маю, - сказала актриса, хотя по ее напряженному тону было ясно, что она ничего не понимает. Подойдя к стулу, она села, расправив складки своего платье.
     Аня заколебалась, глядя на актрису. Внезапно принятый ею тон превосходства показался ей неверным. Если она сделает эту женщину своим врагом, это не приблизит ее к цели. Они могут просидеть здесь несколько часов, обмениваясь высокомерными замечаниями, и это даже не позволит им подойти к проблеме и достичь откровенности друг с другом.
     - Нет, - сказала Аня, расслабившись и с грустной улыбкой покачав головой, - вы не можете понять. Дело в том, что у меня есть проблема, и я думаю, что вы можете помочь мне в ее решении. Это касается нашего общего знакомого Равеля Дюральда.
     - Равеля?
     Актриса все еще была осторожна, как будто ожидала, что ее будут обвинять или укорять в чем-то.
     - Не более двадцати четырех часов назад кто-то пытался убить его.
     У Симоны перехватило дыхание, она поднесла руку к горлу, а ее глаза расширились.
     - Но кто? Почему?
     - Не знаю. Я думаю, может быть, у вас есть какая-то идея по этому поводу.
     - У меня?
     Актриса внимательно смотрела на Аню, и мало-помалу самообладание возвращалось к ней. Она наклонилась вперед и, опустив руку, сжала подлокотник кресла, затем прямо спросила у Ани:
     - А вам какое дело до этого? Почему вы беспокоитесь?
     Это был отличный вопрос, который Аня умудрялась игнорировать вплоть до этого момента. Она уцепилась за первую же мысль, которая пришла ей в голову.
     - Это нападение было совершено на моей плантации. Естественно, как его хозяйка я бы чувствовала себя в какой-то степени ответственной, если бы он был убит.
     - А как он оказался на вашей плантации?
     - По делу, связанному... со скотом, - ответила Аня, благодаря в душе мадам Розу за придуманный ею предлог, который оказался чрезвычайно подходящим.
     Симона подняла бровь.
     - Вы ничего не слышали о дуэли, которую он пропустил, пока был у вас?
     - Мужчины не говорят о подобных вещах, - уклончиво сказала Аня. - Но не могли бы вы сказать мне, кто мог быть его врагом и почему он мог бы хотеть его убить?
     В течение долгих мгновений актриса молча размышляла.
     - Мое общение с этим джентльменом длилось недолго.
     - И все же вы должны что-то знать.
     - Равель не из тех людей, которые много разговаривают, он больше человек действия.
     По лицу женщины промелькнула тень воспоминаний, которая заставила Аню сжать руки в кулаки с такой силой, что ее ногти больно впились в ладони. Но она не стала ничего говорить, а молча ждала, чтобы актриса продолжила.
     - Он очень странный человек, он приходит и уходит в необычное время с очень странными друзьями. Было бы удивительно, если бы у него не было врагов, учитывая образ жизни, который он вел, людей, убитых им на дуэлях, или их родственников; мужчин, которые проиграли ему свое состояние, или тех, кто не согласен с его политическими взглядами, такими как поддержка этого безумца Уокера. Но, боюсь, я не смогу назвать их вам.
     Аня кивнула. Нарочито уклончивым тоном она спросила:
     - Что он за человек, с вашей точки зрения?
     Симона откинулась на спинку кресла.
     - Щедрый. Требовательный. Изобретательный. Сильный.
     У Ани возникло ощущение, будто ее заманивают в ловушку. Это ощущение соответствовало действительности, так как слегка задумчивый тон этой женщины вызвал в ее сознании образы, от которых жгучая боль распространилась по всему телу. У нее за спиной послышался звук открываемой двери, без сомнения, это вернулась горничная. Не обращая внимания, она резко сказала:
     - Как вы считаете, является ли он благородным человеком?
     - По-своему, да.
     - Способен ли он на убийство?
     - Убийство?! - Актриса еще раз выпрямилась в кресле.
     - Так как?
     В дверях послышались тихие шаги.
     - Почему бы тебе не спросить у меня? - сказал Равель.
     Горничная-квартеронка, которая привела его, задыхаясь от спешки, проскользнула в комнату за ним и за спинами присутствующих прошла к двери и скрылась в задней части дома. Аня поднялась, заметив, что Эмиль сделал шаг вперед, как бы пытаясь защитить ее.
