й не задета. Но Луис потерял слишком  много  крови
во время долгой скачки, и потеряет  еще  больше,  пока  удастся  извлечь
пулю. Нож в данном  случае  не  слишком  подходящий  инструмент,  многое
отдала бы она сейчас за хирургические щипцы доктора Джоунса. Ей пришлось
ввести в рану второй нож, прежде чем удалось извлечь  кусок  металла  из
тазовой кости. Житель долин протянул ей дешевое  виски  для  дезинфекции
раны. Конечно, это не карболка, но тоже  сгодится.  Элеонора  обработала
рану, потом разорвала на полоски свой фартук и перевязала ее.
   Луис пришел в  сознание  через  час,  задолго  до  того,  как  солнце
высушило влагу. Он сел, опершись о ствол дерева, и  тревожно  огляделся,
затем откинул угол одеяла, закрывавшего нижнюю часть тела и посмотрел на
Элеонору, примостившуюся рядом.
   Она  насторожилась  из-за  внезапно   наступившей   тишины.   Мужчины
окружавшие маленький, почти  бездымный  костер,  на  котором  уже  стоял
потемневший кофейник,  в  напряженном  ожидании  сгрудились  на  поляне,
усыпанной листьями. Тишину  нарушал  только  шелест  листьев  хлопчатого
дерева. Элеонора вдруг подумала, хотя и без всяких оснований,  что  если
Луису будет слишком плохо, эти люди могут оставить  его  здесь  на  волю
случая и уехать. О том, что будет с ней, она старалась не думать.
   Поднявшись, Элеонора налила дымящийся кофе в голубую чашку,  добавила
немного виски и несколько  кусочков  мексиканского  сахара  и  протянула
Луису.
   Он поблагодарил ее, прибавив несколько милых слов так тихо,  что  это
показалось скорее нежностью, чем слабостью. Рука,  взявшая  чашку,  была
крепкой, и, не пролив  ни  капли,  он  поднес  ее  к  губам.  Облегченно
вздохнув, Элеонора расслабилась и, не обращая  внимания  на  насмешку  в
уголках его губ, продолжала сидеть рядом.
   - А мои бриджи? - спросил он, допив кофе. Сардоническая  интонация  в
его голосе, как показалось Элеоноре, была скорее рассчитана на мужчин за
ее спиной. Она протянула ему  одежду,  почувствовала,  что  краснеет,  и
рассердилась на себя. Чтобы скрыть замешательство, Элеонора  отвернулась
и пошла к привязанным лошадям. Жан-Поль подсадил ее в седло, Луис сел на
свою лошадь, и они тронулись в путь.
   Из еды в седельных сумках у них были расплющенные маисовые лепешки  с
завернутыми в них кусками жирной свинины, кукуруза, толченная с мясом  и
красным перцем, фрукты. Тяжелую пищу  скрашивал  десерт  из  апельсинов,
растущих на деревьях вдоль дороги.
   На кратком привале Луис сел,  прижавшись  спиной  к  дереву,  вытянул
ногу. Элеонора устроилась поблизости на бревне, очищая апельсин  длинным
охотничьим  ножом  и  пытаясь  отогнать  мух,  слетевшихся   на   запах.
Нахмурившись, она наблюдала за братом. Ей не нравилась его  молчаливость
и задумчивость. Жан-Поль налил в чашку воды из  фляга,  притороченной  к
седлу, и пошел туда, где сидела Хуанита со связанными  руками.  Один  из
никарагуанцев шагнул ему навстречу  и  вырвал  чашку  из  рук.  Жан-Поль
попробовал возмущаться, но это не помогло. Солдат вылил воду женщине  на
ноги, замочив ей лодыжки, и со смехом вернул чашку  Жан-Полю,  но  глаза
его при этом оставались холодными. Жан-Поль  отошел  в  сторону,  сел  и
уставился в пространство, не притронувшись ни к еде, ни к питью.
