поднялась так высоко. Прежде такого никогда не было.
     - Мы будем тебе очень признательны, - обрадовалась мадам Деклуе. - Но так ли ты уверен, mon cher?
     - Уверен, тетя, - сказал Роберт, направляясь к выходу.
     - Подождите! Я провожу вас к сэру Бенту, - предложила Амалия.
     Роберт помедлил минуту, держась за ручку приоткрытой двери, но потом решительно сказал:
     - Не стоит. Я знаю дорогу.
     - Да-да, - поддержала племянника Мами. - А тебе, детка, - посмотрела она на Амалию, - следует пойти и сменить мокрое платье.
     В голосе свекрови причудливо соединились забота, просьба и приказ.
     Поморщившись, Амалия откинула полу плаща и, повинуясь какому-то внутреннему беспокойству, посмотрела на молодого мужчину, продолжавшего стоять в проеме дверей. Пристальный взгляд его темно-синих глаз, казалось, охватывал все ее тело - от макушки до носков полусапожек, выглядывавших из-под подола обвисших юбок. Мокрая, прилипшая к телу одежда только помогала ему, подчеркивая все достоинства женской фигуры. Амалии показалось, что Роберт не ожидал, что она обнаружит его бесцеремонное любопытство, и от этого смутилась еще больше, покраснев до корней волос. Готовая возмутиться, она почему-то промолчала, только беспокойная дрожь пробежала по всему телу, проникая в каждую клеточку, задевая каждый нерв.
     - Тетушка Софи права... по крайней мере, на этот раз, - сказал Роберт, бросив на мадам Деклуе жесткий многозначительный взгляд, и быстро вышел из гостиной с таким выражением на лице, будто гора с плеч свалилась.
     Пройдя к себе в спальню, Амалия призвала звонком служанку и отдала ей мокрый плащ. Отжимая края плаща в большой кувшин, девушка издала удивленное восклицание, но тут же смолкла, остановленная упреждающим кивком Амалии на широкие створчатые двери в спальню мужа. Открываясь, они превращали две комнаты в одну, но сейчас, как, впрочем, и всегда, двери были плотно сдвинуты. Жюльен редко поднимался раньше одиннадцати, а порой оставался в постели и до полудня.
     Девушка вмиг посерьезнела. Хозяин "Дивной рощи" мог оглядывать томным и безразличным взором работы на плантации, мог равнодушно принимать ласки и заботу всех в доме, начиная от матери и кончая старым сэром Бентом, но дерзости и непослушания не терпел.
     Амалия позволила служанке раздеть себя и обернуть в мягкий белый фланелевый капот, украшенный лентами и кружевом. Потом с улыбкой отправила девушку унести намокшую одежду и без посторонней помощи решила заняться волосами. Распустив волосы, которые пенящимся водопадом разлетелись по спине, и держа в руке черепаховый гребень, Амалия подошла к окну. Дождь беспрестанно и бесшумна лил уже которую неделю подряд, не давая весне сменить поднадоевшую зиму. Иногда Амалии казалось, что он льет не переставая со дня ее свадьбы.
     Роберт Фарнум. Каких-либо воспоминаний о нем в день свадьбы у Амалии не осталось. Тогда ее вниманием полностью владел только один человек - ее будущий муж. Как она волновалась в тот день, как нервничала! Все произошло слишком уж стремительно. Письмо мадам Деклуе с предложением поженить детей тетя Тон-Тон получила в ноябре, а в конце января следующего года, в последний скоромный вторник перед Великим постом, они уже поженились. Спешка объяснялась тем, что справлять свадьбу во время поста невозможно, а откладывать на послепасхальную неделю нерезонно - большинство жителей Нового Орлеана уезжают в это время года на отдых за город.
     Амалия жила тогда в доме своей двоюродной тетки мадам Антуанетты Пескье в местечке Фелисианас. О замужестве она в свои двадцать четыре года уже не мечтала, смирившись с тем, что останется старой девой.
     Правда, в семнадцать лет Амалия была помолвлена с Этьеном Бодье, сыном близкого друга ее отца, приятным и обходительным молодым человеком, который души в ней не чаял. Она его тоже боготворила. Но человек предполагает, а господь располагает.
