ных   стен,
преимущество несомненно было на стороне  хозяйки.  Джессике  приходилось
сражаться на чужой территории,  и  таким  образом  ничья  была  для  нее
равносильна победе.
   - Мне кажется, я тебя  понимаю,  -  сказала  мать  Рафаэля,  глядя  в
сторону дома,  откуда  как  раз  показался  ее  сын.  Он  шел  к  ним  в
сопровождении слуги, несшего на подносе  два  высоких  бокала  с  мятным
напитком. - Так вот, Джессика, ответом на твой  вопрос  будет  "да".  Он
пойдет против моей воли. Такова истина.
   Именно такого ответа Джессика и ожидала, но он отнюдь не  улучшил  ее
настроения.
   Торжественный ужин стал для нее настоящей пыткой. Стол был  накрыт  в
длинной мрачноватой зале, и двойные  французские  окна  были  распахнуты
настежь, но за столом, где собралось множество гостей, было душно. Гости
шумно  переговаривались  по-португальски  и  по-английски;   они   часто
обращались и к ней,  и  Джессике  стоило  огромного  труда  отвечать  на
вопросы и улыбаться шуткам, которых она не понимала. Рафаэль то  и  дело
представлял ей то одного, то другого родственника, и Джессика  прилагала
отчаянные усилия, чтобы запомнить их лица и странные, непривычные имена.
   Памятуя о полученных ею наставлениях,  она  изо  всех  сил  старалась
копировать бразильскую манеру поведения за столом, и хотя это  требовало
изрядной  концентрации  внимания,  она  с  удивлением  обнаружила,   что
действовать одновременно вилкой и ножом довольно удобно.
   Впрочем, если бы она ела как привыкла - то есть положив левую руку  к
себе на колено, - на это все равно никто  не  обратил  бы  внимания.  За
столом ее усадили справа от Рафаэля, а он  практически  не  выпускал  ее
левой руки из своих ладоней. Несколько раз он подносил ее пальцы к своим
губам, легко касаясь  языком  чувствительной  кожи  между  пальцами  или
прикусывая палец зубами. Рафаэль поднимал за нее  бесчисленные  тосты  и
пил из ее бокала, стараясь приложить его к губам тем краем,  к  которому
она только что прикасалась. Он кормил ее самыми  лакомыми  кусочками,  а
однажды, наклонившись к ней якобы  для  того,  чтобы  перевести  реплики
интересного разговора, быстрым движением языка коснулся мочки ее уха,  и
Джессика, не ожидавшая  ничего  подобного,  едва  сдержалась,  чтобы  не
отпрянуть. Но больше всего беспокоил Джессику загадочный блеск его глаз,
словно он знал, как она возбуждается и пьянеет от его ласк.
   Стараясь  отвлечься  и  потушить  на  щеках  предательский   румянец,
Джессика принялась разглядывать гостей за длинным  столом,  рассчитанным
на тридцать шесть мест. По крайней мере именно эта цифра фигурировала  в
разговорах. Из всех представленных ей родственников она  хорошо  помнила
только младшего брата Рафаэля Аролду  -  живого  и  подвижного  молодого
человека,  который,  отчаянно   жестикулируя,   что-то   говорил   своей
хорошенькой кузине, отчего та становилась розовой, как  ее  турмалиновые
сережки, а также его сестру Розиту, выглядевшую очень элегантно и строго
в костюме  из  лилового  шелка,  хотя  она  и  была  на  седьмом  месяце
беременности. Был здесь и муж  Розиты,  широкоплечий,  казавшийся  почти
квадратным, американец, который методично и старательно поедал все,  что
ставили перед ним, успевая при этом общаться с соседями на невообразимой
смеси двух языков. Что касалось  остальных,  то  Джессика  могла  только
сказать, что все это были кузены и кузины, родные и двоюродные  тетки  и
дяди,  и  даже  одна  престарелая  сеньора,  которая,  судя  по   всему,
приходилась Рафаэлю бабушкой по отцовской линии. Среди  гостей  Джессика
заметила даже одного священника и двух монахинь (это были  родственники,
принятые в лоно церкви), но не успела она подумать, как  совмещается  их
духовный сан со светским застольем, как  ее  внимание  переключилось  на
веселого толстяка, который, насколько она поняла, был холост, никогда  в
жизни не работал  и  не  утруждал  себя  мыслями  об  этом.  Рафаэлю  он
приходился крестным отцом; как  объяснил  ей  Кас-теляр,  это  была  его
профессия  и  единственный  способ  зарабатывать  себе  на  хлеб.  Среди
присутствующих было,  кстати,  довольно  много  холостяков,  и  Джессику
удивило, что  все  эти  люди  -  неженатые  дядья,  незамужние  тетки  и
шалопаи-кузены (включая Карлоса) - тоже живут в усадьбе.
