причин обманывать ее доверие.
     Несмотря на это, Пилар не могла успокоиться. Позволить себе принять его поддержку, прижаться к нему - все это казалось ей слишком большой вольностью. Они совсем не знали друг друга. Он выглядел слишком жестоким и непреклонным, чтобы довериться ему. Время шло, у нее ныло все тело, мускулы сводило от усилий держаться в седле прямо, не касаясь Эль-Леона, но она не жаловалась.
     Чтобы отвлечься, она стала рассматривать едущих рядом всадников. Они разговаривали мало, было ясно, что они прекрасно знают друг друга и свои обязанности и не нуждаются в долгих речах. Тем не менее Пилар, прислушиваясь к шуткам и разговорам, смогла узнать их имена. Слева ехал Энрике. Ему было немногим более тридцати, его светло-каштановые волосы сильно вились. Его глаза, типичные глаза андалузца, казались почти черными, как и ее собственные. Он был невысок, не более чем на два дюйма выше ее, и тонок в кости. Он поминутно трогал свои тонкие усики и, поймав взгляд Пилар, весело и дружелюбно улыбался ей. Он выглядел наиболее общительным из всех.
     Справа ехал мужчина постарше, всем видом и манерой держаться он напоминал медведя. Его лицо было изборождено мелкими оспинами. Между бровей залегла глубокая морщина. Его глаза были усталыми и выцветшими - глаза много видевшего и много испытавшего человека, долгое время проводящего под открытым небом. Когда он смотрел на Пилар, его взгляд был проницателен и печален. Звали его Балтазар.
     Замыкал шествие, ведя в поводу захваченных лошадей, долговязый парень лет двадцати с небольшим. Его шляпа болталась у него за спиной на шнурке, темные волосы свободно падали на лоб. Седло, на котором он сидел, было украшено серебром. Такого Пилар еще не видела. Держался он на лошади так, словно родился в седле. Ясные светло-голубые глаза были устремлены вдаль. Весь его вид свидетельствовал о безрассудстве, граничащем с бравадой. Его звали Чарро. Если она правильно поняла, это было прозвище, но никак не имя.
     Рефухио не представил их Пилар. Она начала узнавать его и не думала, что это было случайно. По-видимому, он считал, что чем меньше ей станет известно, тем лучше. Она пыталась убедить себя, что это не имеет значения, что она больше не увидит никого из них. Тем не менее эта мера предосторожности задела ее за живое.
     Она вздохнула с облегчением, когда они остановились отдохнуть. Но, увидев, что мужчины торопливо седлают свежих коней, среди которых был белый арабский жеребец ее отчима, она поняла, что отдых будет недолгим. Пилар оценила соратников Эль-Леона и была готова ко всему.
     Когда Рефухио опустил ее на землю и спрыгнул сам, она показала на одну из свободных лошадей.
     - Я могу ехать верхом и избавить вас и вашу лошадь от ненужного груза.
     - Вас нельзя назвать грузом. К тому же здесь нет дамских седел, а лошади могут испугаться развевающихся юбок.
     - Я уверена, что справлюсь, - настаивала Пилар.
     - Как я посмотрю в глаза вашей тетке, если вы упадете? Я не могу рисковать своей репутацией.
     Она взглянула на него, ища в его словах скрытый подтекст. Они звучали убедительно и веско и явно предназначались для того, чтобы успокоить ее. Он был настороже, готовый отразить любое ее возражение.
     - Я действительно буду в безопасности, - убеждала его Пилар.
     Рефухио улыбнулся:
     - Неужели вам было так неуютно?
     - Нет, но как себя чувствовали вы?
     - А как вы думаете? Девушки, которые не визжат и не отбиваются, не каждый день попадаются на моем пути. - В его словах послышалась ирония. Он чувствовал ее страх. Она должна помнить, что он очень восприимчив и наблюдателен. Но его восприимчивость не делала его более достойным доверия, и об этом ей тоже не следовало забывать.
     - Вы не должны... - начала она и смолкла.
