ссмотрела  сухие
травинки в волосах Рафаэля и пятна глины на  его  коричневой  полотняной
рубашке и безупречных брюках. На щеке его запеклось пятно то  ли  грязи,
то ли крови, лицо было суровым, а взгляд - настороженным и внимательным.
Еще несколько шагов, и он встал так, что  его  широкие  плечи  заслонили
Джессику от Зои, но ствол пистолета  оказался  на  расстоянии  вытянутой
руки от его груди.
   Холивелл, злобно сверкнув глазами, тоже шагнул  вперед.  Сосредоточив
все внимание на Зое, словно стараясь загипнотизировать ее, он проговорил
вкрадчиво:
   - Мы с тобой еще можем отделаться  от  них,  Зоя.  Только  отдай  мне
пистолет...
   - Он убьет Кейла вместе с остальными, -  перебил  Рафаэль  жестко.  -
Потом застрелит вас. Только так он сможет обезопасить себя.
   Холивелл хрипло рассмеялся.
   - Неужели ты будешь слушать, что говорит этот лживый  латино?  Он  же
хочет только одного  -  спасти  себя  и  свою  драгоценную  Джессику!  -
Холивелл приблизился еще на шаг, и его голос стал  угрожающим.  -  Ну  а
теперь хватит валять дурака. Отдай мне пистолет!
   Зоя повернулась к нему и  прицелилась  Холивеллу  в  живот.  Руки  ее
тряслись еще сильнее, чем прежде,  но  всем  -  в  том  числе  и  самому
Холивеллу - было абсолютно ясно, что промахнуться  на  таком  расстоянии
немыслимо.
   - Я просто не знаю, как быть... - пролепетала она.
   Из темноты донесся негромкий прерывистый звук, похожий одновременно и
на голос охотящейся совы, и на негодующий крик нутрии, и на писк летучей
мыши. Вместе с тем это не могло быть ни  то,  ни  другое,  ни  третье  -
Джессика знала это  совершенно  точно.  В  странном  звуке  было  что-то
нездешнее и в то же время  -  знакомое.  Так,  припомнила  она,  кричали
ночные птицы в Ресифе, когда она навещала семью Рафаэля.
   Холивелл, видимо, тоже что-то заподозрил. Он затравленно огляделся по
сторонам, и его лицо исказила гримаса ненависти и бессильной злобы.
   - Бразильская сволочь!  -  выругался  он.  Рафаэль  смотрел  на  него
спокойно, но в его позе читались  уверенность  и  сознание  собственного
превосходства.
   - Неужели вы в самом деле думали, - мягко спросил он, - что я прилечу
один, рискуя своей жизнью и жизнью своей  жены?  Мои  люди,  вооруженные
автоматическим оружием,  заняли  позиции  и  слева,  и  справа  от  нас.
Сдавайтесь, мистер Холивелл!
   - Значит, решил позвать на помощь  своих  колумбийских  приятелей?  -
спросил Холивелл. - Мне следовало предвидеть такую возможность.
   - Мои колумбийские друзья - это мои родственники, и не более того,  -
холодно парировал Рафаэль. - Я не ищу покровительства картеля,  чего  не
скажешь о вас. Я действительно обратился к ним за помощью, и,  поверьте,
этого  вполне  достаточно,  чтобы  раздавить  вас  как   букашку.   Игра
проиграна, Холивелл.
   - Черта с два!
   Холивелл внезапно бросился вперед и, схватив Зою за  руки,  попытался
вырвать пистолет из ее  пухлых  пальцев.  Зоя  что-то  крикнула,  но  ее
отчаянный вопль захлебнулся  и  перешел  в  невнятное  бульканье,  когда
Холивелл сжал ее шею в борцовском захвате и поднес пистолет к ее виску.
   Он немного не рассчитал.  Кейл,  о  котором  Холивелл  совсем  забыл,
ринулся на него и с силой врезался плечом в  бок  противника.  Все  трое
упали и покатились по земле, взмахивая руками и ногами.  Кто  есть  кто,
разобрать в темноте было совершенно невозможно. Джессика слышала  только
хриплое дыхание мужчин и сдавленные проклятья,  потом  послышался  треск
ломающихся костей и чей-то жалобный крик.
   Рафаэль опомнился первым. Подскочив к копошащимся на траве людям,  он
перехватил  руку  Холивелла,  который  отчаянно  размахивал  пистолетом,
пытаясь ударить Кейла по голове, и вырвал у него оружие. Опустившись  на
колено, он ткнул стволом прямо в лицо Холивеллу чуть ниже скулы.
