олос, не давая  повернуть  голову.
Он явно наслаждался сладостью этого вынужденного поцелуя -  обжигающего,
безжалостного,  и  в  то  же  время  в  нем  было   какое-то   невольное
любопытство.
   Неожиданно  давление  его  губ  ослабло,  они  вдруг  стали  теплыми,
ласковыми и скользили теперь по ее губам  нежно  и  успокаивающе.  Летти
билась в его руках уже не так яростно, потом  совсем  затихла.  Внезапно
незнакомые чувства переполнили ее, голова пошла кругом, она была сбита с
толку. В ней проснулась какая-то первобытная истома, в  которой  чудился
ответ на ее прежнее томление. Она покачнулась, испытывая жгучее  желание
крепче прижаться к  мужчине,  который  обнимал  ее.  Она  изо  всех  сил
противилась этому порыву, старалась подавить его. Желание  и  отвращение
боролись в  ней,  в  голове  все  смешалось,  и,  наконец,  ее  охватила
неудержимая дрожь.
   Незнакомец отпустил ее, пробормотав проклятие, и какое-то  время  был
слышен лишь звук их дыхания. Внезапно он схватил ее за руку,  потянул  к
столу, за которым она писала, и усадил на стоявший  рядом  стул.  Прежде
чем она собралась с силами запротестовать, он сдернул со своей шеи  шарф
и завязал ей рот. Летти приподнялась, пытаясь схватить его за  руки,  но
он перехватил ее запястья, завел их за спину и привязал  руки  к  спинке
стула витой веревкой, которую достал из кармана. Еще несколько секунд  -
и он опустился перед ней на колени, обернул веревку вокруг  щиколоток  и
привязал ее к передним ножкам стула.
   К Летти  наконец  вернулся  дар  речи.  Она  обзывала  его  бандитом,
подонком, бесчестным негодяем, но слова звучали приглушенно, и  лишь  по
интонации можно было понять их смысл.
   Мужчина неожиданно засмеялся с таким неподдельным весельем, что Летти
замерла, в недоумении уставившись на него. Он склонился над ней. И  хотя
она попыталась отстраниться как можно дальше, быстро поцеловал ее в лоб,
в то время как рука его легким движением скользнула по ее  груди.  Летти
напряглась и издала протестующий звук, а он  еще  раз  тихо  усмехнулся,
затем выпрямился и пошел к окну.  Его  шаги  прошелестели  по  турецкому
ковру, в окне мелькнула тень - и он исчез.
   На мгновение Летти расслабилась от облегчения,  но  потом  внутри  ее
всколыхнулась и бросилась в голову волна неистовой  ярости.  Ее  охватил
жар, из глаз брызнули слезы. Какая наглость! Если это бандит,  то  зачем
ему понадобилось целовать ее?! Никогда еще  с  ней  не  обращались  так.
Никогда! Как он посмел напасть на нее, связать, как  овцу  на  бойне,  а
потом еще и насмехаться над ней?! Кто это был? Она не  успокоится,  пока
не узнает этого!
   Гнев Летти был так велик, что  ей  не  потребовалось  больших  усилий
толкнуть стулом стол так, чтобы он стукнулся о стену, затем  еще  и  еще
раз. Раздался равномерный глухой стук. Но все  крепко  спали,  никто  не
спешил ей на помощь. Летти уже была готова  сидеть  на  стуле  до  утра,
надеясь, что ее хватятся, если она  не  спустится  к  завтраку.  Веревки
больно врезались  в  кожу,  стоило  ей  пошевелиться;  освободиться  без
посторонней помощи надежды было мало.
   Внезапно  из-под  двери  спальни  пробился  неясный  свет.   Мерцание
становилось  ярче,  затем  послышались  шаркающие  шаги.  В  дверь  тихо
постучали:
   - Летти! С вами все в порядке? Летти застучала  столом  еще  сильнее.
