деть перед ним в одной ночной рубашке, но все равно она отчетливо представляла, как тяжелая ткань прилегает к ней, обрисовывая талию и бедра. Летти высоко держала голову, но щеки ее разгорелись, а в руках появилась странная дрожь. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: ведь ей пришлось пережить нападение настоящего разбойника.
     - Я услышал шум, - сказал человек, которого тетушка Эм назвала Рэнни. - Разве я не могу узнать, что случилось?
     - Эта леди испугалась, к ней приходил Шип, если тебе так хочется знать.
     Рэнни посмотрел на Летти:
     - Шип? Но почему?
     - Без всякой причины, - сказала тетушка Эм. - Скорее всего, по ошибке.
     - Говорят, он очень дурной человек. Он не обидел вас? - Его прямой взгляд смущал Летти.
     - Нет. Не совсем, - ответила она, отводя глаза.
     - Но у вас на руках красные следы.
     - Они скоро исчезнут. Я в полном порядке.
     - Я рад. - Блондин повернулся к своей тетушке:
     - Кто эта женщина? И почему она здесь?
     Тетушка Эм укоризненно покачала головой:
     - Ах, Рэнни, где твое воспитание? Ну хорошо, я вас представлю друг другу. Это мисс Летиция Мейсон. Летти, мой племянник Рэнсом Тайлер. Мисс Летиция сняла у нас комнату и будет жить здесь. Ты встретишься с ней за завтраком, а сейчас она не желает видеть ни тебя, ни кого-либо другого. Иди спать.
     Слова тетушки Эм при всей их строгости звучали ласково, и молодой человек улыбнулся:
     - Очень рад, что с нами будет жить такая красивая леди.
     Тетушка Эм тяжело вздохнула и посмотрела на стоявшего у двери негритянского мальчика, который пришел вместе с ее племянником.
     - Лайонел, я попрошу тебя...
     Мальчику было примерно двенадцать лет. Его черные волосы густо завивались, с заостренного книзу лица смотрели огромные карие глаза. Он вышел вперед и, приблизившись к Рэнсому, поймал его крупную, крепкую руку своими маленькими руками.
     - Пойдемте, мастер Рэнни.
     Рэнсом не обратил на него внимания. Он разглядывал стоявшую перед ним молодую женщину: копну ее блестящих волос, матовую гладь кожи, правильный овал лица, темно-карие, почти языческие глаза. Она была стройна и пропорционально сложена, каждое движение говорило о грациозности и уверенности.
     По мнению Рэнсома, у нее был лишь один недостаток: ей недоставало теплоты. Ее рот, так красиво очерченный, был крепко сжат, как у убежденной старой девы, а выражение лица говорило о сдержанности и подозрительности. И все же в глубине ее темных глаз был намек на скрытый огонь. Впрочем, Рэнсом уже узнал, как могут гореть эти глаза... "Хорошо, что я поцеловал ее до того, как успел разглядеть, - подумал он, - иначе мог бы и не решиться".
     Лайонел тянул его за руку.
     - Мастер Рэнни, пойдемте, вы заставляете леди краснеть.
     Рэнни взглянул на мальчика и улыбнулся:
     - А я не должен этого делать, не правда ли? Ну что ж, пойдем. Спокойной ночи, леди.
     Не дожидаясь ответа, оба, белокурый мужчина и чернокожий мальчик, вышли в темный коридор Сплендоры и исчезли из вида. Их шаги постепенно затихли.
     - О боже, - снова вздохнула тетушка Эм. - Простите меня, пожалуйста. Мне следовало рассказать вам о Рэнни раньше, но я совсем не ожидала... Я думала, у меня будет полно времени, чтобы все объяснить вам утром. Сегодня у него в очередной раз сильно болела голова. Обычно в такие дни он ни с кем не разговаривает, почти ничего не делает, только лежит в темной комнате, пока боли не пройдут.
     - Когда вы упомянули о племяннике, я почему-то подумала, что это маленький мальчик, - заметила Летти. Тетушка Эм грустно улыбнулась.
     - Ах, на самом деле вы не так уж и ошиблись. Но Рэнни - владелец Сплендоры: и дома, и земель, всего. Я лишь только приглядываю за ним.
     Летти пристально посмотрела на пожилую женщину - ей не хотелось показаться неделикатной.