     Равель перевел взгляд с Ани на брата Жана, и выражение его черных глаз было таким же холодным и горьким, как вчерашний кофе. Даже после всего проведенного ими вместе времени, после всего, что их объединяло, она все еще считала его убийцей. Мысль об этом была, как нож, вонзенный в его грудь и поворачиваемый в ране. Он снова слышал едкие уничтожающие нотки в ее голосе, видел ее гордо вздернутый подбородок, и ему захотелось овладеть ею здесь и сейчас, заставить ее понять, что он чувствует по отношению к ней, сделать это важным для нее. Желание это было низменным, и он понимал это, но это не делало его менее чарующим.
     Аня не могла придумать, что ей сказать, не могла протолкнуть ни слова через свое внезапно сжавшееся горло. Что подтолкнуло ее задать этот вопрос? Она сама не могла объяснить это. Она хотела ошеломить Симону, услышать от нее неподготовленный ответ, возможно, проверить свое собственное суждение о Равеле, суждение о том, что, хотя он и может убить обороняясь, но никогда намеренно не лишит человека жизни.
     - В чем дело? - спросил Равель со скрытой злостью в голосе, глядя на Аню. - Тебе уже неинтересно услышать ответ? Или ты просто смущена, что тебя обнаружили здесь? Ты боишься, что я окажусь настолько низок, что распространю по городу новость о том, где я встретил тебя, или даже использую это, чтобы заставить тебя подчиниться моей воле? Существует ли такое преступление, в котором ты не заподозрила бы меня?
     Прежде чем она смогла ответить, заговорил Эмиль:
     - Я думаю, нам лучше уйти, Аня.
     - О, до вас неожиданно дошла вся неуместность ее пребывания здесь? - спросил Равель, обращаясь к молодому человеку. - Как жаль, что этого не случилось раньше.
     - Не надо изливать свое раздражение на Эмиля, - сказала Аня. - Он настолько неохотно отправился сюда со мной, насколько это было возможно. Но если бы он не проводил меня, я бы пришла сюда сама.
     - Представляю себе.
     - Равель, mon cher, - сказала Симона, поднимаясь и беря его за руку, - ты так сердито говоришь. Нет никакой необходимости в подобной горячности. Мы всего лишь сидели и приятно болтали.
     Она посмотрела на Аню многозначительным взглядом, и это молчаливое послание было нетрудно понять. Симона просила ее о помощи, чтобы предотвратить вызов, который, как она боялась, мог последовать из-за этой встречи, устроенной ею самой. Возможность эта, о которой было страшно подумать, была слишком реальна. Аня взяла Эмиля под руку.
     - Я думаю, ты прав, Эмиль, - сказала она, - нам лучше уйти. Мадемуазель Мишель, вы были очень добры, что согласились поговорить со мной.
     - Я сделала это с большим удовольствием. Возможно, мы еще встретимся.
     Аня улыбнулась и в то же время надавила на руку Эмиля, чтобы он вместе с ней двигался к двери.
     - Да, может быть.
     Равель позволил им уйти. Что толку пытаться задержать их? Он меньше всего хотел бы услышать что-нибудь из того, что Аня думает о нем, или скрестить шпаги с Эмилем Жиро. Бог мой, как он устал! Голова болела из-за того, что он пытался сделать слишком много и слишком быстро, и те места на спине, где раскаленные угольки прожгли рубашку, давали о себе знать под сюртуком. Слегка поведя плечами, чтобы облегчить боль, он направился к окну и выглянул во двор.
     - Ты был очень любезен, что пришел так быстро, - сказала Симона, - особенно если учесть, что прошло довольно много времени с тех пор, как ты был здесь в последний раз.
     - Мне показалось, что твоя горничная считает, что это срочно, - небрежно сказал он, отодвигая шторы и выглядывая в окно. Он увидел, как Аня и Эмиль спустились с лестницы и через двор направились к воротам.
     - Так ты пришел поэтому или потому, что я послала тебе ее карточку?
     Равель повернулся к ней.
     - Ты действительно хочешь это знать?