   Элеонора посмотрела на Луиса. В  его  глазах,  прежде  чем  он  отвел
взгляд, отразилась такая же непреклонность.
   Она дочистила апельсин,  разрезала  его  и  протянула  одну  половину
Луису. Воткнув нож в бревно, Элеонора тихо спросила:
   - Кто эти люди?
   - Мои друзья. Из моего полка.
   - А как их зовут?
   - Американца - Джаспер Куитмен, по прозвищу Слим. Человека со  шрамом
- Курт. Его фамилию я не в силах произнести. Другие - Санчес,  Молина  и
Гонзалес. Эти трое, я думаю, были знакомы с Хуанитой раньше.
   - Однако я не понимаю причины, по которой они здесь...
   - Вы хотите сказать, что не можете надеяться на этих людей? - спросил
он, улыбнувшись. - Да, они здесь ради меня. И у них  на  то  собственные
причины. И я их не расспрашивал, когда  они  вызвались  добровольно.  Их
судьба не должна вас волновать.
   - Поскольку вы догадались,  что  меня  беспокоит,  сказанное  вами  -
правда или лишь то, что, по вашему мнению, я хотела бы услышать?
   -  Не  тревожьтесь  из-за  этих  людей.  Санчес,  Молина  и  Гонзалес
приверженцы демократии, а не Уокера и  фалангистов.  И  поэтому  они  не
видят ничего плохого в том, чтобы спасти пару невинных душ от расстрела,
если я попросил  их  об  этом.  Что  же  касается  других,  иностранцев,
опасность им нужна, как воздух. А слово "измена" для них пустой звук.  В
первую очередь они преданы самим себе,  и  уж  потом  всему  остальному,
включая и красную звезду Уильяма Уокера, но только до того момента, пока
им это выгодно. Они считают, что эта звезда уже на закате, и их уход был
делом времени.
   - Вы действительно думаете, что она на закате? Он сощурился.
   - И вы считаете, именно поэтому я пришел за вами?
   - Нет, - ответила она, прямо посмотрев ему в глаза. - Мне кажется,  я
знаю, почему вы это сделали. Поскольку он не ответил, она продолжила:
   - Чего я не знаю, так это куда мы направляемся.
   -  В  горы,  -  сказал  Луис,  махнув  рукой  в  сторону  холмов   на
северо-востоке. - Спрячемся там.  Вначале  у  меня  были  совсем  другие
планы. Я надеялся воспользоваться  авторитетом  командующего  офицера  в
отсутствие Гранта и генерала, чтобы обеспечить ваше освобождение,  взять
вас под свою опеку. Тогда я мог бы держать вас под домашним  арестом  до
их возвращения, когда мы смогли бы разобраться в ситуации. Но  противник
перехитрил меня. Охрану  проинструктировали  игнорировать  мои  приказы,
касающиеся арестованных,  в  отличив  от  других  приказов,  подписанных
генералом. Короче, пришлось применить силу.
   - Вы, должно быть, предполагали, что придется ее применять, - сказала
Элеонора, кивнув на мужчин в стороне.
   - Я не мог быть абсолютно  уверен,  что  дела  пойдут  так,  как  мне
хотелось бы. Нинья Мария оказалась предусмотрительнее, чем я ожидал.
   - Нинья Мария? Вы думаете, это она?
   - А кто же  еще?  У  нее  есть  доступ  к  официальным  документам  и
прекрасная  возможность  научиться  подделывать  подпись  генерала.  Она
завидует вашей популярности сразу у обоих мужчин и в прессе. Так что  вы
сделали себя прекрасным козлом отпущения.
   - Что вы имеете в виду?
   Он помолчал.
