пригрозите,  что
расскажете Уокеру, если он не откажется от своего плана.
   - Да, это мысль, - сказала Нинья Мария, словно  услышанное  произвело
на нее впечатление. - Поздравляю вас и советую немедленно так поступить.
Не потому, что Невилл послушает, просто он постарается убедить вас,  что
вы раскрываете  сами  свое  сотрудничество  с  врагом.  Генерал  захочет
узнать, откуда эта информация, и что тогда вы ему скажете?  Вы  думаете,
можно все объяснить, не задевая майора Кроуфорда? Это нелегко. Подумайте
о последствиях. Майор Кроуфорд, если его арестуют, вряд ли скроет  роль,
которую вы сыграли, вернувшись из Гондураса. И это будет  трагедией  для
вашего брата, не так ли?
   - Но это шанс, которым я должна воспользоваться. Я не могу ничего  не
делать, - тихо сказала Элеонора. - Хотя, наверное, мне лучше сразу пойти
к Гранту и генералу.
   - Да, пожалуй, если вы решили погубить  себя.  Но,  может  быть,  они
вернутся перед самой церемонией. Сегодня утром Уокер  получил  послание,
что генерал Рамо Белласо из Гондураса идет  маршем  на  юг,  он  уже  на
расстоянии выстрела от  Леоне.  Слишком  поздно  выводить  армию,  чтобы
спасти Леоне. Уильям и полковник Фар-релл сейчас  как  раз  инспектируют
фортификации Гранады, чтобы их укрепить. Так что я желаю вам удачи.
   Элеонора сидела, не говоря ни слова. Нинья Мария  наблюдала  за  ней,
сощурившись, ее пальцы так впились  в  щетку  для  волос,  что  костяшки
побелели. Насторожившись под взглядом этой женщины, Элеонора  думала,  в
чем тут  дело.  Нинья  Мария,  казалось,  уверена,  что  Элеонора  будет
руководствоваться чувством самосохранения в сложившихся обстоятельствах.
Но на самом ли деле она так оптимистична?  Если  нет,  как  эта  женщина
может поступить? Позвать охрану, арестовать ее по какому-нибудь  ложному
обвинению? Да, такое могло случиться. Поэтому следует быть начеку, чтобы
не попасть в ловушку.
   - Ну ладно, - сказала Элеонора и повела плечами.  -  Я  надеюсь,  что
генералу Уокеру повезет.
   - Конечно! - воскликнула Нинья Мария, явно расслабляясь. -  Я  так  и
знала, что вы не наделаете глупостей. Мы обе  должны  придумать,  почему
отказываемся идти на трибуну. Ну, какие могут быть причины?  Для  вас  -
скромность, вам совсем незачем выставляться напоказ в вашей ситуации.  Я
могу подвернуть ногу, не в силах сделать лишнего шага, разве что  занять
место, откуда будет  видно  всю  процедуру.  Наверное,  мудрее  отложить
отъезд до завтра и приготовить платье на случай похорон.
   И, уже не обращая  внимания  на  присутствие  Элеоноры,  Нинья  Мария
обратилась к горничной, объясняя, где искать платье из черного  батиста,
и одновременно ругая ее за медлительность,  пока  та  доставала  его  из
шкафа. Нинья Мария  даже  не  заметила,  как  Элеонора  выскользнула  из
комнаты.
   Покинув  Дом  правительства,  она  пересекла  площадь,  с  удивлением
обнаружив, что работа по возведению трибуны остановилась на уровне лесов
и плотники отдыхали в тени запыленных деревьев возле  рынка.  Сооружение
не  закончено,  еще  полно  работы,  а  вечер  близится.  Кто-то  должен
задрапировать флагами голые деревянные перила, Окружающие  трибуну.  Но,
без сомнения, с этим справится отряд солдат.
   Уокеру  было  несвойственно  оставлять  все  на   последнюю   минуту.
Возможно, у него есть на то причины - страх за собственную  жизнь?  Этот
страх, как оказывается, небезоснователен, и вполне естественно,  что  он
должен позаботиться о мерах предосторожности.
   Что же ей делать? Этот вопрос  разрывал  Элеоноре  душу.  Она  должна
выбирать - пожертвовать Жан-Полем или увидеть, как Уильям Уокер и Грант,
а может, еще и полковник Томас Генри и вместе с ними другие, взойдут  на
трибуну навстречу своей смерти. Ее брат  -  или  человек,  которого  она
любит? Элеонора должна сделать выбор.