     - Нет, - хрипло ответила Симона, встретившись с ним взглядом. - Нет, не хочу. - Повернувшись, она подобрала тяжелые парчовые юбки и вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь в будуар.
     Последние лучи заходящего солнца светились золотом в сине-лиловом зимнем небе. Золотистые отблески отражались на оштукатуренных стенах домов и в воде, заполнявшей сточную канаву посреди улицы. Последний дневной свет поблескивал на лакированных боках проезжавших экипажей и горел в стеклах витрин. Аня бросала гневные взгляды на окружавшее ее сияние.
     Равель Дюральд мог быть или не быть убийцей, но он несомненно был негодяем. Он занимался с ней любовью, он запер ее в комнате для своего собственного удовольствия, но когда она сбежала оттуда и встретилась лицом к лицу с его любовницей, он тут же примчался, чтобы избавить женщину от возможных неприятностей. Что, он предполагал, она собирается сделать е его любовницей? Обзывать ее грязными словами? Отхлестать ее кнутом? Она не могла поступить так низко, и ей так хотелось сказать ему об этом! Будь прокляты мужчины и их необычайная чувствительность, их убийственные импульсы, из-за которых приходится ходить вокруг них на цыпочках и даже спасать их от самих себя.
     На самом деле она не думала, что Равель поставит себя в такое положение, что будет вынужден бросить вызов Эмилю. Она заметила выражение глаз Равеля, когда он увидел молодого человека и уловил его сходство с Жаном.
     И все-таки ему не следовало упрекать ее, как будто она была девушкой, воспитывавшейся в монастыре и не знающей обычаев света. Его совершенно не касается, что она делает, кого навещает или кого выбирает себе в провожатые.
     Эмиль прикоснулся пальцами к ее руке, которой она вцепилась в его руку.
     - Помедленнее, Аня. Ты устанешь, да и люди смотрят.
     Она повернула голову и уставилась на него непонимающим взглядом; затем она осознала, что идет по улице очень быстрым шагом, наклонив вперед голову, как будто ей нужно за короткое время пройти большое расстояние. Она спохватилась и замедлила шаг.
     - Извини, - пробормотала она.
     - Я понимаю, что ты расстроена, но мне кажется, твое расстройство несколько не соответствует тому, что только что произошло. Я чувствую, что за этим скрывается нечто большее, чем ты мне рассказала. Тебе не кажется, что я имею право знать, в чем дело, коль скоро я могу вполне быть убит из-за этого?
     - Наверное, - несчастным голосом сказала она.
     В этот момент ее внимание было привлечено каким-то резким движением, и она не смогла продолжить свою речь. Они находились в далеко не лучшем районе города: то здесь, то там среди более респектабельных заведений попадались игорные притоны или трактиры. Она заметила быстрое движение: мужчина, стоявший на пороге одного из трактиров и смотревший на нее, внезапно нырнул внутрь. Он был высоким и мощным, одетым в потрепанную обычную одежду, ничем не отличаясь от полудюжины других мужчин, которые болтались вокруг той же двери. Если бы он не двинулся, она прошла бы мимо, даже не бросив на него взгляд, но теперь она уголком глаза заметила красно-рыжие волосы, свисавшие из-под котелка, и сразу же узнана его.
     - Вот он! - сдавленным голосом сказала она, остановившись так резко, что ее кринолин и юбки обвились вокруг ног Эмиля. - Вон тот мужчина - главарь шайки, которая пыталась убить Равеля!
     - Что? - воскликнул он. - Где?
     - Там, внутри! - закричала она.
     Не медля ни секунды, Аня подхватила свои юбки и побежала к трактиру, за дверью которого исчез рыжеволосый. Она протолкалась сквозь толпу у дверей, не обращая внимания на их реплики и даже не останавливаясь, чтобы посмотреть, следует ли за ней Эмиль. Она вошла в мрачную комнату с низким потолком. Тошнотворная смесь запахов пива, грязных сырых опилок и нечищенных плевательниц ударила ей в нос. Вдоль стен одна на другой стояли бочки с пивом. В центре комнаты длинные деревянные столы, изрезанные ножами, со следами от пивных стаканов. Вокруг столов расставлены скамьи. У задней стены находилась стойка из досок, положенных на пивные бочки, а за стойкой видны пирамиды стаканов. Справа от стойки она заметила дверь, которая только что затворилась. Аня окинула взглядом комнату, но не обнаружила нужного ей человека. Она направилась к задней двери.
