     - Потому что она постоянно прячется за этими вдовьими одеждами.
     - Но, может быть, она просто не в состоянии себе позволить что-то другое!
     - А может быть, так она чувствует себя в безопасности.
     - Разве Салли Энн не заслуживает безопасности - такой, какую она себе сама пожелает?
     - То есть выйти замуж за Рэнсома Тайлера и стать для него матерью, как и для собственного сына? По-моему, это было бы ужасной потерей.
     Летти больше ничего не сказала, но продолжала задумчиво и внимательно смотреть на Рэнни и женщину в черном, которую он держал в объятиях.
     Между тем гости все прибывали. В поисках полковника Уорда приехал мистер Дэниел О'Коннор, сборщик налогов. Ирландский "саквояжник", низенький, полный человек, одежда которого была чересчур яркой и тесноватой для его фигуры, держался с подчеркнутой учтивостью. Он долго извинялся перед тетушкой Эм, заверяя, что меньше всего хотел бы помешать их веселью.
     О'Коннора пригласили присоединиться к гостям, хотя, может, и без большого энтузиазма, и предложили выпить лимонада. Он с радостью принял приглашение, скривился, попробовав лимонад, очевидно, ожидая чего-то покрепче, и отвел полковника на несколько минут в сторонку. Покончив с делами, они направились туда, где стояла у перил Летти, обмахивая веером разгоряченное лицо, и она подслушала их разговор.
     - А кстати, что здесь делает эта высокая мулатка? - вполголоса обратился к полковнику О'Коннор.
     - Кого вы имеете в виду? - спросил Уорд, остановившись, и удивленно посмотрел на него.
     - Вон там. Эта брюнетка из Иль-Бревилля.
     Он показал на Анжелику, которая в этот момент танцевала в объятиях Мартина Идена. Летти с изумлением уставилась на девушку. Почему О'Коннор решил, что она мулатка? Кожа у Анжелики была густого кремового цвета, волосы иссиня-черные и сильно вьющиеся. Она выглядела несколько экзотично, но Летти сочла это результатом примеси испанской или мексиканской крови - когда-то прямо напротив Накитоша, на границе между Луизианой и Техасом стоял испанский гарнизон. Было вполне очевидно, что Тайлеры хорошо знали Анжелику и принимали ее как дальнюю родственницу семьи Вуазен, их соседей.
     - Вы уверены? - Голос полковника ничего не выражал.
     - Да, могу дать голову на отсечение! Я ее видел у старика Вуазена не далее как неделю назад. Кстати, шикарный дом, в таком доме я не против пожить несколько недель. - Он подтолкнул локтем своего собеседника.
     Уорд нахмурился, но ничего не ответил. Они подошли к Летти, и сборщик налогов был представлен ей. Не успели они сказать друг другу что-либо, кроме краткого приветствия, как подлетел офицер в синем мундире и пригласил Летти на танец. Она не очень сожалела, поскольку не выносила таких людей, как О'Коннор, - грубых, жадных, претенциозных и развязных. Она вспомнила, что именно его Шип недавно привязал к фонарному столбу с табличкой на шее, и подумала, что, возможно, в этом случае у Шипа были основания так поступить. Где-то через час, сославшись на полное изнеможение, Джонни Риден отложил свою гармонику и, нарочито пошатываясь, двинулся к кувшину с лимонадом. Танцоры попадали на стулья, стоявшие вдоль стены, или облокотились на перила, подставляя лица прохладному ветерку. Салли Энн, которая сидела ближе всего к лимонаду, передала Джонни полный стакан, и он, поблагодарив, сделал вид, что еле добрался до стула рядом с креслом-качалкой, где сидела Летти.
     - Для человека, погруженного в меланхолию, вы прекрасно играете, - заметила она.
     - За женщину редкой проницательности! - Он поднял в тосте стакан с лимонадом. - Но даже вам не дано увидеть черных, как ночь, страданий моего сердца, - Отчего же? Я их очень явственно вижу. Мне кажется, они цвета сапожного крема.