     Рефухио изучал ее чистые черты, грустный взгляд огромных темных глаз, обрамленных длинными ресницами, смотрел, как ветер играет прядью волос. Их цвет напоминал ему цвет старого золота. Неожиданно он почувствовал угрызения совести. Годы прошли с тех пор, как он в последний раз беседовал с женщиной, с такой, как Пилар Сандовал-и-Серна. Она была прелестна, интригующе своенравна и отважна. Было время, когда он мог бы ухаживать за ней, шутить, петь серенады, относиться к ней с должным почтением. Возможно, он был бы вознагражден ее улыбкой. Но это время давно ушло, и сожалеть о нем теперь не имело смысла.
     - Чего я не должен делать? - резко спросил он. - Выдать вас? Я мог бы произнести речь, полную торжественных обещаний, и поклясться честью, но что заставит вас поверить мне? Всем известно, что разбойники лгут. И к тому же вы правы, не доверяя мне. Мы направляемся отнюдь не в Кордову.
     - Что? - Она была шокирована. - Но тетушка ждет меня сегодня вечером или, на худой конец, ночью. Я не хочу разочаровывать ее. Она с большим трудом смогла сообщить, что ждет меня, когда отец Доминго связался с ней по моей просьбе.
     - Думаю, дон Эстебан прекрасно помнит, что однажды вы уже собирались скрыться в доме своей тетки? - Она кивнула, и Рефухио продолжал:
     - Он также знает и, без сомнения, боится, что столь уважаемая дама может начать дознание. Ее заинтересуют обстоятельства смерти вашей матушки, а также то, что вы остались без наследства. Дон Эстебан не сможет помешать ей. Как только он придет в себя, он, разумеется, поскачет в Кордову, чтобы перехватить вас. Будет неплохо, если вы надолго задержитесь в пути. Это заставит его предположить, что вы нашли другое убежище.
     - Вы имеете в виду, что я должна остаться с вами на всю ночь?
     - Или дольше. Не говорите мне, что вас беспокоит ваше доброе имя. Вы оставили его в Севилье.
     - Но мой здравый смысл при мне!
     - И ваш здравый смысл подсказывает, что я желаю вам зла?
     В его тихом голосе было нечто, насторожившее Пилар. В то же время она заметила, с каким вниманием прислушиваются к их перепалке люди Рефухио. Закончив дела, они развалились под деревом и притворились, что их ничуть не занимает происходящее, при этом они старались не нарушать тишину и напряженно прислушивались.
     Пилар взглянула в глаза Рефухио. Она не дрогнула, но ее сердце учащенно забилось.
     - Вы сами говорили об этом, - сказала она.
     - Да. - Он был спокоен. - Но я не Думал, что это произведет такое впечатление.
     - Вы были не правы.
     - Да, конечно. Но мое настроение ничуть не изменилось с того момента, как мы встретились в саду дона Эстебана. Как только оно переменится, я вам скажу. - Он взглянул на своих людей и помрачнел, заметив их живой интерес. - В чем дело? - произнес он хлестко. - Вы так скучаете, что решили развлечься подслушиванием? Но я знаю, как вас вылечить. По коням!
     Ему неохотно повиновались, переговариваясь на ходу. Но никто не подумал ослушаться. Пилар была неподвижна. Она не хотела подчиняться Эль-Леону и была задета тем, что ее мнение не принималось в расчет. Но что она могла сделать? Идти через эти холмы в одиночку, пешком, без всякой защиты было более опасным, чем довериться Рефухио. Кроме того, она сама была во всем виновата.
     Рефухио де Карранса взлетел в седло белого арабского коня и направил его туда, где стояла Пилар. Он склонился с седла и подал ей руку. Секунду она глядела на него своими огромными мятежными глазами, затем поставила ногу в стремя. Он сжал ее запястье, одним легким движением поднял ее и усадил в седло перед собой. Его руки сомкнулись, они двинулись в путь, остальные последовали за ними.
     Тьма обступила их со всех сторон, словно плотный туман. Ни солнца, ни луны, небо было сплошь затянуто облаками. Через некоторое время пошел дождь. Он едва моросил, но поднявшийся ветер пронизывал холодом до костей. Капли дождя стекали по лицам. Пилар плотно запахнула накидку, стараясь намокнуть как можно меньше. Ей стало труднее удерживать равновесие, и после нескольких неудачных попыток выпрямиться она была вынуждена спиной прижаться к Рефухио.
     В конце концов он, тихо выругавшись, схватил ее крепче за талию и укутал своим плащом. Она отказывалась и пыталась вырваться, но он, крепко держа ее, раздраженно шепнул:
     - Успокойтесь, пока мы оба не вымокли до нитки.