   Сбоку от большого стола был накрыт стол поменьше. За ним сидели  дети
- темноглазые, шустрые сорванцы,  и  совсем  маленькие,  и  постарше,  -
которые ели и шалили с одинаковым удовольствием. Лишь вмешательство двух
молодых горничных, которым приходилось трудиться  не  покладая  рук,  не
позволяло детям перейти границы дозволенного и затеять за столом  шумную
потасовку.
   Во многих отношениях  этот  ужин  живо  напоминал  Джессике  семейные
сборища в "Мимозе", однако были и различия. Прием  в  усадьбе  Кастеляра
хоть и назывался  торжественным,  был  гораздо  менее  официальным,  чем
воскресные обеды у Клода Фрейзера.  Гости  чувствовали  себя  совершенно
свободно,  раскованно  и  непринужденно,  а  процесс  еды  сопровождался
несмолкающими разговорами и громкими взрывами смеха. Разумеется, и здесь
существовали  какие-то  подводные  течения,  однако  дух   соперничества
нисколько не мешал всем  Кастелярам  получать  от  общества  друг  друга
искреннее удовольствие.  Джессика,  во  всяком  случае,  не  чувствовала
никакой напряженности,  скрываемой  за  формальной  вежливостью,  а  над
столом не витал дух зависти, ревности и застарелых обид, как это  бывало
в "Мимозе".
   В то же самое время она по-прежнему  ощущала  себя  здесь  чужой,  не
принадлежащей к обществу этих веселых и  беззаботных  людей.  Все  -  от
самого маленького малыша за детским столом  и  вплоть  до  священника  -
глазели на нее во все глаза, и Джессике не становилось  нисколько  легче
от того, что, как она твердо знала, никто здесь не хотел унизить ее  или
оскорбить. Под их  взглядами  она  чувствовала  себя  не  то  экспонатом
кунсткамеры, который внимательно рассматривают любопытные зеваки, не  то
насекомым на предметном стекле микроскопа исследователя-натуралиста,  но
и то, и другое отнюдь не добавляло ей  уверенности.  В  немалой  степени
удручало Джессику и сознание того,  что  она  не  имеет  никакого  права
находиться здесь, и что скорее всего она никогда не станет  полноправным
членом этой шумной, веселой и такой  дружной  семьи.  Это  чувство  было
таким  острым,  что  она  вдруг  ощутила  себя  совершенно  одинокой   и
покинутой.
   Никакой вины Рафаэля в этом не было. Просто все, что  объединило  их,
было поддельным, ненастоящим от начала и до конца. С другой стороны, она
бы никогда не попала сюда, если бы он не  упорствовал  в  своем  желании
подчинить ее своей воле. Правда, Рафаэль довольно убедительно разыгрывал
из себя влюбленного, но его игра хоть и  заставляла  Джессику  краснеть,
оставляла ее пустой и холодной внутри. Она  устала  быть  его  игрушкой,
предметом, который он  использовал,  чтобы  получать  удовольствие,  как
устала соглашаться со всем, что он считал лучшим или наиболее подходящим
к случаю.
   Интересно, как бы Рафаэль чувствовал себя на  ее  месте?  Как  бы  он
повел себя, оказавшись объектом пылкой  страсти,  которая,  по  большому
счету, ему вовсе не нужна? Что ж, возможно, скоро она это узнает.
   Тем временем подали фрукты и сыр. Рафаэль  ловко  очистил  персик  и,
насадив его на вилку, протянул Джессике, и она, вонзив в угощение  зубы,
незаметно перехватила его запястье. Встретившись  с  ним  взглядом,  она
медленно надкусила сочный сладкий плод, потом провела кончиком языка  по
своим влажным губам, слизывая капельки душистого нектара.
   Рафаэль следил за ней как завороженный. Кадык на  его  шее  судорожно
дернулся, голова склонилась вперед. Джессика почувствовала, как  под  ее
пальцами бешено забился его пульс, и подумала, что  еще  немного,  и  он
поцелует ее в губы на глазах у всей семьи.
   Его ресницы дрогнули, а уголки губ опустились.
   - Позже, - шепнул он, и во  внезапно  наступившей  тишине  это  слово
прозвучало для Джессики как удар грома.
