жет,  это  отец  вовлек  его
тогда, много лет назад?
   Он  должен  освободиться.  Тогда...  кто  знает,  что   тогда   может
произойти? Все зависело от того, как будут развиваться события в Париже.
А это, в свою очередь, зависело от желания, да и от  смелости  Вайолетт.
Как ей подходит это имя! Ей, такой нежной и застенчивой!  И  скромной  -
ведь именно такой была его Вайолетт. Но сейчас ей это  не  нужно.  Вовсе
ненужно.

***

   Бат показался Вайолетт убийственно  скучным,  хотя,  возможно,  всему
виной был дождь, который лил не переставая,  делая  прогулки  по  городу
невозможными. Каждое утро она безучастно выпивала положенные три стакана
тепловатой минеральной воды, и Гилберт сопровождал ее, чтобы  проследить
за неукоснительным  выполнением  всех  процедур.  Она  опускала  руку  в
Королевскую Ванну, любовалась головой Минервы и видела могилы тех,  кому
не  помогли  целебные  воды.  Она  восхищалась  аббатством,  осматривала
развалины римского акведука, ее возили к Ройял-Креснт, показывали  дома,
в которых останавливались знаменитости, в  том  числе  и  тот  дом,  где
проводил дни изгнания Луи Бонапарт, ныне  Наполеон  III.  Но  ничего  не
задерживало ее внимания.
   Вайолетт раздражало все  -  сырость,  из-за  которой  она  все  время
мерзла, безвкусная еда,  размеренный  голос  мужа,  читавшего  ей  вслух
путеводитель, она устала от Гилберта и его привычек, ее не устраивало ни
то, как он помадил волосы, ни то, как пил кофе прихлебывая, ни  то,  как
он ежевечерне исполнял свои супружеские обязанности.
   Причина ее состояния была очевидна или была бы таковой, если бы у нее
хватило смелости признаться себе в этом. Но она не могла этого  сделать.
Хорошо воспитанная дама, будучи замужем, не думает о другом мужчине,  не
мечтает о нем. Сколь унизительно для ее мужа и для  нее  самой  было  бы
сравнивать его с другим мужчиной. Женщины ее круга должны посвящать себя
дому и семье, а утешение искать лишь в церкви. Она  знала  и  затвердила
эти законы, и нарушить их было невозможно.
   Но все же дни тянулись так уныло, что  Вайолетт  хотелось  кричать  в
голос, а ночами она уже была готова восстать против  порядка.  Когда  ее
месячные кончились, Гилберт исполнился решимости проверить действие  вод
Бата. Он приходил к ней каждый вечер, более того, оставался  на  ночь  и
будил ее столько раз, сколько был в силах. Тело ее ныло, настроение было
отвратительное, под глазами от бессонных ночей,  проводимых  в  ожидании
следующей атаки, появились темные круги.  Она  молила  бога,  чтобы  муж
утомился  от  собственных  усилий,  чтобы  он  пощадил  ее,  молилась  о
скорейшем зачатии, надеясь,  что  недомогания  беременности  помогут  ей
уклониться от его внимания.
   Но молитвы не помогали.
   Однажды ночью Вайолетт нашла наконец то, что принесло ей  облегчение.
Когда Гилберт потянулся к ней и положил руку ей на грудь, она  в  то  же
мгновение представила Аллина, подумала о том, что чувствовала  бы,  если
бы рука была его, если бы это он лежал сейчас рядом с ней. Она  пыталась
вообразить, как бы он ласкал ее, какие слова шептал бы ей  на  ухо.  Она
заставила себя думать, что это Аллин раздвигает ей ноги, что это его она
принимает в себя, что она в его объятиях.
   Вайолетт  задохнулась  от  обрушившегося   на   нее   наслаждения   и
инстинктивно задвигалась в такт мужу. Уже после того, как Гилберт замер,
она  продолжала  двигаться  в  том  же  ритме,  в  погоне  за   неземным
наслаждением, которое было по-прежнему недосягаемым.
   Гилберт резко откатился в сторону и какое-то время  неподвижно  лежал
рядом. Потом повернулся, встал с кровати и вышел из спальни. Она слышала
его тяжелые шаги за дверью.
   Вайолетт лежала и  смотрела  в  темноту,  ожидая,  когда  ее  дыхание
успокоится,  когда  наконец  чувство  вины   пробьется   сквозь   пелену
обуревавших ее эмоции. Но, как ни странно,  это  чувство  не  приходило.
Губы ее медленно расплылись в улыбке. А потом хлынули слезы, которых она
не в силах была больше сдерживать.
