как  тряпку,
которая слишком истрепалась, чтобы ее стирать.
   - И все же я должен попробовать. Я не могу иначе.
   Это был все тот  же  спор,  все  те  же  навязчивые  страхи.  Никого,
казалось, не беспокоило, никто даже  не  обратил  внимания,  что  в  это
опасное дело оказался  втянут  Рэнни,  что  он  нажил  себе  смертельных
врагов, которые могут в любой момент появиться из ночной темноты.  Летти
вспомнила о том, как она испугалась, что его могут обмануть или убить, и
ее снова обдало ледяным холодом. Она больше не могла оставаться здесь ни
минуты, сохраняя спокойствие и учтивость.
   - Извините, - сказала она. - Увидимся утром.
   В ответ что-то пробормотал только Лайонел. Летти повернулась и быстро
пошла по дорожке, все ускоряя шаг. Когда их голоса были уже  не  слышны,
она подхватила юбки и побежала.
   От чего она убегала, Летти и сама  не  знала.  Только  не  от  Рэнни.
Скорее от себя. Что-то было не так, ужасно не так внутри ее. Ей хотелось
зарыдать, но она не могла;  хотелось  закричать  от  боли,  но  крик  не
получался. Может быть, все эти  нелепицы  о  южном  климате  не  так  уж
нелепы? Ведь что-то в ее сердце и разуме заставляло чувствовать то,  что
она не должна была чувствовать, хотеть того, чего  она  не  должна  была
хотеть. Ей казалось, что она пересилила все это, но она ошиблась. Теперь
это было еще очевиднее.
   Летти уже почти добежала до задней лестницы, когда услышала быстрые и
мягкие шаги за спиной. Как безумная, она подхватила подол,  взлетела  по
лестнице и помчалась по веранде.
   Рэнни догнал ее только внутри, в темном холле. Он схватил ее за  руку
и повернул к себе. Летти споткнулась, ноги у нее подкосились, и в ту  же
секунду она оказалась в его объятиях. Грудь ее вздымалась, дыхание  было
прерывистым. Каждым своим нервом она ощущала, что  на  ней  ничего  нет,
кроме ночной рубашки и халата, а мягкие округлости ее тела касаются  его
твердых мышц.
   - Что случилось, мисс Летти?
   Эта нежная заботливость лишила ее последнего контроля над  собой.  Из
груди вырвался мучительный стон, она прижалась к нему, приподнявшись  на
цыпочки,  и  сплела  руки  у  него  на  шее.   Чувство   спокойствия   и
безопасности, охватившее ее, было ложным, обманчивым, но в данный момент
этого было достаточно.
   Рэнсом осторожно прижимал ее к себе и чувствовал, как Летти сотрясает
дрожь, словно натянутую скрипичную струну. В каком-то отчаянии она сжала
руки у него на шее! Он гладил ее спутавшиеся волосы, бормотал неизвестно
что и мысленно ругал себя, войны, политиков - все, что их разлучало.  Он
знал, что может сейчас подхватить Летти, унести в свою  постель,  любить
ее там. И пусть она гадает, кто он и  что  он!  Но  у  него  не  хватило
смелости. Рэнсом боялся не того, что она обо всем догадается.  Ему  было
страшно, что Летти его возненавидит.
   Она была очень чувствительной, его страстная скромница.  И  он  вдруг
подумал,  что  ненависть  ее,  может  быть,  вынести   легче,   чем   то
сострадательное расположение, которое она испытывала к Рэнни.  Он  почти
хотел, чтобы она обо всем догадалась.  А  ведь  был  момент,  когда  ему
показалось, что она все раскрыла.  И  он  был  тогда  настолько  охвачен
паникой, что не мог  думать  ни  о  чем,  кроме  как  запутать  следы  и
выкрутиться. Пожалуй, это просто случилось слишком рано. Сейчас, если бы
она его спросила, если бы ей захотелось испытать его, он нашел бы в себе
силы решиться и раскрыть ей все.
   Рэнсом наклонил голову, коснулся ее лба губами, потом легко поцеловал
ее висок, щеку. Летти приподняла подбородок и подставила  ему  губы.  Ее
пыл был таким восхитительным и  многообещающим,  что  он  невольно  сжал
руки. Поцелуй стал глубже. Их языки сплелись,  сталкиваясь  и  играя,  -
бесподобно и  мучительно  для  их  напряженных  чувств.  Очарованный  ее
сладостностью и прелестной нежностью подчинения, Рэнсом позабыл, кто  он
и что должен делать, пока не почувствовал солоноватые капли ее слез.
