при каждом ее глубоком вдохе вырисовывались через корсаж платья. Если бы не Жиро, сидевший напротив, он вполне мог рискнуть вызвать ее гнев, прижать ее к кожаному сиденью и целовать до тех пор, пока она не задохнется и не прекратит сопротивление.
     Это был единственный способ, с помощью которого он, вероятнее всего, смог бы овладеть ею после сегодняшнего дня. Если, конечно, его авантюра не окупится. Однако он знал, что удача - не леди. Она скорее проститутка, которая тянется к тем, кто презирает ее, и, смеясь, отворачивается от тех, кто нуждается в ней больше всего.
     Экипаж подъехал к дому. Наклонившись к ручке дверцы, Эмиль сказал Ане:
     - Я провожу тебя.
     - Оставайтесь на месте, - сказал Равель твердым голосом. - Мой кучер отвезет вас туда, куда вы захотите. Я сам провожу Аню в дом, поскольку должен поговорить с мадам Розой.
     Аня бросила на него быстрый любопытный взгляд, ощущая в его словах какое-то предзнаменование.
     - Но, послушайте, - запротестовал Эмиль, - я обязан проводить в дом Аню... мадемуазель Гамильтон. Она находится на моем попечении.
     - На вашем попечении?
     В вопросе Равеля было столько едкой иронии, что Аня увидела, как брат Жана отпрянул назад. Она протянула руку и слегка прикоснулась к запястью молодого человека.
     - Это очень любезно с твоей стороны, но в этом нет необходимости. Со мной все будет в полном порядке.
     - Если ты так уверена, - сказал он напряженным голосом, в котором была слышна оскорбленная гордость.
     - Я совершенно уверена.
     Равель не стал больше ждать, а открыл дверь, вышел наружу и подал руку Ане. Когда она вышла, экипаж по его приказанию тронулся. Он подумал о том, чтобы предложить Ане руку, но вероятность того, что она примет ее, показалась ему очень маленькой. Она вошла под арку, ведущую к дому, и он продолжал идти рядом с ней.
     - У тебя действительно есть дело к мадам Розе? - резко спросила Аня, когда они поднимались по лестнице в комнаты верхнего этажа.
     - Да, действительно.
     Она не могла представить, что бы это могло быть, и у нее даже не было желания думать об этом. Она устала, она так устала! И все же ей необходимо было выполнить еще некоторые обязанности. В салоне горел свет, и она вместо того, чтобы удалиться в свою комнату и оставить Равеля на попечении слуг, чувствовала себя обязанной узнать, сможет ли мачеха принять его.
     Мадам Роза сидела на кушетке и читала роман. На носу у нее были очки, которые она иногда надевала, а в руке держала нож для разрезания страниц. Она подняла взгляд на них, когда они вошли в комнату, а затем сняла ноги с табуреточки и села, выпрямившись.
     - Я начала беспокоиться... - заговорила она, но затем остановилась, увидев Анин взъерошенный вид. Ее лицо окаменело. Осторожно отложив в сторону нож и книгу, она сняла очки и поднялась.
     - Где Эмиль?
     Равель сделал шаг вперед.
     - Боюсь, что я убедил его предоставить мне возможность проводить Аню в дом вместо него. Надеюсь, вы простите мою самонадеянность и бесцеремонное вторжение, мадам Гамильтон.
     - Да, конечно, мсье Дюральд, - ответила мадам Роза.
     В словах пожилой дамы было мало теплоты и еще меньше сердечности, но она достаточно владела собой, чтобы быть вежливой. Она пристально и оценивающе посмотрела на него. Равель глубоко вдохнул и сжал свою гордость в кулак.
     - Я понимаю, что то, что я должен сейчас сказать, может стать для вас неожиданностью, а, с другой стороны, может и не стать ею. Так или иначе, я уверен, что вы хорошо обдумаете это и вспомните о недавних обязательствах. Я пришел, чтобы попросить у вас, мадам, официально и со всем подобающим почтением, руки вашей падчерицы Ани Гамильтон.

ГЛАВА 13

     - Нет!
     Ответ был дан не мадам Розой, а Аней. Она не хотела ничего говорить, ей казалось, что она не способна на это из-за той боли, которая забила ключом у нее в груди. Это единственное слово, исполненное гнева и отвращения, повисло в воздухе, пока они смотрела на Равеля, сжав зубы и высоко подняв голову.