Дверь распахнулась, и на пороге показалась тетушка Эм.
   - О боже! - воскликнула она, глаза ее расширились. - О небо!
   Миссис Тайлер бросилась в комнату. Полы ее мягкого батистового халата
развевались, выцветшие ленточки ночного колпака трепетали, седые косицы,
обрамлявшие лицо, тряслись. Поставив принесенную  керосиновую  лампу  на
стол, она энергично принялась развязывать шарф, который  закрывал  Летти
рот.
   - Что случилось, деточка? Кто это с вами сделал? Я не могу  поверить,
чтобы такое случилось в моем доме! Уму непостижимо!
   Пока тетушка Эм пыталась развязать узлы, которыми были  стянуты  руки
Летти, та, как могла, рассказала ей, что произошло.
   - Вошел через окно? Не может быть! Должно быть, вам это  померещилось
от страха. Дорогая, мне, наверно, потребуется нож... Нет, это скользящий
узел. Как мило с его стороны.
   - Я бы так не сказала, - заметила Летти довольно  резко.  -  Это  был
гнусный, подлый человек. Он собирался ограбить вас, я уверена!
   - Положим, много  бы  он  не  украл...  Но  какими  бы  ни  были  его
намерения, вы, кажется, заставили его  изменить  свои  планы.  И  я  вам
благодарна за это.
   Наконец руки Летти были свободны. Тетушка Эм обошла стул,  опустилась
на колени и стала развязывать  ноги.  Распутав  последнюю  веревку,  она
подняла голову, хотела что-то сказать, но вдруг  замерла,  не  издав  ни
звука. Она сидела, раскрыв рот, и смотрела на розовую ночную рубашку,  в
которой была Летти.
   Растирая натертые запястья, Летти опустила глаза и обнаружила, что на
фланели, над мягкой округлостью ее правой груди что-то  прицеплено.  Это
что-то, светло-золотистое и хрупкое на вид,  оказалось  пустым  панцирем
какого-то насекомого. В трещину на спине был  воткнут  крохотный  черный
конусообразный шип, отполированный до блеска.
   - Что это? - спросила она,  отцепив  панцирь  и  поворачивая  его  то
одной, то другой стороной в свете лампы.
   - Панцирь саранчи и колючка. - Тетушка Эм  нахмурилась.  -  Это  знак
человека по кличке Шип. Вы, наверное, еще не слышали о нем...
   Кровь отхлынула от лица Летти. Она уронила панцирь на стол, как будто
это был скорпион. Саранча  и  шип  остались  в  том  месте,  к  которому
напоследок, перед уходом, прикоснулся проникший в комнату человек.  Так,
значит, это и был тот самый Шип! Тетушка Эм напрасно думала, что она  не
слышала о нем. Так звали жестокого убийцу ее брата. Летти приехала на Юг
именно затем, чтобы разыскать этого человека.
   - Должно быть, это  его  преследовали  собаки,  -  негромко  заметила
тетушка Эм.
   - Да, наверное...
   Почему-то Летти не связала появление этого человека и  солдат-северян
с собаками. Теперь это казалось  очевидным.  Скорее  всего,  ему  как-то
удалось ускользнуть  от  преследователей,  он  вернулся  по  собственным
следам и искал место, чтобы спрятаться. Должно быть, он думал, что нашел
это место, пока не обнаружил ее. Боже, этот  страшный  человек  был  так
близко, он обнимал и  целовал  ее!  Летти  поднесла  руку  к  лицу  и  с
отвращением вытерла губы тыльной ее стороной.
   - Он мог бы убить меня, - произнесла она дрожащим голосом,  -  или...
или еще хуже.
   - О нет, дорогая. Даже и не думайте об этом.
   - Но я слышала о таких случаях!
   Тетушка Эм покачала головой:
   - Я не знаю, что вы слышали или где  такие  вещи  случались.  Но  Шип
сделал в этих местах столько же хорошего, сколько и плохого. Я  не  могу
поверить, чтобы он обидел женщину.
