месяцев, вы нашли  путь  к  сердцу
Уильяма, который говорит о вас с искренней симпатией,  гораздо  большей,
чем о какой-нибудь другой женщине, во  всяком  случае  с  тех  пор,  как
мадемуазель, пленившая его сердце в Новом Орлеане, умерла.
   - Этого не может быть, - возразила Элеонора и нахмурилась. - Не  было
и намека...
   - Нет, не было. В том смысле, в каком вы думаете. Но  контраст  между
его  джентльменским  отношением  к  вам  и  манерой  обращения  со  мной
бросается в глаза. По крайней мере до эпизода с Луисом.  Сам  же  эпизод
убедил его, что вы не так  невинны,  как  кажетесь,  и  даже  само  ваше
присутствие осложнило мою жизнь.
   Элеонора посмотрела  на  генерала,  стоявшего  в  отдалении.  Никакой
опасности, что кто-то услышит их разговор,  не  было,  музыка  заглушала
слова, они стояли в алькове, возле горшков с растениями.
   - Более того, - продолжала Нинья Мария,  -  вы  поставили  на  колени
несгибаемого Железного Солдата, он ходит за  вами,  как  все  влюбленные
мечтатели. Мои друзья, до того как вы появились на сцене, полагали,  что
я их несколько развлеку,  пробив  броню  этого  человека.  И  я  обещала
сделать это. Так что, сами понимаете, у меня мало оснований любить вас.
   - Вы хотите сказать, что вы собирались...
   - Соблазнить. Это слово вы  искали?  -  Женщина  горько  усмехнулась,
прежде чем продолжить:
   - Конечно, кто больше подходит для этого,  чем  загадочный  полковник
Фаррелл?
   - А как же генерал?..
   Нинья Мария пожала плечами, слегка прикрытыми бордово-черным платьем,
отделанным парчой.
   - Генерал - человек власти, и меня это возбуждает. Но сейчас, как вы,
может, догадались, моя связь с ним - политика, а не выбор. И поэтому нет
ничего дурного в том, чтобы развлечься,  когда  его  нет  рядом  или  он
слишком занят.
   Она говорила и смотрела на певца, прищурив глаза  и  улыбаясь.  Затем
повернулась к Элеоноре.
   - Но неважно.  Сейчас  нам  бессмысленно  ссориться.  Мы  квиты,  как
сказали  бы  фалангисты  после  гондурасского  эпизода.  Позвольте   мне
поздравить вас с решением  присоединиться  к  партии,  которая  в  конце
концов победит в Никарагуа, и заодно  поблагодарить  за  ваши  старания.
Вам, вероятно, будет интересно  узнать,  что  президент  Ривас  бежал  и
теперь находится в Чинандеге, где он создал правительство в изгнании. Он
установил связи с властями  Сальвадора  и  Гватемалы,  чтобы  объединить
усилия для выдворения американских захватчиков.
   - Ну, поскольку у нас откровенный разговор, - перебила Элеонора, -  я
хочу сказать, что президент Ривас меня совершенно не интересует.
   - Понятно. Тогда вы,  наверное,  счастливы,  что  избран  генерал.  -
Элеонора улыбнулась, и Нинья Мария продолжила:
   - Ну, с такой искренностью  в  своих  симпатиях  вам  будет  нетрудно
выяснить дату инаугурации.
   - Так здесь не должно быть  никаких  проблем,  -  повернулась  к  ней
Элеонора. - Все плакаты, все деревья Гранады будут пестреть этой датой.
   - Вы ошибаетесь, - холодно сказала Нинья Мария. -  Угроза  для  жизни
генерала существует. Во всяком случае, в окно  подброшена  записка,  как
часто  практикуется  в  отношении  общественных  деятелей.  Но   генерал
относится к этому серьезно.
   - Но вас же он не подозревает? -  Элеонора  опустила  ресницы,  чтобы
скрыть иронию в голосе. Нахмурившись, Нинья Мария сказала:
   - Конечно, генерал не доверяет никому, кроме полковников  Фаррелла  и
Генри. И я оказалась бы  вне  подозрений,  не  случись  одного  эпизода.
Уильям не забыл, что из-за моей горничной в наши  апартаменты  прокрался
человек. Недоразумение, конечно, но он не верит, что  такого  больше  не
случится.
   - Глупо с его стороны, - проговорила Элеонора.