     Несчастья посыпались разом, как из рога изобилия. Все началось с "золотой лихорадки", которая охватила Америку. Отец Амалии не устоял перед искушением быстро разбогатеть и тоже отправился добывать свое золото в Калифорнию. Приходившие от него письма поначалу напоминали главы увлекательной повести, они завораживали, вселяли надежду. Неожиданно письма прекратились, а еще через полгода какой-то доктор в затрапезном сюртуке занес им узелок с отцовскими пожитками и записку. Нацарапанная отцом наспех на клочке бумаги, она, к сожалению, не пролила света на истинные обстоятельства его гибели. Известно, что беда не приходит одна. Следующий удар не заставил себя ждать. Деньги, на которые отец пытался организовать свое предприятие, были взяты в местном банке под залог их дома и земли. Не успел закончиться семейный траур, как пришло время платить по закладной. Матери Амалии не оставалось ничего другого, как собрать скарб и переехать к мадам Тон-Тон, единственной близкой родственнице.
     После всего случившегося мать не смогла оправиться. Она таяла буквально на глазах, и когда срок официального двухлетнего траура - год в черном и год в пурпуре - подходил к концу, она умерла. Лечащий врач сказал, что от нервного и физического истощения, но у Амалии на сей счет было свое мнение.
     После смерти матери ей предстояло провести в трауре год. И только после этого они с Этьеном могли пожениться. Его родители, решив использовать возникшую паузу с пользой для сына, отправили его в путешествие по Европе, которое продлилось не год, а целых два. В Америку Этьен возвратился повзрослевшим, возмужавшим, с налетом новомодных космополитических идей, но по-прежнему влюбленным в Амалию и мечтавшим жениться на ней. Несмотря на раннее лето, свадьбу решили не откладывать - городские порядки для провинции не указ. К свадьбе Этьен хотел преподнести невесте браслет, изготовленный по его собственному эскизу во Франции. За две недели до венчания он отправился в Новый Орлеан за драгоценной посылкой. Стоял июнь 1853 года. На Юге Америки свирепствовала небывалая эпидемия желтой лихорадки, прозванной газетчиками "Бронзовым Джоном". Смерть косила людей сотнями, не щадя ни детей, ни стариков. До конца лета в ее ледяных объятиях нашли покой десять тысяч жителей Нового Орлеана. Этьен оказался среди них.
     Крушение всех надежд, конец мечтам и ожиданиям.
     Еще целых два года носила Амалия траур. Но вот пришло то самое письмо от мадам Деклуе. Тетя Тон-Тон и мадам, тогда носившая другую фамилию, познакомились за сорок лет до описываемых событий, когда они вместе с мужьями приехали обустраиваться в этот богом забытый край. Годы, проведенные в Фелисианасе, трудности и лишения первых поселенцев сблизили молодых женщин. Когда муж мадам Деклуе умер, она уехала из этих мест и позже вновь вышла замуж, но дружба между женщинами не прервалась - они поддерживали переписку.
     Сватовство и устройство браков - явление распространенное в среде креольской аристократии французского и испанского происхождения. К этим вопросам здесь относились со всей серьезностью, справедливо полагая, что предоставлять их решение детям небезопасно. Пока молодые люди знакомились и начинали ухаживать, взрослые обсуждали между собой и тщательно взвешивали каждую деталь: способность юноши обеспечить жену, размеры приданого невесты, общественное положение семей, чистоту крови - чтобы никакой примеси couleur cafe au lait . Обыкновенно то, что производило впечатление счастливого брака по любви, являлось итогом дипломатии и режиссуры матерей жениха и невесты. Но и когда все условия были соблюдены, молодых ни на минуту не оставляли наедине, даже для того, чтобы жених мог сделать предложение. Ему позволялся один-единственный целомудренный поцелуй по окончании официальной помолвки.
     При таком положении дел не было ничего предосудительного в том, что мадам Деклуе воспользовалась присутствием у себя в гостях старинной приятельницы мадам Тон-Тон с племянницей и присмотрела Амалию в жены своему единственному сыну - Жюльену.