   Есть ли еще какое-нибудь решение? Первое, о чем она с  самого  начала
подумала, - рассказать  Гранту.  Конечно,  если  она  ему  объяснит,  он
поможет и сделает так, что никто  не  догадается  о  ее  причастности  к
этому. И оградит  от  опасности  Жан-Поля.  Грант  должен  это  сделать.
Другого пути Элеонора не видела.
   Итак, надо найти Гранта, а это нелегко. Сначала она  решила  оставить
ему записку у оруженосца из  охраны  у  Дома  правительства,  но  тотчас
передумала и сама отправилась на поиски по городу.
   Элеонора заходила в казармы, бараки, в госпиталь, на тот случай, если
Нинья Мария направила ее по ложному пути. Но его нигде не  было,  и  она
каждого просила передать Гранту, что  разыскивает  его.  Потом  Элеонора
пошла на пристань и наткнулась на полковника Генри, а когда сообщила ему
о необходимости срочно повидать Гранта в связи с некоторыми проблемами в
подготовке  к  инаугурации,  он  предложил  свою   помощь   -   объехать
фортификации вокруг города, посмотреть, нет ли его там.
   - Если не найду, - сказал он смеясь, -  то  с  большим  удовольствием
пройдусь по барам ради вас. В такую жарищу любого  нормального  человека
следует искать в баре.
   Элеонора, благодарная за помощь, пошла  вдоль  пристани,  предоставив
полковнику Генри исполнить обещанное. На душе полегчало.
   Она остановилась, наслаждаясь слабым ветерком с озера, обдувавшим  ее
разгоряченное лицо, борясь с  желанием  прямо  в  одежде  погрузиться  в
холодную  воду.  Чуть  погодя,  когда  толпа  надоедливых  попрошаек  на
пристани слишком осмелела, она повернулась и пошла обратно в особняк. На
улице Санта-Селья Элеонора заметила  человека  на  лошади  в  офицерском
кителе. Он пробирался сквозь толпу торговцев, мужчин и  женщин,  которые
превратили ранее тихую "покойную улицу в настоящий содом.
   Элеонора заторопилась, приняв фигуру в шляпе, надвинутой на глаза, за
полковника Генри. Но по мере  того  как  всадник  приближался,  ее  шаги
замедлились. Это был Грант. Он поднял глаза и увидел спешащую  навстречу
Элеонору. На его угрюмом лице она заметила осуждение. Спешившись,  Грант
повернулся к ней, ведя под уздцы лошадь, и они вместе вошли во двор.
   - Когда я прибыл в Дом правительства, мне сказали, что ты хотела меня
видеть. Ради бога, что заставило тебя бегать по улицам в такую жару?
   -  Я...  Мне  надо  с  тобой  поговорить.  -  Она  отвела  глаза.  Он
внимательно посмотрел в ее лицо, потом спокойно кивнул.
   - Хорошо.
   Они привязали лошадь Гранта к кольцу на столбе  в  нижней  галерее  и
вошли внутрь. Элеонора первая ступила в патио, намеренно  не  поднимаясь
по лестнице, ведущей в спальню. Не надо напоминаний о  прошлой  страсти,
она не должна  расслабляться.  К  тому  же  место  в  тени  апельсиновых
деревьев достаточно уединенное для такого разговора, в нем нет  излишней
изолированности от мира,  и  оно  не  так  опасно,  если  Грант  на  нее
разгневается.
   Элеонора не знала, с чего начать. Она повернулась  к  Гранту  и  была
поражена, увидев его затуманенный взгляд. Он указал  на  витой  железный
стул, подождал, пока она сядет, и пододвинул к себе другой.
   - Рассказывай, - велел он.
   Простые  ясные  слова,  неизбежные,  как  сама  судьба,  должны  быть
сказаны. Она вытягивала их из себя словно клещами.
   - Пожалуйста, не спрашивай меня, откуда я  знаю,  -  взмолилась  она,
закончив. - Просто прими к сведению  и  останови  ужасное  преступление,
пока не поздно.
   Его озабоченность исчезла немедленно, будто вытекла по  капле,  чтобы
смениться гневом, смешанным с  сожалением.  Пригладив  волосы,  он  взял
шляпу, положил ее себе  на  колени,  потом  встал.  Голубизна  его  глаз
приобрела стальной оттенок, когда Грант смерил ее взглядом.
   - Да, сейчас я это сделаю, - сказал он медленно. - И должен  спешить,
если хочу поймать их на месте преступления. Но я вернусь  и  намереваюсь
узнать гораздо больше, чем сейчас. Если ты собираешься что-то придумать,
постарайся, чтобы это было правдоподобно.

