за Тесс - или, вернее, за ее  телесной  оболочкой.  Через
несколько  лет  он  переселил  жену  в  старинный   фамильный   особняк,
освободившийся со смертью матери Тесс. С тех пор она постоянно жила там,
никуда не выходя, едва замечая течение лет и  чередование  времен  года.
Никто не мог даже сказать, знала ли она,  что  Клод  развелся  с  ней  и
женился во второй раз, или нет.
   Несмотря на это, Джессика часто задумывалась о том, действительно  ли
ее бабушка  так  безмятежно  спокойна,  как  это  кажется?  Может  быть,
размышляла она, боль или раскаяние проникают сквозь туманную завесу в ее
мозгу?  Похоже,  что  время  от  времени  нечто  подобное  действительно
случалось, но никто не мог знать это наверняка.
   Жалеть стоит лишь о том, чего ты  не  сделал.  Эти  слова  продолжали
звучать в ушах Джессики еще долго после того, как она попрощалась с Мими
Тесс и  отправилась  домой.  Она  вспоминала  их  и  когда  смотрела  по
телевизору вечерний выпуск новостей, когда  поставила  диск  с  записями
Хулио Иглесиаса, когда сидела в горячей ванне с морской солью.
   Жалеть стоит лишь о том, чего ты не  сделал.  Никакого  открытия  эта
фраза, конечно, не содержала, но она застряла в  мозгу  Джессики  словно
заноза. Время от  времени,  в  редкие  минуты  просветления,  Мими  Тесс
действительно могла сказать что-то очень полезное и мудрое, но - увы!  -
безоговорочно полагаться на ее суждения было нельзя.
   Жалеть стоит лишь о том, чего ты не сделал. А что, подумала Джессика,
может быть, мне стоит это запомнить? Во всяком случае,  она  знала,  что
забыть эту фразу ей уже не удастся.
   Не могла она забыть и Рафаэля Кастеляра. Песни Иглесиаса - испанские,
французские и итальянские - возвращали Джессику к мыслям о нем.  В  этих
песнях было так много любви, страсти  и  отчаяния,  столько  нежности  и
томления, столько сентиментальности наконец, что  они  странным  образом
успокаивали Джессику и дарили ей надежду, а на что - этого она и сама не
могла понять.
   Потом она вспомнила, что в Бразилии говорят на  португальском,  и  ей
стало любопытно, как звучат на этом языке слова любовных клятв.
   Да что это с ней, всполошилась Джессика и вздрогнула  так,  что  вода
едва не выплеснулась из ванной.  Какое  ей  дело,  как  звучит  любовное
признание на португальском? Что это вдруг взбрело ей в голову?
   Или все-таки все это было неспроста?
   Последняя  песня  подошла  к   концу,   негромко   щелкнул   механизм
автореверса, и из динамиков полился совсем другой,  более  быстрый  ритм
румбы, сразу напомнивший ей самбу, которую Джессика столько раз  слышала
в Бразилии. Казалось, стоит ей только закрыть глаза, и она снова  увидит
перед собой темное патио, услышит негромкий шелест пальм  и  серебристое
журчание воды - и снова почувствует на коже горячее прикосновение...
   Пронзительный телефонный звонок напугал Джессику, и она резко села  в
ванне, на этот раз все-таки выплеснув на пол воду. Сначала она решила не
брать трубку, но потом подумала, что это может быть какой-нибудь  важный
звонок. А вдруг что-нибудь случилось с дедом?..
   Не позволив себе додумать до  конца  эту  тревожную  мысль,  Джессика
схватила с крючка полотенце и поспешила в гостиную,  оставляя  за  собой
мокрые следы. Прежде чем взяться за трубку  телефона,  она  раздраженным
движением выключила магнитофон.
   - Алло?
   - Это ты, Джесс? - раздался в трубке  скрипучий  голос  ее  деда.  Не
дожидаясь,  пока  она  ответит,  он  продолжил   со   свойственной   ему
напористостью:
   - Мадлен сказала, что ты сегодня рано ушла с работы. Это верно?
   Интерес деда был далеко не праздным.  Джессика  не  сомневалась,  что
отнюдь не забота о ее самочувствии заставила старика позвонить ей.  Клод
Фрейзер хотел знать, где она была и что делала.
   Облегчение, которое она испытала в первые минуты  от  сознания  того,
что с дедом все в порядке, сразу куда-то испарилось, и Джессика  нервным
движением поправила влажные волосы.
   - Я ездила навестить Мими.