   Слегка опомнившись, он поискал в своей памяти  интонации  Рэнни  -  и
нашел их не без труда.
   - А можете ли вы научить меня еще чему-нибудь?
   Летти не  засмеялась.  Она  смотрела  на  него  в  оцепенении,  плохо
понимая, что он сказал, и не сознавая, что по  лицу  ее  льются  горячие
слезы. Его  пульсирующее  горячее  и  жесткое  возбуждение  занимало  ее
чувства и разум. Это она сделала с ним, заставив его желать то,  что  он
не может получить! Она навлекла на него мучения страсти, которые не  так
легко контролировать, - в этом Летти сама имела  возможность  убедиться.
Как будто  она  заразила  его  своим  болезненным  бесстыдным  желанием,
наградила тем, что не позволит ему жить дальше таким, какой он  есть,  -
невинным и веселым  ребенком  в  облике  мужчины.  Это  было  безумно  и
жестоко, может быть, гораздо опаснее для него, чем любые сборища  ночных
всадников.
   Она должна была сделать хоть что-нибудь, чтобы исправить это.
   - Нет. Нет, Рэнни, больше ничему, - голос ее срывался от слез.
   - Вы рассердились на меня?
   - Как... как я могу? А вы на меня больше не злитесь,  как  тогда,  на
пикнике?
   - Пока вы целуете меня - нет.
   - Я поступила не правильно, больше этого не будет.
   - Если это не правильно, ничего правильного вообще и не существует.
   Иногда его слова звучали вполне осмысленно, даже если на  них  нечего
было ответить... Летти поняла, что не может думать, размышлять вместе  с
ним сейчас. Может быть, в другой раз, когда  она  успокоится  и  заранее
продумает, что нужно говорить.
   - Пустите меня, пожалуйста. Будет лучше, если я оставлю вас и пойду к
себе.
   - Почему вы убежали?
   - Я перенервничала.
   - Что значит это "пере..."?
   - Испугалась. Это означает - испугалась. Я даже  не  знала,  как  мне
страшно, пока все не кончилось.
   - Вы боялись за меня?
   Иногда он был слишком проницателен. Летти  опустила  глаза,  положила
руки ему на грудь и осторожно надавила, пока  он  не  отпустил  ее.  Она
отступила назад. Дышать стало легче.
   - За всех нас.
   - За Брэдли, Лайонела, Маму Тэсс?
   - И за себя.
   - Со мной вам не придется больше ничего бояться.
   Было что-то в его голосе, из-за чего на глаза  ее  опять  навернулись
слезы. Они мешали ей говорить.
   Прошептав "спокойной ночи", Летти ушла, а он  все  стоял  на  том  же
месте. Обернувшись, она увидела темный силуэт на фоне освещенного  луной
прямоугольного дверного проема, когда  Летти  вошла  в  свою  комнату  и
закрыла дверь.

15.

   - Я все еще не могу в это поверить! Где же, в конце концов, этот Шип,
когда он так нужен? Он бы отослал этих Рыцарей в их  дурацких  простынях
по нужному адресу в один момент!
   С досадой тетушка Эм так резко дернула несколько стручков гороха, что
чуть не оторвала их вместе с плетью. Летти, собиравшая горох на соседней
грядке, не знала, что и сказать, чтобы успокоить пожилую женщину. Однако
что-то обязательно нужно было сказать.
   - Рэнни хорошо со всем справился и без него.
   - Справился, благослови его господь. Я так им горжусь.  Жаль  только,
он не всадил из своего  ружья  заряд  перца  кое-кому  в  мягкое  место.
Подумать только, эти великие и могущественные  Рыцари  и  в  самом  деле
осмелились въехать на наши земли и тронуть наших людей. Это меня  просто
с ума сводит!
   "Наши люди". Так здесь часто называли бывших  рабов.  В  этих  словах
было  не  только  превосходство  собственников,  но  и  какая-то,  почти
родственная теплота. Летти начала понимать, что отношения рабов и хозяев
были  гораздо  сложнее,  чем  она  себе  когда-либо  представляла.   Эти
отношения не исчезли, вернее - не совсем исчезли в  результате  войны  и
освобождения. Хорошо это или плохо, но большинство негров Юга все еще во
всем жизненно необходимом зависели от своих бывших хозяев. Пока  они  не
научатся сами обеспечивать себя, они не станут действительно свободными.