   Утром она выглядела спокойной, как  обычно,  и,  хотя  лицо  ее  было
бледным, в повороте головы, во взгляде чувствовалась какая-то решимость,
уверенность. Сидя за завтраком рядом с Гилбертом,  она  размышляла,  как
заговорить с ним о том, что ее интересовало.  Сегодня  он  был  необычно
тих, чуть ли  не  скован  ее  присутствием.  Наконец,  заметив,  что  он
заканчивает завтрак, она заговорила:
   - Сегодня утром я думала про Париж. Знаешь, мне вдруг так  захотелось
там оказаться.
   - Всего несколько дней назад ты не желала покидать Англию, -  заметил
он.
   Вайолетт через силу рассмеялась.
   - И правда. Глупо, да? Я просто решила, что французская  мебель  меня
все-таки устроит, если, конечно, тебе удастся  ее  найти.  Вот  было  бы
замечательно, если бы мы могли отправиться туда сегодня же.
   - Это невозможно. -  Гилберт  внимательно  посмотрел  на  нее,  потом
достал из кармана длинную черную сигару и принялся вертеть ее в руках.
   - Тогда, быть может, завтра? Все в Новом Орлеане только  и  говорили,
что о Париже и его чудесах. Кажется, там побывали все, кроме меня. А мне
надоело слушать чужие рассказы про магазины, театры и придворную  жизнь.
Я хочу составить собственное мнение. Не могу дождаться, когда наконец  я
смогу пройтись по рю де Риволи или прогуляться  в  Тюильри.  И  еще  мне
хочется, чтобы кто-нибудь написал мой портрет.
   - Давно бы сказала, что хочешь иметь свой портрет. Я  мог  бы  еще  в
Лондоне заказать фотографию.
   - Но они  же  не  цветные,  -  запротестовала  Вайолетт.  -  И  такие
маленькие. Мне бы хотелось иметь настоящий портрет.
   - На это потребуется время, - возразил ей муж. - Лучше это сделать  в
Новом Орлеане,  там  достаточно  художников,  которые  почтут  за  честь
получить такой заказ.
   - Жалкие мазилы,  -  сказала  она  с  презрением,  понятия  не  имея,
обоснованно оно или нет. - Я уверена, что ты не захочешь вешать в  новой
роскошной гостиной посредственный портрет.
   Гилберт надулся. Запахнув поглубже халат, он лишь проворчал:
   - Кажется, из окон дует. Боюсь, как бы мне не простудиться.
   - Вполне вероятно, - простодушно подхватила она.  -  Ведь  английская
погода славится своим  коварством.  А  что  касается  портрета,  то  мне
говорили, что лучшим художником там  считается  Делакруа,  хотя,  боюсь,
тебе нечего и пытаться нанять его. Как я поняла, он  очень  разборчив  в
выборе клиентов.
   - Уверен, он будет не столь разборчив,  чтобы  отказаться  от  денег,
которые я ему предложу, - с иронией заметил Гилберт.
   Вайолетт   немного   помолчала,   внутренне   ужасаясь    собственной
изворотливости. Она чувствовала, что надо добавить  совсем  немного,  но
пыталась подобрать верные слова.
   - Кажется, он, кроме всего, безумно дорогой художник, - сказала  она,
опуская глаза.
   - Лучшее всегда дорого стоит.
   - Когда весна кончится, его может уже не быть в Париже.  Говорят,  он
заядлый путешественник, всегда ищет новую натуру для своих пейзажей.
   Гилберт задумчиво сдвинул брови, потом пожал плечами.
   - В твоих словах что-то есть. Возможно, нам действительно лучше ехать
сейчас.
   Вайолетт, не поднимая глаз, взяла кофейник  и  вылила  себе  в  чашку
остатки кофе. Потом тихо сказала:
   - Решай сам.
   Он придвинул поближе к ней стул и, когда она  поставила  кофейник  на
место, взял ее за руку.
   - Мне тоже хочется поскорее оказаться в  Париже.  Я  был  там  совсем
юношей и пришел от него в восторг. Уверен, тебе там тоже  понравится.  А
что касается портрета, то мне бы очень хотелось иметь его, дорогая.
   Муж обычно не баловал ее комплиментами. Несмотря ни на что,  Вайолетт
была тронута этим невольным откликом. И в то же  время  она  чувствовала
себя удивительно далекой от него. Что-то бесповоротно изменилось  в  ней
после этой ночи. Ее больше не волновало, что Гилберт о ней  думает.  Она
избавилась от его власти, поняв наконец, как направлять его действия,  и
в какой-то мере почувствовала себя свободной.

