глаза  были  совершенно
серьезны, когда он взирал на результат  своих  усилий.  Преследуемая  им
цель была достигнута -  он  нарушил  уединение  Анджелины  с  ее  бывшим
приятелем, который так добивался разговора с ней.
   Впрочем враждебные отношения между Рольфом и Джимом не могли укрыться
и от Мак-Каллафа. Он наблюдал за обоими мужчинами с хитрым выражением  в
карих  глазах.  Ничто  не  могло  сравниться  с  его  приветливостью   и
дружелюбием, когда он вовлек обоих в  разговор  о  различиях  в  ведении
охоты в Европе и в Соединенных Штатах, о повадках  разных  животных,  их
количестве и разнообразии видов, о методах охоты и оружии.
   - Джим, покажи принцу Рольфу свой нож, - сказал Мак-Каллаф, обнажая в
улыбке желтые зубы.
   - Мой нож? - Боуи вынул его из ножен, висящих на боку  и  полускрытых
длинной полой сюртука. Он подержал его  в  руке  таким  образом,  что  в
остро-наточенном  лезвии  заиграли  серебряные  блики,  а  затем   начал
подбрасывать его на ладони, ловя за рукоять.
   - Можно мне? - спросил Рольф, не отрывая  взгляда  от  ножа,  который
явно привлек его внимание, и протянул руку.
   - Конечно, - отозвался Джим и передал нож Рольфу.
   Это было уникальное оружие. Его смертоносный клинок достигал в  длину
восемнадцати дюймов, между ним  и  рукояткой,  была  приварена  железная
поперечина, чтобы рука не соскальзывала на заточенное лезвие. На  клинке
по  центру  тянулся  желобок,  сам  клинок  был  заточен   до   кончика,
образовывающего опасное острие. Рольф взвесил нож на ладони, попробовал,
где у него расположен центр тяжести, и наконец, сделал заключение:
   - Превосходное оружие, похоже на род короткого  меча  с  поперечиной.
Чувствуется, что его изготовила рука мастера, хотя довольно примитивными
инструментами.
   -  Мне  его  сделал  один  негр-кузнец  на  плантации   отца   старым
напильником, - не спеша сообщил Джим. - Я хочу заказать еще один  такой,
если мне встретится на пути мастер, превосходящий старого негра.
   Мак-Каллаф кивал головой, переводя взгляд с одного на другого.
   - Во всей  округе  никто  лучше  Джима  не  обращается  с  ножом  или
кинжалом, - произнес атаман. - Вы, Ваше Высочество,  конечно,  прекрасно
деретесь ножом, но вам далеко до этого парня.
   Анджелина, которая в это время намазывала гусиным  жиром  руки,  кожа
которых покраснела от грубого щелочного мыла,  используемого  для  мытья
посуды, замерла на месте и  затаила  дыхание.  В  притворно  добродушных
словах Мак-Каллафа, звучал вызов, который Рольф в  силу  своего  гордого
нрава, вынужден  будет  принять.  Вступить  же  в  состязание  с  Джимом
означало подвергнуть свою жизнь невероятной опасности. Ходили слухи, что
еще в своей юности Джим убил на подобных  поединках  несколько  человек.
Отказаться же от поединка означало  уронить  себя  в  глазах  не  только
разбойников, но, может быть, и своих телохранителей.
   Рольф взглянул на Боуи, который, в  свою  очередь  глядел  сейчас  на
шотландца, хмуря лоб.
   - Да, без сомнения он обладает полезным в этих местах и в  это  время
искусством.
   - А ты сам, конечно, воображаешь себя мастером в этом деле,  или,  по
крайней мере, твои  люди  считают  так.  А  у  тебя  разве  нет  желания
померяться силами с Джимом, с лучшим среди нас?
   - На твою потеху? - спросил Рольф. - Но я не нахожу причин доставлять
тебе подобное удовольствие - по  крайней  мере,  это  не  входит  в  мои
обязанности гостя по отношению к тебе, как к гостеприимному хозяину. Или
ты хочешь, чтобы я сам потворствовал твоей жажде одержать чужими  руками
верх надо мной?
   - Ты просто боишься, что  кто-то  окажется  сильней  тебя!  -  заявил
главарь, побагровев от сознания того, что его  раскусили:  Рольф  угадал
главный мотив Мак-Каллафа, заключавшийся в  жажде  реванша  над  ним  за
поражение в недавней схватке.
   - Это тоже не исключено.
   - Но подумайте  только,  какой  это  будет  поединок!  Вам  же  самим
необходимо выяснить, кто из вас сильней, кто из вас лучше?
