- А почему бы и нет?
   Что-то в его голосе озадачило  Летти,  и  она  промолчала.  Некоторое
время подождав, но так и не  дождавшись  ее  ответа,  Шип  отвернулся  и
поднял свою непромокаемую накидку. Хотя  в  такой  темноте  было  трудно
увидеть, что он делает, Летти показалось, что он вывернул  ее  наизнанку
и, нагнувшись, разложил на кукурузных листьях.
   - Мадам, - судя по интонации, он сделал  приглашающий  жест,  -  ваше
ложе.
   Не было никаких признаков, что гроза утихает. Дождь колотил по  крыше
и скатывался с нее журчащими потоками, хлестал по стенам и  просачивался
сквозь щели в сарай. Гром грохотал раскатистыми взрывами. Холодный ветер
дул по полу, поднимая в воздух песок и мусор, забирался под подол мокрой
юбки, и от него по всему телу бежали мурашки.
   Было глупо продолжать стоять, а садиться - слишком опрометчиво. Хотя,
по правде говоря, было ли это более безрассудным, чем оставаться с Шипом
под  одной  крышей?..  Летти  была  не  в  силах  раздумывать,  как  это
получилось и что  это  означало.  Она  знала  только  одно:  что  ужасно
промокла и замерзла и если сейчас же не сядет, то просто упадет.
   Пересиливая себя,  на  плохо  гнущихся  ногах  Летти  приблизилась  к
накрытой накидкой кипе кукурузных листьев и опустилась на колени, затем,
откинувшись назад, села, прислонившись спиной к бревенчатой стене. Когда
Шип  опустился  на  накидку  рядом  с  ней,  она  вздрогнула  и  плотнее
закуталась в одеяло, сознавая, что протестовать бесполезно - это было бы
напрасной тратой сил. Он, однако, не  сделал  в  ее  сторону  больше  ни
одного движения, и Летти приободрилась.
   - А что, если паромщика не отпустят утром? -  откашлявшись,  спросила
она.
   - Есть другие дороги, другие паромы. Я покажу вам.
   - Моя хозяйка будет беспокоиться.  Она  может  послать  людей  искать
меня...
   - Вы беспокоитесь обо мне или о себе? - усмехнулся он.
   - Конечно же, не о вас!
   Летти возмутилась. Неужели он действительно думает, будто она  хотела
предупредить его, что сюда  могут  прийти  люди,  которых  он  наверняка
заинтересует? Она бы с радостью увидела его схваченным  и  закованным  в
цепи! С радостью ли?.. "Ангел и дьявол", - назвал его Генри. Он убил  ее
брата, но саму ее спас от смерти - или от того, о чем еще меньше хочется
думать. Он обращался с ней с  ужасной  фамильярностью  и  при  этом  был
заботлив. Его близость пугала, но в то же время заставляла ощущать,  что
она - женщина, а он - мужчина...
   - Я уже говорил - вам нечего бояться.
   Летти не ответила. Он был опасен, об этом не следовало забывать.
   Шип подвинулся ближе,  опершись  ладонью  о  колено,  и  Летти  резко
повернула к нему голову.  Тусклый  свет  на  мгновение  осветил  кожаную
кобуру на поясе. Она тихо и глубоко вдохнула воздух, глаза ее  сузились,
затем она отвернулась.
   А что, если она сама схватит его, заставит ехать с ней  в  Накитош  и
потом сдаст полковнику Уорду? Все, что ей нужно сделать, -  это  немного
придвинуться к нему и схватить револьвер, который  близко.  Ее  дознание
могло бы закончиться здесь и сейчас. Писем ее  брата  достаточно,  чтобы
власти могли держать его под стражей до тех  пор,  пока  вина  не  будет
доказана. В любом случае это было бы оправданно.
   От  этих  мыслей  Летти  вздрогнула  и  поежилась  под  одеялом.  Шип
повернулся и внимательно посмотрел на нее. Когда  он  заговорил,  в  его
голосе звучала сдержанная осторожность.
   - Вам было бы уютней, если бы вы освободились от мокрой одежды.
   Летти раскрыла было рот, чтобы дать ему резкий отпор, но потом  снова
закрыла его. Одно-два неловких движения не покажутся странными, если она
будет раздеваться. Разумеется, она и не подумает снять что-нибудь, кроме
корсажа и юбки, а от этого большой  беды  не  будет.  Густой  сумрак  не
позволит ему ее рассмотреть, и в  любом  случае  она  будет  закрываться
одеялом, как щитом.
   Летти облизала внезапно пересохшие губы:
   - Вы... вы, наверное, правы.