6

   Роун, следовавший на безопасном расстоянии за Джолеттой по  закоулкам
музея в Бате, подумал, что, возможно,  нашел  свое  истинное  призвание.
Оказывается, ему нравилось наблюдать за женщинами, во всяком случае,  за
этой. Ее  изящная  походка  легко  распознавалась  в  толпе,  ее  волосы
отливали особенным блеском в тусклом освещении подземных залов,  профиль
ее, когда она  стояла,  рассматривая  голову  Минервы,  не  узнать  было
невозможно.
   Она  не  походила  на  обычных  туристов,   отмечавшихся   у   каждой
достопримечательности по пути в магазины и  рестораны.  Джолетта  читала
все таблички, записывала что-то в блокноте, который вытаскивала из своей
большой сумки, а  время  от  времени  замирала,  прикрыв  глаза,  словно
прислушиваясь к шуму вод, многие тысячелетия протекавших по Бату  и  под
Батом. У него странно защемило в груди, когда он заметил на ее лице  это
выражение восторженного наслаждения. Ему вдруг захотелось увидеть  такое
же выражение на ее лице в более интимной обстановке, например, после его
страстных ласк.
   Прошлой ночью он  едва  удержался,  чтобы  не  заключить  ее  в  свои
объятия. С каким трудом он заставил себя расстаться с ней,  вернуться  в
свой номер! Он не имел права позволить себе что-то большее.
   Но даже если бы он и имел такое право, это было  бы  глупо.  Подобные
порывы, сколь они ни волнующи,  не  могут  помочь  его  собранности.  Он
должен думать о деле, чего бы это ему ни стоило.
   У подземного озерца, известного как источник Минервы, он увидел,  что
Джолетта вынула из кармана монетку и,  как  тысячи  других  посетителей,
бросила ее в воду.
   Роун неторопливо приблизился к  ней  и,  встав  за  ее  спиной,  тихо
спросил:
   - Желание загадали?
   Она повернула голову и удивленно взглянула на него. Мгновение  спустя
улыбнулась и ответила:
   - Конечно.
   - Минерве?
   - Похоже, так здесь принято. В этом месте есть что-то языческое,  вам
не кажется?
   - Жду появления тени римлянина в любую минуту, - ответил он.
   - Я так и думала. - Заметив его ироничный взгляд, она сухо спросила:
   - А вы что здесь делаете?
   - За вами наблюдаю. - Он не собирался этого говорить, но ведь так оно
и было.
   Джолетта бросила на него быстрый взгляд, потом решила  расценить  это
как шутку.
   - Вас совсем не интересует  история  и  культура,  не  говоря  уже  о
мифологии?
   - Вы гораздо интереснее, - ответил он таким  же  тоном.  -  И  еще  я
пытаюсь понять, какие у вас духи. "Чайная роза"?
   Она подняла глаза и внимательно посмотрела на него.
   - Как вы узнали?
   - У меня отличный нюх. - Он рассмеялся и тут же понял,  что  затронул
опасную тему.
   - Вы, наверное, хорошо разбираетесь в духах. Я потрясена.
   Отвернувшись, он пояснил:
   - На самом деле это  получилось  случайно.  У  меня...  у  меня  была
тетушка, которая обожала старинные духи. И  каждое  Рождество  моя  мать
дарила ей "Чайную розу".
   Она удивленно вскинула брови.
   - Вы хотите сказать, что у меня старомодные вкусы?
   - Господи, вовсе нет!
   - Нет? - Она будто дразнила его взглядом. - Знаете, обычно мужчины не
так чувствительны к запахам, как женщины. А  когда  встречаешь  кого-то,
кто разбирается в духах, сразу обращаешь на это внимание.
   - Очень рад, что хоть что-то во мне вас заинтересовало, - ответил  он
и, прежде чем она успела что-то сказать, спросил:
   - Вы здесь опять с группой?
   - Вроде как. Я приехала на экскурсионном автобусе, но до конца  ленча
нас отпустили. А вы один?
   - Взял напрокат машину, - объяснил он.  -  Может,  пообедаем  вместе?
По-моему, я нашел отличный предлог!  -  И  он  улыбнулся  по-мальчишески
весело.
   - Конечно,  -  сказала  Джолетта,  -  от  такого  предложения  трудно
отказаться.
   Роун хотел было найти остроумный ответ, но решил промолчать, чтобы не
спугнуть удачу.

