вую руку и, ни на секунду не выпуская Рольфа  из  поля  зрения,
прижал порезанную руку к своим брюкам,  чтобы  остановить  кровотечение.
Улыбка исчезла с его лица.
   - Ты совсем раскрылся, - мягко бранил Рольф своего соперника, - цыган
на моем месте выпустил бы тебе кишки,  вспоров  брюхо,  как  рыбе.  Будь
осторожен!
   - Будь осторожен сам!
   Прищурив  свои  хитро  поблескивающие  глаза,  он  начал   исподтишка
подкарауливать Рольфа, подкрадываться к  нему,  применяя  одну  коварную
уловку за другой, и уже мало беспокоясь  на  тот  счет,  какой  урон  он
нанесет пленнику - слишком велика была испытываемая  им  жажда  реванша.
Рольф выверял каждое свое движение;  экономя  силы,  он  ушел  в  глухую
защиту, сдержанно и бдительно реагируя на все уловки атамана.  И  каждый
раз он пускался в объяснения просчетов соперника,  -  заботясь  о  стиле
своей речи. Но на одну ошибку в ведении боя он все-таки не стал обращать
внимания  атамана  -  хотя  Анджелина  сама  заметила  эту   оплошность:
Мак-Каллаф имел обычай прежде чем атаковать, бросать пристальный  взгляд
именно на то место, куда будет направлен его удар, как бы примериваясь к
нему.
   С каждой неудачей, с каждым  новым  тщетным  усилием  в  затянувшемся
поединке с человеком, только что вставшим после тяжелого ранения, да еще
в присутствии женщины, из-за которой и  разгорелся  конфликт,  шотландец
терял контроль над собой. Он уже кипел от злости, скрежеща зубами, нож в
его потной руке скользил,  движения  стали  беспорядочными.  Он  потерял
голову, в отчаяньи дико  размахивая  налево  и  направо  ножом,  пытаясь
заставить  замолчать  Рольфа,  отпускающего  по  поводу   его   действий
педантично-насмешливые замечания, и бросаясь в безрассудные атаки, чтобы
вывести ловкого противника из строя. В ослепляющей ярости он, конечно, и
не думал о собственных грубых просчетах и  серьезных  ошибках.  Наконец,
разъярившись до предела, Мак-Каллаф сделал мощный выпад, вложив  в  него
всю свою силу. Извергая проклятья из-за того, что он опять  промахнулся,
атаман сделал шаг назад и резко отвел руку, намереваясь  задеть  лезвием
находящегося там по его расчетам Рольфа. Но его  рука  опять  никого  не
задела. И тут же Рольф, который оказался за  спиной  шотландца,  схватил
его вооруженную руку, вывернул ее  и,  зацепив  правую  ногу  соперника,
сделал подсечку и уложил атамана на пол. Мак-Каллаф взревел, но  тут  же
внезапно умолк,  увидев,  что  Рольф  стоит  рядом  с  ним  на  коленях,
направляя острие ножа прямо ему в горло.
   Мак-Каллаф не был настолько тупым,  чтобы  не  понять,  что  от  него
требуется: он разжал пальцы и, задержав дыхание, выпустил  нож,  упавший
со стуком на пол.
   - Вот мы и уладили это дело, - произнес Рольф с легкой улыбкой.
   В глазах шотландца забрезжила какая-то здравая мысль.
   - Если я закричу, сюда сбегутся двадцать человек, они снимут  с  тебя
шкуру, как с бешеного волка, а остальное бросят собакам.
   - Если сюда сбегутся двадцать человек, они увидят твою смерть.
   - После смены караула они без моего зова могут заглянуть сюда.
   - Сомневаюсь, что они рискнут вторгнуться в комнату, где ты, как  они
считают,  вкушаешь  наслаждение,  -  хлесткие   жалящие   слова   Рольфа
свидетельствовали  о  том,  что  он  не  забыл,  чего  именно  добивался
поверженный шотландец от Анджелины. - Но даже если они  и  войдут  сюда,
даже если схватят меня, тебе от этого все равно не будет никакой пользы.
Если ты так настаиваешь, давай поговорим о волках - о  волках,  которые,
когда их вожак падает, набрасываются на него и пожирают с жадностью...
   Мак-Каллаф затих.
   - Ты прав, черт тебя побери.  Если  мои  люди  увидят  меня  в  таком
положении, за мою жизнь нельзя  будет  дать  и  доллара  Доу.  Анджелина
слышала,  что  долларом  Доу  называли  поддельные   монеты,   сделанные
человеком по фамилии Доу. Они были  размером  с  небольшой  мексиканский
серебряный доллар, но имели более богатую декоративную гравировку и были
покрыты сверху тонким слоем серебра.  Доллары  Доу  свободно  ходили  на
Ничейной Земле, но за ее пределами хождения не имели.