   Рэнсом нахмурил брови - он  никак  не  ожидал,  что  она  согласится.
Напряжение в ее голосе также  озадачивало.  Потом  он  увидел,  как  она
наклонила голову и начала  возиться  с  пуговицами  корсажа.  Грудь  его
сжало, стало  трудно  дышать,  он  почти  задохнулся.  Желание,  которое
бурлило в нем, было таким сильным, что он  изо  всех  сил  сжал  кулаки,
испугавшись, что выдаст себя.
   Одеяло соскользнуло у Летти с плеча, но она  тут  же  поправила  его.
Какой легкомысленной она себя чувствовала, готовясь раздеться на  глазах
у мужчины! Она была напугана своей безрассудной  смелостью,  но  это  не
повлияло на ее решимость.
   Расстегнув последнюю пуговицу,  Летти  потянула  за  края  корсажа  и
стащила его с плеч. При этом она нарочно наклонилась к Шипу, высвобождая
руки из рукавов: нужно было усыпить его бдительность. Стянув корсаж, она
положила его сбоку и начала расстегивать юбку. Когда это  было  сделано,
она встала на колени, подняла подол юбки и  медленно  стащила  ее  через
голову. Последняя  операция  была  проделана  с  большим  эффектом,  чем
требовалось. При этом она позаботилась, чтобы  юбка  каскадом  упала  на
колени Шипа. Летти пробормотала  извинение  и  потянулась  за  ней.  Под
мокрой материей ее пальцы скользнули к кобуре на бедре Шипа и сомкнулись
на рукоятке револьвера. Она потянула к себе  юбку,  "и  в  конце  концов
револьвер оказался у нее в руке.
   Рэнсом почувствовал что-то неладное, но он был  так  сосредоточен  на
белеющем отблеске ее гладкой кожи и проступающих под одеялом формах, что
прошло какое-то мгновение, прежде чем он заставил себя  поверить  в  то,
что она сделала. Он рванулся к ней, напрягая мощные  мускулы,  но  Летти
направила на него револьвер, не замечая, что одеяло упало с плеч.
   - Не двигайтесь! - закричала она. - Я буду стрелять!
   Шип замер, как грозная  скала,  бормоча  проклятия.  Услышав,  какими
эпитетами  он  ее  награждает,  Летти  почувствовала,  как  в  ее  груди
поднялась торжествующая волна. Неожиданно для себя она засмеялась.
   - Ведьма! - проговорил он, и в его голосе прозвучало восхищение. -  Я
этого не забуду, - Надеюсь, что нет. Бросьте мне одеяло.
   Несколько долгих секунд он был неподвижен, затем неохотно подчинился.
   - Осторожно, - предупредила она.
   Резко брошенное одеяло пролетело к ней, но сейчас она была  наготове.
Поймав одеяло одной рукой, Летти завернулась в него, не отводя  глаз  от
смутных очертаний сидевшего рядом с ней  человека,  и,  отодвинувшись  к
стене, откинулась назад.
   - И что теперь? - насмешливо фыркнул он.
   - А теперь, - сказала она ласково, - мы подождем до утра.

5.

   Время тянулось медленно. Гроза стихла и сдвинулась к  северо-востоку,
но дождь продолжался. Доски, на которых  сидела  Летти,  были  жесткими,
глаза болели,  потому  что  она  постоянно  пристально  всматривалась  в
темноту в ожидании малейшего намека на движение со стороны пленника.  Ее
мучил вопрос: что делать, когда станет совсем  темно  и  она  не  сможет
больше видеть его? А вдруг она не выдержит и заснет? Если бы у нее  была
веревка, она могла бы связать Шипа. У него-то, наверное, есть  та  самая
витая веревка, которой он связывал ее  в  Сплендоре.  Но  для  выяснения
этого ей пришлось бы обыскать его, а это было слишком уж рискованно.
   Шип ничего не предпринимал. Он устроился на куче кукурузных  листьев,
положив голову на нижнее бревно стены. Время от времени он  потягивался,
менял позу и зевал, как любой человек, готовящийся ко сну.  Летти  и  не
ожидала, что  он  будет  охвачен  ужасом,  но  такое  полное  отсутствие
беспокойства раздражало ее. Кроме того, это вызывало подозрения,  и  она
наблюдала за ним с особым вниманием. Ее рука так сжимала револьвер,  что
пальцы болели.