   - В конце концов с этим человеком  можно  покончить,  не  прибегая  к
помощи  наемного  убийцы,  -  сказала  Нинья  Мария  тоном  оскорбленной
гордости. - Я хочу знать дату инаугурации лично для себя. У  меня  много
дел перед церемонией, и мне надо знать, сколько  дней  в  запасе,  чтобы
приготовиться к балу. Заказанная пиротехника должна прибыть вовремя.  Ну
если вы не хотите выяснить это для меня, то вы можете  сделать  это  для
майора Кроуфорда. Я уверена, что вы узнаете все,  что  он  попросит,  и,
таким образом, выполните и мою просьбу. - Нинья Мария отвернулась, давая
понять, что разговор окончен.
   Элеонора не обратила на это внимания.
   - Но Грант может и не сказать то, что вы хотите знать.
   - Я уверена, вы найдете способ преодолеть это препятствие, -  сказала
Нинья Мария. Потом резко повернулась:
   - Это очаровательное платье. Оно вам очень  идет.  Иначе  и  быть  не
могло. Моя портниха всякий раз превосходит самое себя.
   Ее портниха? Элеонора почувствовала, как сдавило  грудь.  Если  Нинья
Мария приложила руку к выбору платья, она больше никогда его не наденет,
она разорвет его в клочья и бросит  в  лицо  Гранту.  Как  он  осмелился
рассказать о ее трудностях  с  гардеробом  этой  ведьме?  Как  осмелился
взывать к жалости и сочувствию Ниньи Марии?
   Элеонора сцепила руки  перед  собой,  отыскивая  широкоплечую  фигуру
Гранта. Ее сердце заныло, когда она увидела, что он стоит, склонившись к
невзрачной блондинке в бледно-розовом атласе, как ей показалось - дочери
помощника американского министра. Свет лампы оттенял  его  иссиня-черные
волосы, сверкал на золоте шелка  эполет.  Хотя  она  хорошо  знала  его,
отсюда  он  казался  необыкновенно  красивым  незнакомцем.  И  она  была
потрясена, когда почувствовала, как мало знает о его мыслях и чаяниях.
   В этот миг  Грант  поднял  глаза  и  улыбнулся.  Ее  внимание  отвлек
испанский гитарист, допевавший последний куплет. Раздались аплодисменты.
Грант что-то сказал,  видимо,  извинился  перед  своей  дамой,  и  начал
пробираться к ней через проход.
   Но Элеоноре не хотелось, чтобы он нашел ее одну. Когда  майор  Невилл
Кроуфорд проходил мимо, она незаметно кивнула ему, подзывая. Он  подошел
очень грациозно и краем глаза тоже увидел приближение Гранта.
   Кроуфорд  проявил  большую   проницательность,   чем   она   ожидала.
Склонившись к ней, он спросил:
   - Что вы задумали, дорогая Элеонора?
   Времени для ответа  не  осталось,  Грант  холодно  кивнул  Невиллу  и
обратился к ней:
   - Ты готова идти? - Он взял ее под руку.
   - Да, - ответила она с вызовом, - как только оттанцую вальс с майором
Кроуфордом, который ему обещала.
   Рука Гранта напряглась.
   - В другой раз, - проговорил он скованно. - Я уверен, майор  Кроуфорд
извинит.
   Невилл сразу же отступил назад. В его глазах, которые  он  перевел  с
Гранта на Элеонору, почувствовалась хорошо скрываемая зависть.
   Они  элегантно  распрощались,  и  Грант,  отшучиваясь,  отказался  от
приглашения друзей-офицеров продолжить вечер, спокойно снося насмешки  в
свой адрес.
   Когда они вышли через парадные двери, Грант отдал честь охранникам, и
его голос прозвучал бесстрастно, когда он обратился к Элеоноре:
   - Похоже, ты очень сдружилась с Кроуфордом.
   - Он был добр ко мне в Гондурасе, когда я вышла из тюрьмы и мы вместе
плыли на корабле, - ответила она холодно.
   - Но ты и раньше его знала.
   Ее не волновала его подозрительность.
   - Мы приплыли сюда на судне из Нового Орлеана, если ты об этом.
   - Вы вместе ходили по городу, до того как ты исчезла.
   - Прежде чем я... исчезла, как ты говоришь, из города, он сопровождал
меня в госпиталь, если ты про это. Но чаще мы  были  в  компании  Мейзи,
поскольку он один из ее друзей.
   - О да, Мейзи. -  Грант  медленно  кивнул.  Элеонора  остановилась  у
поворота на Санта-Селью.
   - Я прошу тебя не говорить о  Мейзи  в  таком  тоне,  -  сказала  она
дрожащим от гнева голосом. - У нее есть недостатки, но она лучше  многих
твоих так называемых друзей.
   - Например? - спросил он угрожающе.