     Самым правильным в такой ситуации было подчиниться. Она прикусила губу. Мышцы, несколько часов находившиеся в крайне неудобном положении, болели, и по телу пробежала судорога.
     Его рука плотнее обхватила ее.
     - Умерщвлять плоть - идея фанатиков. Вы уверены, что из вас не выйдет монахини, стоящей на коленях, перебирающей четки и мечтающей о царствии небесном...
     - Да, - ответила она. - Но я не раскаиваюсь.
     - Тогда оставьте вашу гордость и обопритесь на меня. Обещаю, что не воспользуюсь вашим положением.
     - Я не думала об этом, - призналась она, поворачиваясь, чтобы взглянуть на него. Но во тьме она не могла разглядеть его лица. Пилар недоумевала, как он не собьется с тропы. Возможно, он обладал способностью видеть в темноте. Или же он знает эту местность, как крестьянин свое поле.
     - Нет? Возможно, у вас и правда нет к этому призвания.
     - Объясните, что вы хотите этим сказать, - потребовала Пилар.
     - Монахини не должны лгать.
     Она помолчала. Затем спросила:
     - Вы всегда готовы так быстро обвинить?
     - Разве я не прав?
     - Существуют иные причины сохранять дистанцию между нами.
     - Например?
     - Нежелание вас обременять.
     - Вы - сама предупредительность...
     Уязвленная его неприязненным тоном, она продолжила:
     - Или же невыветрившийся запах овчины.
     Пилар услышала сдавленный смех.
     - Приношу свои извинения, но есть вещи, которых нельзя избежать.
     Уверенный звук его голоса, его мягкий юмор действовали на нее успокаивающе. Она положила руку поверх его руки, обнимавшей ее, и сильнее откинулась назад.
     - Придется смириться.
     - Превосходно. Если сможете, поспите.
     Она кивнула.
     Пилар не чувствовала ни малейшего желания спать и была болезненно насторожена, когда они въехали во двор маленького каменного дома, стоящего на склоне холма.
     Желтый свет лампы пронизал дождевую морось, осветив молодую женщину, стоящую в дверях. Самый старший из мужчин, Балтазар, позвал женщину, и она ответила ему. Они тихо переговаривались. Рефухио спрыгнул на землю и, взяв Пилар за талию, снял ее с седла. Она скользнула в его объятия, конвульсивно цепляясь за его плечи, пока не утихла боль в ногах. Она подумала, что надо бы спросить, куда он привез ее, но не была уверена, что он согласится ответить. Она была слишком измучена.
     Рефухио подтолкнул ее к двери. Женщина, встревоженно глядя на нее, посторонилась, давая ей пройти. В это время Рефухио окликнули, и он вернулся во двор.
     - Меня зовут Исабель, - мягко сказала молодая женщина. - Ты, должно быть, устала до смерти. Сядь у огня и обсушись.
     Пилар была благодарна ей за сочувствие. Она подошла к закопченному очагу, занимавшему почти всю стену, и протянула руки к огню. Поблагодарив Исабель, она назвала свое имя.
     - У меня есть немного супа, - предложила Исабель. Она закрыла дверь и, легко подойдя к очагу, подвинула котелок к огню. Суп, расплескавшись, зашипел на углях. Исабель, казалось, даже не заметила этого. Краешком глаза глядя на Пилар, она пояснила:
     - Скоро он будет горячим.
     - Звучит заманчиво, - только теперь Пилар поняла, что неимоверно проголодалась.
     Женщины напряженно улыбнулись друг другу. Тоненькую и живую И сабель нельзя было назвать красивой, но в ней была какая-то мальчишеская пикантная привлекательность. Пушистое облако каштановых волос было стянуто линялой, лентой. Глаза, зеленые, как трава по весне, были чуть раскосыми. В ее движениях, быстрых и импульсивных, было что-то кошачье. Она казалась очень уязвимой.
     Дом был старый и внутри оказался больше, чем выглядел снаружи. Хотя в нем была лишь одна комната, занавешенные альковы с другой стороны очага, очевидно, служили спальнями. Земляной пол был утоптан до твердости камня. Потолок был черен от копоти, а со стропил свисали связки чеснока, лука и маленькие окорока сухого копчения. На них даже не была опалена щетина. Запах их витал в воздухе, смешиваясь с ароматом ветчины и бобового супа. Мебели почти не было, только посреди комнаты стоял стол, над которым висела лампа, да пара грубо сделанных скамей стояла рядом у очага.