   Рольф взглянул на Джима с легким насмешливым выражением,  таящимся  в
глубине темно-синих глаз.
   - Как вы думаете, стоит ли нам, сойдясь лоб в лоб, кромсать и крушить
друг друга? Вот так запросто без особой причины? Станем  ли  мы  с  вами
проливать свою кровь ради лавровых венков сомнительного достоинства?
   - Я не ссорился с вами, - произнес Джим,  подняв  на  Рольфа  честный
взгляд, - и не ищу ссоры.
   Затем он взглянул в сторону Мак-Каллафа, на его суровом лице читалось
осуждение.
   - Единственно, чего я жажду, это поединок с испанцем, с Дон Педро.
   Заявление Боуи было встречено подбадривающими криками,  одобрительным
свистом и хлопаньем в ладоши. Все  решили,  что  в  его  лице  приобрели
превосходного  союзника.  И  вот  сдвинув  стулья  и   развернув   карты
местности,  участники  военного  совета  собрались  за   столом,   чтобы
выработать  план,  единственной  целью  которого  являлось   обнаружение
нынешнего места пребывания испанца и его шайки.
   Анджелину вроде бы никто и не отстранял от  обсуждения  этого  плана,
однако, никто и не интересовался ее мнением. И поэтому,  имея  кое-какие
соображения на этот счет, она  не  стала  встревать  в  общий  разговор.
Анджелина беспокойно расхаживала по комнате, то подойдя к камину,  чтобы
подложить в него полено, то принимаясь заметать  сор  вокруг  очага,  то
вдруг направившись к ведру с питьевой водой,  чтобы  сделать  глоток  из
кружки.
   Воздух в помещении был спертым, пахло пищей, дымом от огня, алкоголем
-  кружки  вновь  и  вновь  наполнялись  крепким  виски,  -  и  немытыми
человеческими телами. Когда языки пламени в почерневшем  от  сажи  очаге
взмыли высоко вверх, в помещении сделалось еще  жарче,  и  дышать  стало
трудно.
   Анджелина подошла к двери и отворила ее с легким  скрипом.  Дуновение
воздуха было таким освежающим, что  она  раскрыла  двери  пошире,  выйдя
наружу  и  прикрыв  створку  за   собой.   Прохлада   ночи   благотворно
подействовала на нее. Скрестив руки на груди, она двинулась по крыльцу к
ступеням, ведущим на двор. Здесь она надолго остановилась, вглядываясь в
окружающую ее темноту. Подняв голову вверх она увидела одинокую  звезду,
сверкающую как ледяной маяк на фоне  черного  неба  сквозь  переплетения
голых ветвей ночных деревьев.
   Но тут в ее одиночество вторгся посторонний звук.  Где-то  поблизости
кашлянул  часовой.  Покой  нот  был  нарушен.  Глубоко   вздохнув,   она
повернулась к двери, чтобы вернуться в комнату.
   В этот момент в коридор проникли лучи света и клубы табачного дыма из
открывшейся  двери,  послышались   отголоски   громкого   взволнованного
обсуждения - на пороге кто-то стоял, намереваясь выйти из общей комнаты.
Это был Мейер, его квадратные плечи загородили свет, проникающий наружу,
а затем он закрыл дверь за собой.
   - Вы замерзнете, - произнес он озабоченно.
   - Здесь не так уж и холодно, - отозвалась Анджелина.
   - Мы не хотим, чтобы вы заболели.  Это  было  бы  уже  слишком,  -  в
довершение ко всему случившемуся с вами, - он снял свой белый мундир  и,
прежде чем она успела что-нибудь возразить, набросил его ей на плечи.
   От нагретого его телом мундира исходило тепло и  распространялись  те
запахи, которыми пропахла общая комната. Бели бы она и попыталась  снять
его одежду с плеч, это ей  не  удалось  бы,  он  придерживал  мундир  за
лацканы, мешая ей сбросить его.
   - Может быть, мне лучше вернуться в комнату?
   - Один момент. Я давно хотел поговорить с вами, Анджелина, но не  мог
застать вас наедине.
   - А в чем собственно дело? - спросила она, когда Мейер  вдруг  умолк,
как бы заколебавшись.
   Он отпустил лацканы мундира и,  опершись  одной  рукой  о  стену  над
головой Анджелины, наклонился к ней поближе.
   - Я наблюдал за вами на протяжении всего этого времени - с тех  самых
пор, как Рольф похитил вас. Ваше поведение и самообладание ничего, кроме
восхищения не вызывало во мне. Если бы вы знали, как часто  я  испытывал
сострадание и жалость к вам.