   Старик неопределенно фыркнул в трубку. Чего-то подобного  Джессика  и
ожидала - Клод Фрейзер уже давно дал всем понять, что расценивает  любое
внимание, уделяемое его бывшей жене, как  нелояльность  по  отношению  к
нему лично. Сам он никогда не интересовался ее делами,  и  Джессика,  по
крайней мере,  могла  рассчитывать,  что  он  не  станет  ее  ни  о  чем
расспрашивать.
   - Вик Гадденс звонил, - сказал Клод  Фрейзер,  по  обыкновению  резко
меняя тему. - А тебя не было на месте.
   - Надеюсь,  Мадлен  с  ним  поговорила?  -  с  раздражением  спросила
Джессика, хотя  при  упоминании  имени  руководителя  кредитного  отдела
"Креснт Нэшнл" сердце у нее болезненно сжалось.
   - Слава Богу, нет. Гадденс прекрасно знает,  что  к  чему.  Он  сразу
перезвонил мне.
   Клод Фрейзер хотел, чтобы она стала расспрашивать его о подробностях.
То, что дед так обращался с ней  только  из-за  того,  что  она  посмела
оставить свое рабочее место, было обидно, но Джессика превозмогла себя.
   - И что же он сказал? - сдержанно спросила она.
   - Он сказал, что кто-то пытается разузнать  подробности  о  кредитных
обязательствах "Голубой  Чайки".  Похоже,  кто-то  хочет  выкупить  нашу
закладную.
   Джессика  молчала  несколько  долгих  секунд,   с   тревогой   ожидая
продолжения. Когда его не последовало, она спросила:
   - Вик Гадденс принял какое-то решение?
   - Нет. Пока нет. Он сказал, что посчитал своим долгом поставить  меня
в известность, чтобы я успел хоть как-то подготовиться. Он намекнул, что
если я хочу вернуть кредит, то сейчас самое время.
   В голосе  старика  внезапно  прозвучали  усталые  нотки,  и  Джессика
поспешно сказала:
   - Мне очень жаль, что он побеспокоил тебя,  но  ты  не  должен  из-за
этого волноваться. Скажи, что нужно сделать, и я прослежу за этим.
   Фрейзер молчал так долго, что Джессике показалось,  что  он  забыл  о
ней. Наконец он ответил:
   - Боюсь, я не знаю, что делать. Гадденс  сказал,  что,  помимо  суммы
кредита, банку предложили огромную добавочную премию. Нам придется очень
постараться, чтобы сделать встречное предложение, и  сделать  его  нужно
как можно скорее. Нам будет нелегко найти столько денег.
   - Но  почему  банк  не  хочет  оставить  все  как  есть?  Почему  они
обязательно хотят вернуть себе кредит? Что,  разве  срок  уже  истек?  И
потом, все это  время  мы  аккуратно  вносили  проценты,  -  недоумевала
Джессика, судорожно сжимая в кулаке телефонную трубку. Она догадывалась,
каким может быть ответ.
   - Если бы я был здоров, - ответил дед, - все шло бы своим чередом.  А
так...
   - Понимаю. Они не уверены,  что  и  под  моим  руководством  компания
останется достаточно  доходным  предприятием.  Они  боятся  потерять  не
только проценты, но и все свои деньги. Но ведь ты вернешься!  Почему  ты
не сказал ему этого?
   Дед  снова  замолчал  и  молчал  так  долго,  что   Джессика   успела
замерзнуть.
   - Может быть, и нет, - сказал он наконец.
   - Что? Да нет, дед, ты обязательно вернешься, и тогда...
   - Я в этом не уверен. Мадлен считает, что мне пора уйти на  покой,  и
я... Я не могу сказать наверняка, Джесс.
   Джессика не верила своим ушам. Она не допускала и мысли, что  ее  дед
может подумывать о том, чтобы удалиться от дел. Быть  может,  сегодня  у
старика просто неудачный день, он устал, раздражен...  Это  пройдет,  ну
конечно, пройдет!
   - Вик Гадденс не сказал, кто хочет перекупить наши  обязательства?  -
спросила она.
   - Нет. - Клод Фрейзер сухо кашлянул. - Но, думаю, не надо  быть  семи
пядей во лбу, чтобы догадаться, чьи уши торчат из-за кустов.
   Да, догадаться действительно было нетрудно. Она отвергла  предложение
Кастеляра, и вот - результат.
   - Я... Мне очень жаль, дед...
   - Не надо, - сказал он тихо. - Еще не все кончено.
   В трубке раздался щелчок, и на мгновение на  линии  наступила  глухая
тишина. Потом Джессика услышала короткие гудки.
