делить
личность  убитого.  Иногда  люди  намеренно  терялись,  чтобы   избежать
семейной ответственности или ситуации, которую невозможно было выносить.
   - Я сожалею, - с сочувствием сказала Вайолетт. Аллин улыбнулся.
   - Не стоит. Это было давно.
   - А твоя мать? Почему она оказалась в Англии?
   - Там был ее дом, купленный для нее моим отцом. Там у нее были друзья
в  обществе  и  в  театральных  кругах.  Она  не  покидала  Англию,   за
исключением  непродолжительных  визитов   в   Италию.   Понимаешь,   она
надеялась, что отец может вернуться.
   Дрожь пробежала  по  телу  Вайолетт,  когда  она  подумала  о  смысле
услышанного. Его отец увез мать из дома, разлучил ее с родными,  поселил
в чужой стране. Потом он покинул ее. Теперь она сама уехала  с  Аллином,
бросив все. Оставит ли он ее столь же бессердечным образом? Может ли  он
так поступить?
   - Не смотри так, cara, - сказал Аллин, беря ее за руку. -  Я  никогда
не покину тебя. Но я польщен тем, что тебя это беспокоит, и мне  приятно
сознавать, что ты интересуешься моей судьбою и проявляешь любопытство.
   Ее щеки слегка порозовели, но она не отвела от  него  взгляда.  Тихим
голосом она проговорила:
   - Ты даже не представляешь, как много я хочу о тебе знать.
   - Ты все узнаешь, - искренне пообещал он.
   Вскоре  Аллин  переменил  тему  беседы,  заговорив  об  окрестностях,
которые они проезжали, о сложной ситуации  на  итальянском  полуострове.
Вайолетт с наслаждением  вслушивалась  в  низкий  тембр  его  голоса,  с
интересом вникала в анализ политики  в  регионе,  но  все  же  не  могла
отделаться от мысли,  что  его  неожиданная  разговорчивость  была  лишь
отвлекающим маневром. Возможно, он хотел  открыться  ей,  но,  наверное,
время для этого еще не пришло.
   Северная часть Италии,  как  рассказал  ей  Аллин,  в  течение  веков
являлась районом, на  полях  которого  французские  Бурбоны  и  Валуа  в
сражениях решали свои противоречия с австрийскими Габсбургами. Некоторые
ее части переходили из рук в руки множество раз. Однако, после поражения
Наполеона  I,  Франция  была  изгнана  из  региона   решением   Венского
конгресса. Венеция с Ломбардией все еще находились под властью  Австрии,
но на  остальной  части  полуострова  существовало  множество  маленьких
государств, таких, как Королевство Сардиния, Королевство  двух  Сицилии,
Герцогство Парма и Модена, Великое  Тосканское  герцогство  и,  конечно,
владения папы римского.
   Обладатели громких  титулов  из  разных  областей  вели  непрестанную
борьбу между собой, не гнушаясь никакими методами для  достижения  своих
целей. Вдобавок ко всему в воздухе носились идеи  революции,  как  и  во
всей Европе после революции 1848 года и  Парижской  коммуны.  По  мнению
Аллина,  какое-нибудь  событие  или  человек  могли   подтолкнуть   весь
полуостров к воссоединению в единое сильное  государство.  Самая  мощная
группировка, возглавляемая  королем  двух  Сицилии,  была  почти  готова
ввязаться в войну союзников  в  Крыму.  Избежать  причастности  к  этому
далекому конфликту было невозможно.

***

   Поезд прибыл на вокзал Венеции поздно вечером. На  перроне  поднялась
обычная суматоха. Пассажиры кричали и хлопали  дверями,  спеша  покинуть
купе, чтобы успеть со всем своим багажом погрузиться на последний в  тот
день паром, идущий в город. Аллин и Вайолетт путешествовали налегке;  он
нес небольшую дорожную сумку, она держала  в  руке  свернутый  зонт.  Им
пришлось присоединиться к толпе, следовавшей к  паромной  пристани,  так
как другого пути туда не было.
   В тот момент, когда они выходили из  здания  вокзала,  кто-то  сильно
толкнул Вайолетт. Она споткнулась и чуть не упала, запутавшись  в  своих
юбках. Позади нее завязалась  драка.  Обернувшись,  она  увидела  людей,
разбегавшихся в разные стороны под крики женщин и плач детей.  В  центре
небольшого свободного пространства Аллин отбивался от двоих мужчин.