     - Вы думаете, я прикидываюсь? О, бессердечная! - Он повернулся к Рэнни. - Я взываю к тебе, друг мой. Видел ли ты когда-нибудь более бессердечную женщину?
     Рэнни поднял руку, как бы парируя удар.
     - Не спрашивай меня, Джонни. Я не решился бы назвать бессердечной ни одну женщину - тем более Летти.
     - Трус! Презренный трус, покидающий друзей при первом намеке на опасность.
     - Кто, я? - Рэнни изобразил невинность.
     - Конечно, ты, глупый Адонис! Неужели настолько не принимаешь меня всерьез, что я даже не могу оскорбить тебя?
     - Ты хочешь меня оскорбить? Тогда я оскорблен.
     Джонни издал притворный стон и уронил свою рыжую голову, закрыв лицо руками.
     - Ты не оскорблен!
     - Оскорблен.
     - Нет!
     - Да.
     - Нет, ты лжешь, а я - безмозглый идиот.
     О'Коннор, все еще стоявший у перил рядом с полковником, фыркнул.
     - Стало быть, здесь таких двое.
     Очевидно, он сказал это громче, чем намеревался. Как бы то ни было, его услышали все присутствующие, и наступила тишина. Обмен колкостями между Джонни и Рэнсомом Тайлером был простым подшучиванием, непринужденным и добродушным, как водится у давних друзей.
     Разумеется, о состоянии Рэнсома Тайлера было известно всем присутствовавшим, но они находились у него в гостях и старались изо всех сил не поставить хозяина в неловкое положение. Ничем не обоснованное оскорбление, произнесенное О'Коннором, показалось Летти одним из самых неучтивых и бессмысленно злобных высказываний, какие она когда-либо слышала. То, что Рэнни все понял, было более чем ясно, хотя лицо его, когда он пристально посмотрел на сборщика налогов, ничего не выражало.
     Летти почувствовала, что в ней закипает гнев.
     - Кого вы имеете в виду, мистер О'Коннор? - резко спросила она.
     - Не понимаю, о чем вы... - Сборщик налогов испуганно запнулся, лицо его покраснело, он огляделся в поисках поддержки.
     - В самом деле? А по-моему, вы все отлично понимаете.
     - Честное слово, нет, мэм! Да я уже и не помню, о чем я говорил...
     Обращенный к ней взгляд низенького толстяка был полон злобы. Летти холодно встретила этот взгляд, потом демонстративно отвернулась. Все вдруг снова заговорили, пытаясь сгладить неловкость момента, а Летти откинулась в кресле-качалке, не прислушиваясь к разговорам. Она была изумлена собственным поступком. И почему она вдруг бросилась на защиту владельца Сплендоры? В последнее время она совсем не узнавала себя...
     - Браво, мисс Летти, браво, - тихо сказал Джонни Риден. - Вот вам моя рука.
     Она подала ему руку, так как отказаться было бы невежливо, и в некотором смятении пробормотала:
     - Какие ужасные манеры! Я не могла оставить это так.
     - Дело не в этом. Я благодарен вам за то, что вы защитили Рэнни.
     - Нет, в самом деле... не думайте, что тут что-то личное, просто мне было неприятно.
     - Разгневанный защитник - лучший защитник!
     - Я не могу этого объяснить...
     - И не надо. Главное - вы сделали это. Принципы - прекрасная вещь.
     Он улыбнулся, но улыбка коснулась только его губ - глаза оставались печальными. Летти встретилась с ним взглядом и вдруг поняла, что меланхолия его неподдельна и разрушительна. То, что этому не было никаких видимых причин, тревожило и настораживало. Что же скрывалось внутри у этого смеющегося молодого человека?..
     Скрипач снова взял скрипку и стал наигрывать очередной мотив. Рэнни потянул руку, вытащил у Джонни из кармана его губную гармошку и поднес ее к губам. Играл он очень хорошо, хотя и не с таким воодушевлением. Кроме того, ему приходилось отгораживаться от Джонни локтем, так как тот пытался вернуть себе свою собственность.