   Она долго смотрела  на  телефонную  трубку,  зажатую  в  руке,  потом
осторожно опустила ее на рычаги и вернулась в ванную.

7.

   Всю ночь Джессика ворочалась с боку на бок, стараясь найти ответы  на
множество беспокоивших ее вопросов. Она заснула только перед  рассветом,
а проснулась с твердой  решимостью  действовать.  Кое-что  она  все-таки
решила, и хотя ей предстояло  столкнуться  с  некоторыми  препятствиями,
устранить которые самостоятельно она  не  могла,  Джессика  была  готова
сделать все, что в ее силах. Когда утром, точно по расписанию,  появился
новый букет орхидей - на этот раз это были  бледно-зеленые,  похожие  на
египетскую  лодку  цветы  в  неглубокой  прозрачной  вазе,   наполненной
искусственными камнями из черного стекла, - Джессика успела добежать  до
входных дверей, чтобы засечь доставочный  фургон  с  адресом  цветочного
магазина. Вернувшись в кабинет, она  тотчас  позвонила  в  фирму,  чтобы
узнать имя  человека,  сделавшего  заказ,  но  ее  ждало  разочарование.
Дежурный клерк ответил ей, что это - первый и единственный случай, когда
они доставляли цветы  по  адресу  "Голубой  Чайки".  Заказ  был  оплачен
наличными, поэтому никаких  записей  не  существовало,  а  что  касалось
внешности человека, который его сделал, то никто ничего определенного не
мог сказать.
   Вспомнив о своих подозрениях, Джессика попросила Софи  узнать,  уехал
ли Кастеляр, и если нет, то где он остановился.  Меньше  чем  через  час
Софи, выдав себя за служащую ювелирной фирмы, обнаружила его в "Уэстине"
на Кэнал-стрит, где Кастеляр занимал один из самых дорогих номеров.
   - Договориться с ним о встрече? - спросила Софи, с любопытством глядя
на Джессику своими влажными, темными глазами.
   - Н-нет. Пока нет. Может быть, позже, - в смятении ответила Джессика.
   - Будете ждать, пока он сам позвонит  вам,  да?  -  Голос  секретарши
прозвучал сухо, и Джессика постаралась взять себя в руки.
   - Пожалуй, так будет лучше, - ответила она; притворившись,  будто  ее
это нисколько не волнует, поскольку  отвечать  на  расспросы  секретарши
было выше ее сил.
   Софи явно заподозрила, что Джессика преследует личные интересы.
   - Так дела не делаются, - пробормотала она себе под нос, но  Джессика
предпочла не услышать, и Софи с оскорбленным видом выскочила в приемную.
   Джессика осталась одна и некоторое время работала  с  документами.  В
одиннадцать часов к ней зашел Кейл с двумя чашечками  кофе.  Дождавшись,
пока он поставит кофе на стол, Джессика обняла его и быстро  чмокнула  в
щеку. Она пыталась проверить, не он ли был с ней в патио, однако ее тест
дал отрицательный результат. Одеколон Кейла был слишком резким, ответное
объятие - по-братски нейтральным, да и тело его под пиджаком  показалось
Джессике слишком худым. Либо он действительно не был тем  человеком,  за
которого она его принимала, либо Джессике следовало решиться на проверку
более интимного свойства.
   - Выкладывай, в чем дело?  -  озадаченно  спросил  Кейл,  не  убирая,
однако, руку, которую он положил на талию Джессике. - Это шутка, или  ты
и вправду меня так любишь?
   - Ты отличный парень, и я тебя очень люблю, - заверила его Джессика и
улыбнулась.
   - Я тоже тебя люблю, - ответил Кейл, и его подвижные губы сложились в
легкую, ироничную улыбку. - Но должен тебя  предупредить,  что  если  ты
собираешься вот так бросаться на всех "отличных  парней",  то  рано  или
поздно ты попадешь в беду.
   Услышав это, Джессика непроизвольно вздрогнула, и ее улыбка погасла.
   - Хорошо, я это учту, - сказала она, машинально отстраняясь.
   - Я не имел в виду себя! - запротестовал Кейл, ничего не заметив. - В
конце концов, я твой брат,  хоть  и  троюродный.  Можешь  обнимать  меня
сколько душе угодно - обещаю, что буду мужественно  это  терпеть  и,  по
примеру индейцев, улыбаться под пытками.
   - Очень мило с твоей стороны, -  ответила  Джессика,  возвращаясь  на
свое место за столом. - Итак, с чем пожаловал?