Глава 22

   Порыв ветра надул занавеску  на  окне,  которая  до  того  висела  не
шевелясь. Элеонора лежала на кровати, закинув руки за голову, и  следила
за ее движением. В таком положении она находилась уже  несколько  часов,
не чувствуя ни малейшего дуновения ветра, хотя были открыты окно и дверь
на галерею. Элеонора услышала отдаленный грохот, но  продолжала  лежать.
Этот звук слишком  слаб,  чтобы  быть  взрывом.  Наверное,  приближается
гроза. Хоть бы, наконец, пошел дождь. Она всматривалась в вечернее небо,
ожидая увидеть всполохи молний, но ничего не видела. Может,  просто  еще
рано, и гроза далеко? Ветер не переставая играл занавесками, то втягивая
их в комнату, то выбрасывая за окно.  Это  походило  на  танец,  который
вдруг резко оборвался, когда закрылась дверь в спальню.
   Элеонора, почувствовав, как внутри у  нее  все  напряглось,  медленно
повернула голову в сторону Гранта. Ее поза на кровати была  призывной  и
уязвимой, но она не хотела этим пользоваться.  Элеонора  заставила  себя
сесть, спустила ноги с кровати, отыскивая тапочки и не обращая  внимания
на насмешливое лицо Гранта, наблюдавшего за  ней.  Он  швырнул  шляпу  в
сторону и начал расстегивать китель.
   - Все... все кончилось? - спросила Элеонора не поднимая  головы,  все
еще пытаясь нащупать тапки под кроватью.
   - Ничего и не начиналось, - ответил он. Она резко подняла голову.
   - Я говорю об инаугурационной церемонии.
   - И я о том же.
   - Ты не хочешь сказать, что... - начала она, потом остановилась, не в
состоянии продолжать. Усталым голосом он неторопливо ответил:
   - Нет, не хочу. Генерал в полном порядке. Те, кто собирался  устроить
покушение - пара несчастных  никарагуанцев-рабочих,  захотевших  немного
заработать, пойманы прямо с бочонком  пороха  на  площади.  Они  описали
человека, нанявшего их, и отряд солдат его ищет.
   Элеонора глубоко втянула воздух, затем выдохнула.
   - Я очень рада, что генерал в безопасности, -  сказала  она  тихо,  -
хотя мне стало бы легче, если бы церемония уже прошла. Я думаю,  рабочие
не сумеют закончить вовремя трибуну из-за случившегося.
   - Ничего подобного. Дата инаугурации - двенадцатое. Послезавтра.
   - Но ты же говорил...
   Его темные глаза были непроницаемы, а голос тихий, когда он сказал:
   - Говорил. Я говорил - десятое. Не  так  ли?  И,  между  прочим,  ты,
Элеонора, была единственная, кому я это доверил.
   Теперь ей стало  ясно  то,  чего  она  не  понимала.  Его  молчаливые
увертки, его тяжелый взгляд, ощущение, что он контролирует каждое слово,
сказанное ей, сама манера говорить.
   - Значит, ты знал, что я делаю, - прошептала она.
   Потянувшись к шкафу, он что-то вынул  из  кармана  бриджей,  зажал  в
кулаке а потом протянул  ей  и  высыпал  в  ладонь.  Это  были  засохшие
лепестки красного цветка бугенвиллеи - той самой, которая росла в  конце
галереи, цветка, который она обрывала, подслушивая Гранта  и  остальных,
стоя у окна.
   - Ну, давай скажем так: я догадался. - Он отпустил ее руку,  и  сухие
лепестки рассыпались по полу.
   - Ты назвал мне не правильную дату, чтобы проверить? - спросила  она.
- И я не выдержала проверки, я провалилась.
   - Да, верно, - ответил он. Потом шагнул к ней.
   - Чего я не понимаю, так это - почему? Что заставляло тебя  пойти  на
такой шаг? Ради двуличного негодяя  Кроуфорда  или  потому,  что  ты  не
можешь мне простить того, как я с тобой поступил?
   - Нет, нет, ничего подобного! - воскликнула она испуганно. - Все ради
Жан-Поля.
   - Ради Жан-Поля? - повторил он, не понимая.
   - Да... Он... Он не был казнен вместе с другими.  Он  до  сих  пор  в
тюрьме в Гондурасе, его держат как заложника  моих  действий.  Если  они
узнают, что я сегодня сделала, его убьют.
   Грант отпрянул, взгляд его стал тяжелым.
   - Ну, начинается, - проскрежетал он зубами. - Ты не хуже меня знаешь,
что твой брат повесился на поясе халата в тот день, когда ты  уехала  из
Гондураса.