   Все, что она заметила, - легкое движение воздуха. Что-то ударилось об
пол слева от Шипа и с шуршанием докатилось к стене. Нервы Летти были так
напряжены, что она тут же  прицелилась  и  нажала  на  курок.  Револьвер
громыхнул, выбросив  пламя  и  дым;  катившийся  предмет  разлетелся  на
кусочки, один из них, вращаясь, отлетел в угол и остановился там.  В  ту
же секунду она перевела револьвер на Шипа, который даже  не  двинулся  с
места.
   - А вы умеете стрелять, - с удивлением в голосе произнес он.
   - Что вы бросили? -  резко  спросила  Летти,  хотя  уже  поняла,  что
предмет этот,  легкий  и  круглый,  был  не  чем  иным,  как  кукурузным
початком.
   - Я ничего не бросал. Должно быть, это крыса.
   Насмешливая невинность его слов возмутила Летти. А вдобавок  еще  это
его преувеличенное удивление ее ловкостью...  Она  навела  револьвер  на
место рядом с его ногой.
   - Ах да! Я вижу! Тут еще одна!
   Было бы лучше, если бы Шип остался неподвижным, - она  хотела  только
напугать его, выстрелив в пол. Вместо этого он  метнулся  в  сторону,  и
пуля задела его ногу. Шип чертыхнулся и застонал  от  боли,  разглядывая
кровоточащую царапину.
   Грохот выстрела затих, в темноте слоился  режущий  глаза  голубоватый
дым. Летти отбросила одеяло, опустила револьвер и наклонилась к нему:
   - Вы ранены?
   Он прыгнул молниеносно и без всяких  усилий  -  просто  пружины  мышц
разжались, как у охотящейся кошки. Летти попыталась вскинуть  револьвер,
но было слишком поздно: он сбил ее с ног и навалился на нее всем  телом,
пытаясь отнять револьвер. В отчаянии она  отбросила  оружие.  Со  стуком
подпрыгивая на досках, револьвер откатился к дальней  стене.  Когда  Шип
вскинул голову, чтобы проследить, куда  он  упал,  Летти  обеими  руками
оттолкнула его и, извернувшись, попыталась дотянуться до револьвера.  Но
он поймал  ее  за  талию,  прижал  к  себе,  словно  железными  тисками,
перекатился с ней в руках и бросил ее спиной на кучу кукурузных листьев.
Описав головокружительную дугу, ослепленная,  потрясенная,  задыхаясь  в
его объятиях, Летти затихла.
   Рэнсом сознавал, что им руководит гнев. Он страшно злился на Летти за
то, что она пыталась ранить его, и на  себя  -  за  то,  что  так  легко
поверил ей. Но внезапно весь его  гнев  куда-то  улетучился,  теперь  он
чувствовал только жгучее желание. Кровь ударила ему в голову, он  ощущал
под собой ее тело, и этот соблазн было невозможно преодолеть. Он  жаждал
приникнуть к ее губам, как пьяница стремится  припасть  к  бутылке.  Это
было сумасшествие, но бурная дождливая ночь проходила, и он понимал, что
такой близости между ними больше никогда не будет.
   Летти почувствовала изменение в его настроении,  и  крик  возмущения,
готовый вырваться из ее груди, замер  на  губах.  Ее  охватило  странное
ощущение полной утраты воли, древнего как мир любопытства и чего-то еще,
что было  связано  с  изматывающей  нервы  близостью  человека,  который
обнимал ее. Летти упиралась руками в его грудь  и  остро  ощущала  сухое
шуршание кукурузных листьев под ними, стук дождя, свежий запах  мыла  от
его одежды и его собственный мужской запах. Она заметила, как  он  вдруг
задержал  дыхание,  словно  принял  какое-то  решение.  Медленно,  почти
неуверенно его скрытое сумраком лицо опускалось к ее лицу, пока их  губы
не встретились.
   Он был убийцей, но поцелуй era был страстным  и  уверенным,  чарующим
своей сладостью. Он был  убийцей,  но  его  руки  были  убаюкивающими  и
нежными. Он был разбойник и мятежник, но было в нем  что-то  такое,  что
заставило ее двинуться ему навстречу.
   Летти была совсем не готова  к  тому,  что  ее  подведут  собственные
чувства. Это было невероятно.  Она  презирала  этого  человека,  хотела,
чтобы его повесили. Она знала, что ей надо бороться с ним до последнего,
высвободиться во что бы то ни стало. То, что она не могла этого сделать,
повергало ее в смущение и стыд. В конце концов она решила, что  сама  ее
неподвижность может стать оружием, и с  облегчением  ухватилась  за  эту
мысль. Ее жених приходил в совершенное смятение, когда целовал ее. Может
быть, с этим человеком получится  так  же?  Как  только  он  на  секунду
утратит бдительность, она освободится и дотянется до револьвера.