     - Аня, подожди! - кричал Эмиль.
     Она не обращала на него внимания. Распахнув двери, она вышла и почувствовала, как ее юбки зацепились за грубо обтесанную дверную раму, но у нее не было времени беспокоиться об этом. Она оказалась в шумном и грязном дворе, который, судя по запахам, использовался в качестве уборной. Она услышала чьи-то торопливые шаги и, подхватив свой кринолин за верхний обруч и высоко подняв юбки, бросилась за убегавшим. Обогнув сарай в задней части двора, она увидела арку в стене, которая вела на соседнюю улицу.
     За спиной она слышала, как Эмиль зовет ее. Выбегая на улицу через арку, она прокричала ему:
     - Сюда!
     Улица была пуста. Это была внутриквартальная улица, немощеная, с деревянными тротуарами. Ряды полуразрушенных домов, выходивших на нее, были безмолвны и лишь иногда в окне мелькал свет. Никакого движения не было. Вдруг откуда-то справа до нее донесся визг потревоженного кота. Тут же из боковой аллеи выскочило само животное с выпученными глазами, со стоящей на спине дыбом шерстью и торчащим вверх хвостом. Кто-то выругался, а затем она услышала глухой стук бегущих шагов. Аня, рубашки которой вздыбились над ее кринолином, а юбки развевались, как парус, бросилась туда, откуда донесся звук.
     Квартал. Два. За угол налево. Анина шляпка слетела с головы и болталась у нее за спиной, удерживаемая только лентами. Она слышала дыхание позади себя, хотя Эмиль отстал и расходовал сейчас попусту свое дыхание, чтобы остановить ее.
     Впереди до нее донеслись хриплые звуки скрипки и шарманки, взрывы смеха. Она увидела огни, которые становились все ярче по мере того, как солнечный свет тускнел и опускались сумерки. Именно туда, где светились огни и откуда доносилась музыка, и направлялся мужчина, которого она преследовала. Корсет сдавливал грудь Ани, но она, едва дыша, заставила себя пробежать эти последние несколько ярдов.
     Внезапно она оказалась на свету. Ее зрение вдруг обострилось, и она, замедлив шаги, оглянулась вокруг. В окружавших зданиях, как и во всей улице, было что-то странное. Она не обращала внимания на улицы, которые пересекла, да и вряд ли там были таблички с названиями, но это место ей не нравилось.
     Но ее внимание тут же было отвлечено - она увидела главаря шайки, которого называли Редом. Он протискивался через группу мужчин возле двери дома, на балконе которого стояла женщина. Он оглянулся на нее, а затем исчез внутри. С решительным огнем в глазах Аня направилась за ним.
     - Стой! - послышалось у нее за спиной. Кто-то с силой схватил ее за руку и развернул, и она оказалась лицом к лицу с Равелем. Какое-то мгновение она удивленно смотрела на него, а затем попыталась вырвать у него свою руку, упираясь свободной рукой ему в грудь.
     - Отпусти меня!
     - Тебе нужен сторож! - сказал он сквозь зубы. - Какого черта ты здесь делаешь?
     - Он вошел в тот дом, главарь шайки, который был в "Бо Рефьюж". Отпусти меня, или я его потеряю!
     - И что же ты собираешься делать, если ты его поймаешь? - Он схватил ее и за другую руку и встряхнул.
     - Он может сказать нам, кто его хозяин!
     - Как ты собираешься убедить его сделать это? Попросить его как следует?
     - Ты что, считаешь меня идиоткой? Я хотела разузнать, где он скрывается, и заставить полицию вытащить его оттуда!
     От его цепких пальцев ее руки начали неметь. Она не могла вырваться из его рук, и это наполняло ее таким отчаянием, что хотелось кричать. Она с трудом подавляла в себе растущее желание пнуть его ногой, как сделала бы та девчонка-сорванец, которой она была когда-то, или хотя бы выцарапать ему глаза.
     - Полиция, - сказал он с сарказмом в голосе, - появляется здесь только при ярком свете солнца и вооруженная до зубов. Оглянись вокруг. Это Галлатин-стрит.