   Элеонора не отрываясь смотрела на Гранта, и кровь  медленно  отливала
от ее лица. Это не могло быть правдой,  не  могло!  Но  лицо  Гранта  не
смягчилось, оставаясь  безжалостным.  Жан-Поль  не  мог  сделать  такое,
пыталась убедить она себя. Но Элеонора помнила его отчаяние,  его  крик,
что он должен умереть вместе с другими. Она покачнулась, но  постаралась
удержаться и отвернулась, закусив губу.
   - Значит, ты не знала, - сказал Грант, и презрительное выражение  его
лица сменилось усталостью.
   - Они давали мне понять, что он жив, и когда я спросила  о  нем,  мне
сказали, что все в порядке...
   Недели напряжения, волнений, беспокойства за Жан-Поля,  томящегося  в
тюрьме, - все впустую. Ее брат,  холодный,  безжизненный,  не  способный
чувствовать боль и сожаление, уже не мог понять, на что она  пошла  ради
него. Пожертвовав собой, он перечеркну и сделал  бессмысленными  все  ее
усилия. Это не его ошибка, что ее одурачили. Горечь утраты  и  угрызения
совести охватили Элеонору. Она подумала о  его  могиле,  неосвященной  и
неоплаканной, без цветов, смягчающих уход. Лепестки их были бы такими же
сухими и горькими, как и те, что рассыпаны по полу у ее ног.
   - Да, они скрыли от тебя его смерть, чтобы ты  делала  все,  что  они
просят.
   Эти  слова  прозвучали  с  облегчением  и  сожалением   одновременно.
Элеонора опустила голову, слезы подступили к глазам, но усилием воли она
подняла подбородок, не давая им вылиться.
   - Я бы не рассказал всей правды, но мне была важна  твоя  реакция.  -
Грант сделал жест, будто хотел коснуться ее плеча, но отдернул руку.
   Элеонора чувствовала почти неодолимую потребность успокоиться  в  его
объятиях, но сейчас это было невозможно: Она не нашла бы у него  ответа,
кроме жалости, а ей не хотелось слабости, ей надо  собраться  с  силами,
чтобы узнать то, что ей нужно, и сказать ему то, что необходимо  -  хотя
бы для собственного успокоения. Ее голос дрожал, когда она спросила:
   - А как ты узнал об этом?
   - Есть люди, симпатизирующие нам. Там, где  ты  была,  -  это  старый
священник. Он прислал депешу полковнику Генри с известием о твоем  брате
и о твоей дружбе с Кроуфордом.
   - Понимаю, - сказала она. До того момента Элеонора не  была  уверена,
знает ли Грант, кому она докладывала, и осторожно продолжила:
   - Я говорю тебе честно, что не сказала  Невиллу  ничего  такого,  что
повредило бы фалангистам. Из сказанного генералом - только  то,  что  он
собирался сделать с экс-президентом Ривасом. Но ровно  столько,  сколько
вы сами собирались довести до сведения всех. И еще то, что Невилл и  так
вскоре узнал бы сам. Я думала, нет ничего страшного в дате  инаугурации,
полагая, что она повсюду появится на  плакатах  в  ближайшие  дни.  Я  и
понятия не имела о его планах насчет генерала. Тогда бы я ни за  что  не
сказала ему. И это все, что он от меня узнал. Даю тебе слово.
   - Я верю, - сказал Грант. - Ведь я ни перед чем не остановился, чтобы
убедиться в том, что именно ты ему передала.
   Удовлетворение в его голосе после ее такого тяжкого признания вызвало
в ней гнев и стыд.
   - Я так прозрачна, что у меня все на виду?
   - Только для меня, - сказал он, уловив ее недовольство  собой,  и  со
странной улыбкой добавил:
   - Дело в том, что у меня преимущество - я живу с тобой.
   Она с сомнением посмотрела на  Гранта.  Этот  ответ  ее  не  устроил.
Элеонора заподозрила его в намерении  переключить  ее  мысли  на  что-то
другое. Но у нее не хватило сил спросить.
   - Есть еще кое-что, что ты должен знать. Я виделась с  Невиллом  там,
где подготавливала встречу Мейзи. Это не потому, что она знает, во что я
вовлечена. Просто она догадывалась  о  чем-то,  не  больше.  Они  старые
друзья, и я попросила ее об  услуге  -  видеться  у  нее,  чтобы  он  не
приходил сюда. Клянусь, это правда. Мейзи мне  сообщила  о  покушении  и
рассказала о роли Джона в раскрытии заговора против генерала.