   - Например таких, как Нинья Мария,  -  выпалила  она  и  отвернулась,
испугавшись, что сказала слишком много.
   Он зашагал с ней в ногу.
   - Видимо, ты подразумеваешь что-то конкретное.
   - Ничего такого, что тебе надо объяснять.
   - Это ты так думаешь, - процедил он сквозь  зубы,  открывая  дверь  в
особняк. Дверь громко хлопнула, пропустив их внутрь.
   "Осторожнее", - шепнул внутренний голос Элеоноре, но она его  уже  не
слушала.
   - Твоя Нинья Мария, - глаза ее сверкали  в  темноте,  -  сказала  мне
сегодня вечером, что  до  того,  как  я  появилась  в  Гранаде,  ты  был
неравнодушен к ее испанским чарам.
   Элеонора с удовлетворением заметила, что он смутился. Но  было  глупо
продолжать спектакль. Она дошла до середины лестницы, прежде  чем  Грант
обрел дар речи:
   - Черта с два! Это явная наглая ложь. Но даже если и так, тебе-то что
до этого? Тебя же здесь еще не было?
   Но это не ответ. И она попыталась зайти с другой стороны.
   - Ты полагаешь, что я не должна обращать  внимание  на  то,  что  эта
женщина выбирала платье, которое на мне?
   - Это не так, - сказал он, следуя за ней в спальню.
   -  Попробуй  отрицать!  Его  же   сшила   ее   портниха.   Ты   искал
покровительства любовницы Уильяма Уокера?
   - Я не могу целиком отрицать, - ответил Грант и мрачно нахмурился.  -
Оно действительно сделано ее портнихой, потому что  я  появлялся  у  нее
раньше с Уокером, и, кроме того, она единственная, кого я знаю. Но я сам
выбирал ткань, фасон, какой хотел, и платил свои деньги. И за то,  чтобы
это платье сшили как можно скорее и ты смогла бы его надеть  вовремя,  -
за это я тоже заплатил. Нинья Мария не имела к этому никакого отношения.
Как она узнала об этом, мне неизвестно, но это еще раз подтверждает, что
она  слишком  хорошо  информирована.  Я  хотел  бы   видеть,   как   эту
никарагуанскую  суку  пинком  вышвыривают  из  Дома  правительства!  Она
дурачит прекрасного человека и, может даже, подвергла риску все то,  что
мы здесь делали. Но пока Дядя Билли у нее  под  каблуком,  я  ее  должен
терпеть.
   Его голубые глаза, темные от гнева, впились в ее побледневшее лицо.
   - Конечно, - сказал он, шагнув в ее сторону и с угрозой продолжая,  -
если тебе это платье не нравится, ты его можешь не носить.
   Резко протянув руку, он схватился пальцами за низкий вырез.
   - Нет! - воскликнула Элеонора,  прикрывая  грудь  руками,  поняв  его
намерения. - Мне оно нравится. - Она пристально  глядела  ему  в  глаза,
пока не почувствовала, что напряжение спадает. - Правда,  нравится.  Это
самое красивое платье, которое у меня когда-либо было.
   С бешено колотящимися сердцами они не отрывали взгляда друг от друга.
Медленно рука Гранта ослабела, он  взял  ее  за  плечи,  провел  по  ним
руками, затем по спине и обнял ее за талию. Элеонора не отстранилась.
   - Признайся, - медленно проговорил  Грант,  -  что  ты  меня  сегодня
немного приревновала?
   Элеонора не смогла поднять глаза  выше  уровня  золотых  пуговиц  его
кителя.
   - Охотно, - ответила она, - если ты сделаешь то же.
   - Ты никогда не дождешься от  меня  прямого  ответа,  -  произнес  он
задумчиво. - Никак не могу понять, кого ты боишься - меня или себя?
   Такая проницательность становилась опасной, и,  немного  откинувшись,
она спросила:
   - А это имеет значение?
   - Нет. Ничто не имеет значения, пока ты здесь, со мной, - сказал он и
прижался к ней губами.

Глава 21

   Элеонора быстро шла по улицам, раскачивая пустую корзину,  в  которой
только что были карболка, мази, детские  пеленки,  рубашечки,  заботливо
сшитые вручную, а также конфеты и печенье сеньоры Паредес. Мейзи в ответ
на записку Элеоноры предложила ей встретиться  с  Невиллом  в  сиротском
приюте. Поразмыслив, она решила, что это хорошая идея. Чрезвычайные меры
предосторожности вполне разумны, о каждом ее шаге немедленно докладывали
Гранту. А что может быть безобиднее, чем посещение  детей  в  приюте?  К
тому же она с удовольствием  займется  детскими  царапинами  и  ушибами,
принесет что-нибудь сестрам, увидит радостные глаза  темноглазых  детей,
уплетающих сладости.