   Это "позже" было похоже на  обещание,  и,  возможно,  произнося  его,
Рафаэль не имел в виду ничего  особенного,  но  для  Джессики  это  была
очевидная, недвусмысленная угроза.

16.

   После ужина в усадьбу Кастеляров прибыло еще немало  родственников  и
друзей. Они  группами  собирались  в  большой  гостиной,  выходившей  во
внутренний дворик, и слуги сбились с ног, разнося  угощение  и  напитки.
Рафаэль, властно обнимая Джессику за талию, переходил  с  ней  от  одной
группы к другой. Их помолвка еще не была оглашена официально, поэтому, к
великому облегчению Джессики, не было ни поздравлений, ни  тостов  в  их
честь. Вместе с тем она постоянно задавала себе вопрос, значит  ли  это,
что с формальной точки зрения она еще не считается невестой.  Если  нет,
то  не  является  ли  это  лазейкой,  путем   к   отступлению,   который
предусмотрительно оставил себе Рафаэль?
   С точки зрения Джессики, час  был  довольно  поздний,  однако  никто,
кроме нее, не обращал  на  это  внимания.  Наоборот,  праздник,  похоже,
только начинался. Группа родственников помоложе установила  на  серванте
красного дерева стереосистему,  и  сейчас  же  многочисленные  кресла  и
диванчики  оказались  сдвинуты  к  стене,  ковер   -   свернут,   а   на
освободившемся  пространстве  начались  танцы  под  бразильскую   румбу.
Джессика ждала, что предпримет Рафаэль,  но  его  внезапно  окликнула  с
противоположного  конца  комнаты  одна  из  кузин  -  элегантно   одетая
блондинка, чье  платье  украшали  бриллианты  размером  с  лесной  орех.
Пробормотав какое-то извинение,  Рафаэль  бросил  Джессику  на  произвол
судьбы и, даже не обернувшись, зашагал прочь.
   Не успела Джессика подумать, что все это может значить, как  рядом  с
ней оказался Карлос. Одну руку он засунул в карман, а  в  другой  держал
стакан с виски.
   - Не беспокойся, Джесс, - сказал он с ласковой фамильярностью. -  Она
его не съест. Такие мужчины, как Раф, Магде не по зубам. У нее  проблемы
с сыном - он без ума от футбола и не хочет  учиться  в  университете.  В
качестве главы семьи Рафаэль обязан вправить шалопаю мозги.
   - Я и не беспокоилась, - ответила Джессика, бросив на Карлоса быстрый
взгляд исподлобья.
   - Нет? А-а, понимаю! Ты хмурилась,  потому  что  тебе  не  понравился
покрой ее платья. А может быть, ты  гадаешь,  настоящие  это  камни  или
нет?
   Неужели она действительно хмурилась? С чего бы это?
   - Ничего подобного, -  сказала  Джессика  как  можно  решительнее.  -
Видимо, в вашей семье от Рафаэля очень многое зависит, верно?
   -  Многое  и  многие,  -  подтвердил  Карлос,  улыбнувшись  ей  самой
очаровательной улыбкой. - Поэтому я буду рад позаботиться о  тебе,  пока
он отсутствует. Ты не возражаешь?
   - Отнюдь. Честно говоря, я рада,  что  мне  не  придется  стоять  тут
одной.
   - Ну, это просто невозможно! - тут же заявил Карлос. - Во-первых, Раф
бы не допустил этого ни  при  каких  обстоятельствах.  Но  если  бы  это
все-таки случилось, не меньше десятка мужчин тотчас ринулись бы к  тебе,
чтобы ты не скучала.
   Джессика ничуть не удивилась бы, узнав, что  Рафаэль  сделал  Карлосу
незаметный знак, по которому его кузен поспешил составить  ей  компанию.
Как она уже.  убедилась,  подобная  предусмотрительность  и  внимание  к
мелочам были в его характере. Что  касалось  неприкрытого  восхищения  в
голосе Карлоса, то она ничтоже сумняшеся  приписала  его  типичному  для
бразильских мужчин отношению к женщинам. Флирт  был  в  Бразилии  чем-то
вроде национального вида спорта, которому с одинаковым пылом предавались
и мужчины, и женщины, так что принимать слова Карлоса  всерьез  было  бы
неразумно.
   - Неужели? - с иронией переспросила она.