     Сначала Амалия отказалась, сославшись на то, что привыкла к одиночеству, к положению компаньонки при старой тете и иного не желает. Кроме того, она так сильно была привязана к Этьену, так беззаветно его любила, что просто представить себе не могла на его месте другого мужчину.
     Столь прямодушные аргументы не только не тронули сердце тети Тон-Тон, но рассердили ее. Она заявила, что Амалия не должна жить одним прошлым, закопав себя в могилу раньше времени, и что ей не следует преувеличивать свою роль в судьбе бедной тетушки - о мадам Тон-Тон вполне могут позаботиться пятеро детей и пятнадцать внуков. И надо быть круглой идиоткой, чтобы упустить столь выгодную с любой точки зрения партию. Став женой Жюльена Деклуе, Амалия обретет уважение и богатство: драгоценности, лучшие наряды из Парижа, собственный выезд, путешествия по всему миру, поездки в милую Францию, с которой все еще сохранялись родственные связи. Зимой она сможет жить в городском особняке, расположенном в самом престижном и живописном районе Нового Орлеана, куда не стыдно пригласить известных и влиятельных людей, сможет бывать в опере, присутствовать на роскошных балах и торжественных раутах. Весной и осенью приятно жить в поместье "Дивная роща" на берегу реки Теш неподалеку от Сан-Мартинвиля. От летнего зноя лучше всего прятаться на острове Дернир, расположенном в заливе неподалеку от курортного побережья Луизианы, где у семейства Деклуе собственная вилла, овеваемая мягким морским бризом. Если такая перспектива не привлекает Амалию, то стоит подумать о муже и будущих детях. О чем еще может мечтать девушка двадцати четырех лет без средств? Хочется уважения, внимания, нежности? Но и это не заказано: Жюльен Деклуе - завидный жених, один из самых привлекательных молодых людей Нового Орлеана, воспитанный и любезный.
     "Такого легко полюбить", - подумала Амалия при их первой встрече. До свадьбы они виделись дважды, и оба раза, как этого требовал обычай, в присутствии родственников. Даже официальное предложение Жюльен сделал под неусыпным оком мадам Тон-Тон. Приняв его, Амалия удостоилась нежного поцелуя в лоб. Однако темные искрящиеся глаза жениха обещали многое, и Амалия успокоилась, решив, что на смену мрачной полосе в ее жизни пришли наконец счастье и удача.
     Свадьба - праздник для гостей и мука для молодых. Амалия нервничала в ожидании пяти дней уединения, которые по обычаю следовали сразу за торжествами. Но ее страхи оказались напрасными. Жюльен с деликатностью и пониманием отнесся к ее переживаниям, предложив провести эти дни так, чтобы ближе познакомиться, лучше узнать друг друга, но без вынужденной близости. Они спали раздельно в смежных комнатах. Амалия была бесконечно благодарна мужу за эту отсрочку и за чуткость. Какие возвышенные надежды она возлагала на этот брак!
     Однако прежде чем начать семейную жизнь, молодожены должны были по традиции нанести визиты родственникам, живущим в верховье и низовье реки, на побережье залива и на островах. Жюльен настоял на том, чтобы обновить гардероб Амалии, тактично отвергнув платья, приобретенные ею к свадьбе. Конечно, она слишком долго носила траур, чтобы следить за изменчивой модой.
     Надо сказать, что муж Амалии обладал отменным вкусом. Он сопровождал ее в поездках по портнихам, помогал отбирать ткани, выказывая недюжинные познания в области цвета, фактуры, качества, с удовольствием рассматривал вместе с женой модные журналы, фасоны на присланных из Парижа куклах, давал дельные советы. Но и это не все. Жюльен повел жену в лучшее ателье головных уборов за чепцами, шляпами и шляпками, вуалями и накидками, чтобы защитить кожу лица от солнца и дождя. Затем они отправились к галантерейщику за перчатками из тончайшей кожи и шелка, к башмачнику за бальными, выходными и комнатными туфлями, к ювелиру за украшениями, которые могли бы достойно завершить эти многочисленные туалеты. Никогда еще об Амалии так не заботились, никогда так не баловали, никогда не были с ней так внимательны и предупредительны.