     Исабель разливала суп. Женщины не разговаривали, хотя настороженный взгляд Исабель не единожды останавливался на Пилар.
     Дверь за их спинами распахнулась, ударившись с грохотом о стену. Исабель вскрикнула и обернулась. Пилар, повернувшись, увидела Рефухио, большими шагами вошедшего в комнату. Он нес окованный медью сундук, в котором был церковный вклад. Рефухио поставил его на стол и откинул крышку, затем, перевернув сундук, вывалил его содержимое на стол и посмотрел на Пилар.
     Сундук был на три четверти пуст. Те немногие монеты, что были в нем, были серебряными, а не золотыми.
     - Залог мал, - сказал Рефухио, глядя на Пилар, и его глаза нехорошо блеснули. - И я должен был предвидеть это, ибо я знаю, откуда вы, Пилар Сандовал-и-Серна. Ну что ж, если это все, что вы мне обещали, я предпочту назначить свою цену.

3.

     - Я не знала! Клянусь, я не знала! - Пилар медленно подошла, глядя на Рефухио. Между ними был стол. Она говорила правду, но тем не менее чувствовала себя виноватой, как будто она намеренно обманула главаря бандитов. Она должна была знать или хотя бы догадываться, что благородство не входит в число добродетелей, присущих дону Эстебану. Несомненно, он собирался передать этот более чем скромный вклад лично матери-настоятельнице, объяснив все последней волей матери Пилар и сняв с себя всякую ответственность. Когда Пилар узнала бы о его скупости, было бы уже слишком поздно.
     - Я мог вам поверить ночью в саду, при лунном свете, - заявил Рефухио, - но, к сожалению для вас, обстоятельства изменились.
     - Зачем мне лгать? У меня не было никакой возможности забрать это золото.
     - Но вы считали, что, пообещав мне золото, побудите меня действовать. - В его словах слышался сарказм. Его лицо в свете очага отливало золотом и синевой, напоминая бронзовое изваяние, непроницаемое и безжалостное. Капли дождя, стекая с его волос, ползли по лицу.
     Пилар нервно облизнула губы. Товарищи Эль-Леона - Энрике, Чарро и Балтазар, - вошедшие вслед за ним, избегали ее взгляда. Они смотрели в пол, на потолок, куда угодно, только не на Пилар и Эль-Леона. Они отошли от стола, сгрудились рядом с очагом, протягивая руки к огню и притворяясь, что больше всего на свете их интересует разогревающийся суп. Единственным человеком, напряженно наблюдавшим за происходящим, была Исабель. Пилар заговорила, и голос ее звенел натянутой струной:
     - Было бы глупостью обещать то, чего я не могу обеспечить.
     - Да, но если вы надеялись, что, когда это обнаружится, вы будете в безопасности у своей тетки?
     - Я не стала бы обманывать!
     - Вы из дома дона Эстебана. Почему бы вам не солгать?
     - А вы - благородный изгнанник, которого оскорбляет разговор о деньгах? - парировала она с жаром. - Почему же вас так тревожит это золото?
     - Хотя ваши прелести и представляют известный интерес, я не могу ради них рисковать жизнью моих людей. Еще меньше меня интересует это ничтожное количество серебра. Нам нужно золото, чтобы покупать лошадей, продукты, находить убежище, чтобы давать взятки, открывающие, когда это необходимо, двери тюрьмы.
     - Мне очень жаль, что вы разочарованы, но повторяю, я не имею к этому отношения! Я ровным счетом ничего не могу сделать, чтобы исправить положение вещей.
     Он долго смотрел на нее и тихо сказал:
     - Возможно, я смогу кое-что сделать.
     Исабель шагнула к нему.
     - Рефухио, - прошептала она, - не надо...
     Предводитель бандитов даже не взглянул в ее сторону.
     - Любопытно, - произнес он, обращаясь к Пилар, - сколько заплатит ваша Тетушка, чтобы вас доставили к ней здоровой, счастливой и, конечно, нетронутой?
     Сердце Пилар екнуло.
     - Вы имеете в виду, что потребуете за меня выкуп? Как это низко!