   - Ты мне не веришь? - Карлос, казалось, даже немного обиделся.  -  Ты
просто изумительна, Джесс! Ты  не  только  на  редкость  красива,  но  и
держишься спокойно и с достоинством. И потом, ты - другая, не такая, как
наши бразильские сеньориты. Я не хочу сказать про  них  ничего  плохого,
просто  твои  глаза  молчат,  в  то  время  как  наши  бразильские  дамы
используют взгляд для того, чтобы сказать мужчине все,  что  они  о  нем
думают. Ты - загадка,  тайна,  огонь,  который  медленно  тлеет,  но  не
горит... до тех пор, пока не придет единственный мужчина  и  не  раздует
эту искру, так что пламя пожара поглотит вас обоих.
   - Мне кажется, - заметила Джессика, - что ты  серьезно  заблуждаешься
на мой счет.
   Карлос рассмеялся и покачал головой.
   - Я могу ошибаться, но Рафаэль - никогда. Не зря же он  забросил  все
свои дела и торчал столько времени в Штатах. И я  его  понимаю.  Слишком
это увлекательно - найти огонь подо льдом, сирену под маской невинности.
Даже я чувствую это.
   В его голосе  прозвучали  какие-то  новые  нотки,  которые  заставили
Джессику насторожиться.
   - Он рассказывал тебе про меня? - спросила она небрежно.
   - Так, совсем немного. - Карлос с деланным равнодушием пожал плечами.
- Мы не только двоюродные братья, но и  друзья,  причем  друзья  гораздо
более близкие, чем это принято в  нашей  стране.  Рафаэль  доверяет  мне
точно так же, как я доверяю ему,  но  ты  не  должна  думать,  будто  он
рассказывал мне о вас абсолютно все.  Не  в  его  правилах  говорить  об
интимных сторонах отношений между мужчиной и женщиной. Он  поделился  со
мной лишь некоторыми,  самыми  невинными  сведениями,  да  и  то  только
потому, что ты для него такая же загадка, как и для меня.
   - Не понимаю - почему? - вставила Джессика.
   - Как почему?! - искренне удивился Карлос. - Ты - потрясающе красивая
женщина, но ты с головой зарываешься в работу, словно все  остальное  не
значит для тебя ровным счетом ничего. Ты берешься отвечать за  множество
вещей и людей, так что на свои собственные дела у тебя  не  остается  ни
сил, ни времени. Ты скрываешь в себе свои  чувства,  ты  не  даешь  воли
гневу, страху, страсти и не позволяешь никому  заглянуть  тебе  в  душу.
Рафаэль как-то сказал мне, что внутри тебя сидит тигрица, которой  очень
хочется выбраться на волю, и он буквально живет ожиданием того  момента,
когда ему представится возможность освободить этого красивого и сильного
зверя.
   Вот, значит, как, подумала Джессика. Что  ж,  если  она  олицетворяет
собой ходячий вызов всему тому, что знает и умеет Рафаэль, тогда  многое
становится понятным. Но так ли обстоит дело в действительности?
   -  Ему  придется  быть  очень  осторожным,  чтобы  тигрица   его   не
поцарапала, - серьезно сказала она.
   - О, он прекрасно  это  понимает!  И  сознательно  выступает  в  роли
добычи, чтобы выманить тигрицу из ее логова. -  Карлос  снова  улыбнулся
ей, и Джессика удивилась, каким теплым стал его взгляд. -  Но  хватит  о
нем. Обрати  свое  внимание  на  меня,  Джесс.  Мне  бы  очень  хотелось
потанцевать с тобой.
   - Под это? - удивилась Джессика,  испытывая  прилив  благодарности  к
Карлосу за то, что он столь своевременно решил  сменить  тему.  Судя  по
первым  аккордам,  зажигательную  румбу  вот-вот  должно  было   сменить
довольно быстрое танго. - Я что-то не...
   - Сейчас поставим что-нибудь американское. Подожди секундочку.
   Он уже хотел броситься к стереоустановке,  когда  Джессика  задержала
его.  Меньше  всего  ей  хотелось   вмешиваться   в   естественный   ход
танцевального вечера и привлекать к себе внимание.
   - Дело не в этом...
   - А-а, ты боишься не попасть  в  ритм?  Неужели  ты  не  знаешь,  как
танцуют этот танец? - Он повернулся и поставил свой бокал  на  ближайший
столик. - Идем, я тебя научу.
   - Но я...
   Не обращая внимания на ее слабые протесты, Карлос схватил Джессику за
руку и потащил на середину свободного пространства. Джессике  ничего  не
оставалось, как последовать за ним - не устраивать  же  ей  демонстрацию
своего упрямства на глазах у  всех?  Кроме  того,  посреди  комнаты  уже
танцевало несколько пар, и она искренне  надеялась,  что  на  ее  ошибки
никто не обратит внимания.