     Почему? - Его голос звучал опасно мягко, хотя опущенные ресницы скрывали выражение его глаз.
     Она открыла рот, готовясь испепелить его, сказать, что она не собирается так легко уступить его жажде мести, но что-то в его виде, в том, как он стоял посреди небольшой элегантной комнаты, остановило ее. Ей было нелегко заставить себя произнести общепринятый ответ, но она сумела это сделать.
     - Мы не подойдем друг другу.
     - Аня, - сказала мадам Роза с оттенком беспокойства в голосе, переводя взгляд с Равеля на нее, - не торопись. Давайте сядем и все обсудим.
     - Здесь нечего обсуждать. Мсье Дюральд сделал мне предложение, как того требует долг, и я ему отказала. Вот и все.
     Равель издал звук, который, должно быть, выражал отвращение.
     - Долг не имеет к этому никакого отношения, и ты это прекрасно знаешь.
     - О да, я знаю, - сказала Аня, глядя на него долгим пристальным взглядом.
     Бывают моменты, когда быть джентльменом - большое неудобство, подумал Равель, с трудом сдерживаясь. Он страстно желал либо задушить Аню ее же собственными блестящими волосами, либо перекинуть ее через плечо и унести отсюда туда, где он смог бы держать и ласкать ее до тех пор, пока ее холодные глаза не наполнятся жарким и томным желанием, а сердце и душа не откроются навстречу ему так, как, возможно, они были открыты однажды, в кресле в "Бо Рефьюж". Сегодня его мысли были прискорбно сосредоточены на одном, или так ему казалось. Боже, что с ним происходит? Почему она так преследует его? Она красива, горда, отважна, но таковы еще тысячи женщин. Он безумен: ведь он готов искать унижения, краха тщательно продуманных планов и даже смерти - и все ради нее.
     Он повернулся к мадам Розе.
     - Ваша падчерица находится в опасности из-за меня. Я хочу, чтобы у меня было право защищать ее, а также хочу должным образом компенсировать тот факт, что я скомпрометировал ее доброе имя.
     Мадам Роза повернулась к Ане.
     - Мне это кажется вполне разумным.
     - Потому что вы не знаете его! - воскликнула Аня.
     - А ты знаешь, всего после нескольких дней?
     - Настолько, чтобы не хотеть узнать о нем больше.
     Аня отвернулась от них, чтобы положить в кресло шляпку и снять перчатки. Вежливость, она должна быть вежливой, сказала она себе, сжав губы. Было бесполезно кричать и бранить его, и, кроме того, она могла расплакаться, а это бы вообще никуда не годилось. Она подумала, каким бы был ее ответ, если бы он пришел со словами любви и желания а не со словами холодного расчета? Подумав об этом, она вздрогнула. Когда дело касалось его, она чувствовала в себе слабость; она вполне могла бы попасться в подобную ловушку.
     - Аня, - начал он твердо и одновременно с болью в голосе, которая, казалось, разрывала на куски ее хрупкое самообладание.
     - Нет! - Она быстро обернулась лицом к нему, хлопнув перчатками по стоящему рядом маленькому столику. - Нет, я не собираюсь выходить за тебя замуж, никогда! Ты понимаешь меня?
     Она презирает его. В таком случае ничто не мешало ему показать себя еще более достойным презрения.
     - Никогда - это очень долго. А что, если я скажу тебе: выходи за меня замуж или жених твоей сестры умрет?
     Она смотрела на него, и кровь отливала от ее лица. С трудом шевеля губами, она сказала:
     - Ты этого не сделаешь.
     - Разве?
     - Это бесчеловечно. Ты не мог бы убить человека из-за подобной причины, я знаю, что не мог бы.
     - Твоя вера весьма трогательна, хоть и ошибочна.
     Вера! Именно этого не хватало в ее взаимоотношениях с этим человеком. В нем было нечто такое, чего она не понимала, что, как она подозревала, он прятал от нее. И все же она была уверена, как ни в чем другом, что он не сможет намеренно убить Муррея из-за нее. Он мог бы вызвать его на дуэль в порыве гнева или сразиться с ним на шпагах или пистолетах, если бы это было необходимо, но распространять вендетту настолько далеко было не в его характере. Было просто удивительно, насколько она была уверена в этом, при том что она не была уверена ни в чем другом.