   Сначала Вайолетт испугалась,  но  потом  ее  охватила  ярость,  такая
жгучая, какой она никогда прежде  не  испытывала.  Зонтик,  который  она
держала в руках, служил ей не только защитой от солнца, но и прогулочной
тростью, поэтому представлял собой довольно крепкую конструкцию.
   Его прямая серебряная ручка  крепилась  к  металлическому  стержню  с
острым наконечником. Вайолетт бросилась вперед, замахнувшись зонтом, как
мечом.
   Первый удар пришелся по щеке и  шее  одному  из  нападавших,  оставив
кровавый след. Тот повернулся к ней с рычанием. Аллин, метнув  взгляд  в
ее сторону, быстро нанес удар в живот другому, вырвался  из  его  рук  и
отскочил, одновременно выхватив у Вайолетт  зонт  и  заслонив  ее  своей
спиной.
   Оба нападавших выглядели голодными и грязными, со шрамами  на  лицах,
какие можно встретить в любом порту мира.  Один  был  низенький,  другой
повыше и пошире. Изрыгая ругательства, они приблизились  к  Аллину.  Тот
продолжал крепко держать в руках свою сумку. Уголки его губ изогнулись в
улыбке, взгляд был полон решимости и кошачьей настороженности. Он сделал
выпад.
   Один из нападавших вскрикнул и попятился, кинжал выпал из его руки  и
покатился по камням мостовой. Второй наклонился, чтобы поднять его, и  в
этот момент зонт Вайолетт с тонким свистом пронзил воздух. Второй бандит
схватился за перебитую руку, отскакивая назад.
   Аллин бросился к ним с зонтом наперевес. Оба нападавших,  держась  за
раны, кинулись наутек, спотыкаясь  и  наталкиваясь  друг  на  друга.  Со
стороны послышались редкие приветственные  возгласы,  но  большая  часть
людей разбежались без оглядки. Вайолетт  схватила  Аллина  за  руку  так
крепко, что он поморщился.
   - Ты ранен, - еле слышно прошептала она.
   - Сам виноват. Они застали меня врасплох. - Он  улыбнулся  вымученной
улыбкой.
   - Дай посмотрю, - предложила она.  Он  покачал  головой,  указывая  в
сторону паромной пристани.
   - Лучше подождать до того момента, когда мы найдем себе пристанище. Я
думаю, это обычный порез.
   - Они напали из-за денег  или  им  нужно  было  что-то  еще?  -  тихо
спросила Вайолетт, шагая рядом с ним.
   - А вот этого мы как раз и не знаем, - отозвался он.  -  Но  если  их
послал Гилберт, тогда ему помогает сам дьявол.
   Аллин и  Вайолетт  остановились  на  ночлег  в  старинном  палаццо  у
Канале-Гранде. Оно принадлежало престарелой вдове,  синьоре  Да  Аллори,
как пояснил Аллин, и представляло собой четырехэтажное здание из желтого
камня, ставшего грязно-зеленым над линией воды от ее постоянных подъемов
и спадов. Обращенный к  каналу  фасад  здания  украшали  двойные  лоджии
второго и третьего  этажей  с  готическими  арками,  покрытыми  каменной
резьбой, что придавало зданию восточный колорит. Аллин оставил  Вайолетт
в плавно покачивавшейся на волнах темной гондоле, которая  доставила  их
туда, и отправился переговорить с  управляющим  вдовы.  К  тому  времени
Вайолетт уже перестала беспокоиться о том, знает ли он, куда ехать,  как
туда добраться и к кому обратиться  в  поисках  пристанища.  Ей  даже  в
голову не приходило подумать, что  ему  могут  отказать.  К  наступлению
темноты они уже разместились в большой  квадратной  комнате  с  высокими
окнами, выходившими в одну из лоджий фасада. Большая цинковая ванна была
любезно доставлена наверх двумя слугами под руководством управляющего  -
средних лет мужчины с приветливой улыбкой, длинным  носом  и  еще  более
длинным подбородком. Его, в свою очередь,  подгоняла  экономка,  пожилая
женщина с резким голосом, смоляными волосами  и  пышным  телом,  которая
оказалась его женой. Вскоре принесли много воды, но еле теплой.
   На огромной кровати под пыльным парчовым пологом  экономка  разложила
ночную  рубашку  из  тончайшего  батиста,  богато   отделанную   тонкими
кружевами ручной работы, и пеньюар из чуть более  плотной  ткани.  Когда
Вайолетт поинтересовалась, откуда они, пожилая женщина  лишь  кивнула  в
сторону Аллина и, подмигнув ей, покинула комнату.