***

   Час спустя Джолетта лежала на траве, подставив лицо солнцу. Мысли  ее
были о прошлом и будущем, о ее  собственных  предках,  которые  когда-то
побывали в этих краях, и о человеке, лежавшем сейчас рядом с ней.  Жаль,
что, когда  Вайолетт  была  в  Бате,  стояла  плохая  погода,  иначе  ей
обязательно понравилось бы здесь. А может  быть,  и  нет.  Очень  многое
зависит от того, в чьем обществе совершаешь путешествие.
   Роун оказался удивительно приятным спутником.  Он  не  только  охотно
осматривал то, что  ей  хотелось,  но  еще  и  веселил  ее.  Он  заявил,
например, что не  может  понять  склад  ума  тех  людей,  которые  могли
допустить, чтобы такое нововведение римлян, как очищающая баня с горячим
паром, вышло из употребления. Он также удивлялся тем  господам,  которые
оказались столь ленивы, что позволили  всяким  земельным  спекулянтам  и
бывшим картежникам вроде Красавчика Наша стать  властителями  регентства
Бат и задавать тон в искусстве развлечений в городе.
   Еду выбирал тоже Роун - от булочек с сыром и горячих пирожков с мясом
до абрикосов, которые, как он заявил,  отлично  подойдут  к  шампанскому
"Вдова Клико". Молодой человек поклялся, что если меню  не  устроит  его
спутницу, то он накормит ее  обедом  из  пяти  блюд  в  зале  для  питья
минеральной воды, но необходимости в  этом  не  возникло.  Булочки  были
хрустящими и рассыпчатыми, пирожки  сытными,  а  абрикосы  действительно
очень подошли к шампанскому.  Джолетте  даже  пришлось  одобрить  место,
которое он нашел, - луг с не правдоподобно яркой зеленой травой, который
они делили лишь со стадом овец, похожих на воздушные белоснежные  облака
над их головами.
   Джолетта не могла понять, почему так удивлялась  тому,  что  находила
общество Роуна приятным. Он же сам выставлял себя чуть ли не плейбоем, а
люди такой породы именно на приятности в общении и строят свою  карьеру.
Во всяком  случае,  так  ей  казалось;  раньше  подобных  людей  она  не
встречала.
   Как бы там ни было, мысль о том, что Роун  может  оказаться  повесой,
человеком, способным забывать  о  своих  обещаниях,  как-то  сама  собой
отпала. Он вовсе не походил на этот тип людей, не был  легкомысленным  и
не позволял себе вольностей. О своей работе он говорил так мало, что она
представлялась  Джолетте  чем-то  совсем  незначительным,  во  что  тоже
верилось с трудом, хотя она и не могла объяснить, почему так думала. Она
ведь плохо разбиралась в мужчинах и в их профессиях.
   Странно, но Вайолетт тоже почти ничего не знала о своем Аллине. В  то
время не принято было прямо спрашивать у мужчины: "Чем вы  занимаетесь?"
Дело в том, что джентльмен не занимался ничем.  Более  того,  считалось,
что положение человека должно быть очевидно само по себе и  не  подлежит
расспросам. Жизнь в те времена, вероятно, состояла из ошибок.
   Роун лежал рядом с Джолеттой так тихо, что она решила, что он заснул.
Она повернула голову и посмотрела на него. Взгляд ее  скользнул  по  его
твердому подбородку, выразительным губам, тонким густым бровям. Он  был,
безусловно, красивым мужчиной, а сейчас, при ярком  свете,  казался  еще
привлекательнее.
   Лицо молодого человека выглядело  спокойнее,  чем  обычно,  будто  он
позволил  себе  ненадолго  расслабиться.   Морщинки   у   глаз   и   рта
разгладились,  почти  совсем  исчезли.  В  ямочке  тщательно   выбритого
подбородка  виднелся  небольшой  порез.  Его  красивой  формы   руки   с
ухоженными и безукоризненно чистыми ногтями  были  спокойно  сложены  на
груди. Линия волос над воротом светло-серой рубашки из  хлопчатобумажной
ткани  с  шелковым  переплетением  выглядела   идеально;   на   запястье
красовались золотые часы "Джувениа" с крайне простым циферблатом.
   Внешность Роуна, его  манера  одеваться  свидетельствовали  о  тонком
классическом вкусе и казались  Джолетте  привлекательными.  И  все  это,
подумала она, стоило далеко не дешево.
   Внезапно  он  открыл  глаза  и  посмотрел  прямо  на  нее.   Джолетта
почувствовала, как забилось ее сердце. Оказывается, он вовсе не был  так
безмятежен,    как    ей     показалось     вначале.     Взгляд     его,
осторожно-непроницаемый, постепенно потеплел.