   - Уймись, или я пристрелю тебя! - приказал он.
   Очевидно, Холивелл понял, что это  не  пустая  угроза.  С  ненавистью
глядя на бразильца, он поднял руки к лицу.
   Кейл медленно встал на колени и легко коснулся плеча  матери.  Та  не
пошевелилась - широко разбросав ноги, она лежала на Холивелле, и  только
рука ее безвольно упала на траву.
   На мгновение под дубом воцарилось молчание, в котором слышался только
негромкий треск - это Ник, подняв связанные руки, пытался  отодрать  ото
рта полоску лейкопластыря. Справившись с этим делом, он неловко  отворил
дверцу джипа и потянулся связанными  руками  к  приборной  доске,  чтобы
включить фары.
   В ослепительно ярком свете, залившем траву, они увидели,  что  голова
Зои откинулась назад и на плечо Холивелла.  Шея  ее  была  неестественно
изогнута, а рот открыт словно  в  беззвучном  крике.  Одутловатое  лицо,
прорезанное  застарелыми  горестными   морщинами,   было   неестественно
неподвижным, а остекленевшие глаза, в которых застыли  ужас  и  боль,  с
укором смотрели в пустое, черное небо. Зоя Фрейзер была мертва.

25.

   Дрожащими пальцами Кейл закрыл матери глаза и скорбно склонил голову.
Кейл так и не поднялся с колен, и его неподвижная фигура была  отчетливо
видна в ярком свете фар джипа. Над головой Кейла вились ночные бабочки и
мошкара, негромкий вздох, сорвавшийся с  его  губ,  смешался  с  шорохом
листвы над головой,  когда  налетевший  с  залива  порыв  ночного  ветра
запутался в густой кроне виргинского дуба.
   Рафаэль положил руку на плечо Кейлу.
   - Должно быть, она сломала шею, когда падала, - сказал он негромко. -
Мне очень жаль, Кейл...
   - Это я убил ее, - чуть слышным шепотом отозвался Кейл, склоняясь еще
ниже, словно под тяжестью вины.
   - Снимите ее с меня, - подал  голос  Холивелл  и  завозился,  пытаясь
выбраться из-под отяжелевшего тела Зои Фрейзер.
   Рафаэль задумчиво посмотрел на него, потом снова  перевел  взгляд  на
Кейла.
   - Это не ты, - сказал он. - Это не ты убил свою мать.
   Кейл поднял голову и встретился взглядом с Рафаэлем. Белки и  веки  у
него были такими красными, что это было заметно даже  в  слепящем  свете
фар, а ресницы были мокры от слез. Прикусив губу, Кейл молчал.
   - Эй, это был несчастный случай! - крикнул Холивелл, и в  голосе  его
послышались панические нотки. - Я ничего ей не сделал!
   - Я думаю, - сказал Рафаэль, не обращая на него никакого внимания,  -
что твоя мать была наивной пожилой женщиной, которую было  очень  просто
ввести в заблуждение. Как и у всех нас,  у  нее  были  свои  слабости  и
недостатки,  которыми  легко  мог  воспользоваться  какой-нибудь  ловкий
проходимец. Сегодня она пришла сюда  для  того,  чтобы  спасти  от  беды
своего  сына  и  свою  племянницу,  и  погибла  из-за  своей  чрезмерной
доверчивости.
   Холивелл хрустнул суставами, сжимая и разжимая кулаки.
   - Говорю вам, я и не думал ее убивать!
   - Скажи это судье! - жестко сказал Ник, отталкиваясь от джипа и делая
шаг вперед. - А я расскажу, что я видел.
   Джессика поразилась, как быстро  мужчины  пришли  к  взаимопониманию,
плетя нить заговора, которая должна  была  оградить  Зою  от  позора,  а
Джессику - от множества неприятностей. По отношению  к  Кейлу  это  тоже
было очень и очень гуманно, но она подозревала, что  дело  не  только  в
этом. Рафаэль, в представлениях которого честь семьи стояла выше многого
другого, стирал грязное пятно с доброго имени Фрейзеров. Должно быть, не
последнюю роль сыграл и тот факт, что данная версия наносила минимальный
урон репутации "Голубой Чайки".