     Она приподняла подбородок.
     - Это не имеет значения. Эта сделка уже заключена нами, по крайней мере я так думала. Насколько я помню, ты дал слово, что не будешь пытаться вызвать Муррея на дуэль. Если я не могу положиться на твое слово, которое ты дал мне тогда, то как ты можешь ожидать, что я сделаю это сейчас?
     Где-то в глубине его сознания неохотно шевельнулось восхищение твердостью ее позиции, ее логикой и тем, как она говорила. Но это восхищение быстро прошло. Он выложил свою последнюю карту, и ему не оставалось ничего, кроме как выйти из игры. Он должен был знать, что все случится именно так, и все же ему трудно было принять тот факт, что физическая близость, которую они разделили, сладость ее подчинения не означали ничего. Его взгляд остановился на твердых изгибах ее губ, и память о прикосновениях к ней, ее вкусе и аромате была как кровавая язва, разъедающая его изнутри.
     - Я не ожидаю этого, - сказал он, и в его тихом голосе послышалась сталь. - От тебя я вообще ничего не ожидаю. Но в одном ты можешь быть уверена - это еще не конец.
     Дверь за ним закрылась. Аня стояла неподвижно, глядя в пустоту.
     Мадам Роза, задумчиво глядя на падчерицу, наконец сказала:
     - Ах, chere, было ли это разумно?
     С видимым усилием Аня встряхнулась и слабо улыбнулась мачехе.
     - Возможно, нет, но это было необходимо.
     - Не было ли это также несколько... поспешно?
     - Кто знает? - Аня покачала головой, как бы отгоняя от себя мысли о неприятных последствиях, затем вспомнила слова Дюральда, которые поразили ее, и продолжила:
     - Что он имел в виду под недавними обязательствами?
     Мадам Роза успокаивающе посмотрела на нее.
     - Он так сказал?
     - Казалось, он ожидал, что это напоминание гарантирует ему ваше одобрение или даже поддержку. Это так?
     - Chere! Что ты говоришь? - Голос мадам Розы задрожал от обиды. - Ты должна знать, что я хочу тебе только добра.
     Аня вздохнула и потерла глаза.
     - Да, я знаю. Простите меня.
     Больше они ничего не говорили. Аня медленно вышла из комнаты. Пройдя в спальню, она привела в порядок прическу. Затем ее внимание привлекло мелькание мотылька за стеклом дверей, выходящих на галерею. Аня распахнула двери и вышла на галерею, с которой был виден внутренний двор.
     Последний свет сумерек угас, и настала темнота. Окно кухни на нижнем этаже ярко светилось, и оттуда доносились звуки, свидетельствующие о бурной деятельности, а также запахи креветок и устриц, кипящих в пряном соусе, и карамели. Они не вызвали у Ани аппетита. Она подумала, что не сможет выйти к обеду. Она перекусит что-нибудь у себя в комнате после того, как смоет с себя усталость, а потом ляжет в постель и проспит целые сутки.
     - Аня, это ты?
     Ближайшая к ней пара дверей распахнулась, и из них выглянула Селестина. Она, должно быть, одевалась к обеду, так как на ней был легкий розовый капот, а волосы были распущены. Она выглядела очень молодой, привлекательной и, однако, обеспокоенной.
     - Да, chere.
     Селестина открыла рот, чтобы что-то сказать, но, увидев выражение лица Ани в свете лампы вместо этого спросила:
     - О, что случилось?
     - Ничего особенного, - сказала она, криво улыбнувшись. - Тебе что-нибудь нужно?
     - Только поговорить с тобой несколько минут.
     Аня, заметив, как сестра бросила через плечо быстрый взгляд на свою горничную, поняла, что предмет беседы весьма деликатный. В течение ряда лет Селестина доверяла ей свои девичьи секреты, и сейчас Аня не могла отказаться и не выслушать ее.
     - Конечно. Заходи ко мне в спальню после того, как оденешься.
     - Ничего, - ответила Селестина, изучая взглядом Анино лицо. - Это не так важно.