     - Я полагаю, это потому... потому что он сам не может позаботиться о себе?
     - Он как ребенок - совсем такой же, каким был в одиннадцать или двенадцать лет. Это все еще разбивает мне сердце после всех прошедших лет, но от этого никуда не деться.
     - Я понимаю.
     Пожилая женщина вдруг распрямила плечи.
     - Он хороший, милый мальчик, мухи не обидит. Но я не осужу вас, если вы сочтете невозможным больше оставаться в этом доме, особенно после сегодняшнего случая. Если вы захотите уехать, я распоряжусь, чтобы утром вас отвезли в город. Конечно, деньги я верну.
     Летти и в самом деле хотелось сбежать - но не из-за племянника тетушки Эм. Хотя этот мужчина, Рэнни, и беспокоил ее, она его не боялась. Но вот Шип... Если он уже однажды появлялся в доме, то может сделать это еще раз... Помолчав, Летти твердо сказала:
     - Я и не думала уезжать.
     - Я знала это! - радостно воскликнула тетушка Эм, ее лицо сияло. - Я поняла, что вы смелая, как только увидела вас.
     Летти улыбнулась в ответ:
     - Спасибо, но, если можно, мне хотелось бы чуть больше знать о... о том, что здесь происходит.
     - Вы имеете в виду Рэнни? Но тут особенно нечего рассказывать. - Пожилая женщина тяжело опустилась на стул, к которому раньше была привязана Летти. - Вы заметили шрам у него на голове, сбоку? Как и многие другие, он был ранен на этой войне. Рэнни был офицером артиллерии - в армии южан, разумеется. - Она бросила на Летти быстрый взгляд, словно извиняясь. - Это случилось в последний месяц войны. Рядом с ним взорвалась большая пушка, и осколок ствола попал ему в голову.
     - Чудо, что он не погиб!
     Тетушка Эм кивнула:
     - Солдаты сочли его мертвым и оставили на поле боя. Его нашел дозор северян. Так он попал в госпиталь противника. Несколько недель Рэнни был без сознания и наверняка бы умер, если бы не Брэдли. Это его слуга с детских лет, который прошел с ним всю войну. Брэдли поехал с Рэнни, когда его перевели в госпиталь около Вашингтона, а когда наступил мир, привез его домой.
     - И ваш племянник был... чувствовал себя так же, как сейчас?
     - Нет, тогда еще нет. По словам Брэдли, он пришел в себя в Вашингтоне и был почти в порядке, если не считать, что многого не помнил. Но дорога домой была слишком тяжелой для него. Весь долгий путь у него были ужасные головные боли. Где-то в Миссисипи он потерял сознание. Когда они добрались до Сплендоры, Рэнни был еле жив. Рэнни долго оставался без сознания, ничего не чувствовал, а когда наконец очнулся, он стал... он стал таким, каким вы его видели.
     - Должно быть, это так мучительно! Ваш племянник - такой привлекательный мужчина...
     - О, вам надо было видеть его до войны! Рэнни был таким веселым, таким общительным и легкомысленным, вечно что-нибудь придумывал. В то время в доме было полно людей - одни приезжали, другие уезжали, каждую субботу была вечеринка. Мальчишки - точнее, молодые люди - дурачились, девушки - засматривались на Рэнсома. О, все было вполне невинно, а он никогда не замечал этих взглядов. Они все время танцевали и пели, разыгрывали шарады, устраивали любительские спектакли. На чердаке все еще лежат три чемодана, полных диковинных костюмов, которые они использовали. Я закармливала их воздушной кукурузой, печеньем и конфетами; мне все это нравилось так же, как и всем остальным.
     - Скажите, а этот мальчик, Лайонел... Ваш племянник действительно не может без него обходиться?
     - Не совсем. Лайонел - сын Брэдли. Его воспитала бабушка - Мама Тэсс, наша кухарка. Она служит здесь, в Сплендоре, вот уже тридцать лет. Не только отец Лайонела, но и его дедушка, и прадедушка были слугами у Тайлеров. Мальчик находился здесь, когда Брэдли оставил нас и пошел искать свободу. Раньше, когда Рэнни еще только поправлялся, он часто забывал, где он, что делает. И у Лайонела вошло в привычку отводить его домой, помогать одеваться и раздеваться, заботиться о нем. Этот мальчик мне очень помогает.