Какое-то время они будут  оставаться  обузой,  которую  бывшим  хозяевам
придется нести без надежды на благодарность.  А  когда  этого  груза  не
станет - если вообще от него когда-нибудь можно будет освободиться, - то
обе расы могут потерять не меньше, чем приобретут.
   - По крайней мере, сын Мамы Тэсс не пострадал, - заметила Летти.
   Она передвинула миску у себя  на  боку  и  нагнулась,  чтобы  сорвать
свисавшую ветку со стручками у стебля. Было так жарко,  что  становилось
трудно дышать. Ослепительное солнце сияло нещадно, его жар отражался  от
песчаного грунта. Над только что раскрывшимися на стеблях гороха цветами
жужжали пчелы и кружили осы. Время от времени то тут,  то  там  мелькали
ящерицы и хамелеоны, зеленые или с серыми пятнами  и  голубой  шеей.  От
матерчатой панамы было еще жарче, но она хотя бы защищала  от  солнечных
лучей голову и лицо.
   - Да, - сурово согласилась тетушка Эм.  -  Но  я  не  знаю,  чем  это
кончится, правда, не знаю. Не хочу, чтобы  Рыцари  преследовали  Брэдли,
но,  с  другой  стороны,  Брэдли  совсем  ни  к  чему  влезать  в   дела
республиканцев. Он кончит тем, что его убьют ни за что  ни  про  что,  а
Мама Тэсс и Лайонел осиротеют.  Он  думает,  эта  Палата  представителей
собирается дать его народу то, что нужно, но не  понимает,  что  на  это
потребуется время и много напряженного  труда.  А  Рыцари  считают,  что
могут запугать таких людей,  как  Брэдли,  но  не  понимают,  что  таким
образом только заставят их упорствовать.  Республиканцы  полагают,  что,
придавив нам горло сапогом, смогут удержать нас в поверженном состоянии.
Но на самом деле это может привести к тому, что наши  люди  восстанут  в
справедливом гневе. Всего этого достаточно, чтобы люди задумались,  если
они вообще способны думать, зачем они существуют на этом свете.
   - Мне кажется, если все будут заботиться о других людях, их нуждах  и
потребностях, многого можно добиться.
   - Возможно, вы правы, - вздохнула тетушка Эм и  повторила,  наверное,
четвертый раз за это утро:
   - Но вот чего я действительно не могу понять: как же я проспала такие
события? Я ведь не так уж и крепко сплю, правда?
   Летти попыталась успокоить ее:
   - Они старались не поднимать шума.
   - Но я даже не слышала петуха, который разбудил вас! Его надо поймать
и подрезать ему крылья. Это единственный способ заставить его переменить
насест. Поразительно, как мы, люди, бываем иногда похожи на птиц...  Но,
- продолжила она, неожиданно резко меняя тему разговора, - вам  с  Рэнни
все-таки надо было разбудить меня!
   Причин, почему они этого не сделали, было много, и Летти не хотела  о
них  рассказывать.  Она  просто  кивнула,  что  согласна,  и  продолжала
собирать горох, низко наклонив голову, чтобы панама закрывала лицо.
   В огороде их и застал полковник. Летти и тетушка Эм  разогнули  спины
и, прикрывая глаза ладонями от солнца, смотрели,  как  он  объехал  угол
дома и неспешно направился к ним по дорожке.
   - Слишком жарко для такой работы, - заметил Уорд, поприветствовав их.
- Таким милым дамам сейчас лучше лежать в тени с книжкой в одной руке  и
веером - в другой.
   - И ждать, пока горох засохнет? Ну уж нет! Но что привело вас сюда  в
такую погоду?
   - Давайте пойдем  на  веранду,  там  прохладней,  и  я  вам  об  этом
расскажу.
   - Именно туда мы и направляемся, - сказала тетушка Эм.
   Хотя  голос  ее  звучал  радушно  и  даже  весело,   глаза   смотрели
настороженно. Летти тоже вдруг стало не по себе. Слова  полковника  были
вполне любезными, но в поведении чувствовалась какая-то официальность.
   Рэнни и Лайонел, которые резали жерди на опушке леса, чтобы  починить
забор птичника, присоединились к ним на веранде. Они ничего не  сказали,
но явно пришли узнать, в чем дело, заметив приезд полковника.
   Тетушка Эм разлила по стаканам лимонад, они сидели,  подставляя  лица
легкому ветерку, и разговаривали о том  о  сем.  Через  некоторое  время
терпение тетушки Эм лопнуло, и она перевела разговор на главную тему.
   - Я полагаю, вы слышали, что нам пришлось пережить прошлой ночью?
   Полковник вопросительно поднял брови:
   - Нет, не слышал. А что случилось?