     - Ты уверена?
     - Мы сможем поговорить и утром.
     - Завтра Марди Гра, - напомнила ей Аня. Селестина радостно улыбнулась ей.
     - Да. Мы все еще собираемся выйти на улицу?
     В данный момент Аня меньше всего хотела присоединяться к толпе жизнерадостных весельчаков, но она не могла испортить удовольствие Селестине.
     - Да, конечно.
     - Прекрасно. Я просто подумала, что ты могла изменить свое мнение после того, как...
     - Нет, ничего не изменилось, - сказала Аня, когда Селестина смущенно замолчала.
     - Тогда встретимся утром, - радостно сказала сестра.
     Аня согласилась и, когда Селестина утла к себе в спальню, повернулась, чтобы сделать то же самое. Она солгала. Все изменилось. Все.

***

     Тремя часами позже Аня лежала в постели, уставившись в темноту. Она слишком устала, чтобы уснуть. Ванная освежила ее, но, хотя она и пролежала довольно долго в горячей воде, ароматизированной розовым маслом, это не помогло ей расслабиться. Она была так напряжена, что мышцы ног подрагивали, и она вынуждена была время от времени заставлять себя разжимать стиснутые челюсти. В памяти снова и снова вставали лица бандитов, которые хватали ее руками в "Бо Рефьюж". Ее заставили почувствовать себя ранимой, неспособной защитить себя, и ей это не нравилось. Она всегда считала себя сильной и самостоятельной, и получение столь явного доказательства того, что это не так, выбило из колеи и вызывало у нее желание сломать или разбить что-нибудь. Равель также был причиной этой ярости. Он показал ей, что она также уязвима в том, что касается потребности плоти, и она не простит ему этого.
     Ее жизнь была так проста до того, как все это началось. Ее представление о себе не потрясли ни опасность, ни насилие, ни рискованные чувства. В ее жизни не возникало сложных вопросов о том, что правильно, а что нет, о вине и невиновности, ей не приходилось принимать решения, которые могли стать причиной чьей-то смерти или спасения жизни. У нее не было мужчины, который мог бы навязать ей свою волю или разбудить желания, которым лучше бы не просыпаться.
     Бесконечным рефреном в ее сознании звучали слова, сказанные Равелем в салоне, и те ответы, которые она ему дала. Высокомерие и самонадеянность этого человека были просто невероятны. Он хитростью заставил ее потерять свою невинность, стал причиной разрушения ее собственности, попытался взять ее в плен, оскорбил ее на улице на виду у всех, и после всего этого он думал, что она с благодарностью примет его снисходительное предложение брака. То, что она нанесла ему телесное повреждение, держала его в заключении и сделала беспомощным по отношению к его врагам, не имело большого значения; главным было то, что она воздержалась от нанесения ему прямого оскорбления.
     В доме повисла тишина. Двор тоже затих после того, как слуги, закончив дела, отправились спать. Где-то пролаяла собака. Время от времени через толстые стены до нее доносился звук проезжающего по улице экипажа. Она слышала, как Селестина и мадам Роза вскоре после обеда отправились спать. Если мадам Роза рассказала Селестине о событиях, происшедших вечером, то у каждой из них наверняка было о чем поразмышлять. Ане вдруг стало интересно, что подумала Селестина о предложении, Вполне вероятно, что сестра на ее месте почувствовала бы себя обязанной принять его - хотя Селестина, которая очень строго придерживалась правил приличий, вряд ли оказалась бы в ситуации, которая потребовала бы подобного предложения.
     Брак. Если бы она согласилась стать женой Равеля, то вскоре в, ее жизни бы появились флердоранж и подвенечное платье из атласа, обручальный браслет, корзина со свадебными подарками и благословение священника. Они, возможно, совершили бы свадебное путешествие к каким-нибудь странным дальним родственникам, а затем вернулись бы в дом на Эспланаде. А что потом? Ночи страсти и дни презрения? Жизнь с незнакомцем, который возненавидит свое общественное заключение так же яростно, как ненавидел свою тюрьму в "Бо Рефьюж"?
