по берегу. Они проходили по участку побережья, который вел от виллы к отелю. Между отелем и ближайшим к нему коттеджем была огромная площадка, которую выделили для детских игр. На краю этой площадки находилась карусель - любимое развлечение многих мальчишек острова. Вот и сейчас на ней крутились несколько детей разного возраста. На стальной оси, вкопанной глубоко в землю, были закреплены и вращались поперечные брусья, на которые и становились желающие покататься с четырех опор-ступенек. Параллельно брусьям, но над ними были закреплены более легкие конструкции, за которые дети могли держаться руками. После того как желающие покататься вставали на брусья и цеплялись руками за перекладины, ребята постарше и поздоровее раскручивали карусель, а затем, уцепившись за брусья руками и поджав ноги, сами катались вместе со всеми. Карусель располагалась довольно высоко над землей, чтобы при вращении не задеть играющих тут же малышей.
     Пару раз, когда поблизости никого не было, Амалия катала Айзу, сама толкая карусель. Тогда мальчик визжал от восторга, а теперь не выказывал никакого желания покататься и, казалось, был доволен тем, что семенил рядом с хозяйкой, держа под мышкой блокнот.
     Прямо за каруселью под развесистым дубом сидели две женщины. Одна держала на коленях ребенка, а другая, одетая в траур, что-то говорила маленькой девочке, стоявшей рядом и тоже одетой в темное платье с белым фартуком. Проходя мимо, Амалия улыбнулась в их сторону и получила в ответ два вежливых кивка. Она не рассчитывала на большее. Неожиданный крик отвлек ее от собственных мыслей.
     Какой-то мальчик, катавшийся на карусели, поскользнулся на перекладине и теперь висел на одной руке. Однако силенок не хватило, пальцы разжались, и он, упав на землю, откатился в сторону лицом вниз. Женщины вскрикнули, дети завизжали, сильнее уцепившись за перекладины. Не раздумывая ни секунды, Амалия бросилась на помощь мальчику и, поскольку она находилась ближе всех к нему, первой склонилась над распластанным телом ребенка. Амалия осторожно перевернула мальчика на спину, и он тотчас открыл глаза. На лбу у него была неглубокая рана, из которой сочилась кровь.
     - Упал... не могу... дышать...
     - Ты просто сильно ушибся. Сейчас все пройдет, - сказала Амалия, доставая платок, чтобы остановить кровь.
     Ее спокойная уверенность принесла малышу облегчение, он закрыл глаза, расслабился, и грудь его резко поднялась, а потом начала подниматься и опускаться в естественном, хотя и несколько учащенном ритме. Амалия прижала платок к кровоточащей ране.
     В этот момент рядом с Амалией опустилась на колени женщина в трауре, а следом за ней подбежала девочка, которая горько плакала, размазывая слезы по щекам.
     Женщина испуганно склонилась над мальчиком, голос ее сковал спазм:
     - Он не... он...
     - Слава богу, нет, - успокоила ее Амалия.
     - Боже мой! - запричитала женщина. - Зачем я позволила ему кататься на этой карусели? Он еще такой маленький! Но он так просил! Боже! Сколько крови!
     - Раны на голове всегда сильно кровоточат, - сказала Амалия.
     Вторая женщина стояла рядом, не зная, чем помочь. Чуть поодаль сидел Айза и с бешеной скоростью старался запечатлеть на бумаге редкую сцену, свидетелем которой он стал. Взглянув на женщину, склонившуюся над мальчиком, Амалия решила, что это его мать, - так они были похожи.
     - Если есть чистый платок, я смогла бы сделать что-то вроде повязки, - предложила Амалия. - Конечно, если вы сами не захотите сделать это, - спохватилась она в последнюю минуту.
     - Сделайте, пожалуйста, прошу вас. - Женщина в черном платье вытащила из плетеной кружевной сумочки, висевшей у нее на руке, довольно большой платок, обшитый черным кружевом, и передала Амалии.
     Спустя минуту Амалия усадила мальчика и наложила повязку. Он слегка побледнел, но держался мужественно.
     - Благодарю вас, мадам, - сказал он вежливо.