   И, строго говоря, Рафаэль не так уж сильно  исказил  факты.  Не  будь
Холивелла, Зоя осталась бы жива. Конечно, она бы еще долго переживала  и
еще не раз обрушила бы на голову Джессики и Арлетты свои горькие упреки,
однако никто бы не пострадал, и все были бы живы.
   - Бедная тетя,  -  вслух  произнесла  Джессика,  с  сожалением  качая
головой. - Она даже не знала, сколько злобы может быть в иных  людях.  Я
уверена, что она  сделала  бы  все,  что  в  ее  силах,  лишь  бы  я  не
пострадала.
   В кустах рядом с ней раздался громкий шорох, и в круг  света  вступил
Карлос, прижимавший к бедру автоматическую винтовку. Следом  за  ним  из
темноты возникла монументальная фигура Пепе. Он тоже был вооружен, а его
широкую грудь пересекали  крест-накрест  две  ленты  патронов.  Судя  по
всему, эти двое и составляли  тот  отряд,  о  котором  упоминал  Рафаэль
несколько минут назад.
   - Если мне не изменяет память, -  заметил  Карлос  с  самым  невинным
видом, - в Луизиане  недавно  восстановили  смертную  казнь  в  качестве
наказания за убийство.
   - А судья нашего округа - старинный друг  моего  деда,  -  поддакнула
Джессика. - И если дело не дойдет до электрического  стула,  то  процесс
будет таким долгим и дорогостоящим, что "Гольфстрим Эйр" в конце  концов
разорится, даже если его таинственные покровители  возьмутся  оплачивать
издержки. В чем я лично сомневаюсь...
   И она пожала плечами.
   Холивелл дернулся, словно собираясь  вскочить,  но  пистолет  в  руке
Рафаэля лишь еще сильнее  вдавился  ему  в  щеку.  От  бессильной  злобы
Холивелл разразился изощренной бранью.
   Рафаэль терпел этот поток красноречия всего несколько секунд.  Потом,
обернувшись через плечо, он спросил у Ника:
   - Эй, остался еще пластырь?
   Ник рассмеялся.
   - Сколько угодно. Я сейчас достану, если кто-нибудь наконец  развяжет
мне руки.

***

   Похороны Зои были скромными. На церемонии присутствовали только самые
близкие родственники да несколько старых друзей семьи. Несмотря на  это,
прощание вышло вполне пристойным, хотя и достаточно коротким.  Последнее
было как нельзя кстати,  ибо  Джессика  никак  не  могла  отделаться  от
угнетавших ее мрачных мыслей.
   Что выиграла Зоя от своего коварства? - размышляла Джессика.  К  чему
привела ее  необузданная  материнская  любовь,  изуродованная  завистью,
злобой, ревностью? Сырая земля, увядшие цветы и вечный сон - вот и  все,
что получила Зоя в награду. Не лучше ли было забыть о своих амбициях,  о
своем честолюбии и попытаться найти в любви радость? Джессика  понимала,
что это, наверное, очень нелегко - все равно что начать жизнь заново,  -
но все же ей казалось, что это было бы проще, чем до смерти терзать себя
унизительными воспоминаниями.
   Нет,  прошлое  нужно  человеку  для  того,  чтобы,   оглядываясь   на
совершенные ошибки, строить для  себя  лучшее,  счастливое  будущее.  По
крайней мере тогда все хорошее, доброе,  что  случается  с  человеком  в
жизни, не будет источено червем сожалений. Печальная  судьба  Зои  могла
послужить предостережением для самой Джессики.  Во  всяком  случае,  она
твердо решила, что должна извлечь урок из  всего,  что  случилось  с  ее
теткой и с ней самой.
   Как и во время похорон  Клода  Фрейзера,  Рафаэль  задержался,  чтобы
присутствовать на службе. Он ничего не объяснил, да и Джессика ни о  чем
его не спрашивала. Она не сомневалась, что очень  скоро  он  вернется  к
себе в далекую Бразилию, и ей оставалось только радоваться, что он  пока
находится рядом с ней. Раз или два  Джессика  задумалась  о  том,  чтобы
попросить его остаться - хотя бы для того,  чтобы  проследить  за  ходом
объединения компаний и на несколько дней освободить Кейла от  рутины,  -
но она сдержала себя. Рафаэль мог согласиться просто из вежливости, а ей
это было бы слишком тяжело выносить.