   - Кто-то поставлял сведения легитимистам в Коста-Рике. Хуанита?  Сама
Нинья Мария? Не знаю. Поскольку информация ушла в  Центральную  Америку,
кого-то необходимо было обвинить в преступлении. Почему бы не убить двух
птичек одним камнем? Таким  образом,  они  могли  избавиться  от  вас  и
одновременно отвести подозрения от себя. А если вас  убрать  с  пути,  у
Хуаниты  мог  появиться  шанс  восстановить  свое  прежнее  положение  в
особняке,  и  саботаж  демократического  режима  происходил  бы,  как  и
планировалось вначале... Окажись Уокер немного удачливее.
   - Откуда вы все это знаете?
   - Я только подозреваю. Возможно, однако, наша  пленница  представляет
интерес для них. Зная это, мы можем вернуться" в Гранаду, и все  станет,
как прежде.
   Станет ли? Элеоноре с трудом верилось в это, как и во все остальное.
   - А как Нинья Мария собиралась объяснить Уокеру мою смерть  и  смерть
Жан-Поля?
   - Если бы вдруг Уокер вернулся, к показаниям  Хуаниты  добавились  бы
показания, которые у вас с братом вырвали бы под пытками.
   Внезапно почувствовав слабость, Элеонора отвела взгляд.
   - Похоже, я вам очень обязана и так благодарна,  что  не  могу  найти
слов, чтобы выразить это. И даже не знаю, чем смогу отплатить...
   Он оборвал ее недовольным жестом.
   - Давайте не будем говорить о расплате. Я сделал это для самого себя.
Разве я смог бы жить, если бы убили мою душу?

Глава 14

   Под обжигающими лучами полуденного солнца они пересекли узкую  полосу
воды между озерами Манагуа и Никарагуа. Пустили лошадей вплавь, чтобы те
немного остыли, решив, что лучше переправиться именно в этом месте, а не
выше по течению. Вскоре дорога пошла на  подъем.  Буйная  растительность
низины осталась позади, потянулись песчаники, сосновые  леса  и  высокие
деревья.
   Элеонора ехала, стиснув зубы, спина болела так, будто между лопатками
торчал нож. А впереди виднелись фигуры  всадников,  словно  танцующие  в
дрожащем нагретом воздухе. Удивительное  зрелище  нарушило  монотонность
последних нескольких часов - дерево, называемое "пламя леса" -  высокое,
вечнозеленое, темное, в огромных оранжевых цветах-раструбах,  спрятанных
между листьями, похожими на кожаные.  Но  и  это  великолепие  ненадолго
отвлекло от мысли  о  том,  сколь  многим  пожертвовал  Луис  ради  нее.
Элеоноре хотелось так же верить Уокеру, как Луису. Но она не находила  в
себе этой веры. Душа ее металась от надежды к отчаянию, от радости,  что
жива и свободна, к печали.
   Так они ехали довольно долгое время,  оставляя  позади  деревеньки  с
крохотными  домишками,  точно  слепленными  из  грязи,  в  которых  жили
индейцы-фермеры. Коренные жители не проявляли ни  малейшего  интереса  к
всадникам. Колени у  Элеоноры,  упиравшиеся  в  изгиб  седла,  покрылись
синяками, а нога так затекли, что она  их  уже  не  чувствовала.  Солнце
слепило глаза, и носовой платок, покрывавший волосы, не спасал - кожа на
голове горела огнем. Лицо, руки,  каждый  дюйм  незащищенной  кожи  были
сожжены солнцем. К закату Элеонора уже перестала  о  чем-либо  думать  и
замечать что-либо вокруг. Она, казалось, срослась со  своей  лошадью,  -
интересно, есть ли какое-то слово, обозначающее  полуженщину-полулошадь?
Мужской вариант - кентавр, но наверняка есть и женский...
   Внезапно крик кагуара разорвал тишину. Лошадь  вздыбилась,  и  только
сильная рука, удержавшая поводья,  помешала  ей  выбросить  Элеонору  из
седла.  Когда  лошадь  успокоилась,  Элеонора  увидела  зверя,   который
промелькнул огненно-коричневой полосой и мгновенно исчез.