   Кейл поднес к губам чашку и увлеченно заговорил о  всякой  ерунде.  К
тому времени, когда он свернул на мелкие деловые вопросы, коснувшись,  в
частности, предстоящего съезда фармацевтов, участники которого  заказали
несколько  катеров  для  глубоководной  рыбалки,  Джессика  окончательно
пришла в себя и даже начала улыбаться.
   Когда  Кейл  ушел,  Джессика  сняла  трубку  телефонного  аппарата  и
позвонила Вику Гадденсу. Его не оказалось на месте, однако не  прошло  и
двадцати минут, как он сам перезвонил ей. Джессика попросила о  встрече,
и Гадденс пообещал  уделить  ей  несколько  минут,  если  она  придет  в
ближайшее время.
   В кабинете Гадденса - одного из  руководителей  банка  -  было  много
черной кожи, стекла и полированных стальных поверхностей.  Хозяин  всего
этого сверкающего великолепия вышел  из-за  стола  ей  навстречу,  чтобы
приветствовать Джессику как  полагается,  но  она  не  была  расположена
тратить время на светские условности. Как только Вик сделал паузу, чтобы
перевести дух, она напрямик спросила его, сколько может пройти  времени,
прежде чем совет директоров банка примет окончательное решение по поводу
переуступки закладной "Голубой Чайки" другому лицу.  Вик  Гадденс  сразу
посерьезнел.
   - Ну, Джессика, ты же  знаешь,  как  это  бывает,  -  проговорил  он,
возвращаясь в свое черное кожаное  кресло  с  высокой  спинкой,  которое
делало его похожим на  взъерошенного  воробья.  -  Никакого  конкретного
срока не существует. И пока, как ты  понимаешь,  ничего  еще  не  решено
окончательно.
   Говоря это, он вцепился обеими руками в лацканы  своего  темно-синего
двубортного пиджака. Костюм Гадденса был  очень  дорогим,  а  ткань,  из
которой он был сшит,  была  мягкой,  и  все  же  Джессике  он  показался
несколько старомодным. Впрочем, ничего удивительного в этом  не  было  -
Гадденс был лишь ненамного моложе ее деда.
   - Именно поэтому мне бы хотелось, чтобы вы обсудили  этот  вопрос  со
мной и не тревожили дедушку. - Ее слова прозвучали  достаточно  холодно,
хотя, идя в банк, Джессика пообещала себе держаться дружелюбно.
   Гадденс поджал тонкие губы.
   - Строго говоря, - заметил он, - я  вообще  мог  не  извещать  вас  о
готовящейся сделке, но мы с Клодом столько лет работали  вместе,  что  я
чувствую себя обязанным ему.
   - Но ведь на данный момент главным исполнительным директором "Голубой
Чайки" являюсь я.
   - Я  знаю,  и  Клод  специально  подчеркнул  это  в  нашем  вчерашнем
разговоре, но... Мне очень хотелось бы сказать вам, Джессика, что  совет
директоров банка доверяет вам так же, как он доверял  вашему  деду,  но,
откровенно говоря, мы обеспокоены.
   Джессика посмотрела прямо в глаза Вика Гадденса и невольно  подумала,
что они были такими же маленькими и тусклыми,  как  и  тот  ограниченный
деньгами и ценными бумагами мир, который он для себя создал и в  котором
жил.
   - Я все понимаю, - сказала она. - И могу вас заверить,  что  "Голубая
Чайка" останется такой же, как была, во всяком случае, до тех пор,  пока
мой дед не вернется к управлению делами.
   - Но ведь никто не знает, когда это  случится,  правда?  Ходят  самые
разные слухи, Джессика, и мы не можем, не имеем права не обращать на них
внимания. Мы вложили в "Голубую Чайку" определенные  средства  и  должны
заботиться об их сохранности.
   Слухи... Гадденс был вторым человеком, который упомянул о слухах.
   - Что это за слухи? - требовательно спросила она.
   - Да ничего особенного, - ответил Вик. - Так, сплетни, не больше.
   - Какие? - не успокаивалась Джессика. От волнения она  даже  подалась
вперед, и Гадденс это заметил.
   - Что ж, если вы настаиваете... - сказал он,  вздыхая.  -  Речь  идет
главным образом о недостаточно компетентном управлении,  о  проблемах  с
экипажами судов, о некоторых общих проблемах.
   - Иными словами, речь идет о моей неспособности эффективно руководить
компанией, - промолвила Джессика ровным голосом,  снова  откидываясь  на
спинку кресла. В ней боролись два чувства - гнев и облегчение, -  и  она
не знала, какое из них сильнее.