   - Вы можете и не знать, - запротестовала  Летти.  -  За  ним  гнались
солдаты. Это должно кое-что значить.  Наверняка  этот  человек  совершил
какое-то страшное преступление...
   - Хм. Это может  означать  и  то,  что  солдатам  просто  было  нечем
заняться.
   В дверь спальни постучали, и  на  пороге  появились  двое  -  молодой
мужчина и чернокожий мальчик. Нервы у Летти все ее еще были напряжены, и
она вздрогнула, когда мужчина заговорил:
   - Что случилось, тетушка Эм? Что-нибудь не так?
   Пожилая женщина обернулась и, вместо того чтобы ответить на  заданный
вопрос, недовольно сказала:
   - Рэнни, что ты делаешь здесь? Будь хорошим мальчиком, иди к себе.
   Однако мужчина не послушался и вошел в комнату. Он был высок, широк в
плечах и так хорош собой, что его вполне можно было назвать красивым. Он
был похож на вооруженных мечами архангелов с картин старых  мастеров,  и
Летти, забыв о правилах приличия,  принялась  с  интересом  разглядывать
его. На вид ему было около тридцати лет. Широкий лоб,  голубые  глаза  с
густыми ресницами под золотисто-каштановыми бровями,  крупный  и  прямой
нос. На одной щеке виднелась небольшая впадина,  которая,  должно  быть,
превращалась в ямочку, когда  он  улыбался.  Выдающийся  вперед  твердый
подбородок и четко очерченный крупный рот говорили о сдерживаемой силе и
чувственности. Мягкие светлые волосы с  выгоревшими  на  солнце  прядями
были зачесаны  назад  и  почти  закрывали  единственный  недостаток  его
внешности - неровную отметину старого шрама у левого виска, выделявшуюся
серебристо-серым пятном на бронзовом загаре лица. Одежда его была старой
и выцветшей: темно-серые брюки и легкая рубашка из мягкой синей ткани  с
закатанными по локоть рукавами.
   Словно очнувшись, Летти поднялась и поспешно накинула на себя  халат.
Это было все-таки  приличнее,  чем  сидеть  перед  ним  в  одной  ночной
рубашке, но все равно она  отчетливо  представляла,  как  тяжелая  ткань
прилегает к ней, обрисовывая талию и бедра. Летти высоко держала голову,
но щеки ее разгорелись, а в руках появилась странная дрожь.  Впрочем,  в
этом не было ничего удивительного: ведь ей пришлось  пережить  нападение
настоящего разбойника.
   - Я услышал шум, - сказал человек, которого тетушка Эм назвала Рэнни.
- Разве я не могу узнать, что случилось?
   - Эта леди испугалась, к ней приходил  Шип,  если  тебе  так  хочется
знать.
   Рэнни посмотрел на Летти:
   - Шип? Но почему?
   - Без всякой причины, -  сказала  тетушка  Эм.  -  Скорее  всего,  по
ошибке.
   - Говорят, он очень дурной человек. Он не обидел вас?  -  Его  прямой
взгляд смущал Летти.
   - Нет. Не совсем, - ответила она, отводя глаза.
   - Но у вас на руках красные следы.
   - Они скоро исчезнут. Я в полном порядке.
   - Я рад. - Блондин повернулся к своей тетушке:
   - Кто эта женщина? И почему она здесь?
   Тетушка Эм укоризненно покачала головой:
   - Ах, Рэнни, где твое воспитание? Ну хорошо, я  вас  представлю  друг
другу. Это мисс Летиция Мейсон. Летти, мой племянник Рэнсом Тайлер. Мисс
Летиция сняла у нас комнату и будет жить здесь. Ты встретишься с ней  за
завтраком, а сейчас она не желает видеть ни тебя, ни кого-либо  другого.