     - О да, - начала приходить в себя его мать. - Мы оба от всей души благодарим вас, мадам. Но позвольте представиться. Я Франсис Прюетт, а это мои дети: сын Огюстин и дочь Мари-Ида. - Проговорив все это, она подтолкнула девочку вперед, но та продолжала плакать, и ее пришлось успокаивать, поглаживая по головке и шепча что-то ласковое на ушко.
     Амалия с интересом посмотрела на эту троицу. О семействе Прюетт упоминали на балу у Морнеев как о родственниках семьи Уикс из поместья "Тенистое" в Новой Иберии. "Боже, как давно все это было! - подумала Амалия. - Кажется, тогда еще говорили, что Франсис во второй раз овдовела".
     Амалия не знала, что вдова Прюетт слышала о ней, но если что-то и слышала, то виду не подала. Она повернулась, чтобы представить Амалии свою подругу, но та так напряглась, что Амалия ограничилась лишь вежливым поклоном. Франсис хотела что-то сказать, но громкий непрекращающийся плач дочери вновь отвлек ее внимание. Они с Амалией переглянулись в полном замешательстве. В эту минуту вперед протиснулся Айза и протянул Амалии свой рисунок.
     - Это же Тин-Тин, - сразу перестала плакать девочка, указывая на рисунок в руках Айзы и называя брата его домашним уменьшительным именем, что было обычно в креольских семьях.
     Айза нарисовал карусель и Огюстина, ухватившегося одной рукой за перекладину: глаза мальчика широко раскрыты от ужаса, а губы плотно сжаты - всеми силами он хотел удержаться. Поразителен был контраст между смеющимися лицами других детей и испуганным лицом падающего Огюстина. Казалось, юный художник хотел оправдать карусель, сказав, что она создана для забавы и горе здесь редкость.
     Теперь и остальные дети, спрыгнув с перекладин, окружили их плотным кольцом. Они с интересом рассматривали удивительную картинку. Огюстину тоже хотелось взглянуть на рисунок Айзы, и Амалия передала ему блокнот.
     - Какой молодец! - сказала Франсис Прюетт восхищенно.
     - Да, Айза очень талантлив.
     - Вы так добры, поощряя в нем это.
     - Из чистого эгоизма, уверяю вас, - улыбнулась Амалия. - Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за его работой.
     - Надеюсь видеть вас у меня за чаем после обеда, - пригласила она Амалию в гости в довольно изысканной форме. - Мне хочется выразить вам свою признательность в более приятной обстановке.
     - Вы очень добры, но, в сущности, я почти ничего не сделала. Я отдыхаю здесь вместе с моей свекровью мадам Деклуе.
     - Тогда просите и ее приехать к нам в гости, - сказала Франсис Прюетт. - Надеюсь, вы не забудете юного художника? - Она кивнула в сторону Айзы, который перед тем, как подарить свое произведение, ставил на уголке листа подпись с роскошным завитком. Поскольку буквы его имени были слишком просты, Амалия посоветовала дорисовывать что-нибудь для красоты.
     - Ну, если вы и в самом деле этого хотите, - согласилась Амалия после долгого колебания.
     "Вероятно, существуют какие-то способы предупреждения друг друга о неподходящей встрече или нежелательном знакомстве", - подумала она с грустью. И вдруг ее осенило:
     - Но если... если произойдет что-то такое, что не позволит вам организовать чаепитие, - Амалия решила обезопасить себя от излишних переживаний, - вас не затруднит прислать к нам на виллу записку?
     Однако ничего не произошло. Они поехали втроем, и все видели, что их принимала миссис Прюетт из поместья "Тенистое". Разговор начался с главного. Франсис, конечно, слышала россказни об Амалии, но не поверила ни единому слову. Она знала Роберта и Жюльена много лет, и только идиот мог сомневаться в их искренней привязанности друг к другу, поэтому ни о каком кровопролитии между ними не могло быть и речи. Заявив это, она перешла к другим темам. Франсис сказала, что у нее когда-то была родственница в одном из церковных приходов Флориды, дедушкина сводная сестра по имени О'Коннор; возможно, Амалия слышала о ней?
     - Эта дама была старинной подругой моей тети, но теперь уже прошло много лет с тех пор, как она умерла. Но все знали, что плантация, которой владела мадам Рэйчел О'Коннор, стала частью поместья семьи Уикс.