   - Интересно, - произнес Грант, когда она закончила. -  Но  почему  ты
так волнуешься, рассказывая это? Постой-ка, я сам догадаюсь.  Ты  хочешь
знать наверняка, что я не трону Мейзи и ее  Джона  и  не  отдам  их  под
расстрел. Так или нет? Не буду говорить  о  своем  желании,  но  напомню
тебе, что вряд ли смогу арестовать их, не изобличив при этом тебя.
   - Я не думаю, что это имеет какое-то значение, -  ответила  Элеонора,
глядя на него. - Когда Невилла поймают, он меня не оставит в стороне.
   - Может показаться странным, - размышлял Грант, - но я лучшего мнения
о чести майора Кроуфорда, чем ты. Я не думаю, что он назовет  твое  имя,
пока в этом не будет нужды. В любом случае, мы его еще не поймали.
   Элеонора медленно повернулась к нему, нахмурившись.
   - Но ты говоришь, что его ищут.
   Он посмотрел поверх ее плеча.
   - Люди, арестованные сегодня, не знали точного имени. Они описали его
в общем - высокий, светловолосый американец. Но это описание подойдет  к
большому числу людей из фаланги, если с  них  снять  форму.  Думаю,  что
офицер, которому я поручил поисковый отряд, постарается. Но у  него  еще
нет моей информации. Если Кроуфорд даже наполовину так умен, как я о нем
думаю, к утру он будет очень далеко отсюда.
   - Я думала, что ты хочешь разорвать его на части.
   - Да, конечно, но это не значит, что я хочу публичного расследования.
   - Но почему? - В ее лице отразилось смущение, она молча ждала ответа.
   - Я думаю, ты сама догадываешься, Элеонора. Но если ты хочешь,  чтобы
я сказал, я скажу. Я не хочу, чтобы твое имя было замешано в этом.
   Сверкнувшая за окном молния показалась необыкновенно яркой. В  тишине
они снова услышали  угрожающий  грохот  приближающейся  грозы.  Элеонора
тяжело вздохнула:
   - Грант, я...
   Она не была уверена, что выразит словами то, что чувствует. Но  он  и
не дал ей такой возможности.
   - О, я знаю. У тебя были основания вернуться ко мне после  Гондураса.
По причинам, не зависящим от того, что ты чувствовала и хотела.  Но  это
не имеет значения. Ты пришла, и ты останешься тут, несмотря ни на что. Я
так хочу. Ты в моей крови, в моих мыслях, твой аромат, твоя сладость  со
мной. Ты мне необходима, как пища и вода. Я не могу заснуть,  если  тебя
нет рядом, я не  могу  работать,  если  не  знаю,  что  ты  ждешь  моего
возвращения. Смирись, если я запру тебя на ключ на всю жизнь. Ты никогда
не покинешь меня. Я не хочу, чтобы хы уходила.
   Лицо его сделалось мрачным, будто то, что он  говорил,  не  приносило
ему радости, и, когда он склонился над ней, ей  показалось,  что  в  его
голубых глазах она видит боль от отвращения к себе.
   Поцелуй Гранта был жадным, словно он ставил клеймо на ее  губах.  Его
охватил порыв страсти, и этот порыв увлек ее за собой.
   За окном поднялся сильный  ветер.  Освободившаяся  от  чувства  вины,
Элеонора отдала ему себя, подчинившись его жажде,  отвечая  его  страсти
своей собственной восторженностью  экстаза,  растворяя  себя  в  нем.  С
горьким наслаждением, глубоко внутри она ощущала невозможность  насытить
эту страсть. Ее печаль нуждалась в ласке, а он давал ей  только  ярость.
Элеонора нуждалась в его любви, а он не давал ей  ничего,  кроме  своего
желания. В глубине души она хотела стать его женой, а он делал ее только
своей собственностью. Этого было слишком мало для нее.
   Серое небо от дождя стало черным, хотя ночь  только  началась.  Дождь
лил на черепицу крыш потоками и, как  серебряные  слезы  печали,  смывал
пыль и грязь, как обиды и возмущение  смываются  участливым  сожалением.
Элеонора не могла найти облегчения в слезах, накопившихся в  ней.  Грант
не должен идти на компромисс между своими чувствами и обязанностями.  Он
не сможет ради нее предать своего  начальника.  И  она  не  имеет  права
просить его любить ее. Она привыкла к его любви.  Она  использовала  его
любовь к себе, чтобы получить сведения, как самая распутная девка. Более
того, она не может сидеть на привязи против своего желания. Больше такое
не повторится. Никогда.  Если  бы  Грант  попросил  ее  остаться  с  той
нежностью, на которую способен, она  бы  не  сопротивлялась.  Но  он  не