   Управляющий Савио  привел  врача,  человека  важной  наружности  и  с
глубокомысленными высказываниями. Он с  серьезным  видом  осмотрел  рану
Аллина, но ничего  не  сделал,  кроме  того,  что  промыл  ее  с  мылом,
припудрил белым порошком и перевязал  куском  чистой  полотняной  ткани.
Принимая  плату  за  визит,  он  поклонился  с  совершенной  грацией   и
непринужденно улыбнулся. Шагнув в сторону Вайолетт, поцеловал  ей  руку,
что было совершенно излишне,  и  удалился.  Аллин  хмуро  посмотрел  ему
вслед.
   Савио, исполнявший много ролей, организовал им ужин, который  заказал
Аллин после  принятия  ванны.  Вечерняя  трапеза  состояла  из  пасты  с
салатной зеленью и свиной отбивной с гарниром из  молодого  картофеля  и
капусты.  Приготовленные  женой  Савио  блюда   подавали   двое   хорошо
вышколенных слуг, которые оказались их сыновьями.
   Позднее Вайолетт и Аллин с остатками вина перебрались в  лоджию.  Там
они сидели, наслаждаясь вечерней свежестью и наблюдая  за  проплывавшими
по каналу лодками, отмечая различные типы гондол и разнообразные  оклики
гондольеров, которые те использовали во избежание столкновений.
   Взошла луна. Ее лучи серебрили воду и крыши  домов  с  их  старинными
трубами, превращая прямоугольники кварталов с рядами колонн в диковинные
кубы, походившие на черно-белые  рисунки  сумасшедшего.  В  каком-то  из
старинных двориков запел соловей. Неподалеку от них музыкальный ансамбль
разучивал Концерт для кларнета ля минор Моцарта, снова и снова  повторяя
эту медленную  печальную  мелодию,  которая  плыла  над  крышами  домов,
окрашивая  ночь  своей  сладковатой  горечью.  Где-то  на  Канале-Гранде
гондольер  с  нежностью  и  страстью  пропел  любовную   канцону.   Вода
плескалась об опоры крыльца-пристани под их лоджией и о старые  каменные
стены палаццо.
   Вайолетт повернула голову, чтобы взглянуть на Аллина в  желтом  свете
фонаря на носу одной из гондол, проплывавших мимо, и увидела  обращенное
к ней лицо любимого. Подобные  двум  темным  озерам,  глаза  его  горели
желанием.
   Она протянула к нему руки.

14

   Джолетта радовалась тому, что они с Роуном ехали на машине в  Венецию
почти тем же путем, что и  Вайолетт  с  Аллином  когда-то.  Расположение
дорог в этой части мира изменилось мало,  и  железнодорожные  рельсы  на
многие километры тянулись вдоль автострады, по которой они ехали.
   Единственная  имевшаяся  в  транспортном  агентстве  машина,   взятая
напрокат, оказалась старой развалиной с ручным переключением скоростей и
тесным салоном без кондиционера. К тому же она оставляла за собой  шлейф
сизого дыма. Джолетта,  конечно,  знала,  что  в  Европе  редкая  машина
оснащалась кондиционером, но все же не удержалась  от  замечания  насчет
того, что в покинутом ими автобусе имелся кондиционер.
   Роун молча выслушал ее колкости, глядя, как  она  борется  с  ветром,
яростно трепавшим ее волосы. Когда  они  остановились  у  аптеки,  чтобы
купить туалетные принадлежности, он приобрел для нее белый шелковый шарф
и огромные итальянские очки от солнца в белой оправе. Раздосадованная на
себя за то, что она не подумала об этом  сама,  Джолетта  в  ответ  лишь
буркнула "спасибо".
   Как бы там ни было, когда она повязала шарф на голову, надела очки  и
положила руку на дверцу с опущенным стеклом, а ветер бил  ей  в  лицо  и
свистел в ушах, она почувствовала себя  вполне  по-европейски.  Но  она,
конечно, ничего не сказала об этом Роуну.
   В свое время Джолетта  не  удосужилась  освоить  ручное  переключение
скоростей, поэтому машину все время вел Роун. Не прошло и  десяти  минут
после пересечения итальянской границы, как она порадовалась тому, что  у
нее есть уважительная причина не садиться за руль.