     Она перестала вырываться и с сомнением посмотрела на него своими темно-синими глазами. Затем медленно повернула голову.
     Вдоль улицы в ряд шли пивные, трактиры и бары, возле дверей которых были рассыпаны грязные опилки. Мужчины, входившие и выходившие из них, были матросы, грузчики, кочегары и, вероятно, фермеры и охотники из глухих отдаленных районов. Их лица были обветренными, грязными, небритыми. От них несло перегаром. Она заметила худое дикого вида существо, на его талии были прилеплены кожаные ремешки, ужасные удавки, которые, как известно, доставляли быструю смерть любому неопытному новичку, рискнувшему по глупости зайти сюда. Женщины, которые расхаживали по деревянным тротуарам, выглядели немногим лучше. У этих женщин с суровыми безжалостными лицами, одетых в кричаще-безвкусные наряды, которые им были явно малы, было только одно имя. Женщина на балконе в том доме, где исчез-главарь головорезов, то и дело принимала различные позы, то поднимая свою и без того короткую юбку чуть ли не до самого бедра, чтобы дать возможность мужчинам, толпившимся под балконом, окинуть быстрым взглядом ее ногу, то наклоняясь к перилам и потряхивая плечами так, что полные груди вываливались из глубокого декольте неряшливого платья и их приходилось заталкивать обратно. Не было никакого сомнения в том, что дверь под балконом вела в бордель.
     Аня облизала губы. С трудом придав твердость голосу, сказала:
     - Ты мог бы войти и вытащить этого бандита оттуда.
     - И оставить тебя здесь одну? Да я не успею отвернуться, как ты окажешься на спине с задранными юбками и выстраивающейся возле тебя очередью.
     Она сверкнула на него глазами.
     - Со мной мог бы остаться Эмиль. Где он?
     - Я послал его за моим экипажем.
     - Твоим экипажем? Когда я захочу отправиться домой, я смогу пойти пешком, - По правде говоря, она вдруг почувствовала себя просто измученной этим долгим днем и той ночью, но она не признавалась себе в этой усталости и даже не чувствовала ее вплоть до этого момента. Однако она вовсе не собиралась признаваться в этом во всеуслышание.
     - Я не могу, - твердо и окончательно сказал он.
     - Ты хочешь сказать, - медленно спросила она, - что ты просто собираешься скрыться отсюда? Ты собираешься дать главарю этих разбойников уйти? Тогда зачем ты сюда вообще пришел? Что ты здесь делаешь?
     - Я бежал за тобой, вот и все. Нам нужно кое-что обсудить.
     Ее слова были полны гнева, но при этом холодны настолько, что, казалось, были покрыты инеем:
     - Я не вижу ничего, что нуждалось бы в обсуждении.
     - Правда?
     Он отпустил одну ее руку, чтобы помахать Эмилю, который выглядывал из окна приближающегося экипажа, разыскивая их. Аня могла бы вырвать свою руку у Равеля в тот момент, когда его внимание было отвлечено, но какой в этом был смысл? Она неподвижно стояла, прислушиваясь к его твердым спокойным словам, которые звенели у нее в ушах. Чего он мог хотеть от нее? Этот вопрос обеспокоил ее, но не был вполовину таким угрожающим, как остальные, заполнявшие ее голову. Без сомнения, беспокойство Равеля о ее безопасности было преувеличено. Но если так, то почему он позволил скрыться главарю этих бандитов?
     Экипаж Равеля был еще достаточно новым, пахло хорошей кожей, лаком и слегка табаком. Он подпрыгивал и раскачивался на рессорах, проезжая по разбитым колеям улицы. Кучер торопился, не желая задерживаться на самой печально известной улице города. Вскоре они выехали на мощеную улицу, и экипаж слегка замедлил ход.
     Равель бросил взгляд на Аню. Она сидела, выпрямившись и держала на коленях свою шляпку. Вид ее каменного лица сдавил ему грудь. Он хотел бы знать, что происходит сейчас в ее живом уме, и в то же время он боялся, что слишком хорошо знает это. Она сводила его с ума и была невероятно желанной со своими прядями волос, выскальзывающими из прически, розовыми от гнева и напряжения щеками и мягкими округлыми контурами грудей, которые