   - Я храпел? - спросил он. Она покачала головой.
   - Вовсе нет. Я вам завидовала. Мне  никак  не  удается  привыкнуть  к
разнице во времени.
   - Присоединяйтесь ко мне, - сказал  он.  -  Предлагаю  свое  плечо  в
качестве подушки.
   - Не могу. Слишком много всего  надо  сделать  и  посмотреть.  -  Она
улыбнулась, чтобы как-то смягчить свой отказ,  но  тут  же  сама  о  нем
пожалела. Предложение казалось удивительно заманчивым. Чтобы  отвлечься,
она принялась  искать  свой  путеводитель,  который  лежал  на  бумажной
скатерти под ворохом туристических проспектов.
   - Я  хотел  спросить  про  ваши  записи,  -  сказал  он.  -  Как  мне
показалось, вы говорили, что работаете в библиотеке. Вы пишете статью  о
достопримечательностях Англии?
   - Мне просто нравятся подробности. Никогда ведь не знаешь,  что  тебе
может понадобиться. - Отвечать было легко, ведь этот вопрос ей уже много
раз задавали ее попутчики.
   - Меня очень удивляет, что вы путешествуете одна. Наверняка  в  вашей
жизни есть человек, который мог бы сопровождать вас.
   Перелистывая страницы путеводителя, Джолетта  ответила,  не  поднимая
головы:
   - Такого нет.
   - Нет?
   - Нет.
   Он немного помолчал, пытаясь  по  тону,  каким  она  это  произнесла,
осмыслить ситуацию, а затем спросил:
   - Вы что-нибудь имеете против мужчин?
   - Почему вы так решили? - Она удивленно подняла на него глаза.
   - Большинство женщин вашего возраста, особенно таких хорошеньких, уже
замужем.
   - Я была помолвлена, - легко сказала Джолетта. - Но из  этого  ничего
не вышло.
   - Он оказался ничтожеством, да? А вы  потратили  на  него  так  много
времени и так глубоко в нем ошиблись,  что  теперь  не  доверяете  самой
себе.
   Некоторое время она обдумывала его слова.
   - Не знаю.
   - Это единственное логическое объяснение.
   - Он мог погибнуть в автомобильной катастрофе или оказаться  голубым,
- ответила она чуть обиженно.
   - Но не оказался. Так что же произошло?
   - Мы встречались шесть лет, и почти все это время были помолвлены. Он
считал, что мы сначала должны  накопить  денег,  чтобы  обеспечить  свое
будущее. А потом решил, что лучше купит себе новую машину.
   - И все? - спросил Роун, нахмурившись.
   - Не совсем, но в общем так.
   Роун кратко, но в сильных выражениях описал человека, который был  ее
женихом. Получилось похоже.
   - Именно, - согласилась она.
   - Он оказался ничтожеством, но  это  не  значит,  что  все  остальные
мужчины такие же.
   - Спасибо, я знаю, - сухо ответила Джолетта.
   - Но вам от этого не легче. Хотите услышать мою печальную историю?
   Девушка пожала плечами, раздумывая про себя, с  чего  это  она  вдруг
заговорила о Чарльзе.  Обычно  она  не  упоминала  его  в  разговоре  со
случайными собеседниками.
   Роун  сел  и  потянулся  за  бутылкой  шампанского.  Разлив  то,  что
осталось, в два стакана, он предложил один Джолетте.
   - Моя жена не то что шесть, и трех лет не продержалась. На  Бора-Бора
она влюбилась в инструктора по  подводному  плаванию,  увлеклась  пением
китов, будущим океанов и всем этим "Гринписом". Мне она сказала,  что  я
зануда, что жизнь у меня упадническая, и стала жить  со  своим  милым  в
шалаше на пляже.
   - Вы это выдумали, - сказала она недоверчиво.
   - Нет. Клянусь. - Он поднял руку в бойскаутском салюте.
   - Я вам не верю.
   - Она прислала мне фотографию своей  хижины.  Под  ступенями  заднего
крыльца живет краб размером с небольшую собачку, а с переднего они могут
нырять или ловить рыбу на завтрак.
   Джолетта рассматривала вино в своем стакане.
   - Не похоже, чтобы вы очень переживали.
   - Поначалу было несладко, но потом все прошло. Мы оба понимали, что у
нас не получится совместной жизни. Если людям плохо друг с другом, лучше
разобраться через три года, а не через тридцать.
   - Наверное, - медленно пр