   Итальянские водители полностью пренебрегали правилами безопасности  и
неслись   по   дороге   с   сумасшедшей   скоростью,    граничившей    с
самоубийственной или даже убийственной. Автомобиль в  любую  минуту  мог
превратиться в наступательное оружие в  дорожной  войне.  И  если  такое
случалось, пленных в этой войне не брали.
   Бешеное движение, потоки машин, несущихся по дороге со скоростью  сто
сорок и больше  километров  в  час,  похоже,  не  беспокоили  Роуна.  Он
уверенно держал руль, готовый к немедленной реакции, и вел машину  смело
и азартно, не отклоняясь и не уступая дороги.
   От  нечего  делать  Джолетта  принялась  выполнять   роль   штурмана.
Разобраться в незнакомых дорожных знаках оказалось не столь сложно,  как
ей показалось вначале, когда Роун впервые положил карту  ей  на  колени.
Система скоростных автомагистралей  сама  по  себе  мало  отличалась  от
американской, а обозначения дорог были даже более понятными.
   По ходу движения она давала Роуну короткие указания, большей частью в
ответ на его вопросы.
   Ведя машину, Роун  насвистывал,  как  показалось  Джолетте,  какую-то
итальянскую песенку, названия  которой  она  не  помнила.  Очевидно,  он
радовался тому, что добился своего, отделавшись от туристической группы.
Впрочем, она тоже не возражала.  Было  намного  приятнее  иметь  свободу
действий, когда они по своему желанию могли  притормозить  у  живописной
деревушки  или  даже  остановиться,  чтобы  сфотографировать  поляну   с
полевыми цветами или красивый вид. Теперь, вырвавшись  из  закупоренного
кондиционированного автобуса, она  могла  вдыхать  через  открытое  окно
ароматы  полей,  смаковать  пряные  запахи  виноградников,  смешанные  с
запахами молодых трав и далеких пастбищ.
   Джолетте хотелось, чтобы их поездка продолжалась как можно дольше. Но
она ни за что не призналась бы в этом Роуну, даже под пыткой. У  нее  не
было желания быть рассудительной. Она рассердилась  на  него  и  хотела,
чтобы он это знал.
   Протянув руку, она включила радио. Роун тут же  посмотрел  на  нее  и
перестал  насвистывать.  Джолетта  покрутила  ручку  настройки,  пытаясь
поймать какую-нибудь  станцию,  но  через  несколько  минут  раздраженно
нахмурилась. Ей Стало жаль, что она положила конец насвистыванию  своего
попутчика,  которое  было  определенно  предпочтительнее  рок-музыки   и
футбольных комментариев, заполнивших эфир, и, уж конечно, лучше, чем его
напряженное молчание. Не желая так быстро отказываться от  своей  ночной
идеи, она оставила радио включенным и откинулась на спинку сиденья.
   Так  прошел  час,  затем  другой.  Вообще-то  нехорошо,  что  она  не
разговаривает  Роуном,  подумалось   Джолетте.   Ведь   вокруг   столько
интересного.  Даже  сами  названия  населенных  пунктов,   которые   они
проезжали, говорили об истории, в них чувствовалось что-то романтическое
и  беспредельно  очаровательное;  именно  Роун  был  одним  из  немногих
встречавшихся ей людей,  которые  могли  это  оценить.  Более  того,  на
деревьях распускались молодые зеленые листья, а пестревшие вдоль  дороги
цветы желтого утесника, красного мака казались крупнее  и  ярче,  чем  в
Англии и во Франции. Девушка несколько раз поворачивала голову к  своему
попутчику, порываясь сказать ему  об  этом,  но  каждый  раз  ее  что-то
останавливало.
   Джолетта смотрела в окно, когда Роун наконец заговорил:
   - И как долго вы собираетесь продолжать в таком же духе?
   - Что вы имеете в виду? - она посмотрела на него с вызовом.
   Уголки его губ дрогнули в легкой улыбке.
   - Я имею в виду ваше нежелание говорить со мной.
   Она не думала, что ее молчание можно истолковать таким образом. Слова
Роуна невольно напомнили ей об отношении Гилберта к Вайолетт, о  котором
та писала в своем дневнике. Джолетте неприятно было видеть себя в  таком
свете,  неприятно  было  осознавать,   что   такой   способ   проявления
недовольства мог быть наследственной чертой.
   - Я нахожусь здесь, потому что у меня нет выбора,  и  я  не  чувствую
себя обязанной радоваться по этому  поводу  или  изображать  радость,  -
возразила она.
   - Но и дуться вы не обязаны. Если  вам  что-то  не  нравится,  так  и
скажите. Я не могу читать мысли.