   Она повернулась, чтобы  улыбкой  поблагодарить  пруссака-солдата.  Не
поднимая глаз, она почувствовала, как он напряжен, и ощутила неловкость;
ее кивок получился коротким, и в нем не было  той  искренности,  которой
она намеревалась  выразить  свою  признательность.  Ослабив  поводья  ее
лошади, солдат тут же отступил назад, но с этого  момента  Элеонора  все
время ощущала его взгляд, до тех пор  пока  они  не  остановились  и  не
разбили лагерь для ночлега.
   Жан-Поль помог Элеоноре спешиться. Он взял на себя заботу  о  лошади,
спутав ей ноги, чтобы она  не  ушла  далеко,  а  Элеонора,  прихрамывая,
прошла под сень деревьев вдоль маленького ручья, где они решили  сделать
привал.
   Когда она подошла, уже горел костер. Хуанита, за которой  внимательно
наблюдал худой человек с вытянутым лицом по имени Санчес, готовила ужин.
   Ужин  не  обещал  ничего  неожиданного:  продуктами  впрок   они   не
запаслись, хотя по дороге остановились и купили бобы, мясо  и  кукурузу.
Купили даже две сковородки и кое-что  еще  из  посуды  у  жены  фермера.
Женщина оказалась не промах, и им пришлось заплатить немало.
   Элеонора подумала, что, может, следует  предложить  свою  помощь,  но
черноволосая женщина у костра взглянула на нее с такой ненавистью и  так
демонстративно и презрительно сплюнула при этом, что Элеоноре ничего  не
оставалось, кроме  как  отвернуться  и  отойти  в  сторону,  туда,  где,
прислонившись к камню и вытянув перед собой больную ногу, сидел Луис.  И
только сев рядом с подполковником, Элеонора  поняла,  как  перенапряжены
все ее чувства. Она ощутила облегчение, граничащее с благодарностью, что
ей не надо, выбиваясь из сил, возиться у костра.
   Была ли Хуанита  хорошей  кулинаркой,  или  пыталась  умаслить  своих
похитителей, а  может,  они  слишком  проголодались,  но  ужин  оказался
удивительно вкусным. Мужчины, как волки, жадно  набросились  на  бобы  и
лепешки, а затем потребовали добавки. Еды  было  много,  Хуанита  лепила
лепешки с безразличным лицом, но Элеонора заметила ее кривую  ухмылку  и
встревожилась.
   Однако возникшее у нее  слабое  опасение,  что  они  могут  заболеть,
вскоре бесследно исчезло. Костер погасили, и все  легли  вокруг  тлеющих
углей,  прикурив  от  них  по  последней  сигаре.   Сгущались   сумерки,
становилось прохладно,  одежда  отсырела  от  росы.  Призывно  закричала
какая-то одинокая ночная птица.  Хуанита  засуетилась,  собрала  грязные
тарелки и пошла к ручью.
   Санчес,  расстегнув  кобуру  револьвера,  отправился  следом.  Спустя
минуту к ним присоединилась Элеонора.
   Хуанита  торопилась,  и  когда  Элеонора   приблизилась   к   полоске
коричневато-зеленой  воды,  та  уже  чистила  котелок  песком.  Элеонора
опустилась на колени и  взяла  тарелку.  Санчес,  с  зажатой  в  пальцах
сигарой, прислонился к дереву. Взглянув на них краем  глаза  и  хмыкнув,
Хуанита отошла на несколько шагов дальше по ручью.
   Тарелок было мало, Хуанита  быстро  управилась  и,  в  последний  раз
ополоснув котелок, поднялась с подчеркнутой грациозностью.  Она  уронила
тряпку, которой чистила посуду, искоса взглянув в их  сторону,  тряхнула
гривой темных волос и медленно двинулась к  зарослям  молодых  дубков  и
юным побегам каучукового дерева.