     Потом настала ночь, когда Амалия проснулась и обнаружила, что Жюльен стоит рядом с постелью. Неожиданно для себя она ощутила трепет и прилив необыкновенной нежности, когда он опустился возле нее. Его поцелуи были пылкими и нежными, легкие прикосновения туманили разум, изысканные ласки возбуждали в ней неведомое ранее желание. Страх прошел, Амалия готова была стать его женой, хотела этого, стремилась к этому. Жюльен бережно снял с нее ночную рубашку, покрыл ласковыми поцелуями ее лицо, шею, грудь и... И все!
     Он отодвинулся от нее и замер, уставившись в темноту. Сначала Амалия не поняла, что произошло, испугалась, что по своей неопытности сделала что-то не то, не так, чем-то оттолкнула мужа, обидела его. Она потянулась к Жюльену, неловко пытаясь возбудить его желание, но он медленно отвел от себя ее руку и положил рядом. Кончилось тем, что он разрыдался, как ребенок, заглушая всхлипывания, захлебываясь своим горем, смысл которого Амалия не могла понять. Еще дважды Жюльен пытался овладеть ею: один раз на пароходе, когда они возвращались после необходимых визитов к родственникам, а другой - после того, как поселились в "Дивной роще", чтобы провести там весну, однако результат оказался прежним.
     Амалия отвернулась от окна. Запустив гребень в перепутавшиеся волосы, она поежилась: в комнате было сыро и прохладно. "Не помешало бы погреться у камина, - подумала она, протягивая руку к шнурку звонка, но, вспомнив о возможном наводнении, решила не сидеть сложа руки в доме. - Надо чем-то помочь, иначе вода может затопить "Рощу". - Недавно она открыла для себя, что занятия по хозяйству отвлекают от мрачных дум и жалости к самой себе.
     Не то чтобы она сожалела о своем поспешном замужестве - Жюльен был хорошим компаньоном, когда хотел этого и когда оставался на плантации, а не уезжал развлекаться в Сан-Мартинвиль, возвращаясь порой за полночь. Конечно, найдется немало женщин, которые считали великой глупостью возлагать слишком большие надежды на физический союз мужчины и женщины; по их убеждению, надо только радоваться, если кому-то удается избежать этой обузы. Такого рода суждения она не раз слышала в доме тетки от приезжавших к ней на вечерний чай пожилых дам, которые, забывая о присутствии в комнате незамужней девушки, говорили вслух о подобных вещах.
     Амалия не разделяла эти взгляды. Порой ее охватывало непреодолимое желание оказаться в чьих-то объятиях, ощущать мужскую силу, способную одолеть ее сопротивление.
     Она любила своего мужа, очень любила. Порой у нее возникало дерзкое желание защитить его своей любовью. Но от кого? У Жюльена было столько восхитительных качеств: умение понять, что-то тактично не заметить; щедрость; стремление комплиментом, добрым словом ободрить человека, поддержать. Многие молодые женщины, вероятно, завидовали Амалии, что у нее такой славный муж: высокий красивый брюнет с аристократическими манерами. И все же бывали минуты, когда его грациозность, его манеры раздражали ее, а очаровательная улыбка казалась оскорбительной насмешкой. Тогда Амалии хотелось закричать, сделать что-то вызывающе-дикое: ударить, оскорбить, что выведет его из себя, заставит сбросить маску невозмутимого безразличия, привлечет внимание к ней и рассеет наконец комплекс ее женской неполноценности, от которого она так страдала.
     А что Жюльен испытывал к ней? Амалия не была уверена, но сильно опасалась, что его влюбленность заключалась лишь в заботе о ее удобствах.
     "Не наши ли отношения с мужем обсуждались только что в гостиной Мами?! - ужаснулась Амалия. - Этим можно объяснить внезапное смущение Мами и те странные взгляды, которые бросал в ее сторону Роберт Фарнум. Хотя понять его нетрудно. Наверное, не каждый день встретишь такое: девственная жена при живом муже. Подобную невидаль стоит рассмотреть повнимательнее, чтобы понять, почему молодой муж не желает спать со своей женой".