Иди спать.
   Слова тетушки Эм при всей их строгости  звучали  ласково,  и  молодой
человек улыбнулся:
   - Очень рад, что с нами будет жить такая красивая леди.
   Тетушка Эм  тяжело  вздохнула  и  посмотрела  на  стоявшего  у  двери
негритянского мальчика, который пришел вместе с ее племянником.
   - Лайонел, я попрошу тебя...
   Мальчику было  примерно  двенадцать  лет.  Его  черные  волосы  густо
завивались, с заостренного книзу лица смотрели огромные карие глаза.  Он
вышел вперед и, приблизившись к Рэнсому,  поймал  его  крупную,  крепкую
руку своими маленькими руками.
   - Пойдемте, мастер Рэнни.
   Рэнсом не обратил на него внимания. Он разглядывал стоявшую перед ним
молодую  женщину:  копну  ее  блестящих  волос,  матовую   гладь   кожи,
правильный овал лица,  темно-карие,  почти  языческие  глаза.  Она  была
стройна  и  пропорционально  сложена,   каждое   движение   говорило   о
грациозности и уверенности.
   По мнению Рэнсома, у нее был лишь  один  недостаток:  ей  недоставало
теплоты. Ее  рот,  так  красиво  очерченный,  был  крепко  сжат,  как  у
убежденной старой девы, а  выражение  лица  говорило  о  сдержанности  и
подозрительности. И все же в глубине ее темных глаз был намек на скрытый
огонь. Впрочем, Рэнсом уже узнал, как могут гореть эти глаза... "Хорошо,
что я поцеловал ее до того, как успел разглядеть, - подумал он, -  иначе
мог бы и не решиться".
   Лайонел тянул его за руку.
   - Мастер Рэнни, пойдемте, вы заставляете леди краснеть.
   Рэнни взглянул на мальчика и улыбнулся:
   - А я не должен этого  делать,  не  правда  ли?  Ну  что  ж,  пойдем.
Спокойной ночи, леди.
   Не дожидаясь ответа, оба, белокурый  мужчина  и  чернокожий  мальчик,
вышли в темный коридор Сплендоры и исчезли из вида. Их  шаги  постепенно
затихли.
   - О боже, - снова вздохнула тетушка Эм. - Простите меня,  пожалуйста.
Мне следовало рассказать вам о Рэнни раньше, но я совсем не ожидала... Я
думала, у меня будет полно  времени,  чтобы  все  объяснить  вам  утром.
Сегодня у него в очередной раз сильно болела голова. Обычно в такие  дни
он ни с кем не разговаривает, почти ничего не  делает,  только  лежит  в
темной комнате, пока боли не пройдут.
   - Когда вы упомянули о племяннике,  я  почему-то  подумала,  что  это
маленький мальчик, - заметила Летти. Тетушка Эм грустно улыбнулась.
   - Ах, на самом деле вы не так уж и  ошиблись.  Но  Рэнни  -  владелец
Сплендоры: и дома, и земель, всего. Я лишь только приглядываю за ним.
   Летти пристально посмотрела на  пожилую  женщину  -  ей  не  хотелось
показаться неделикатной.
   - Я полагаю, это потому... потому что он сам не может позаботиться  о
себе?
   - Он как ребенок - совсем такой  же,  каким  был  в  одиннадцать  или
двенадцать лет. Это все еще разбивает мне сердце  после  всех  прошедших
лет, но от этого никуда не деться.
   - Я понимаю.
   Пожилая женщина вдруг распрямила плечи.
   - Он хороший, милый мальчик, мухи не обидит. Но я не осужу вас,  если
вы сочтете невозможным больше оставаться в  этом  доме,  особенно  после
сегодняшнего случая. Если вы захотите уехать, я распоряжусь, чтобы утром
вас отвезли в город. Конечно, деньги я верну.