   Сощурившись,  Элеонора  наблюдала  за   ней.   Что-то   в   поведении
никарагуанки  насторожило  ее.  Слишком  уж  она  бесстрастна,   слишком
безразлична к своей участи пленницы. От нее исходило  такое  же  чувство
покорности судьбе, как от Луиса, решившегося помочь бежать ей, Элеоноре.
   С трудом встав на ноги, Элеонора пошла за Хуанитой. В  воздухе  резко
пахло каучуковыми листьями.  Элеонора  нырнула  под  ветку,  перешагивая
через гнилые стволы упавших  деревьев,  кишащие  термитами.  Из-под  ног
выпорхнула испуганная птица, она ускорила  шаг,  нетерпеливо  выдергивая
юбку из цепких кустов  шиповника,  оплетенного  вьюнками.  Обойдя  ствол
большого розового дерева, она оглянулась, но Хуаниты нигде не  было.  Ни
мелькания юбок, ни треска веток - все тихо.
   Услышав сзади глубокий вздох, она повернулась, но  было  поздно  -  с
силой опущенная ветка ударила по голове.  Элеонора  упала,  почувствовав
резкий запах прелых листьев.
   С минуту она была без сознания. Три выстрела  подряд,  как  сигнал  о
помощи, прорвались сквозь туман в голове. Сев, Элеонора указала  Санчесу
направление, в котором, как она думала, скрылась Хуанита.
   Он не стал медлить, и еще до того, как  стихли  его  шаги,  подбежали
другие и отправились следом. С ними не было только Луиса.
   Элеонора осторожно нащупала пальцами шишку на голове  и  поняла,  что
крови нет только благодаря ее густым волосам, ведь силы у  Хуаниты  было
предостаточно. Когда она провела рукой по волосам, на  плечи  посыпались
кусочки коры. Смахнув  их  на  землю,  она  выпрямилась,  потом  встала,
пытаясь понять, может ли она держаться на ногах.  Подождав,  пока  перед
глазами прекратилась пляска  деревьев,  Элеонора  осторожно  ступила  на
тропинку в траве, ведущую в лагерь.
   Услышав шум слева от себя, она испуганно вскинула  голову,  собираясь
бежать, но увидела Курта, вышедшего из-за дубов прямо к ней.
   - Я вернулся, чтобы присмотреть за  вами,  -  сказал  он,  коснувшись
полей шляпы. - Надеюсь, я вас не испугал? Вы были так бледны, так слабы.
Я очень рад, что вы быстро пришли в себя.
   - Я... Спасибо.
   Он подошел ближе.
   - Однако я не уверен, что вы хорошо себя чувствуете.  Женщины  вашего
круга привыкли, чтобы о  них  заботились  мужчины.  Позвольте  мне  идти
впереди и придерживать ветки.
   - Спасибо, в этом нет нужды. Вам, наверное, лучше отправиться  вместе
со всеми на поиски.
   Он обнажил зубы, изображая улыбку.
   - Женщина убегает от них, как  заяц  от  гончих,  так  что  это  дело
времени. Кроме того, никарагуанцы больше подходят для охоты, чем я,  тем
более за такой добычей.
   Элеонора не стала выяснять, что он имеет в виду. Глянув из-под ресниц
на его скривившееся в усмешке лицо, она подобрала юбки и  пошла  дальше.
Он не попытался остановить ее" пристроившись сбоку,
   -  Вам  очень  повезло,  что  у  вас  такой  преданный  кавалер,  как
подполковник, не правда ли? Очень жаль, что он ранен.
   Элеонора мрачно согласилась.
   Будто отводя в сторону ветку,  Курт  загородил  ей  дорогу  вытянутой
рукой.
   - Но вы понимаете, что рана делает его как мужчину бесполезным?
   - Я вас не понимаю, - ответила она, совершенно уверенная, что  поняла
его правильно, но не желая показывать этого.