   - Рад, что ты разделяешь мою точку зрения.
   - Я вынужден разделять ее! - взревел Мак-Каллаф, -  но  даже  если  я
буду свергнут ими, тебе все равно не уйти от них.  Мои  люди  подстрелят
тебя прежде, чем ты сделаешь три шага.
   - Я нисколько не сомневаюсь в этом. Так оно и будет - если,  конечно,
они заметят, как я убегаю. Все, что я требую от тебя, это, чтобы ты  дал
мне честное слово, не как сегодняшний атаман шайки, а  как  тот  честный
человек, которым ты был раньше. Поклянись мне, что ты больше пальцем  не
тронешь Анджелину.
   На лице шотландца отразилась та борьба чувств, которая происходила  у
него сейчас в душе. Наконец, он произнес:
   - И ты... ты примешь мое слово?
   - Приму.
   - Тогда вот оно тебе слово Мак-Каллафа!
   - Но если вы нарушите клятву,  -  вмешалась  Анджелина,  -  взглядом,
словом или действием, я обязательно  расскажу  вашим  людям,  как  легко
справился с вами Рольф.
   - И я никогда теперь не получу выкуп за тебя! - воскликнул Мак-Каллаф
с откровенным разочарованием и лукавой задней мыслью.
   - Что до этого, то я еще посмотрю  на  твое  поведение,  -  отозвался
Рольф.
   - Ты крепкий парень, мне еще повезло, что я легко отделался, то есть,
если ты меня, конечо, отпустишь целым и невредимым.
   Рольф  встал  и  отошел  от  него,  позволяя  тем  самым  Мак-Каллафу
подняться на ноги. Атаман шайки подтянул штаны и сделал глубокий  шумный
вздох, как будто до этого он  долго  задерживал  дыхание.  Затем  темные
глаза Мак-Каллафа недоверчиво вгляделись в лицо Рольфа, как будто атаман
ожидал увидеть на нем выражение торжества.
   -  Желаю  спокойной  ночи,   -   произнес   Рольф,   слегка   склонив
золотоволосую голову. Шотландец коротко кивнул.
   - Я никогда не забуду этого.
   - Я не верю.
   - Думаю, что если я забуду, ты повторишь свой  урок  и  мне  придется
вспомнить.
   - Ты недооцениваешь меня, - произнес Рольф,  -  я  никогда  не  теряю
попусту время на те действия, которые оказались неэффективными.
   - Ну да, - проворчал Мак-Каллаф и направился к двери. Открыв  ее,  он
остановился на пороге и  обернулся  с  обиженным  выражением  лица,  как
человек, пригревший на своей груди змею и только что узнавший  об  этом.
Он покачал головой и быстро закрыл дверь за собой.
   Анджелина обернулась к Рольфу, нахмурив брови.
   - Вам нужно было использовать его как заложника, как прикрытие, чтобы
обеспечить свою безопасность во время побега и беспрепятственно миновать
посты при выходе из лагеря.
   - А где гарантия, что он представляет собой такую уж большую ценность
и может служить прикрытием? Постовые вполне могут расценить его  смерть,
как меньшее зло  для  себя,  чем  потеря  того  богатства,  которое  они
связывают со мной. Более того, я не имею возможности узнать, где  сейчас
находятся мои люди и не имею возможности предупредить их, чтобы  они  не
возвращались сюда к разъяренным разбойникам, которые  захотят  выместить
на моих друзьях свою злость. Кроме того, какой мне смысл бежать, оставив
Клэр здесь, а в такой щекотливой ситуации, я не смогу взять ее с  собой,
без  опасения,  что  она  подведет  меня  в  решающий  момент.  Наконец,
существуете еще и вы, моя милая Анджелина. Подвергать вас риску, увлекая
в столь опасное предприятие, этого я не могу себе  позволить.  Но  я  не
могу также и оставить вас, уйдя один.
   - Прошу прощения за то, что я, оказывается, такая обуза  для  вас!  -
Анджелина быстро отвернулась от него, пряча свое  смущение  и  чувствуя,
что на ее глазах закипают слезы, которые она не хотела показывать ему.
   - Вы не правильно меня поняли.
   Звука его спокойного голоса было достаточно, чтобы у Анджелины  сразу
отлегло от сердца.
   - А что здесь понимать?
   -  То,  что  вы  слишком  необходимы  мне,  поэтому  забота  о  вашей
безопасности ничего общего не имеет с обузой и вовсе не в тягость мне.