     Амалия и Франсис были почти одного возраста, обе рано овдовели, Франсис даже во второй раз. Но на этом их сходство не заканчивалось. Дети у Франсис были от первого брака, и у Амалии скоро будет так же, Франсис снова вынуждена рассчитывать на помощь своей матери, так как собственного дома, несмотря на два замужества, она так и не приобрела. Примерно в таком же положении находилась и Амалия.
     При столь явном сходстве судеб возникло множество тем для обсуждения, и время пролетело незаметно.
     После этого визита в сторону Амалии стали посматривать более доброжелательно. Уже на следующий день проведать их заехали несколько соседей, включая мистера У. У. Пьюга, спикера палаты представителей штата Луизиана с женой Жозефиной и детьми, а также месье и мадам Мишель Шлатр. Мами принимала всех с щедрым гостеприимством, но достаточно прохладно. Она считала, что не должна рассыпаться в благодарностях за то, что они опять признали ее своей, ибо достойное место в обществе ей принадлежало по праву.
     Однако эти нюансы совершенно не занимали Амалию. Она вежливо улыбалась гостям, поддерживала светскую беседу, коротая медленно текущие дни, хотя из головы не выходил вопрос: почему он уехал? Амалия размышляла над этим целыми днями: когда прогуливалась по берегу, пиная носком туфель засохшие водоросли, обломки ракушек и выброшенный приливом на берег мусор; когда ехала в экипаже и теплый ветер обдувал лицо, а чайки кричали у нее над головой; когда засыпала уже на рассвете... - но не находила ответа.
     Возможно, Роберт считал, что, сопроводив их на остров, он до конца выполнил долг джентльмена и родственника? А может, виной всему ее сумасбродное поведение и Роберт опасался новых нареканий со стороны общества? Или же он боялся, что после той ночи на берегу Амалия захочет возобновления близких отношений, чего он не слишком-то хотел, поскольку шел на них только ради кузена? А может, побыв с ней наедине, Роберт обнаружил, что она не привлекает его, как прежде, что после гибели Жюльена исчезло ощущение опасности, которое обостряло желание? Возможно и другое: убив кузена или способствовав его гибели, Роберт увидел, что награда не стоит того.
     Эти мысли мучили Амалию, не давали ни минуты покоя. С недавних пор жизнь на острове утратила для нее всякий смысл, а сам он потерял в ее глазах все очарование первых дней. Амалию больше не интересовало, будет ли она принимать участие в тех или иных мероприятиях. Все эти чаепития, вечеринки, разного рода развлечения в кругу родных и друзей, а также общественные акции, спонсируемые и посещаемые людьми, которых из-за строгого соблюдения приличий и протокола вряд ли можно назвать живыми, казались ей бессмысленными и ненужными, как и сами их участники. "Неужели все эти чопорные господа переживали хоть раз в жизни любовную страсть, экстаз? - спрашивала она себя с удивлением. - Глядя на их невыразительные лица, скованные движения, скучные разговоры, остается удивляться - откуда на острове столько детей?"
     Дитя, которое Амалия носила под сердцем, тоже вызывало у нее удивление. Она боялась, что последняя встреча с Робертом могла причинить ему вред, но все обошлось. Видимо, природа предусмотрела и этот случай.
     Амалия ждала рождения ребенка, готовилась к этому таинству природы, мечтала, что появится живое существо, плод любви и греха, которое хочется обожать, с которым можно будет играть, из которого вырастет настоящий человек. Возможно, как Опостин или Мари-Ида у Франсис.
     "Роберт не возражал против того, чтобы стать отцом, - думала Амалия. - При других обстоятельствах лучшего отца и не придумаешь. Возможно, потом ему как ближайшему родственнику захочется принять участие в воспитании ребенка. Но мальчику или девочке отец нужен постоянно".
     Амалии вспомнились вдруг в безотчетном порыве сказанные Робертом слова: "Я - твоя главная опасность, и я приношу тебе одни несчастья".
     Было бы лучше не думать о нем и не лить понапрасну слезы. Жюльен - другое дело: все только этого и ждут, а кроме того, он заслужил сочувствие и сострадание.