   - Вот, - сказал Карлос, разворачивая Джессику лицом к себе и  опуская
руку ей на талию. - На самом деле тебе необходимо  помнить  только  одну
вещь: танго - это  танец  страсти,  в  котором  партнер  поддерживает  и
направляет свою  даму.  Ты  должна  просто  позволить  мне  вести  тебя.
Начинаем?
   - Ничего подобного.
   Стальной голос Рафаэля раздался прямо за спиной Джессики. Схватив  ее
за руку, которую она уже положила  на  плечо  Карлосу,  or  заставил  ее
повернуться лицом к себе, проделав это  так  быстро  и  неожиданно,  что
Джессика потеряла равновесие и наткнулась на чего. В следующее мгновение
руки Рафаэля с такой силой сомкнулись вокруг  ее  тела,  что  из  легких
Джессики с негромким шумом вырвался воздух.
   - Ну вот, вечно ты все испортишь! - рассмеялся Карлос. - Я уже  почти
что стер всякую память о тебе  из  сердца  прекрасной  Джессики,  и  тут
появляешься ты!..
   - Брысь отсюда! - Горящий взгляд Рафаэля  впился  в  испуганное  лицо
Джессики. - Ты больше не нужен.
   - Хорошо, я уйду. Но я был оскорблен в своих  лучших  чувствах,  и  я
тебе это припомню.
   Рафаэль метнул на него острый, как наваха, взгляд.
   - Припомни, припомни, - проворчал он.
   В следующий миг он подхватил Джессику и увлек за собой.
   Они танцевали, и Джессика чувствовала его напряженное тело и  крепкие
мускулы рук, живо напомнившие ей о ночи в Рио - особенно в  сочетании  с
ритмичной латиноамериканской музыкой. Яркие картины  и  образы,  которые
она считала забытыми, один за другим проносились в ее мозгу. Она  видела
скульптурный силуэт его обнаженного тела, Склонившегося над ней,  видела
блеск золотого медальона на его мощной  шее,  чувствовала  мягкое  тепло
тропической ночи и тонкий  запах  дорогого  одеколона,  смешивавшийся  с
благоуханием цветущего жасмина. От этого  по  ее  телу  растекся  жаркий
огонь, а кровь прилила к щекам.
   В своем возбуждении Джессика не сразу заметила, что она  танцует  это
танго, бездумно и без усилий следуя за  Рафаэлем.  Карлос  назвал  танго
танцем страсти...  Что  ж,  похоже,  он  был  прав;  пламя  сумасшедшего
восторга жгло ее тело, и она видела, как в  глазах  Рафаэля  разгорается
ответный огонь.
   Когда Рафаэль наконец заговорил, голос его  звучал  отрывисто,  почти
грубо.
   - Что он тебе говорил? - требовательно спросил  он.  -  Похоже,  тебе
было приятно. Во всяком случае, я видел, как ты улыбалась.
   Неужели она ошиблась? Неужели его лицо выражало не  страсть,  а  лишь
оскорбленное чувство собственника? Неужели это была обычная ревность,  а
не то, другое чувство?
   - Ничего особенного, - ответила она. - Так, пустяки...
   - Значит, ты знаешь, на что обращать внимание, а на что -  нет?  Ведь
Карлос считает, что он рожден  для  того,  чтобы  заниматься  любовью  с
женщинами. Он готов соблазнять каждую, кто попадается ему на пути...
   - А ты? Ты тоже?..
   - Я должен заниматься любовью только с одной женщиной.
   Говоря это, он прижал Джессику к себе так крепко, что ее тело ощутило
возбуждение  его  плоти.  Почувствовав,  как  нечто  горячее  и  твердое
прижимается к ее мягкому лону, Джессика резко выпрямилась. Ее  тело  как
будто плавилось, и она ощутила себя послушным  воском  в  его  руках,  с
которым он был волен делать все, что  ему  заблагорассудится.  Это  было
невероятно мощное, примитивное,  первобытно-дикое  чувство,  и  Джессика
поняла, что проще ему поддаться, чем пытаться сдерживать себя.
   Быстрым движением сильных рук Рафаэль заставил Джессику прогнуться  в
танце и развернул ее. Джессика невольно схватилась за его руку, хотя  ее
первым желанием было оттолкнуть  его  прочь.  Она  хотела  отстраниться,
прекратить этот безумный контакт двух тел, чтобы хоть немного опомниться
и прийти в себя, но это оказалось невозможно - во всяком случае, до  тех
пор, пока музыка продолжала звучать и  кружи