     - Да, конечно, - пробормотала Летти. Тетушка Эм поднялась.
     - Ну вот, что-нибудь еще вам принести? Стакан молока или, может быть, немножко моей смородиновой наливки? Как жаль, что я не могу предложить вам чего-нибудь покрепче. Вот уже много лет в доме нет спиртного. Бог свидетель, цены на него взлетели до небес.
     Летти отказалась, и тогда тетушка Эм предложила приготовить другую комнату или даже отдать свою собственную спальню, если ей не хочется оставаться в этой. Летти поблагодарила за заботу и в конце концов убедила пожилую женщину, что она не собирается провести остаток ночи, не смыкая глаз и прислушиваясь к каждому шороху.
     После, когда тетушка Эм ушла, забрав с собою лампу, Летти долго лежала с широко раскрытыми глазами посреди огромной кровати с балдахином. Она не была уверена, что ей следовало проявлять такую отвагу. От дуновения ночного ветерка, проникающего через раскрытое окно, занавески двигались, как бледные призраки. Дом был полон каких-то загадочных скрипов, а на улице, в кустах и зарослях палисадника время от времени слышалось тихое шуршание крадущихся неведомых животных. Летти подумывала встать и закрыть окно, но ночь была слишком теплой. Кроме того, ей не хотелось даже приближаться к окну. Она, конечно, совсем не думала, что Шип притаился за окном, чтобы снова схватить ее, но в эту ночь ее рассудок был не в ладах с чувствами.
     Никогда еще за всю свою жизнь Летти не ощущала себя такой беспомощной, как в тот момент, когда Шип обнял ее. Никогда еще ее так не целовали: так настойчиво и в то же время так нежно...
     На самом деле, если не считать поцелуев отца, когда она была маленькой, Летти целовал только один мужчина - ее жених, Чарльз Смоллвуд. Несколько раз он обнимал ее в укромных уголках и даже однажды весной возил за город, но, к счастью, кроме поцелуев, ни на что не претендовал. Надо сказать, ласки Чарльза никогда особенно не возбуждали Летти. Его губы всегда оставались плотно сжатыми, а возбуждение было так велико, что поцелуи приносили боль и оставляли чувство подавленности и протеста...
     Летти резко повернулась на подушке и закрыла рукой глаза. Чарльз был мертв, убит при Манассасе. Ее брат, Генри, тоже был мертв - мертв и похоронен здесь, на Юге, куда он был направлен, чтобы проводить в жизнь политику Реконструкции. Мысль, что ее могли так взволновать поцелуи человека, который прострелил Генри голову, когда тот нагнулся, чтобы напиться из ручья, наполнила Летти болью и стыдом. Однако она никогда не лгала самой себе и не стала отрицать, что испытала в объятиях Шипа некое порочное желание. Если бы у нее были такие чувства, когда ее целовал Чарльз, она бы, наверное, не устояла перед его мольбами выйти за него замуж до ухода на войну.
     Но с Чарльзом Летти всегда была холодна и благоразумна. Когда он терял самообладание и начинал умолять ее о близости, она напускала на себя высокомерие, надевала маску возвышенного целомудрия. Сейчас Летти могла признаться себе: такая холодность удавалась ей легко, потому что ее мало волновали прикосновения жениха. Вспоминая обо всем этом, она понять не могла, почему все-таки согласилась выйти за него замуж. Может быть, потому, что ей было семнадцать лет, а Чарльз выглядел таким солидным в военной форме? Кроме того, все ее подруги уже были помолвлены или даже успели выйти замуж...
     Занавески на окне колыхнулись, и Летти, вздрогнув, повернула голову на это легкое движение. Шип... Ей трудно было поверить, что он приходил сюда, в ее комнату. Все случилось так, будто она все это придумала, вызвала образ убийцы своего брата, поскольку испытывала жгучую потребность в справедливой каре. Она попыталась вспомнить, как он выглядел, но не могла представить себе ничего реального. Он был очень высокого роста, с усами и, кажется, темноволосый, хотя свет в комнате был таким тусклым, что она не могла этого утверждать с уверенностью. Что ей запомнилось больше всего, так это бесшумность его движений, сила, молниеносная реакция и ощущение его тела, сухого и твердого, как выдержанная на солнце кожа.