   - Да, именно в этом  все  дело,  -  подтвердил  Гадденс,  внимательно
разглядывая свои ухоженные ногти. - Вы молоды и не обладаете достаточным
опытом. Кроме того, морское дело  -  это  грубая,  неженская  работа,  и
конкуренция здесь жесточайшая. Еще лет десять назад экипажи судов ходили
друг против друга стенка на стенку; случаи саботажа происходили едва  ли
не   каждый   день;   несколько   человек   утонуло   при   невыясненных
обстоятельствах. Конечно, времена изменились, но совсем не так,  как  бы
нам всем хотелось, и поэтому  управлять  компанией,  которая  занимается
морскими транспортными перевозками, должен мужчина.  Хотя  и  не  всякий
мужчина на это годится...
   Он снова вздохнул.
   - Значит, вы считаете, что я не справлюсь с  этим  потому,  что  я  -
женщина?
   Лицо Вика Гадденса болезненно сморщилось.
   - Только не надо этих феминистских штучек, Джессика, я вовсе  не  это
имел в виду. Дело вовсе не в тебе. Я просто хочу сказать, что двенадцать
миллионов долларов плюс проценты - слишком большая сумма, чтобы банк мог
не беспокоиться за ее сохранность. Пусть даже вероятность того,  что  ты
не  сможешь  успешно  заменить  деда,  ничтожно   мала,   все-таки   эту
возможность нельзя исключить полностью.
   Гадденс замолчал. Джессика ничего не  ответила,  и  он  вынужден  был
продолжать.
   - Двенадцать миллионов долларов, Джессика, подумай об этом!  Я  прошу
тебя просто подумать и сказать, как бы ты поступила в этой ситуации?
   Джессика поняла, что ничего сделать не сможет. Из  кабинета  Гадденса
она вышла с высоко поднятой  головой,  хотя  больше  всего  ей  хотелось
заплакать. Она чувствовала себя слабой, беспомощной и очень одинокой. От
ее утренней решимости не осталось и следа.
   Но после обеда, уже ближе к вечеру, Джессика снова воспрянула  духом.
После нескольких безуспешных попыток она наконец сумела  сосредоточиться
и отдалась работе с удвоенной энергией.
   Ее уединение нарушила Софи. Вежливо постучавшись, она  открыла  дверь
кабинета и встала на пороге, поправляя на плече длинный ремешок сумочки.
Через руку Софи был переброшен аккуратно сложенный белый джемпер.
   - Мне пора домой, мэм, - объявила она. - Вы идете или будете работать
допоздна?
   Джессика  отложила  ручку  и  слегка  потянулась,  разминая  затекшую
поясницу. За окном, в домах по обеим сторонам излучины  Миссисипи,  один
за другим зажигались огни. Небо на западе  было  окрашено  нежно-розовым
закатным перламутром.
   - Я еще немного задержусь, - сказала  она  извиняющимся  тоном.  -  Я
только недавно начала разбираться, что к чему.
   Было видно, что Софи колеблется.
   - Мне не хотелось бы беспокоить вас, мэм, но нельзя ли устроить  так,
чтобы я получила чек на зарплату не в конце недели, а раньше?
   - Никаких проблем, - немедленно отозвалась Джессика. - Заполни форму,
а я подпишу.
   - Я знала, что вы так скажете, и все  подготовила.  -  Софи  вошла  в
кабинет и, приблизившись к столу, положила перед  Джессикой  заполненный
бланк.
   Джессика склонилась над бумагой.
   - Этого хватит? - спросила она  озабоченно.  -  Может  быть,  у  тебя
какие-то непредвиденные трудности?
   - Ничего страшного. - Софи состроила капризную гримаску.  -  Это  все
мой муж. Я дала ему деньги, чтобы он оплатил счета, а он спустил  их  на
тотализаторе. Иногда он ведет себя так, словно  ему  только  исполнилось
пять лет. Сущий ребенок! Просто не знаю, почему я  до  сих  пор  его  не
вышвырнула!
   - Я думаю, ты все прекрасно знаешь, - улыбнулась Джессика.
   - О, он умеет замечательно массировать ступни, - вдохновенно  сказала
секретарша и тут же покачала головой с самым сокрушенным видом. - Ох  уж
эти мужчины!.. Иногда мне кажется, что в Эдемском саду был  только  один
настоящий змей - Адам.  Вам  повезло,  что  никто  из  этих  бесполезных
созданий не путается у вас под ногами и не ходит за вами  хвостом,  куда
бы вы ни нап