   Тут же все было подробно  рассказано,  со  множеством  восклицаний  и
обращений к Летти и Рэнни за подтверждением. Когда тетушка Эм закончила,
Уорд долгое время сидел молча, его зеленоватые глаза  были  задумчивы  и
печальны.
   - Я понимаю, это было испытание не из приятных, - наконец сказал  он,
- но такие случаи в последнее время происходят все  чаще.  К  сожалению,
пока нам не назовут имена людей под простынями,  армия  вряд  ли  сможет
чем-то помочь.
   - Если бы я знала, кто это был! - воскликнула тетушка Эм. - Но  уж  к
вам бы я не пошла. Я бы прямиком направилась к ним и высказала все,  что
я по этому поводу думаю. Вот так!
   Томас повернулся к Летти:
   - Вы говорите, они  называли  себя  соседями.  Вы  узнали  чьи-нибудь
голоса?
   Летти вдруг подумала,  что  в  голосе  главаря  что-то  напомнило  ей
Сэмюэла Тайлера. Но это казалось таким невероятным, что она не могла  об
этом сказать. Напустить военных на дядюшку  Рэнни  из-за  того,  что  ей
что-то померещилось, было бы непростительным.
   - Нет, боюсь, что нет. Звук был приглушен простынями, вы понимаете, и
потом они мало говорили.
   На веранде наступила напряженная тишина. Летти  взглянула  на  Рэнни,
сидящего рядом с ней, и увидела, что он внимательно смотрит на нее.  Это
случалось так часто, что она не удивилась и слегка улыбнулась ем^/Но  он
как будто не заметил этого, выражение его  лица  не  изменилось,  словно
мысли его были где-то далеко. Впрочем, это даже успокаивало: Летти  была
рада, что  эмоции,  которые  она  вызывала,  не  занимают  его  внимания
целиком, вытесняя все остальное. Рэнни сидел в  кресле,  откинувшись,  и
казался вполне спокойным. Летти не понравилось только, что шрам  на  его
виске в (это утро казался темнее и заметнее.
   -  Конечно,  если  Брэдли  намерен  подать  жалобу  и  сообщить   нам
что-нибудь, с чего можно начать, мы охотно  займемся  расследованием,  -
сказал полковник. - Он сейчас здесь?
   - Нет, уехал в город сразу же после завтрака. - Тетушка Эм  отставила
в сторону стакан с лимонадом и, поставив на колени эмалированную чашку с
горохом, выбрала стручок и начала его лущить  отработанными  движениями,
которые ничуть не отвлекали от разговора. - Я что-то сомневаюсь, что  он
сможет рассказать вам больше,  чем  Летти  и  Рэнни,  даже  если  бы  он
захотел. То, чем он занимается, и так довольно  рискованно.  А  если  он
официально обратится с жалобой, опасность возрастет.
   - Да, мы уже сталкивались с этим.
   - Положение печальное, но от этого никуда не деться.
   Наступила короткая пауза. Уорд поднялся со стула, подошел к колонне и
прислонился к ней плечом, повернувшись лицом к  присутствующим.  В  этой
его позе и во всем облике появилась вдруг некоторая официальность.
   - Я не знал о том, что случилось прошлой ночью,  и  приехал  сюда  по
другой причине. К сожалению, мой визит носит официальный характер.
   Руки тетушки Эм замерли, Рэнни повернулся и посмотрел на  полковника,
нахмурившись. Летти внезапно ощутила страх, ей не хотелось знать,  зачем
приехал сюда этот человек в синей форме.
   - Я должен сообщить вам, - продолжал  полковник  Уорд,  -  что  вчера
вечером, уже в сумерках, в нескольких милях отсюда было обнаружено  тело
мужчины. Сегодня утром покойник был опознан как Джонни Риден.
   Горсть гороховых стручков, которые тетушка Эм  собиралась  лущить,  с
тихим стуком упала на пол.
   - О боже, нет!
   - Он был мертв по меньшей мере две  недели,  возможно,  больше.  Тело
было опознано по одежде и найденным при нем бумагам.  -  Он  вытащил  из
кармана конверт, открыл его, достал небольшой предмет и протянул  им.  -
Это обнаружили под его рубашкой.
   Предмет, который он держал в  руке,  оказался  раздавленным  панцирем
саранчи, проколотым острым, как  игла,  шипом.  На  нем  засохло  что-то
ржаво-красное. Это могло быть только кровью. Кровью Джонни.