     Но за этим всем стояли причины, мысль о которых беспокоила ее гораздо сильнее. Если она сейчас так уверена в том, что Равель не будет преследовать Муррея, то как же расценивать то, что произошло семь лет назад, когда они с Жаном сражались на шпагах на освещенной лунным светом поляне? Если смерть Жана была не более чем трагической случайностью, если слова, которые она кричала Равелю, были ложью, тогда, возможно, именно ее и следует обвинять в том, каким сейчас он стал. Может быть, именно она и была виновата в том, что случилось с ней.
     Она повернулась и прикрыла глаза рукой. Она больше не хотела думать. Она отдала бы все, чтобы не думать об этом. Если она захочет, то сможет найти забвение в любимом напитке мадам Розы из апельсиновых цветов. Еще несколько минут, и она позвонила бы в звонок и попросила горничную принести ей снотворное. Она должна была как-то выспаться.

***

     Кто-то тихо поскреб по стеклу дверей, выходящих на галерею. Аня вздрогнула от неожиданности так сильно, что кровать качнулась. Затем она резко выпрямилась и села. Двери были плотно прикрыты, так как мадам Роза считала ночной воздух опасным для здоровья, но они не были заперты. За дверями кто-то стоял, и в свете луны, заливающем двор, на тонких муслиновых занавесках отражался мужской силуэт. Аня увидела, как мужчина потянулся к ручке двери и нажал на нее.
     Стеклянная дверь открылась. Мужчина сунул голову в комнату, а затем бесшумно проскользнул внутрь. Он сделал шаг по направлению к кровати. Еще один. Аня очнулась от парализовавшего ее страха и открыла рот, чтобы закричать.
     - Мамзель?
     Она облегченно вздохнула.
     - Марсель, ты испугал меня до смерти!
     - Простите, мамзель, но вы сказали, чтобы я сразу же пришел к вам, как только соберу информацию. Я не знал, будить вас или нет.
     - Все в порядке, - быстро сказала она. - У тебя есть новости?
     - Думаю, что да, мамзель. Как вы мне сказали, я пошел в конюшню мсье Равеля. Поначалу его люди не хотели мне ничего говорить, но потом я решил поделиться с кучером бутылкой рома. Выяснилось, что каждый вечер в понедельник в течение двух последних месяцев мсье Дюральд приказывает приготовить экипаж к десяти часам, а затем едет по определенному адресу на Рэмпарт-стрит.
     - Квартеронка? - спросила Аня, нахмурившись.
     Было известно, что на Рэмпарт-стрит мужчины города поселяли своих любовниц, большинство из них были красавицами с четвертью негритянской крови и тремя четвертями белой. Эта практика, известная под названием plaage , была объявлена незаконной около восьми лет назад, но результатом этого решения стала не отмена этого обычая, а лишение женщин и детей от этих союзов тех прав, которыми они раньше пользовались.
     - Нет, нет, мамзель. В этом доме он встречается с другими мужчинами, их больше двадцати человек. Кучер видел их, когда возвращался за своим хозяином спустя два часа.
     - Понятно, - сказала она задумчиво.
     - Сегодня понедельник.
     Она подняла голову.
     - Время?
     - Всего лишь половина одиннадцатого.
     - Почему ты не поехал за ним? - воскликнула она. Марсель ответил ей с ноткой укора в голосе:
     - В этом нет необходимости. Я знаю дом и подумал, мамзель, что, может быть, вы и сами захотите посмотреть.
     Она отбросила одеяла.
     - Конечно же, ты прав. Подожди меня снаружи... нет, найди наемный экипаж. Я не хочу будить весь дом, выводя наш экипаж.
     - Экипаж уже ждет, - с достоинством сказал Марсель.
     Аня с облегчением рассмеялась, и это облегчение было вызвано как возможностью заняться чем-либо, выяснить что-то о Равеле, наконец так и расторопностью Марселя.
     - Очень хорошо. Я буду готова через несколько минут.

***

     Они отпустили экипаж через несколько домов от того дома, в котором проходила встреча. Было очевидно, что мужчины, собравшиеся здесь, сделали то же самое, так как возле дома не стояли экипажи, которые могли бы выдать их присутствие. Сквозь щели в жалюзи окон дома, указанного Марселем, пробивался свет, но оттуда не доносилось ни звука, и рядом с домом не было заметно никакого движения. Сама улица здесь была темной, единственным источником свет