     По крайней мере Летти знала, что не ошиблась, приехав сюда, в это место. Если бы она верила в судьбу, то подумала бы, что именно судьба привела ее в Сплендору, к миссис Эмили Тайлер.
     Тетушка Эм была замечательная, такая добрая и заботливая. Она не вписывалась в представление Летти о даме с Юга - изнеженной особе, привыкшей к исполнению всех ее капризов, отгороженной от житейских проблем. Впрочем, той жизни, в которой существовали такие женщины, уже не было. Она ушла в прошлое девять лет назад, когда началась война. Так много мужчин погибло! Летти ехала через южные штаты, и ей казалось, что почти все женщины одеты в черное. Оставалось надеяться, что среди них много таких, как тетушка Эм, и они учатся жить новой жизнью, стремясь наилучшим образом использовать то, что им осталось.
     А ведь тетушке Эм приходилось не только следить за домом и думать о пропитании, ей ладо было еще заботиться о племяннике. Какая трагедия - это ранение, сделавшее его инвалидом! Глядя на Рэнни, в это трудно было поверить. Черты его гладко выбритого, покрытого золотистым загаром лица были так гармоничны, а в глазах светились ум и деликатность, в них ощущалась какая-то непостижимая глубина. Летти с удивлением почувствовала, что ее влечет к нему...
     Все это было очень странно и непривычно. В их семье никогда не было большой теплоты и сердечности. Хладнокровие при любых обстоятельствах: весьма приветствовалось, а открытое проявление чувств вызывало недоумение. На самом деле все они любили и уважали друг друга, но никогда не говорили об этом. Летти выросла с твердым убеждением, что по своему складу, унаследованному от родителей, она холодна и сдержанна. Было очень странно, что двое разных мужчин так подействовали на нее в одну и ту же ночь. Может быть, таким образом сказался ее приезд в Луизиану? Говорили, что влажная жара южных штатов влияет на кровь и воспламеняет чувства, недаром женщины здесь рано созревают, расцветают весенними цветами, как растения, помещенные в оранжерею. Так что все очень просто. Ее ощущения по отношению к человеку, известному, как Шип, и к Рэнсому Тайлеру легко объяснить особой чувствительностью южной ночи и непривычностью положения среди незнакомых людей. К этому нужно еще добавить и ужасную усталость от трехдневного путешествия.
     Летти вдруг стало жарко, душно. Если бы это не было таким немыслимым, таким абсолютно невозможным, она сняла бы свою тяжелую ночную рубашку, швырнула ее на пол и спала бы на высокой постели обнаженной.
     А что, если бы она поступила так, а Шип вдруг вернулся? Боже правый, страшно подумать, что бы могло с ней случиться!..
     Потянувшись, Летти тряхнула головой, чтобы ее густые шелковистые волосы разметались по подушке - так было прохладней. Потом она закатала длинные рукава ночной рубашки, расстегнула две пуговицы у шеи и некоторое время тихо лежала, закрыв глаза и вытянув руки по бокам. Легкий ветерок, влетавший в окно, касался ее лица. Он приносил с собой сладкий запах магнолий и жимолости, но не прохлады.
     Летти нахмурилась, повернулась на бок и поджала ноги. Проходили томительные минуты, а она все никак не могла уснуть. Где-то в доме пробили часы, распространяя в тишине еле слышный перезвон. Длинные ресницы Летти дрогнули. Она вздохнула и, нащупав фланелевый подол ночной рубашки, подняла его на несколько дюймов, открывая щиколотки свежему воздуху. Еще несколько дюймов - и открылись ее колени. Чудесно! Но жар и тяжесть, сковывавшие грудь, стали еще невыносимее.
     Прошло еще несколько минут. Часы отбили полчаса. Летти села. Быстрым, еле уловимым движением она стянула ночную рубашку, аккуратно расправила ее и положила рядом с собой, чтобы можно было надеть в любую минуту. Затем она снова опустилась на гладкое полотно простыни, облегченно вздохнула, закрыла глаза - и мгновенно заснула.

2.

     Время завтрака в Сплендоре не было строго зафиксировано - он подавался, когда обитатели дома вставали или когда у них пробуждался аппетит. Тетушка Эм объяснила Летти, что так сложилось давным-давно и они с племянником часто садятся по утрам за стол прямо в летней кухне, чтобы не тратить зря времени и поесть без лишних хлопот. Летти может поступать так же, а может сходить на кухню и сказать поварихе, чего ей хочется. Мама Тэсс подаст ей в столовой все, что она пожелает.