   - Вы очень добры, но...
   - Пожалуйста, дайте мне договорить. Вы очень сильная женщина и все же
очень хрупкая. Мне все  время  хотелось  защитить  вас.  Более  того,  я
страстно  мечтал   иметь   право   защищать   вас,   обеспечивать   вашу
безопасность.  Отныне  и  навсегда.   Вы...   вы   знаете,   кто   я   -
незаконнорожденный сын короля; и все же я обладаю определенным  влиянием
и имею довольно высокое положение в Рутении. В  качестве  моей  жены  вы
были бы приняты при дворе и окружены уважением...
   - Вашей жены? - у нее голова пошла кругом. - Вы просите моей руки?
   - А чего же еще? Неужели вы подумали, что я  предлагаю  вам  оставить
Рольфа, чтобы вступить со мной в те же отношения, в каких вы  находитесь
с ним? Я бы ни за что на свете не стал оскорблять вас.
   - Я...  я  прошу  простить  меня,  но  вы  должны  признать,  что  до
сегодняшнего  дня  вы  не  давали  мне  повода  задуматься   над   такой
перспективой, я вообще не ожидала ничего подобного с вашей стороны.
   - Обстоятельства, в которых мы находимся, слишком необычны. Рольф  не
погладит меня по головке за то, что я вмешиваюсь в его личные дела, а он
- как вы знаете - мой военный командир, мой  принц,  и  к  тому  же  мой
единокровный брат. Но  меня  заставила  говорить  с  вами  моя  глубокая
озабоченность вашим благополучием.
   - Вы упомянули чувства сострадания и восхищения, и это  все,  что  вы
испытываете ко мне?
   - Бывают очень счастливые браки, которые основываются и  на  меньшем.
Но если вы спрашиваете о любви, то я могу дать вам ее...
   Анджелина  взглянула  на  его  неясно  очерченное  в  темноте   лицо,
погруженная в сумятицу собственных мыслей и эмоций.  Он  внушал  чувство
надежности, безопасности, доверия, уверенности в завтрашнем  дне.  Могла
ли она отказаться от всего  этого,  находясь  в  нынешнем  своем  жалком
положении? И все же, если сравнить ту страсть и радость, которые дал  ей
Рольф, отношения с Мейером не сулили ей ничего  подобного  и  потому  не
привлекали ее по-настоящему. Она не могла найти в себе ни тени ответного
чувства к нему.
   - Мейер, я не могу... принять все это всерьез. Вы плохо знаете  меня,
а я - вас.
   - Я знаю вас достаточно, чтобы предложить то,  что  предложил.  Но  я
вовсе не ожидал, что вы вот так сходу примите мое предложение.  Я  вовсе
не требую, чтобы вы  сегодня  же  покинули  Рольфа  и  бросились  в  мои
объятья. По правде говоря, я не уверен, что Рольф позволит  вам  сделать
это. Но позже, когда это приключение подойдет к  концу,  знайте,  что  я
буду ждать вас, я снова приду и сделаю вам предложение.
   Было совершенно ясно, Мейер не сомневается, что Рольф рано или поздно
бросит ее, и он хочет смягчить этот удар.  Анджелина,  казалось,  должна
была испытывать к Мейеру  чувство  благодарности,  но  вместо  этого  ее
охватила мучительная  досада.  Услышав  звук  открывающейся  двери,  она
быстро повернула голову  и  увидела,  что  в  коридор  вышел  Рольф.  Он
направился к ним упругой походкой, в которой  таилась  сдержанная  сила.
Это была поступь хищного волка. Волосы Рольфа отливали золотом в неярких
лучах одинокой лампы, висевшей в коридоре.
   - Твоя очередь заступать в караул,  -  сказал  он  Мейеру  вкрадчивым
голосом, однако четко выговаривая каждое слово.
   - Да, конечно, - голос Мейера  звучал  напряженно,  он  выпрямился  и
повернулся, чтобы идти.
   - Подожди, - остановил принц. - А мундир?
   Он снял его с плеч Анджелины и швырнул в сторону Мейера, тот вынужден
был отклониться, чтобы поймать его.
   На мгновение взгляды обоих мужчин скрестились, как шпаги, но  тут  же
Мейер коротко кивнул и двинулся прочь в темноту.
   - Не пора ли нам спать? - Рольф взял Анджелину за  руку  и  повел  по
направлению к спальной комнате.