     Во время одной из прогулок, когда ее путь пролегал мимо грязных постоялых дворов и трущоб, в которых жили аборигены острова, она вдруг увидела Патрика Дая. Амалия не могла с уверенностью сказать, что это был именно он, поскольку видела его мельком. Он стоял на пороге пивной и разговаривал с лысоватым небритым мужчиной с брюшком, на котором всей одежды только и было, что вылинявшая нижняя рубаха красного цвета с пятнами пота под мышками да рваные штаны, висящие на одной лямке. Надсмотрщик выглядел не лучше, только на голове у него красовалась мятая, захватанная грязными руками шляпа с лентой, украшенной ракушками. Патрик, если это был он, заметив Амалию, ретировался в пивную, но еще несколько минут, пока она ехала мимо, Амалию не покидало ощущение пристального взгляда в спину. К вечеру ее предположение переросло в убеждение, за ужином она поведала Мами о случайной встрече с надсмотрщиком.
     - Думаю, ma cherie Амалия, ты ошиблась, - покачала головой свекровь. - Если бы ты действительно видела Патрика Дая, то он наверняка был бы уже здесь. Ну, подумай сама, зачем ему приезжать на остров, если не посоветоваться с нами о делах плантации? Надсмотрщики не совершают увеселительных прогулок.
     - Вероятно, вы правы, но тот человек был так похож на него. Зачем только этот маскарад?
     - Он узнал тебя? - спросила Мами.
     Амалия нерешительно пожала плечами:
     - По-моему, постарался исчезнуть, чтобы не встретиться.
     - Уверена, что тебе показалось. Безусловно, это был какой-нибудь рыбак, - сказала Мами. - Мне говорили, что некоторые из них смахивают на разбойников, которые много лет назад бежали сюда, скрываясь от правосудия. Они ненавидят приезжих, потому что боятся разоблачения.
     - Последние пираты, - улыбнулась Амалия. - Правда, человек, которого я видела, для флибустьера слишком молод.
     - Есть и другие преступления, проступки, слабости, из-за которых человек вынужден скрываться, - вздохнула Мами сокрушенно.
     - Да, конечно, - кивнула Амалия, думая, как уйти от этой скользкой темы.
     Они ели устриц под шпинатовым соусом, испеченных в раковинах на слое раскаленной соли. Ранним утром их собирали вблизи острова и доставляли свежими на местный рынок. Они просто таяли во рту. Потом подали жареных цыплят, и завершился ужин запеканкой под карамельным соусом, в который для аромата добавили немного бренди. Разговаривая о том о сем, Мами дождалась конца ужина и только за кофе вернулась к прежней теме:
     - Мне кажется, ты недолюбливаешь нашего надсмотрщика, cherie.
     - Терпеть не могу! - взглянула на нее Амалия удивленно.
     - Я отношу таких людей к разряду червей, - сказала старая леди с несвойственной ей откровенностью, - зерно и настроение портят, но не опасны. Как ты думаешь?
     - Не знаю, - ответила Амалия, раздумывая. - По-моему, грубый, наглый, самодовольный подлец... Таким людям нельзя доверять.
     - Ты боишься его? - спросила Мами.
     - Думаю, боялась бы, если бы некому было защитить.
     - Или зависела от него, - продолжала Мами задумчиво.
     - Он шантажирует вас, Мами? - Амалия перегнулась через стол, чтобы взять руку свекрови.
     - Ах, не беспокойся, cherie. Я, конечно, не та, что раньше, но еще могу дать отпор парвеню .
     Амалия с минуту поколебалась, потом заняла свое место. Было ясно, что свекровь и так слишком разоткровенничалась: гордость семьи Деклуе не позволяла сказать большего.
     - Если я вам потребуюсь, - напомнила Амалия тихо, - я рядом.
     - Да, ты всегда рядом, я знаю это, - кивнула Мами. - Я признательна тебе; во время болезни ты ходила за мной, как дочь, тогда как я заслуживаю упреков и презрения. Мне больно видеть твои страдания. Ты позволишь сказать одну вещь?
     - Да-да, Мами. Говорите, пожалуйста.
     - Я знаю, что не вправе вмешиваться в чужую жизнь, но меня прежде это никогда не останавливало, не буду слишком щепетильной и теперь. Я о Роберте, моем дорогом племяннике, моем втором сыне. Он не хотел уезжать, ma cherie.