   - Вот и прекрасно, - усмехнулась она.
   Роун готов был рассмеяться, когда увидел, с каким  удовольствием  его
попутчица откинулась на спинку сиденья, но  сдержался,  пряча  глаза  за
темными стеклами очков. Задумчивым голосом он проговорил:
   - Но мне интересно.
   - Ну, хорошо, я скажу. - Она поспешно выпрямилась. - Воспитанные люди
не обманывают других людей, чтобы заставить их сделать что-нибудь против
собственной воли.
   - Даже если это в их интересах? -  Он  посмотрел  в  зеркало  заднего
вида, потом перевел взгляд на нее, прежде чем снова  сосредоточиться  на
дороге.
   - Насколько я помню, по этому поводу существовали  разные  мнения,  -
ответила Джолетта. - Но даже и в этом случае...
   - Я хотел бы отметить, что речь идет всего лишь о половине дня, а  не
обо всей жизни. Если только, конечно, вы не передумаете.
   Она опустила очки и пристально посмотрела на него поверх  оправы.  Ее
испытующий взгляд, похоже, нисколько не смутил его. Он сидел за рулем  в
непринужденной позе,  а  врывавшийся  в  окно  ветер  трепал  воротничок
спортивной рубашки вокруг его загорелой шеи и густые копны прямых  волос
на голове. Легкость манер и темные очки  придавали  его  внешности  лоск
если не европейца, то человека, привыкшего путешествовать, и делали  его
настолько привлекательным, что никакой ярлык ему не подходил.
   - В каком смысле?
   По лицу Роуна скользнула улыбка.
   - В том смысле, что вам может  понравиться  свобода  передвижений.  В
каком еще?
   - Мне пришла в голову мысль о похищении. - Она не  стала  говорить  о
другой мысли, пришедшей ей в голову после первой.
   - Вы, наверное, прочли слишком много детективов. Но, по крайней мере,
нам  с  вами  удалось  кое-что  выяснить.  Теперь  вы  будете  со   мной
разговаривать?
   Джолетта протянула руку, чтобы выключить  радио,  по  которому  опять
передавали счеты футбольных матчей,  наверное,  уже  в  десятый  раз  за
последние полчаса. Она не была  настолько  упряма,  чтобы  делать  назло
самой себе.
   - С удовольствием, - отозвалась она. - О чем мы будем говорить?

***

   Проезжая по  четырехполосной  автостраде  ЕЗО,  они  миновали  Милан,
оставив позади старинные виллы из прогретого солнцем камня, длинные ряды
фруктовых деревьев в цвету и накрытые пластиковой пленкой грядки овощей.
С  такой  скоростью  они,  по  всей  вероятности,  должны  были   успеть
присоединиться к группе самое позднее к ужину. Мирно  рассуждая  о  том,
что неплохо было бы где-нибудь остановиться  и  перекусить,  Джолетта  и
Роун уже в следующий момент оказались в затруднительном положении.
   Причиной тому был обычный грузовик, немного меньший по размерам,  чем
американский, но все же достаточно большой, какие они уже видели  в  тот
день в огромном количестве. Он нагонял их по левой полосе, в чем не было
ничего необычного. Грузовик шел  слишком  близко,  что  всегда  вызывает
неприятные ощущения, если ты находишься внутри маленького автомобиля, но
и в Америке  водители  рефрижераторов  ведут  себя  так,  словно  дороги
принадлежат только им.
   Роун тихо выругался. Джолетта, услышав это, повернула  голову  в  его
сторону. Он, нахмурившись, смотрел в боковое зеркало, затем изо всех сил
нажал на педаль газа.
   Последовал  удар,  сопровождавшийся  металлическим   звуком,   словно
гигантский  кулак  настиг  их.  Машина  завиляла,  скрипя  колесами,  ее
занесло. Огромными усилиями  Роун  удержал  ее  на  шоссе,  справился  с
управлением,  и  они  снова  поехали   прямо.   Джолетта   непроизвольно
ухватилась одной рукой за приборную доску, другой - за натянутый  ремень
безопасности.
   В этот момент грузовик врезался в них сзади. Машина слетела с  шоссе,
нырнув  под  откос,  с  силой  ударилась  передними  колесами  о  землю,
подскочила и закрутилась, скользя вниз. Пыль и  камни  полетели  во  все
стороны. Пытаясь обойти ряд платановых деревьев, Роун вывернул руль так,
что мускулы на его руках вздулись, подобно каменным  глыбам.  Авто