   Иной пользы от своего визита она почти не видела. Элеонора без  труда
узнала о дате инаугурации, вскользь упомянутой Грантом за  завтраком,  и
также невзначай он сообщил ей о церемонии, состоящейся через шесть дней,
то есть десятого июля. И почему Нинья Мария  считала  это  столь  важной
проблемой, Элеонора не могла понять.
   Правда, у нее возникло слабое подозрение:  видимо,  любовница  Уокера
решила лишний раз ее поволновать. Отношение Невилла к данному  сообщению
осталось неясным. Элеонора даже не поняла, нужно оно  ему  или  нет.  Он
интересовался деталями, в частности днем церемонии. Подобной информацией
она не располагала, и Невилл не стал настаивать.
   Подходя к своему к особняку, Элеонора  замедлила  шаг.  Перед  входом
стоял странный экипаж, похожий на дорожный. Из-под слоя  пыли  виднелась
черная краска. Все соединительные  части  из  полированной  желтой  меди
блестели на солнце, будто золотые. На боковой стене  -  фамильный  герб,
выполненный в красном, голубом  и  янтарном  цвете.  Дорожная  грязь  не
давала возможности отчетливо рассмотреть знаки на гербе,  пока  Элеонора
приближалась к нему. Подойдя, она остановилась и побледнела. Рисунок  на
гербе повторял рисунок на перстне, подаренном Луисом.
   Сеньора Паредес ждала ее у входа в зал. Глаза женщины светились, а на
щеках лежала восковая бледность. Она  встречала  гостя  в  своем  лучшем
капоре.
   - К вам посетитель, - сообщила  она  Элеоноре  голосом,  дрожащим  от
волнения. - Я подала ему кофе и печенье в залу. Он ждет уже целый час и,
я уверена, теряет терпение.
   В залу? Должно быть, это кто-то очень  важный.  Никого  не  допускают
туда, кроме самых высоких гостей по самому значительному поводу. Сеньора
сама была из хорошей семьи, и,  чтобы  произвести  на  нее  впечатление,
нужно было нечто из ряда вон выходящее.
   - Спасибо, - пробормотала Элеонора и, пригладив  волосы,  с  трепетом
взялась за ручку высокой резной двери, ведущей в зал.
   Человек, поднявшийся ей навстречу, был высок, изящен, сед, с короткой
бородкой. Поклон его служил образцом  грации.  Выпрямившись,  он  смерил
холодным учтивым взглядом Элеонору. Его лицо с орлиным  профилем  ничего
не выражало, но Элеонора почувствовала, что он удивлен и разочарован  ее
видом.
   - Вы сеньора де Ларедо, жена  Луиса  Андреаса  Чарльза  Эммануэля  де
Ларедо Пакеро?
   - Да. Его вдова.
   - О, конечно, извините, - сказал он, опустив глаза, быстрым  взглядом
окинув ее одежду.
   Элеонора не собиралась на него сердиться, лишь тихо произнесла:
   - Не надо извиняться. Если вам  известно,  что  я  была  обвенчана  с
Луисом, значит, вы знаете и то, что  наш  брак  длился  всего  несколько
часов.  Однако  может,  вы  не  знаете,  что  я  действительно  искренне
привязалась к нему, и я носила бы траур, но средства не позволяют.
   Он посмотрел на Элеонору, и  она  ответила  ему  спокойным  взглядом.
Старик еще раз склонился в глубоком почтительном поклоне.
   - Прошу прощения, сеньора, за то,  что  я  недооценил  глубину  ваших
чувств. Позвольте представиться - Эстебан де Ларедо, дядя  человека,  за
которым вы были замужем.
   Она указала, где они могут расположиться для дальнейшей беседы.
   - Когда я увидела на улице ваш экипаж, я  сразу  подумала,  что  это,
должно быть, связано с Луисом, - просто сказала она  и,  сняв  перстень,
протянула старику.
   Он взял его дрожащими пальцами и повернул к свету,  который  проникал
через занавески и решетки на окнах, затем протер глаза, будто избавляясь
от пелены, застилавшей их, и Элеонора отвела взгляд,  почувствовав,  что
испанец очень опечален.
   В комнате было душно,  но  не  слишком  жарко.  Белые  высокие  стены
создавали ощущение прохлады, а каменный, отполированный до  блеска  пол,
на котором  перед  камином  лежал  ковер  простого  восточного  рисунка,
подтверждал это впечатление.  По  сторонам  от  ковра  стояли  диваны  с
резными спинками из ореха, с бархатными  подушечками,  на  каждой  стене
висело по картине в рамках того же дерева -  грубые  копии  испанских  и
фламандских мастеров.