     - Пожалуйста, не нужно, - попыталась прервать ее Амалия. Чувство гордости заговорило в ней с новой силой.
     - Позволь мне закончить, - сказала Мами мягко. - Он уехал потому, что не мог сдерживать себя рядом с тобой - так было велико его желание. Он уехал потому, что думал прежде всего о тебе и не хотел причинять тебе еще больше горя, позора и страданий. Единственное, что он мог сделать, - это уехать, и он уехал.
     Это объяснение немного успокоило Амалию. Она поверила в него, потому что давно ждала такого объяснения.
     - Вы так добры, Мами. Спасибо! - сказала она с чувством.
     - Что ты, девочка. Ты должна знать правду. - Лицо старой леди осветилось печальной улыбкой.
     Перед тем, как лечь в постель, Амалия вновь и вновь вспоминала сказанное Мами.
     "Откуда только мать Жюльена знает, о чем думает и что чувствует Роберт, если даже я этого не знаю?" - подумала Амалия, засыпая. На душе было спокойно и весело.
     Ранним утром резко переменилось направление ветра, теперь он дул с севера на залив. Огромные волны, набегая на берег, заливали пеной песчаные отмели и примеривались уже к дороге, за которой начинались виллы. Ветер пузырил занавески в спальне Амалии, холодным сквозняком проносился по дому, но она не проснулась, лишь слегка поежилась от влажной свежести пасмурного утра.

19.

     Зрелище было восхитительное. Темно-синие волны зарождались где-то далеко, почти у самой линии горизонта, потом увеличивались в размерах, превращаясь в водяные валы, которые с середины пути начинали закручиваться, покрываясь пенистыми шапками. Они двигались один за другим с одинаковым интервалом и как раз набирая скорость и мощь, чтобы, не доходя до берега, обрушиться на него с невероятной силой и диким ревом, а затем игриво отступить назад, оставив на песке бурлящую пену. Волны словно соревновались между собой. Каждая последующая стремилась превзойти предыдущую длиной, высотой, мощью и неповторимым вздохом, напоминающим рев раненого зверя.
     Люди, стоявшие на берегу, с интересом наблюдали за разыгравшейся стихией. На некоторых были купальные костюмы, но в воду войти никто не решался. Наученные печальным опытом нескольких смельчаков, которых, как щепки, выбросило на берег и зарыло в песок, они решили не рисковать. Никто не уходил. Все это время ветер дул им в спину и в лицо волнам, смахивая с них пену и разнося ее над заливом.
     Амалия и Мами сидели на галерее виллы и наблюдали за происходящим вместе со всеми. Мами, несмотря на лето, куталась в толстую шаль. Нельзя сказать, что было очень холодно, просто был велик перепад температуры после вчерашней изнуряющей жары. Амалия совсем не ощущала прохлады: кровь в ее жилах текла в каком-то особенно веселом ритме. Волнение моря казалось эхом взволнованной, бурлящей от радости души. Сосредоточенно наблюдая за стихией, Амалия думала о своем, откинув голову на спинку плетеного кресла.
     - Ах, cherie, мне это совсем не нравится, - сказала Мами озабоченно. - Вон там сбоку стоит месье Магга, он наверняка знает характер этого залива лучше других. Если тебя не затруднит, спустись к нему и спроси, что он думает обо всем этом.
     Амалии давно хотелось пройтись по песку, но она не решалась оставить старую леди одну без присмотра, особенно когда та была так взволнована.
     Колоритная фигура хозяина отеля, окруженная постояльцами, виднелась издалека, он яростно жестикулировал, показывая на воду. Увидев приближающуюся Амалию, он слегка попятился.
     - Добрый день, мадам Деклуе! - сказал он весело. - Что вы думаете о представлении, которое я здесь устроил? Гости, надеюсь, оценят?
     - Великолепно, сэр! Но моя свекровь находит его несколько тревожным. Она опасается, что в заливе начался шторм, который не ровен час окажется здесь, поэтому хотела бы знать, что вы думаете по этому поводу?
     - Ваша свекровь - мудрая женщина, - кивнул владелец отеля. - Безусловно, там сильное волнение, но это, к счастью, неб