   Затаив дыхание, Анджелина круто повернулась, чтобы  взглянуть  ему  в
лицо. Ей так хотелось уяснить смысл сказанных им слов,  расшифровать  их
точно и однозначно, но ее обычные сомнения снова взяли верх над  ней,  и
она сдержала себя. Она вполне готова была признать, что кое-что  значила
для него; но что его чувство было глубже,  чем  сексуальное  желание,  к
которому примешивались, возможно, некоторая доля сочувствия и раскаяния,
- было сомнительно. Защищаясь от  самой  себя  и  от  него,  она  начала
говорить резко и язвительно:
   - Если вас  действительно  так  заботит  благополучие  моей  персоны,
почему вы скрыли от меня такой  важный  факт,  как  ваше  выздоровление?
Почему вы вынуждали меня порхать вокруг  вас,  нервничать  из-за  вашего
притворного недомогания, бесконечно готовить вам бульоны и жидкие  каши,
которые, как я теперь думаю, вы тут же выливали в ночной горшок!
   - Нет, нет! - в его глазах играли озорные искорки, - я все  аккуратно
выпивал.
   - А Густав в это время тайком таскал вам еду с кухни, к  примеру,  ту
жареную индюшатину, с которой я его выставила из комнаты.
   - Признаю, это была огромная жертва с моей стороны, разрешить  унести
из-под носа такой лакомый кусок, так и не попробовав его.
   - Да, вы доверились всем - и Густаву, и Леопольду, всем, кроме  меня.
Я  вполне  допускаю,  что  каждый  ваш  телохранитель   знал   о   вашем
выздоровлении и втайне смеялся надо мной, считая меня дурочкой, сходящей
с ума от беспокойства  о  вашем  здоровье,  когда  опасность  давно  уже
миновала, - и сжав свои кулачки, Анджелина выкрикнула, чуть не плача:
   - Но почему?
   Он не спеша заткнул нож за ремень брюк, повернулся к ней и нежно взял
за руки.
   - Потому что Мак-Каллаф не спускал с вас своих глаз, как, впрочем,  и
все остальные разбойники. И я не мог быть уверен, что, узнав всю  правду
о моем состоянии, вы будете так же баловать и нежить меня, кипятить  мне
молоко и своим скорбным и озабоченным видом лишать стражей бдительности.
   - Но какое это имеет значение, раз вы все равно находитесь в плену? -
не желая того, Анджелина успокоилась и  говорила  теперь  вполне  мирным
тоном.
   - Если бы я мог совершенно оправиться от ран  так,  чтобы  разбойники
этого не заметили, тогда легче было бы придумать какую-нибудь хитроумную
уловку, чтобы бежать отсюда, пока бдительность стражей усыплена.
   - Но так много времени потеряно вами зря! Я думала, что прежде  всего
вы стремитесь поговорить с Клэр, чтобы узнать, как был убит ваш брат?
   - Неужели вы думаете, что ваша кузина сразу же расскажет мне все, что
я хочу знать, как только я задам ей соответствующий вопрос? Лично я  так
не  думаю.  А  в  сложившейся  ситуации,  находясь  под  нежной  защитой
Мак-Каллафа, нет никакой возможности заставить ее это сделать  силой.  Я
советовался со своими  людьми,  и  каждый  из  них  прощупывал  почву  в
разговоре с Клэр, чтобы выяснить, каким образом можно достичь желаемого.
   - И вы убедились, - медленно  произнесла  Анджелина,  вдруг  вспомнив
разговор с Клэр, - что наиболее прямая дорога к  вашей  цели  -  дорога,
вымощенная золотом?
   - Вы хорошо знаете свою кузину.
   - Да. - Анджелина скользнула взглядом своих серо-зеленых глаз по  его
подбородку, заросшему золотистой щетиной. - Но теперь Мак Каллаф  знает,
что его обманули, и, значит, все было напрасно.
   - Да, все усилия и  жертвы  этой  тщательно  спланированной  кампании
пошли прахом, - согласился он, - но я не жалею.
   - Не жалеете? - удивленно переспросила Анджелина.