     Чтобы добраться до кухни, надо было пройти через длинный вестибюль, который делил дом на части, выйти через двойные двери на заднюю веранду, а затем спуститься по лестнице во двор. Дорожка с двумя полосками травы по бокам, сложенная елочкой из кирпичей, между которыми рос темно-зеленый мох, вела к небольшому кирпичному домику, где размещались кухня и прачечная. Кухня была построена отдельно от дома, чтобы жар при готовке, а также запахи, дым и опасность пожара не беспокоили его обитателей.
     Когда Летти шла по дорожке в золотистом утреннем свете, ей навстречу попался пестрый кот, который тут же стал тереться о ее ноги. Теплый воздух был наполнен запахами жарящегося бекона, только что заваренного кофе и чего-то пекущегося в духовке. Где-то невдалеке слышен был равномерный стук топора - кто-то рубил дрова.
     Заглянув в дверь кухни, Летти увидела высокую полную негритянку в белом платке, повязанном вокруг головы, и белоснежном фартуке поверх выцветшего голубого платья. Это, очевидно, и была Мама Тэсс, о которой говорила ей хозяйка. Она сновала между чугунной плитой, кирпичной печью и массивным деревянным столом с изрезанным верхом, который скребли так усердно и так часто, что дерево стало белым. С одной стороны от стола располагался огромный, почерневший от дыма открытый очаг с набором вертелов и решеток. Он выглядел так, как будто его при необходимости можно использовать, когда плита занята, хотя сейчас в нем была только зола. У другой стены находился посудный шкаф с открытыми полками, на которых расположились огромные блюда, чаши, супницы, фарфоровая и стеклянная посуда, которой было достаточно, чтобы обслужить целую армию гостей. Негритянка обернулась:
     - Не смей входить в мою кухню!
     Летти растерянно моргнула и отступила на шаг:
     - Простите...
     - Господи, мэм, я же это не вам, а коту! Этот плут пытается пробраться сюда десять раз на дню, а я гоняю его метлой, да все без толку.
     - Надеюсь, я не слишком опоздала на завтрак?
     - Нет, мэм. Булочки как раз пора вынимать из печки, и подливка почти готова. Вы будете есть на кухне, с мастером Рэнни?
     - Я... Да, если вы не против.
     - Против? Почему я должна быть против?
     Летти шикнула на кота и, закрыв за собой дверь, подошла ближе:
     - Могу я чем-нибудь помочь?
     Повариха удивленно подняла брови, а потом нахмурилась:
     - Что вы! Нет, мэм, вы же на пансионе будете жить у хозяев, значит, я должна вам прислуживать.
     Летти с улыбкой покачала головой:
     - Я не люблю бездельничать, когда другие работают.
     Рука Мамы Тэсс с ложкой застыла в воздухе. Она оглядела Летти с головы до ног, и на ее круглом лице появилось неодобрительное выражение.
     - Вы странно говорите. Может, вы из этих радикальных аболиционистов с Севера?
     - Нет, - сказала Летти осторожно. Она никогда не одобряла рабства в любой его форме, но сейчас был неподходящий момент, чтобы говорить это.
     - Хорошо. А то я не выношу этих людей. Они тут мутят воду. Если вы действительно хотите помочь, сходите во двор, к поленнице, и скажите мастеру Рэнни, что завтрак почти готов.
     Летти поняла, что ей оказана честь, и поспешила выполнить поручение. Кроме всего прочего, это был подходящий предлог, чтобы не углубляться в тему об аболиционистах. Рэнсом Тайлер колол дрова для кухни. Он ставил дубовые чурбаки на колоду и раскалывал их пополам одним мощным ударом топора. Он снял рубашку, и с каждым могучим ударом мышцы его плеч и спины сходились узлами, а потом растягивались под бронзовым загаром кожи. Когда он нагибался за очередным чурбаком, брюки обтягивали его длинные, сильные ноги и бедра, обрисовывая впечатляющие мускулы. Штабель годных для топки поленьев рос, земля вокруг колоды была засыпана сосновой щепой.
     Колыхнув юбками, Летти резко остановилась у угла кухни, когда увидела, что Рэнни гол п