   Его губы нежно ласкали ее губы, легко касаясь их гладкой поверхности,
словно пробуя на вкус. Ощущение было удивительно ярким. Оно пробудило  в
Летти такой трепет и пылкую чувственность, что  губы  ее  раскрылись  от
удивления.   Рэнсом   немедленно   воспользовался   этим    неосторожным
приглашением, углубив свои исследования. Его  язык  коснулся  ее  языка,
обвивая его, увлекая любовной игрой.
   Его руки скользнули ниже, легли на  ее  бедра,  он  притянул  ее  еще
ближе, так, что их тела полностью слились. Она ощутила жаркую  твердость
его напряженной плоти, осознала силу его желания, и  по  всему  телу  ее
пробежала дрожь. Но Летти не надо было заставлять себя не  шевелиться  -
ее руки и ноги налились  свинцом,  она  чувствовала  какое-то  странное,
сладостное  оцепенение  и  надеялась,  что,  когда  наступит  подходящая
минута, она сможет оттолкнуть Шипа и найти револьвер.
   Дорожка его жарких, как капли расплавленного металла, поцелуев прошла
по овалу щеки и задержалась у нежной впадинки под ухом. Потом его теплое
дыхание коснулось изгиба ее  грудей;  прижавшись  губами  к  разделяющей
груди ложбинке, он положил руку  на  одну  из  них,  скрытую  батистовой
рубашкой, и ласкал пальцами сосок, пока он не затвердел.
   Прикосновение к груди наполнило Летти непреодолимым желанием,  и  она
осознала это  в  паническом  трепете.  То,  что  с  ней  обращались  так
свободно, слишком  уж  выходило  за  границы  испытанных  ею  когда-либо
ощущений. Она знала, что должна прекратить это! Но как это  сделать,  не
приведя его  в  ярость  и  не  принуждая  к  насилию?  Не  успела  Летти
что-нибудь придумать, руки Шипа легли ей на  плечи  и  стянули  рубашку,
обнажив грудь. Ее протестующий крик был  заглушен  его  губами,  которые
снова прижались к ее губам в нежном и требовательном поцелуе.
   Летти попыталась оттолкнуть его, и  от  этого  движения  куртка  Шипа
распахнулась. Кончиками пальцев и всей поверхностью ладоней она  ощутила
тугие узлы мышц на его груди. Открытие поразило ее.  Не  осознавая,  что
делает, она позволила своим  рукам  задержаться  там,  исследуя  твердые
изгибы мышц, плотные и плоские окружности сосков. Ткань его рубашки была
для нее преградой. Внезапная потребность убрать ее, чтобы  почувствовать
прикосновение его  кожи  к  своей,  оказалась  такой  сильной,  что  она
судорожно сжала материю, дрожа от нетерпения.
   Словно угадав ее желание, Рангом рванул пуговицы рубашки и сорвал  ее
вместе с курткой. Когда он снова  притянул  ее  к  себе,  Летти  наконец
ощутила прикосновение  мягких  густых  волос  на  его  груди.  И  у  нее
перехватило дыхание от наслаждения, которое ударило в  голову,  отбросив
все мысли.
   Она  заблудилась,  затерялась  в  невообразимой  сладости  его   губ,
волшебной силе чувств, которые он вызвал  в  ней,  в  диком  и  страшном
бурлении собственной крови. Она никогда не испытывала ничего подобного и
даже никогда не думала, что такое возможно.
   Шип развязал ее нижние юбки,  мягко  шурша  накрахмаленной  материей,
стянул их с нее и отбросил в сторону. За ними последовали ее  панталоны,
затем он разделся сам, и теперь они лежали рядом, абсолютно  обнаженные.
Летти казалось, что она ощущает  прикосновение  его  рук  и  губ  каждой
клеточкой тела одновременно. Никогда, никогда еще она не была так  ни  с
кем близка. Никогда еще так не вторгались в ее интимное пространство,  а
она ничего не имела против. Никогда еще с  ней  не  обращались  с  такой
уверенностью и с такой терпеливой заботой.
   Летти была девственницей, и если он этого не знал, то скоро обнаружил
и облегчил ее страдания, терпеливо и искусно, используя  блаженство  как
обезболивающее средство. В качестве лекарства это было бесподобно!