     - Неужели? Какой позор! Но я никогда не пытался выглядеть иначе. Вы сами вообразили меня трагическим героем.
     Исабель покраснела, на глазах ее показались слезы.
     - О, Рефухио, не говори так, - взмолилась она. - Почему ты поступаешь так? Зачем?
     Пилар, смущенная беспокойством этой девушки, смело обратилась к Эль-Леону:
     - По-видимому, я ошибалась в вас. Что же касается моей тетки, я не знаю, будет она выручать меня или нет. Спросите у нее сами.
     - Я это и собираюсь сделать, уверяю вас.
     Он замолчал, когда Исабель, вцепившись ему в руку так, что побелели пальцы, прошептала быстро и прерывисто:
     - Ты это делаешь потому, что хочешь, чтобы эта женщина осталась здесь. Я больше не нужна тебе, ты хочешь ее.
     Рефухио смотрел на девушку, но ни один мускул не дрогнул на его лице, в его серебристо-серых глазах не отразилось ничего. В ответ на ее скорбный, умоляющий взгляд он бросил через плечо:
     - Балтазар!
     Немолодой мужчина подошел к Исабель, обнял ее:
     - Пойдем, любовь моя. Все будет хорошо.
     - О, Балтазар! - Исабель повернулась и судорожно схватила его за плечи. - Останови его. Рефухио затеял это не из-за золота, я знаю, а из-за девушки. Из-за нее он совершит что-нибудь ужасное...
     - Тихо, - Балтазар с силой потянул ее к очагу. - Молчи!
     Рефухио медленно повернулся к Пилар. Она бестрепетно встретила его взгляд, но в этих холодных глазах невозможно было что-либо прочесть. Она видела в них лишь свое крошечное отражение.
     Он произнес:
     - Вы жаждали воссоединиться с тетушкой. Ну что ж, теперь это и мое заветное желание. Не правда ли, забавно?
     Она затаила дыхание, услышав его отрывистую речь. Ей удалось справиться с собой, и сдавленным голосом Пилар ответила:
     - Неужели?
     - Это будет моим единственным желанием, если предположить, что вы заинтересованы в этом сами. Но вот этого-то я и не вижу. - В его голосе звучала издевка.
     - Нет, - заявила Пилар.
     Он отвернулся.
     - Так я и думал. Вам лучше поесть и немного поспать. Утром мы выезжаем в Кордову.
     - Утром? Но я думала...
     Он повернулся к ней так резко, что с его плаща полетели на пол капли воды.
     - Что вы думали?
     - Разве вы больше не жаждете увидеть мою тетку и потребовать выкуп?
     - Это подождет.
     Его плохо скрываемое нетерпение, смешанное с угрозой, насторожило ее.
     - Я не смогу спать. Я готова ехать прямо сейчас.
     - Вы рискуете попасть в руки наемников вашего отчима.
     - Здесь я нахожусь не в большей безопасности.
     Его глаза засветились холодным изумлением.
     - Так вы заинтересованы в этом?
     - Мне кажется, что вы именно этого хотите, - тихо произнесла Пилар. - Я вас знаю очень плохо, точнее, совсем не знаю, но мне кажется, что вы ничего не делаете без причины. Я должна остерегаться, пока не выясню, что вы намерены делать со мной.
     - Вы решили это на основании того, что сказала Исабель?
     Она вскинула голову, не сводя с него глаз:
     - И на основании ваших угроз.
     - Неужели вы считаете, - спокойно спросил он, обходя вокруг стола и приближаясь к ней, - что ваша настороженность вам поможет?
     Он медленно подходил к ней. Пилар думала, что не должна отступать, не должна показывать свой страх. Он подходил все ближе, двигаясь с изяществом хорошо тренированного человека. Она не трогалась с места, лихорадочно ища ответ на его последний вопрос. Ответа не было, но тем не менее она не шевелилась. За ее спиной прекратилось звяканье тарелок и беспокойное бормотание Исабель. Тишину нарушали лишь потрескивание дров в очаге да легкий стук дождя по крыше.
     У Пилар не было защиты. Да, она могла обороняться, но главарь разбойников был очень силен и, без сомнения, в два счета справился бы с ней. Она была окружена его друзьями и сообщниками, приученными беспрекословно выполнять его приказания. Они не помешают ему развлечься. Она сама отдала себя во власть Эль-Леона. Недюжинн