   Анджелину охватил холодный озноб - но не потому,  что  она  замерзла,
лишившись теплого мундира Мейера. Причина была  в  другом.  Она  покорно
следовала, увлекаемая Рольфом, через холодную пустую смежную комнату - в
спальную, которую она делила с Рольфом. Он  закрыл  за  собой  дверь  и,
прислонился к ней спиной, глядя, как Анджелина двигается по комнате. Под
его тяжелым взглядом она чувствовала себя неловко. Анджелина  подошла  к
кровати и начала расстилать ее.
   - У тебя изобилие поклонников, - сказал  он.  -  Они  вырастают,  как
из-под земли. Интересно,  что  они  тебе  нашептывают?  Что  предлагают?
Помощь в трудную минуту и брачные узы - две  вещи,  которые  так  жаждет
твое сердечко?
   Она замерла, держа в руках подушку, которую взбивала в  этот  момент.
Затем, не глядя на него, спросила:
   - Это тебя огорчает?
   - Нисколько. Это  меня  забавляет.  Самым  простым  и...  трагическим
образом.
   - Я очень рада, что у тебя есть повод для веселья,  -  ответила  она,
подняв надменно бровь вверх и устремив серо-зеленые глаза на Рольфа.
   - Так, значит, именно эту цель  ты  преследовала,  ты  хотела  просто
повеселить меня? Тогда тебе стоило заранее предупредить меня об этом.  Я
бы разыграл из себя бешеного ревнивца к нашему  общему  восторгу.  И  мы
развлекались бы вместе. А так я ничего не могу предложить взамен,  чтобы
повеселить тебя. Надеюсь, ты простишь меня за это?
   - Нет.
   Слово повисло между ними, перечеркивая притворство и игру  слов.  Оно
просто подтверждало тот факт, что Анджелина предпочла  бы,  чтобы  Рольф
открыто приревновал ее. Он разразился смехом. Напряженная складка на его
лбу разгладилась, он успокоился.
   - Так их станет еще больше?
   - Поклонников? Не могу с уверенностью утверждать это.
   - Тебе следовало бы остановиться на одном из них, вместо того,  чтобы
заводить вокруг себя целый хоровод.
   Анджелина надула  губы  и  бросила  на  него  взгляд  из-под  ресниц,
притворяясь, что глубоко задумалась над этим предложением.
   - Ты действительно так считаешь?
   - Я знаю, что это было бы лучше, - ответил он, подходя к  ней.  -  Но
только знай,  что  если  я  еще  раз  увижу,  как  этот  "Один  из  них"
уговаривает тебя, я пущу его кости тебе на  гребни,  а  зубы  на  четки,
чтобы ты перебирала их пальцами во время  молитвы.  Таким  образом  твой
поклонник  будет  вечно  и  неизменно  с   тобой,   находясь   в   самой
непосредственной близости.
   Как демонстрация ревности  такое  высказывание  вполне  могло  слегка
польстить раненому самолюбию Анджелины, но не более того. В  его  словах
не было ни намека на его обязательства перед ней, на обещание  взаимного
счастья до конца дней, на предложение руки и сердца.
   Анджелина рассказала бы ему, конечно, о предложении Джима Боуи увезти
ее назад к тете и о забавном обещании Мейера попросить  ее  руки,  когда
Рольф бросит ее. Но он, Рольф, не дал ей возможности рассказать ему  обо
всем этом, а она не хотела навязываться. Потому что это выглядело  бы  с
ее  стороны,  как  попытка  продемонстрировать  ему  свои   победы   над
мужчинами. А еще хуже, если  бы  он  воспринял  ее  рассказ,  как  вызов
сделать ей ответное, вынужденное признание. Если она и  дождется  с  его
стороны когда-нибудь признаний, то только не таким путем.
   Что он вообще говорил ей  о  своих  чувствах  и  намерениях?  Что  он
преподнес бы ей свою любовь  "сияющую  и  переливающуюся  всеми  цветами
радуги в шикарной обертке, перевязанной лентами, - но если бы он  только
мог?" Имел ли он в виду, что он женится на ней? Хотел ли он сказать этим
в своей обычной уклончивой манере, что он желал бы жениться на ней, если
бы  его  обстоятельства  позволили  это?  А  каковы,  кстати,  были  эти
обстоятельства?  Традиции  сохранения  чистоты  королевской  крови,   не
допускающие мезальянсов? Подобные вещи давно уже рассматривались в Новом
Свете как анахронизм, как что-то  бесконечно  устаревшее,  но  в  Старом
Свете - в Европе  -  этих  правил  и  законов  придерживались  твердо  и
непоколебимо. Без сомнения отец Рольфа, король, ждал от принца, что  тот
изберет себе в  жены  одну  из  принцесс,  представительниц  Европейских
королевских семей. Без сомнения, таков был и брак, в результате которого
родились Максимилиан и Рольф. Иначе зачем было привозить мать Мейера  ко
двору и принуждать ее к лицемерному фиктивному браку?