   - Ну, может быть, лишь в той степени, в  какой  я  наслаждался  вашим
ласковым порханием вокруг меня, - сказал он с такой откровенной теплотой
в голосе, что у Анджелины учащенно забилось сердце, -  однако  положение
инвалида имеет свои неприятные оборотные стороны. Например, передо  мной
стояла такая дилемма - как убедить вас, что я нахожусь чуть  ли  не  при
смерти и в то же время утолить страстное  желание,  которое  вы  во  мне
постоянно  возбуждали.  Клянусь,  никогда  в  жизни  моя  сила  воли  не
подвергалась  такому  жестокому  испытанию.  Я  мог   спать   только   в
присутствии своей  скучающей  охраны,  именно  поэтому  я  вынужден  был
терпеть мужскую компанию вокруг себя, чтобы пореже видеть ту, до которой
не имел права дотрагиваться. Еще пару дней такой пытки и я вынужден  был
бы разыграть бредовое состояние, в котором я овладел бы вами.
   - Боюсь, я была бы так напугана этим, что не смогла  бы  ответить  на
ваши  ласки,  -  прошептала  Анджелина,  прикрывая  длинными   ресницами
выражение своих глаз, хотя дрожащий от смеха уголок рта выдавал ее.
   - А что, если сейчас мы проверим это? - спросил он, впрочем, вовсе не
ожидая ответа, потому что его губы тут же нашли губы Анджелины.
   По телу Анджелины пробежала огненная дрожь.  Враждебность,  сомнения,
уязвленное самолюбие - все было забыто и уступило место  всепоглощающему
чувству  восторга.  Издав  тихий  вздох,  который  означал   ее   полную
капитуляцию и покорность, она положила ладони на грудь Рольфа, а  затем,
не в силах удержать порыв своей страсти, обняла его и притянула к  себе.
Его поцелуй сделался еще более  настойчивым  и  властным.  Грудь  Рольфа
вздымалась в порыве необузданного  желания,  как  у  изголодавшегося  по
ласкам мужчины, и он крепко прижал ее к своему телу, впечатывая ее плоть
и оживляя в памяти ощущения от нее.
   Заметив краем глаза соломенный матрас в углу комнаты  -  который  был
жестким, но все же  более  мягким,  чем  деревянный  пол,  -  он  повлек
Анджелину туда. Опустившись рядом с ней на колени, он снова припал к ней
губами, лаская рукою  ее  упругую  трепещущую  под  его  ладонью  грудь.
Оторвавшись от нее на мгновенье, Рольф мягко повернул Анджелину на живот
и начал расстегивать пуговицы ее платья, но  вдруг,  как  бы  поддавшись
внезапному порыву, он припал губами к белоснежной коже  ее  обнажившейся
спины.
   Наконец, стащив с Анджелины платье и нижнее белье,  Рольф  растянулся
рядом с ней. Он прижал ее спиной к себе, чувствуя кожей каждую выемку  и
выпуклость ее обнаженного тела, все более распаляясь и  возбуждаясь.  Он
глубоко учащенно дышал, погрузив лицо в ее густые волосы и шепча ее имя.
Затем  он  легким  движением  убрал  сверкающую  волну  волос  со  спины
Анджелины и прижался горячим чувственным ртом  к  ее  влажному  затылку.
Анджелина вдруг ощутила легкое покусывание его зубов.  От  неожиданности
она слегка вздрогнула и поморщилась, попытавшись повернуть голову в  его
сторону, но ей вовсе  не  хотелось  сопротивляться,  ее  душил  смех  от
беспричинного веселья. Никогда в жизни она  так  остро  не  воспринимала
тактильные ощущения: она явственно осязала в  этот  момент  кожей  спины
жесткую поросль на его груди, его  напряженные  твердые  губы,  все  его
напрягшиеся оцепеневшие мышцы. Анджелина чувствовала, как сильно  он  ее
хочет и что  его  дерзкому  непреодолимому  желанию  ничто  не  в  силах
помешать. Ее грудь быстро взволнованно вздымалась от учащенного дыхания.
Истомленная страстью, она прижалась к нему спиной, готовая впустить  его
и не испытывая от этого ни тени стыда или замешательства. Ничего не видя
и не слыша вокруг, она повернула  голову,  чтобы  встретить  его  жадные
губы. Не прерывая поцелуя, он на  секунду  разжал  свои  объятия,  чтобы
расстегнуть брюки.
   Именно в этот момент раздался приглушенный звук выстрела,  как  будто
вдалеке  прогремел  гром  начинающейся  грозы.  Сразу  же  за  выстрелом
послышался громкий топот копыт стремительно приближающегося конника.  Он
что-то кричал взволнованным  срывающимся  голосом.  Когда  он  влетел  в
коридор, раздался нервный перезвон гирлянды  колокольчиков,  возвещающих
тревогу.
   Только тогда Анджелина  разобрала,  наконец,  что  именно  выкрикивал
всадник.
   - Налет! Налет!
   Задолго до того, как ясно прозвучали эти  слова  в  коридоре  барака,
Рольф скатился с соломенного матраса, вновь натянув брюки.