   Горячий, полный сил и жизненной энергии, он вошел  в  нее  -  в  этом
старом заброшенном сарае, на куче кукурузных листьев. Мужчина и женщина,
слившиеся воедино, они двигались в своей чудесной страсти,  в  вечном  и
диком ритме. Бег крови отдавался эхом в их сердцах, и это преобразило их
на единственный, ослепительный в  своей  яркости  миг.  В  этот  миг  их
духовные силы слились, подарив им несказанное блаженство.  Им  обоим  на
мгновение показалось, что они превратились в  одного  человека,  но  это
было обманчивое ощущение...

***

   Прошло некоторое время, прежде чем Рэнсом пошевелился.  Приподнявшись
на локте, он  сгреб  кукурузные  листья,  из  которых  была  сложена  их
постель, расправил одеяло и тронул Летти за плечо. Его  голос  прозвучал
подчеркнуто безучастно:
   - Идите сюда, здесь вам будет удобнее.
   - Мне удобно и здесь. -  Она  не  пошевелилась,  и  только  плечо  ее
напряглось под его рукой. Рэнсом тяжело вздохнул:
   - Вы ждете извинений? Их не будет.
   Он сознавал, что это не лучшая линия поведения, но не  видел  другого
выхода. Ему хотелось думать, что она сама соблазнила его, намеренно сняв
верхнюю одежду, и он смог убедить себя, что это  действительно  так,  по
крайней мере на короткое время. Но в глубине души Рэнсом знал,  что  это
не так. Он просто  придумал  себе  оправдание  того,  что  ему  хотелось
сделать еще тогда, когда он первый раз держал ее в объятиях в Сплендоре.
Если бы он сейчас предложил ей защиту, раскрыв свое имя, -  это  был  бы
единственно возможный честный поступок. Но он не мог этого сделать.  Что
же еще оставалось, кроме как разыгрывать отъявленного негодяя?
   Летти лежала на животе, спрятав лицо в изгибе руки.
   - Все, что я хочу, -  сказала  она  приглушенно,  -  это  чтобы  меня
оставили в покое.
   Было странно, насколько обидной показалась  ему  эта  простая  фраза.
Губы его сурово сжались,  он  снова  потянулся  к  ней,  и  Летти  резко
отодвинулась, закутавшись в одеяло. Она  отползла  от  него  подальше  к
стене, и рука ее наткнулась на что-то металлическое.  Револьвер!  Подняв
оружие, Летти взвела  курок;  металлический  щелчок  гулко  отозвался  в
темноте сарая.
   Над головой дождь немного поутих, стал  слабее,  но  шел  по-прежнему
беспрерывно. В тишине дыхание Летти громко отдавалось в  ее  собственных
ушах.
   - И что теперь? - спокойно спросил Шип. Летти  усмехнулась:  ответ  у
нее родился в голове еще до того, как она схватила револьвер.
   - А теперь вы уйдете.
   - Что?
   - Забирайте одежду и убирайтесь!
   В  сложившейся  ситуации   была   определенная   комичность.   Рэнсом
насмешливо прищурился:
   - Вы отправите раненого человека под дождь?
   - Я что-то сомневаюсь, что вы тяжело ранены.
   - Вы суровая женщина, Летиция Мейсон!
   - Не такая уж суровая - иначе вы уже были бы мертвы.
   Этого он не мог отрицать.
   - Но все-таки вашей суровости хватит, чтобы вот так убить человека?
   - Хотите проверить? - бросила она холодно.
   Рэнсому действительно очень хотелось это проверить, но он решил,  что
Летти и так пришлось пережить  в  этот  день  слишком  много  испытаний.
Лучшее, что он мог сейчас сделать, - это оставить за  ней  ее  маленькую
победу.
   - В другой раз, - негромко произнес он.
   Она не поверила ему - даже когда  услышала,  что  он  начал  собирать
одежду. Все получилось слишком легко. Летти ждала, что  он  заставит  ее
нажать на курок, и боялась этого. Когда-то она сказала, что сделает  это
без сожаления. Но однажды она уже выстрелила и попала в него, по ее вине
пролилась кровь. От мысли, что она может  ранить  его  еще  раз,  у  нее
закружилась голова, хотя, казалось, рана на ноге никак не  сказалась  на
нем. Тем не менее она не собиралась рисковать.  С  револьвером  в  руке,
наведенным  на  его  смутный  силуэт,  Летти  отодвинулась  к  стене   и
приготовилась к худшему.
   До нее донеслось шуршание ткани - Шип надел рубашку и брюки. Потом он
нагнулся, вероятно, чтобы обуться, и наконец послышались шаги. Подойдя к
двери, Шип остановился.
   - Вы отсылаете меня туда, где полно врагов, без защиты, без оружия?
   Что-то в его г