   Нет, Анджелина не могла надеяться на супружество  с  будущим  королем
Рутении. Но что же тогда будет с ней дальше? На что ей опереться?
   Анджелина лежала в постели, уставившись невидящим взором перед собой,
в темноту, ее мозг  судорожно  работал,  не  находя  ответа  на  трудные
вопросы. Рядом неподвижно лежал Рольф, но напряжение, исходившее от  его
тела, свидетельствовало, что он не спит. Во всяком случае  так  казалось
Анджелине. Ей казалось, что он погружен в себя,  и  Анджелина  внутренне
сжималась от страха и дурных  предчувствий.  Если  уж  она  хотела  быть
честной сама с собой,  она  должна  была  признаться,  что  существовала
совершенно особая причина, по которой она  не  желала  открывать  Рольфу
свои карты.
   Дело  в  том,  что  он  вполне  мог,  узнав  о  всех  полученных   ею
предложениях,  отослать  ее  с  Богом  к  тете   или   заставить   своим
безжалостным произволом принять предложение Мейера, чтобы снять  с  себя
всякую ответственность за ее судьбу. Во всяком случае  существовали  все
основания, указывающие на то, что это так. Он просто  повторял  действия
своего отца, который выдал свою  любовницу  замуж,  заглушая  тем  самым
упреки собственной совести. Однако сомнительно было, чтобы Мейер  принял
такие условия.
   Нет. Она не должна так думать. Таким образом она дойдет до отчаянья и
цинизма, присущих Клэр. До той степени самоотвращения  и  самопрезрения,
которые принудили ее кузину пренебречь своим достоинством и  даже  своей
жизнью. Одним словом, перед ней была западня, которую  она  должна  была
обойти, потому что ни один человек на свете не сможет унизить  ее,  пока
она этого сама ему не позволит, а этого она не сделает никогда.  Клэр...
Где сейчас находилась ее кузина и что с  ней  происходило?  Неужели  она
была все еще затеряна в этой холодной сырой ночи? Какие боль и страдания
довелось  ей  пережить,  пока   люди,   посланные   вдогонку,   медлили,
совещались, бездействовали? Нет, это были  все  полумеры,  не  способные
спасти кузину. Среди  посланных  ей  вдогонку  были,  правда,  несколько
телохранителей Рольфа - Густав и Освальд. Оба были злы на испанца за  ту
легкость, с которой он ускользнул от них, прихватив пленницу  и  увлекая
всю свою шайку за собой - в девственные непроходимые леса.  Однако,  они
вряд ли могли найти нынешее местопребывание кузины. Во всяком случае, на
это  оставалось  слишком  мало  надежды.  Анджелина  считала,  что  Клэр
несколько повредилась в уме.  Это,  впрочем,  было  неудивительно  после
всего, что ей довелось пережить. Страшно было подумать,  что  она  могла
постепенно - при таком обращении с собой  -  дойти  до  состояния  Элис,
которая жила в безумном страхе, пугаясь каждого прикосновения к  себе  и
дрожа от каждого обращенного к ней окрика.
   Время от времени, с тех пор, как они вернулись в лагерь  Мак-Каллафа,
Анджелина вспоминала ночь, когда они  с  кузиной  были  похищены  людьми
испанца. Она спрашивала себя, была ли Клэр теперь в  большей  опасности,
чем та, которую она избежала? Анджелина думала  прежде,  что  ее  кузина
боялась ловушек Рольфа, но все же сама Клэр намекала на другого челвека.
Во всяком случае, теперь Анджелина никак не могла отделаться от чувства,
что умолчание ее кузины было преднамеренно. Кто или  что  внушали  такой
ужас Клэр, что она опрометчиво покинула лагерь Мак-Каллафа, ведь  кузина
находилась там под защитой главаря? И все  же  Клэр  отчаянно  бросилась
прямо в объятия коварного испанца и его шайки. Почему?
   Всю ночь напролет Анджелина металась, ворочалась с  боку  на  бок,  и
пыталась  разобраться  в  запутанном  клубке  своих  мыслей.  Но   когда
забрезжил рассвет, она вынуждена была  признаться,  что  ни  на  шаг  не
при