   - В том положении, в каком вы оказались, вам нужна сила,  -  объяснил
он, напрягая мускулы руки и поигрывая ими. - Слабый мужчина - это бремя.
   - Я считаю,  что  у  Луиса  достоинств  в  два  раза  больше,  чем  у
большинства мужчин. И не важно, ранен он или нет.  -  Она  напряглась  и
постаралась проскользнуть мимо него.
   Курт удержал ее за локоть, не причиняя боли, но  давая  почувствовать
силу.
   - Раненые мужчины не всегда могут защищать то, что  имеют,  -  сказал
он, давая понять по голосу и по  взгляду,  направленному  сквозь  тонкую
ткань ее блузки и сквозь волан красной юбки над бедром, на что намекает.
Его пальцы дотронулись до нее в ожидании ответа. Элеонора понимала,  что
если сейчас она хоть на мгновение ослабит сопротивление, он притянет  ее
к себе.
   - Иногда, - ответила она нарочито  медленно,  глядя  на  него  своими
зелеными глазами, - иногда нет необходимости защищать то, что имеешь.
   - Это только в том  случае,  если  рядом  нет  воров,  -  сказал  он,
расплываясь в улыбке от  собственного  остроумия,  а  шрам  возле  глаза
сморщился при этом, как плохой шов.
   Элеоноре не пришлось отвечать; прежде  чем  она  открыла  рот,  из-за
деревьев вышел Луис, помахивая револьвером.
   - Я думаю, будет не лишним предупредить, - сказал он тихо,  -  что  в
моей команде наказание за воровство - смерть.
   Взгляды мужчин скрестились. Голос Луиса звучал мягко,  но  Курт  явно
нервничал, бросая взгляды на револьвер.
   Когда его пальцы  разжались,  Элеонора  высвободила  локоть  и  пошла
навстречу Луису, улыбаясь и беря его под руку. Он  прижал  ее  пальцы  к
себе, склонил голову в ироничном полупоклоне, двинулся вместе  с  ней  к
лагерю. Луис показал  на  одеяла,  расстеленные  на  земле  на  довольно
приличном расстоянии от других. Когда они добрались до  них,  он,  чтобы
удержаться, вынужден был опереться о плечо  Элеоноры.  Она  помогла  ему
удобнее лечь, размышляя, куда девался Курт, который пошел за ними, и  не
обратила внимания, что ее одеяло лежит рядом  с  одеялом  подполковника.
Она отступила назад.
   Потянувшись, чтобы закинуть руку на седло в головах  вместо  подушки,
Луис жестом попросил ее сесть рядом. Его  лицо  было  серьезным,  и  она
насторожилась. Подчинившись без  сопротивления,  Элеонора  села,  поджав
ноги и подоткнув с боков юбку.
   Когда Луис убедился, что она успокоилась, он  повернулся,  расстегнул
седельную сумку и вынул цепь около  двух  футов  длиной  с  кольцами  на
концах. Встряхнув ее, он взял левую руку Элеоноры за запястье и,  прежде
чем она догадалась, что он намерен делать, защелкнул  один  из  стальных
браслетов. Другое кольцо он застегнул на своей  правой  руке.  И  только
потом посмотрел ей в глаза.
   - Извините меня, - сказал он, - но это единственный способ обеспечить
вашу безопасность, пока мы не вернемся в Гранаду. Эти наручники дал  мне
Грант. Такими пользуются начальники военной полиции. А  ключ  от  них  я
надежно спрятал.
   - Но  не  думаете  же  вы,  что  мы  будем  носить  их  постоянно?  -
возмутилась Элеонора. Ее бросило в жар от обиды, лицо запылало - еще бы,
ее насильно лишили элементарной возможности уединиться,  это  ее  просто
потрясло.
   - Так надо.
   - Почему? Я и сама могу защитить себя.
   - Как только что? А что помешает Курту взять вас  в  любой  момент  в
кустах?
   - Он не мог бы...
   - Не мог бы? Возможно... Пока.