   - Это, похоже, становится уже традицией,  -  раздраженно  пробормотал
он, имея в виду, что их близость опять  прервала  угроза,  исходящая  от
нападения разбойничьей шайки.
   Рольф помог Анджелине встать и надеть нижнее белье и платье, а  затем
коротко и страстно поцеловал ее. Устремившись к выходу,  он  остановился
на пороге, еще раз бросив на нее пристальный бездонный взгляд.
   Анджелина  старательно  оправила   одежду   на   себе,   изогнувшись,
дотянулась руками до пуговиц на  спине,  судорожно  и  неуклюже  пытаясь
застегнуть их путающимися в спешке и волнении пальцами.  Она  уже  почти
справилась, когда дверь вдруг  распахнулась  и  в  комнату  стремительно
вошла  Клэр.  Она  направилась  прямо  к  Анджелине  с  горящим   взором
изумрудного  цвета  глаз,  ее  волосы  спускались   по   плечам   густой
огненно-рыжей волной, как пламенеющий плащ. Было видно, что  она  только
что встала с постели, потому что на ней не  было  ничего,  кроме  ночной
рубашки из тончайшего французского шелка телесно-розового цвета, которая
оставляла открытыми ее руки и соблазнительную округлую грудь,  а  сквозь
складки легкой ткани просвечивалось тело Клэр.
   - Это наш шанс, Анджелина. Мы должны воспользоваться им и бежать.
   - Бежать? Что ты имеешь в виду под этим словом: уйти отсюда и... куда
именно направиться?
   И она махнула рукой в сторону выхода  из  дома,  где  сейчас  гремели
выстрелы, причем перестрелка становилась все ожесточенней, превращаясь в
настоящее сражение. Шум схватки был до того оглушительным, что Анджелина
перешла на крик.
   - Туда! - воскликнула Клэр в ответ  на  ее  слова,  подходя  ближе  к
кузине. - Если мы выйдем через черный ход, они очень  долго  не  заметят
нашего исчезновения, поскольку им сейчас не до нас. Мы можем связаться с
вожаком тех, кто напал и убедить  его  выделить  нам  охрану,  чтобы  те
сопроводили нас с тобой до самого дома.
   - Что это ты придумала! - воскликнула  Анджелина,  -  а  вдруг  вожак
напавших разбойников окажется еще хуже Мак-Каллафа?
   - Не окажется! Но я  знаю,  почему  ты  противишься  моему  плану.  Я
видела, что Рольф чудесным образом вмиг исцелился и встал с постели.  Ты
обрадовалась, что он опять здоров и, - как томящийся от страсти  женский
монастырь, еле дождавшийся прислужника в алтаре, - ты не вынесешь, чтобы
тебя снова разлучили с принцем.
   В насмешливом голосе кузины слышались злые нотки от  испытываемой  ею
досады на Анджелину.
   - Это не правда! Я считаю, что это безумие слепо доверяться людям,  о
которых недостаточно знаешь. Я слышала, что эта шайка представляет собой
сброд наиболее подлых воров и убийц.
   - А кто тебе сказал об этом? Не сомневаюсь, что Мак-Каллаф. Но он  не
может быть беспристрастным к своим врагам, - Клэр откинула голову назад,
тряхнув своей огненной гривой, -  я  не  могу  больше  оставаться  здесь
словно в мышеловке, вынужденная ублажать этого неотесанного  деревенщину
по первому его зову! Я ухожу отсюда. А ты - хочешь  следуй  за  мной,  а
хочешь оставайся, мне все равно!
   Когда  Клэр  резко  повернулась  к   двери,   чтобы   уйти,   створки
распахнулись и в комнату ввалились четверо разбойников с Мак-Каллафом во
главе. Атаман сунул голову в спальную комнату,  а  затем  втолкнул  туда
обеих женщин.
   Затем он повернулся к закрытому ставнями окну общей комнаты. Его люди
уже открыли небольшие щели в них  -  амбразуры  для  ружей  -  и  начали
стрелять в темноту  высунув  наружу  длинные  стволы  и  сменяясь  после
каждого выстрела, чтобы, стоя на  коленях  на  полу,  перезарядить  свое
оружие.
   Задыхаясь  от  едкого  порохового  дыма,  клубящегося  в   помещении,
Анджелина, которая все еще стояла на пороге, пошла  за  Клэр  в  глубину
спальной комнаты, закрыв за собой дверь. На  ее  лице  читалась  радость
оттого,  что  ситуация  сама  собой  изменилась  и  ей  не   надо   было
самостоятельно принимать решение.
   Но ее облегчение было очень кратков