   Летти вдруг почувствовала дурноту, физическую боль. В  ней  поднялась
раскаленная добела убийственная ярость. Она не была подготовлена к этому
разрывающему все  внутри  ужасу  от  сознания,  что  ее  использовали  и
предали. Она не могла говорить, не могла дышать.
   - Не надо, - сдержанно произнес Рэнни, положив  руку  на  ее  пальцы,
сжавшие подлокотник кресла. - Не надо так смотреть.
   Губы его  побелели,  в  глазах  была  острая  боль,  а  еще  какое-то
мучительное  замешательство.  Но  пожатие   его   руки   было   крепким,
предлагающим поддержку, если она готова ее принять. Летти почувствовала,
как тиски, сжимавшие сердце, слегка ослабли, стало не  так  больно.  Она
благодарно сжала руку Рэнни.
   Тетушка Эм закрыла глаза, поднесла руку к горлу и сказала прерывисто:
   - Пожалуйста, Томас, уберите это.
   Полковник, ни на кого не глядя, положил  панцирь  саранчи  обратно  в
конверт.
   - Простите меня за столь печальную весть. Я очень  сожалею,  что  так
получилось, но во имя нашей старой дружбы я должен вас предупредить, что
назначено официальное расследование.
   - Официальное... - откликнулась тетушка Эм.
   - Мне придется задать вам  несколько  вопросов  по  поводу  предмета,
который я вам только что продемонстрировал,  и  смерти  Джонни.  На  них
необходимо получить ответы.
   - Я понимаю. - Лицо пожилой женщины вдруг  осунулось,  она  постарела
сразу на несколько лет. - Хорошо, спрашивайте все, что должны спросить.
   Полковник Уорд кивнул, потом выпрямился в  полный  рост  и  стал  еще
больше похож на военного. Когда  он  заговорил,  голос  его  звучал  без
обычной теплоты.
   - Разумеется, мы побеседовали  с  матерью  погибшего,  миссис  Риден.
Согласно ее заявлению, последней весточкой  от  сына  было  письмо.  Она
получила его примерно три недели назад.  В  этом  письме  -  оно  сейчас
находится у нас - Джонни Риден сообщал, что попал в беду и  единственный
выход для него - уехать в Техас. Он писал,  что  вы,  миссис  Тайлер,  а
также мисс Мейсон собираетесь помочь ему, что  вы  знаете  кого-то,  кто
может безопасно переправить его через границу штата. Он просил  мать  не
беспокоиться и сообщал, что пошлет за ней, как только устроится. - Томас
Уорд повернулся к Летти. - Письмо датировано тем же  самым  днем,  когда
вас, мисс Мейсон, якобы видели с Шипом.
   Связь между  ними  тремя  -  Джонни,  Шипом  и  ею  -  представлялась
абсолютно неоправданной. Летти была застигнута врасплох и не знала,  как
же ей ответить, не раскрывая того грязного эпизода? И ведь не только она
оказалась замешанной в гибели Джонни, еще и тетушка Эм.
   Она вскинула подбородок, глаза ее потемнели, но смотрели уверенно.
   - Вы меня в чем-то обвиняете, полковник?
   Тетушка Эм вмешалась раньше, чем он успел ответить:
   - Я не верю этому! Мне все равно, что вы говорите и как  вы  толкуете
факты. Я никогда не поверю, что Шип убил Джонни. Зачем ему это делать? У
него не было причин!
   - Но улики показывают, что это сделал он.
   - Улики? Вы называете уликой саранчу? Любой мог подбросить эту  штуку
Джонни, когда он был уже мертв.
   - Любой?
   - Любой, кто хотел, чтобы все выглядело так, будто это сделал Шип.
   - Но  кому  это  могло  понадобиться?  Не  думаете  ли  вы,  что  это
несколько... неразумно?
   - Вовсе нет. Вы не знаете... Именно этих слов и ждал полковник.
   - Нет, не знаю, но хочу выяснить. Тетушка  Эм  облизала  губы,  в  ее
выцветших голубых глазах была безысходность.
   - Хорошо.  Не  думаю,  что  теперь  это  имеет  значение.  Все  можно
рассказать. Это больше не может повредить Джонни.
   Наступила полная тишина. Тетушка Эм, то и дело сбиваясь,  рассказала,
как Джонни сознался в связях с бандой  разбойников  и  о  том,  в  каком
отчаянии он был, когда обнаружил, что причастен к убийству.
   - Он сказал Летти, что видит для себя единственный выход -  покончить
с собой. Как же мы могли не помочь ему?
   - Но вам, разумеется, не пришло в голову пос