   Летти и в самом деле  хотелось  сбежать  -  но  не  из-за  племянника
тетушки Эм. Хотя этот  мужчина,  Рэнни,  и  беспокоил  ее,  она  его  не
боялась. Но вот Шип... Если он уже однажды появлялся в  доме,  то  может
сделать это еще раз... Помолчав, Летти твердо сказала:
   - Я и не думала уезжать.
   - Я знала это! - радостно воскликнула тетушка Эм, ее лицо сияло. -  Я
поняла, что вы смелая, как только увидела вас.
   Летти улыбнулась в ответ:
   - Спасибо, но, если можно, мне хотелось бы чуть больше знать  о...  о
том, что здесь происходит.
   - Вы имеете в виду Рэнни? Но  тут  особенно  нечего  рассказывать.  -
Пожилая женщина тяжело  опустилась  на  стул,  к  которому  раньше  была
привязана Летти. - Вы заметили шрам у  него  на  голове,  сбоку?  Как  и
многие другие, он был ранен на этой войне. Рэнни был офицером артиллерии
- в армии южан, разумеется. -  Она  бросила  на  Летти  быстрый  взгляд,
словно извиняясь. - Это случилось в последний месяц войны. Рядом  с  ним
взорвалась большая пушка, и осколок ствола попал ему в голову.
   - Чудо, что он не погиб!
   Тетушка Эм кивнула:
   - Солдаты сочли его мертвым и оставили на поле боя. Его  нашел  дозор
северян. Так он попал в госпиталь противника. Несколько недель Рэнни был
без сознания и наверняка бы умер, если бы не Брэдли.  Это  его  слуга  с
детских лет, который прошел с ним всю  войну.  Брэдли  поехал  с  Рэнни,
когда его перевели в госпиталь около Вашингтона, а когда  наступил  мир,
привез его домой.
   - И ваш племянник был... чувствовал себя так же, как сейчас?
   - Нет, тогда еще нет. По словам Брэдли, он пришел в себя в Вашингтоне
и был почти в порядке, если не считать, что многого не помнил. Но дорога
домой была слишком тяжелой для  него.  Весь  долгий  путь  у  него  были
ужасные головные боли. Где-то в Миссисипи он потерял сознание. Когда они
добрались до Сплендоры, Рэнни был еле жив.  Рэнни  долго  оставался  без
сознания, ничего не чувствовал, а когда наконец очнулся, он  стал...  он
стал таким, каким вы его видели.
   -  Должно  быть,  это  так  мучительно!   Ваш   племянник   -   такой
привлекательный мужчина...
   - О, вам надо было видеть его до  войны!  Рэнни  был  таким  веселым,
таким общительным и легкомысленным, вечно что-нибудь  придумывал.  В  то
время в доме было полно людей - одни приезжали, другие  уезжали,  каждую
субботу была вечеринка. Мальчишки - точнее, молодые люди  -  дурачились,
девушки - засматривались на Рэнсома. О, все было вполне  невинно,  а  он
никогда не замечал этих  взглядов.  Они  все  время  танцевали  и  пели,
разыгрывали шарады, устраивали любительские спектакли.  На  чердаке  все
еще  лежат  три  чемодана,  полных  диковинных  костюмов,  которые   они
использовали.  Я  закармливала  их  воздушной  кукурузой,   печеньем   и
конфетами; мне все это нравилось так же, как и всем остальным.
   - Скажите, а этот мальчик, Лайонел... Ваш племянник действительно  не
может без него обходиться?
   - Не совсем. Лайонел - сын Брэдли. Его воспитала бабушка - Мама Тэсс,
наша кухарка. Она служит здесь, в Сплендоре, вот уже  тридцать  лет.  Не
только отец Лайонела, но и его дедушка,  и  прадедушка  были  слугами  у
Тайлеров. Мальчик находился здесь, когда  Брэдли  оставил  нас  и  пошел
искать свободу. Раньше, когда Рэнни еще  только  поправлялся,  он  часто
забывал, где он, что делает. И у Лайонела вошло в привычку отводить  его
домой, помогать одеваться и раздеваться, заботиться о нем. Этот  мальчик
мне очень помогает.