     От этих мыслей краска стыда залила ей лицо до самых корней волос. "И все-таки о чем они говорили? Не может быть, чтобы о нас! - не могла успокоиться Амалия. - Хотя Мами не может не знать о сложившейся ситуации. Стоит ей умело задать несколько вопросов, и она в курсе событий. - В этом Амалия убеждалась не раз. - Да и от прислуги не скроешь".
     Служанки, убиравшие спальни, наверняка видели, что она спит в одиночестве: простыни не смяты, баночка со смесью гусиного жира с розовым маслом, заботливо оставленная на тумбочке у кровати, чтобы облегчить при необходимости трудности первой брачной ночи, стояла нетронутой.
     "А может, не догадываются и я все придумываю? - попыталась успокоить себя Амалия, вспомнив о своих маленьких хитростях. Время от времени она сминала простыни и делала вмятину на второй подушке, чем тешила собственную гордость. - Нет-нет, это невозможно! Мами не опустится до того, чтобы обсуждать вслух постельные дела собственного сына, - решила Амалия, остывая. - Да и зачем?"
     Она поняла, что вновь разыгралось воображение: нельзя же всерьез думать, что всех интересуют чужие проблемы. И Мами с племянником обсуждала дела плантации, а интерес Роберта к ее скромной персоне - простое любопытство. Кузену небезразлично, как Амалия вписывается в сложившийся уклад усадьбы "Дивная роща".
     Когда спустя некоторое время Амалия вышла из своей комнаты, на ней было надето накрахмаленное платье из розового поплина всего на трех нижних юбках и без кринолина, чтобы не особенно стеснять движения. Волосы были заплетены в тугие косы и уложены вокруг головы. Амалия чувствовала себя собранной, решительной, а главное - готовой принести пользу. Она направилась в холл, чтобы оттуда через лоджию выйти во двор.
     Усадьба "Дивная роща" строилась в начале прошлого века, когда каждый дымоход, каждый встроенный шкаф и расположенная внутри помещения лестница облагались налогом. В результате в доме имелись две наружные лестницы (с фасада и с тыльной стороны) и ни одной лестницы внутри, четыре камина при двух внутренних дымоходах и множество шкафов разной конфигурации. В облике постройки без труда угадывалось влияние Вест-Индии.
     Тот Деклуе, кому первому пришла мысль построить здесь дом, прибыл из Санто-Доминго, гонимый восставшими рабами. Беглец поселился возле Сан-Мартинвиля, потому что неподалеку жил его хотя и дальний, но влиятельный родственник Александр Деклуе, комендант крепости Аттакапас.
     Старинный дом Деклуе имел двускатную крышу и шесть оконных проемов - по три на каждую сторону. Края крыши служили навесом двум открытым галереям с колоннадой, тянувшимся вдоль фасада; опорой им были квадратные кирпичные столбы. Тыльную сторону дома украшали две открытые лоджии, расположенные на том же уровне, что и галереи. Верхние комнаты фасадной части дома отделялись от верхней галереи огромными створчатыми окнами до самого пола, что давало возможность обеспечивать естественную вентиляцию жилых помещений, а при желании подышать свежим воздухом, не выходя из дому. Нижняя галерея тоже не бездействовала.
     Внутри дома не было большой залы. Все семь комнат второго, главного, этажа соединялись между собой по принципу анфилады. Небольшой холл в центре соединял лоджию с галереей. Слева от холла, если смотреть со стороны лоджии, находились спальня и гостиная Мами, а также комната, которую занимала Хлоя, крестница мадам Деклуе. Справа от холла располагались спальни Жюльена и Амалии и одна запасная, именуемая "кельей". Комнаты располагались тоже анфиладой: первая от фасада - "келья", посередине - спальня Амалии со входом из холла, первая от входа со стороны лоджии - Жюльена. "Келья" была убрана как запасная спальня, но предназначалась для будущих дочерей Амалии и Жюльена. Войти в нее можно было только из спальни Амалии. Столь предусмотрительная планировка позволяла избежать тайных ночных визитов, когда девочки подрастут, и исключить ночные прогулки, когда они достигнут брачного возраста. Сыновей устраивали в одной из просторных комнат мансарды. Там они обитали до подросткового возраста, а потом, когда поведение мальчиков становилось неуправляемым, а невольная грубость могла оскорбить целомудренный слух сестер, их переводили в