     Когда Летти пригласил на танец Мартин Иден, это было облегчением. Она смогла отбросить все свои сомнения, поскольку нужно было парировать комплименты Мартина, которые, если она переставала отвечать, становились слишком уж чрезмерными. Мартин был человеком учтивым, приятным и немного загадочным. Летти было с ним интересно, но приходилось постоянно держаться настороже.
     Становилось прохладно, темнело. Лайонел и Питер, уставшие от беготни вверх и вниз по лестнице, теперь пытались ходить по перилам, как по канату, и умудрялись утаскивать по два кусочка марципана вдобавок к каждому, что им давали. Наконец они утомились и примостились у стены. Младший мальчик почти дремал и смотрел на собравшихся невидящими глазами. Летти заметила, как Рэнни вернул гармонику Джонни и двинулся к Питеру. Он поставил мальчика на ноги и увел его в дом, очевидно, чтобы уложить. Через некоторое время Рэнни вернулся и уселся у стены рядом с Лайонелом, тихо разговаривая с ним.
     Летти всегда занимали отношения Рэнни с Лайонелом и Питером. Иногда он позволял им водить его повсюду за руку покорно и безропотно, как большая дружелюбная собака. Но временами он, казалось, превращался в их вожака или старшего брата, и они ему беспрекословно подчинялись. Насколько Летти знала, Рэнни использовал в общении с ними исключительно убеждения и уговоры, и она не раз задумывалась, что же он будет делать, если они заупрямятся. В его великолепном теле скрывалась могучая сила - она была свидетельницей проявления этой силы, - но есть ли в нем хоть какая-то сила духа? Конечно, это не так важно, но все-таки ей почему-то очень хотелось знать...
     - И как ему это удается?
     Летти поняла, что давно уже не слушает Мартина, и смущенно взглянула на него.
     - Извините, что вы сказали?
     - Наш Рэнсом абсолютно ничего не предпринимает, чтобы привлечь внимание, да и раньше этого не делал, но дамы не могут оторвать от него глаз. Даже сейчас они наблюдают за ним.
     - Завидуете, мистер Иден?
     Он доверительно улыбнулся ей и покачал головой, от этого движения темный локон на его лбу упал еще ниже.
     - Да вряд ли. Но это одно из таких явлений, как полнолуние или падение звезды. Все просто останавливаются и смотрят. Особенно женщины.
     - Вы давно его знаете?
     - Мы все росли вместе - Рэнсом, Джонни и я. Ходили на рыбалку, ухаживали за девчонками, дрались... Думаю, я знаю его лучше, чем многие.
     - Вы не зовете его Рэнни, как другие.
     - Так зовут его в последние годы, и мне это не очень-то нравится. Он всегда был Рэнсом, пока не вернулся с войны. И я не вижу причин звать его по-другому только потому, что он не совсем такой, как раньше.
     - Он... очень изменился? Мартин пожал плечами:
     - И да и нет. Иногда я ловлю себя на том, что наблюдаю за ним, как и остальные. Все пытаюсь понять... Мне кажется, чего ему больше всего недостает, так это его острого языка. Ведь когда-то он одним словом мог пригвоздить вас к стене - и это было весело. Боже, как же мы смеялись! Он мог делать самые невероятные вещи, самые что ни на есть веселые, но никогда никого при этом не обижал. Мне не хватает того Рэнсома.
     - Я слышала, он восстановил многое из того, что умел, если сравнить с тем, каким он был, когда впервые пришел в сознание здесь, в Сплендоре. Может быть, есть какие-то шансы, что он сможет...
     - После стольких лет? Вряд ли. Но если вы заметите хоть какой-нибудь признак этого, скажите мне. Я одолжил у него двадцать долларов как раз в тот момент, когда разорвался этот злосчастный снаряд!
     Летти улыбнулась его шутке. Они пронеслись в танце мимо того места, где сидел Рэнни, и юбки Летти скользнули по его сапогам. Он подтянул ноги, как будто боялся запачкать ее платье, но вверх не посмотрел.