   - Да, конечно, - пробормотала Летти. Тетушка Эм поднялась.
   - Ну вот, что-нибудь еще вам принести? Стакан молока или, может быть,
немножко моей смородиновой наливки? Как жаль, что я не  могу  предложить
вам чего-нибудь покрепче. Вот уже много лет в доме  нет  спиртного.  Бог
свидетель, цены на него взлетели до небес.
   Летти отказалась, и тогда тетушка Эм  предложила  приготовить  другую
комнату или даже отдать свою собственную спальню,  если  ей  не  хочется
оставаться в этой. Летти  поблагодарила  за  заботу  и  в  конце  концов
убедила пожилую женщину, что она не собирается провести остаток ночи, не
смыкая глаз и прислушиваясь к каждому шороху.
   После, когда тетушка Эм ушла,  забрав  с  собою  лампу,  Летти  долго
лежала  с  широко  раскрытыми  глазами  посреди   огромной   кровати   с
балдахином. Она не  была  уверена,  что  ей  следовало  проявлять  такую
отвагу. От дуновения ночного ветерка, проникающего через раскрытое окно,
занавески двигались,  как  бледные  призраки.  Дом  был  полон  каких-то
загадочных скрипов, а на улице, в кустах и зарослях палисадника время от
времени слышалось тихое шуршание крадущихся  неведомых  животных.  Летти
подумывала встать и закрыть окно, но ночь  была  слишком  теплой.  Кроме
того, ей не хотелось даже приближаться к окну. Она, конечно,  совсем  не
думала, что Шип притаился за окном, чтобы снова схватить ее,  но  в  эту
ночь ее рассудок был не в ладах с чувствами.
   Никогда  еще  за  всю  свою  жизнь  Летти  не  ощущала   себя   такой
беспомощной, как в тот момент, когда Шип обнял ее. Никогда еще ее так не
целовали: так настойчиво и в то же время так нежно...
   На самом  деле,  если  не  считать  поцелуев  отца,  когда  она  была
маленькой,  Летти  целовал  только  один  мужчина  -  ее  жених,  Чарльз
Смоллвуд. Несколько раз он обнимал ее в укромных уголках и даже  однажды
весной возил за город, но, к счастью,  кроме  поцелуев,  ни  на  что  не
претендовал. Надо сказать, ласки Чарльза никогда особенно не  возбуждали
Летти. Его губы всегда оставались плотно сжатыми, а возбуждение было так
велико, что поцелуи приносили боль и оставляли чувство  подавленности  и
протеста...
   Летти резко повернулась на подушке и закрыла рукой глаза. Чарльз  был
мертв, убит при Манассасе. Ее брат, Генри, тоже  был  мертв  -  мертв  и
похоронен здесь, на Юге, куда он был направлен, чтобы проводить в  жизнь
политику Реконструкции. Мысль, что  ее  могли  так  взволновать  поцелуи
человека, который прострелил Генри голову,  когда  тот  нагнулся,  чтобы
напиться из ручья, наполнила Летти болью и стыдом. Однако она никогда не
лгала самой себе и не стала отрицать, что испытала в объятиях Шипа некое
порочное желание. Если бы у нее были такие  чувства,  когда  ее  целовал
Чарльз, она бы, наверное, не устояла перед его мольбами  выйти  за  него
замуж до ухода на войну.
   Но с Чарльзом Летти всегда была  холодна  и  благоразумна.  Когда  он
терял самообладание и начинал умолять ее о близости,  она  напускала  на
себя высокомерие, надевала маску возвышенного целомудрия.  Сейчас  Летти
могла признаться себе: такая холодность удавалась ей легко,  потому  что
ее мало волновали прико