   - Нет сомнения, он принадлежал моему  племяннику,  -  сказал  наконец
испанец, возвращая перстень Элеоноре. - Я присутствовал, когда мой брат,
его отец, дарил ему  этот  перстень  в  день  рождения.  Ему  исполнялся
двадцать один год. Луис очень гордился им, и я не могу себе представить,
чтобы он расстался с перстнем, если бы страстно не любил вас.
   Зажав перстень в руке, Элеонора  молчала.  Она  сидела,  не  в  силах
расслабиться, думая о том, какой запачканный подол у ее юбок из-за грязи
на улицах, как неопрятен ее вид после приюта.
   Подняв глаза, она спросила:
   - Моту ли я вам чем-нибудь помочь?
   - Надеюсь, сеньора, что я буду в состоянии вам помочь. Я имею  честь,
видите ли, служить адвокатом у  графа  де  Ларедо  и  его  семьи.  Шесть
месяцев назад  мой  брат  Дон  Карлос  погиб,  упав  с  лошади.  И  было
совершенно необходимо, чтобы Луис вернулся домой и принял титул, а также
обязанности графа. Я сделал все приготовления, включая прошение ко двору
Изабеллы вмешаться в частную ссору, произошедшую между  семьей  Луиса  и
нашими знакомыми. Все это было подготовлено, оставалось только  отыскать
Луиса. Последняя наша связь была через Калифорнию, в Соединенных  Штатах
Америки. Не получив ответа на мои письма, посланные  по  известному  мне
адресу, я отправился на его поиски. Не зная  ничего  о  дорогах  в  этом
новом мире, желая ускорить поиски, я привез фамильный экипаж, который вы
видели на улице. Это была ошибка  -  и  не  первая  в  этих  бесконечных
поисках, поскольку  большую  часть  времени  я  путешествовал  по  воде.
Добравшись до Калифорнии, я узнал,  что  Луис  связал  себя  с  Уильямом
Уокером. Не буду докучать вам описанием своих приключений  с  того  дня.
Достаточно сказать,  что,  когда  я  прибыл  в  Сан-Хуан-дель-Норте,  на
Атлантическом побережье, я выяснил, что мой  племянник  в  бегах.  Слава
богу, в этой стране  почитают  знатных  людей,  и  наконец  мне  удалось
узнать, что он заключен в тюрьму в  Гондурасе.  Я  отправился  туда,  но
получил ужасное известие: Луис, мой племянник, наследник титула,  мертв.
Граф де Ларедо расстрелян как самый обычный преступник.
   Элеонора сделала невольное движение рукой, как бы желая прервать его,
но не могла выдавить из себя ни слова.  Граф.  Фалангисты  называли  так
Луиса в шутку, но откуда они знали? Они ничего не рассказывали об  этом.
Возможно, его манеры и поведение  выдавали  его  высокое  происхождение.
Судя по этому старику,  Элеонора  убедилась,  что  это  правда.  Подавив
переживания, готовые вырваться наружу, он поднял голову.
   -  Простите  меня,  -  сказал  тихо  Эстебан  де  Ларедо.   -   Такие
воспоминания не могут не ранить вас. Так я вам еще не  сказал,  зачем  я
здесь. Вас вывезли из Гондураса как раз тогда, когда я туда прибыл. И  о
вас мне рассказал священник, последним говоривший  с  моим  племянником,
отец Себастьян. Я верю, сеньора, - пожалуй,  мне  следует  называть  вас
графиня, - что у вас имеются причины помнить  священника.  Он  рассказал
мне о последних днях моего бедного племянника и о венчании.  Он  показал
мне официальную запись, которая тут же была  сделана  в  регистрационной
церковной книге, а также дал мне документ, который Луис доверил ему. Это
завещание, нацарапанное на форзаце  Библии  священника.  Обычно  так  не
делается, но оно  юридически  действительно.  Луис  попросил  священника
отправить это мне, адвокату, и, без всякого сомнения,  тот  выполнил  бы
просьбу, если бы не сомневался, что оно дойдет.  Священник  почувствовал
большое облегчение, вручив  его  мне  лично.  И  в  этом  документе  вы,
Элеонора  Колетт  де   Ларедо,   в   девичестве   Виллар,   объявляетесь
наследницей. Вы наследуете имение, замок и землю,  оливковые  плантации,
несколько предприятий. У Луиса значительное состояние  и  наследство  от
его бабушки по линии матери, которое было в  его  собственн