     Размышляя над словами Мартина, Летти оценивающе взглянула на него. Еще один высокий мужчина с усами! Беспокойная дрожь пробежала по ней волной и исчезла. Нет, глупости, если бы это был Шип, разве она не узнала бы его? Несомненно, он чем-нибудь выдал бы себя - своим поведением, каким-то намеком на их близость в ту ночь, на торжество победы... Ей приходилось думать так, иначе она просто не могла бы заставить себя находиться в компании мужчин - все мысли были бы заняты поисками того самого человека, с которым они любили друг друга в темноте сарая...
     Может быть, из-за нервного напряжения, вызванного этими мыслями, ей вдруг захотелось пробить стену вежливой учтивости, которая отделяла ее от партнера по танцу.
     - Вы сражались на стороне Юга, мистер Иден, а сейчас вы с теми, кто у власти. Скажите, вы действительно сторонник северян или просто оппортунист?
     Мартин напрягся, сбился с шага, в карих глазах сверкнул гнев, но он быстро взял себя в руки и пробормотал извинения:
     - Вам не кажется, что вы излишне прямолинейны, мисс Мейсон?
     - А что, вам не нравится слово "оппортунист"?
     - Конечно, и очень!
     - Но оно все-таки звучит лучше, чем "прислужник".
     - Пожалуй. Во всяком случае, я предпочел бы называться оппортунистом, чем сторонником северян. Уж им-то я точно не являюсь.
     - Но вы же сотрудничаете с ними.
     - Мы проиграли войну. Это была трудная, грязная и доблестная битва, но мы проиграли, и нам приходится признать этот факт. Я думаю, что, если мы будем упорствовать в гордости, нас только повергнут в грязь. Если же мы пойдем на сотрудничество, то, может быть, нам постепенно удастся восстановить наше богатство, вернуть наше будущее. Я лишь хочу сказать, что я разумный человек, хотя многие называют меня "саквояжником" и отказываются подавать руку при встрече. Ну и пусть.
     Тон его был оборонительным, и это не удивляло. Тем не менее позиция его показалась Летти более чем реалистичной. Так она и сказала ему, и, когда увидела облегчение на его лице, ей стало не так стыдно за свой порыв, за попытку вывести его из себя.
     Вечеринка постепенно затихала. Первым распрощался Дэниел О'Коннор, перед этим он танцевал с Анжеликой, чем немало удивил Летти. Но если он и сказал девушке что-нибудь неучтивое, она не подавала вида, сев рядом с мадам Вуазен и наблюдая, как танцуют другие. Сама же мадам Вуазен чуть позже начала зевать, прикрывая рот рукой, и попросила дочь поторопиться и заканчивать развлечения. Джонни и офицер из Теннесси, смирившись с неизбежностью, объявили последний вальс.
     Летти стояла рядом с Салли Энн, и они мирно беседовали, когда в их сторону направился полковник Уорд. Летти уже было повернулась к нему, готовая улыбнуться и протянуть руку для последнего танца, но полковник склонился перед другой женщиной.
     - Могу ли я пригласить вас? - спросил он; лицо его было очень серьезно.
     Салли Энн побледнела, но ответила без колебаний:
     - Очень любезно с вашей стороны, но я слишком устала. Извините меня, пожалуйста; как-нибудь в другой раз.
     - Другого раза может и не быть.
     - Простите, но я не могу.
     Однако Томас Уорд стоял на своем:
     - Вы отказываете мне из-за формы, из-за акцента или из-за меня самого?
     Нахмурившись, Мартин шагнул к полковнику:
     - Вы слышали, что сказала дама?
     - Пожалуйста, Мартин... - Салли Энн предостерегающе положила руку ему на плечо.
     - К сожалению, я не услышал ответа на мой вопрос, - невозмутимо произнес Томас. - Я должен попросить вас позволить даме говорить самой за себя.
     - Это частный дом, и вы здесь в гостях! Вы не имеете права