   На следующий день после похорон Кейл вернулся в Новый Орлеан.  С  ним
отправился и Ник, во-первых, потому, что его пикап остался в  городе,  а
во-вторых, потому, что ему не хотелось отпускать Кейла одного.  Джессика
подумала, что так будет лучше: по дороге  Ник  и  Кейл  могли  о  многом
переговорить, ведь они как-никак были кузенами, объединенными к тому  же
общим интересом к морскому бизнесу. В детстве и  в  юности  они  неплохо
ладили между собой, и уж тем более они должны были поладить сейчас, став
неожиданно близкими родственниками и партнерами.
   Отъезд Кейла и Ника послужил сигналом  для  всех  остальных.  Первыми
покинули "Мимозу" друзья Зои, и Джессика подумала,  что  она,  наверное,
никогда больше их не увидит. Потом Арлетта, которая все утро была занята
тем, что рылась в шкафах, отбирая ненужные  вещи  для  благотворительной
раздачи в церкви, стала укладывать в машину  вещи,  которые  она  решила
взять себе. Разговорчивый Карлос и молчаливый Пепе помогали ей, а  когда
работа была закончена,  ушли  к  самолету,  чтобы  проверить  его  перед
обратной дорогой. Рафаэль уединился в  кабинете  Клода  Фрейзера,  чтобы
сделать  несколько  телефонных  звонков.  В  частности,  он  позвонил  в
Лейк-Чарльз, чтобы вызвать оттуда заправщик с топливом для самолета,  из
чего Джессика заключила, что  Рафаэль  решил  отправиться  в  Рио  прямо
сейчас, не залетая в Новый Орлеан.
   Джессика знала, что и ей  пора  собираться.  К  счастью,  ей  вовремя
пришло на ум, что она все равно не может  никуда  уехать,  пока  Рафаэль
остается в усадьбе - в конце концов, она была здесь хозяйкой. К тому  же
небольшая отсрочка должна  была  помочь  ей  успокоиться  и  привести  в
порядок мысли.
   Видя ее состояние, Арлетта предложила дочери осмотреть дом и  выбрать
какие-то вещицы, безделушки, которые ей хотелось  бы  оставить  себе  на
память. Джессика честно пыталась последовать доброму совету,  но  у  нее
ничего  не  вышло  -  мысли  ее  блуждали,  и  ей  никак  не   удавалось
сосредоточиться. В конце концов  Джессика  решила,  что,  заняться  этим
можно будет потом, тем более что о продаже  "Мимозы"  не  могло  быть  и
речи. Она уже знала, что  старая  усадьба  станет  отныне  убежищем  для
любого из Фрейзеров, которому понадобится  надежный  тихий  порт,  чтобы
переждать бурю.  Словно  перелетные  птицы  осенью,  кто-нибудь  из  них
обязательно будет возвращаться в свое родовое гнездо на болотах.
   Выйдя из усадьбы, Джессика медленно спустилась по ступеням крыльца  и
вышла на лужайку за домом. Сразу за  ней  начиналась  тропа,  ведущая  к
болоту, в самом конце  которой  стояла  беседка,  выстроенная  на  месте
старой купальни. Никакого практического значения она  больше  не  имела,
просто здесь было приятно посидеть в жару. Из беседки  открывался  очень
живописный вид на болотистую низину, и Джессика машинально  повернула  в
ту сторону.
   Косые лучи солнца вызолотили сочные стебли травы с торчащими  из  нее
пучками  осоки,  сверкавшей  словно  острые  клинки.   Кланяясь   ветру,
налетавшему с залива, сухо  шуршал  шпажник;  над  ним  носились  стайки
краснокрылых дроздов, то и дело присаживавшихся на  сгибающиеся  под  их
тяжестью тростинки. Йодистый аромат  моря  смешивался  здесь  с  влажным
воздухом  болот,  полным  метановых  испарений,   запахов   плодородного
краснозема и пышной  растительности.  Лягушки  в  лужах  и  насекомые  в
зарослях возле тропы завели свои весенние песни, прерывая их лишь тогда,
когда Джессика подходила слишком близко. На сыром лугу,  у  самого  края
топи, паслось небольшое стадо  коров,  между  которыми,  важно  поднимая
ноги,  расхаживали  белые  цапли,  изредка  тяжело   взлетавшие,   чтобы
взгромоздиться на костлявый хребет той  или  иной  коровы.  Животные  не
реагировали - им было все равно. Чуть дальше, на открытой воде,  плавали
и ныряли серые пеликаны, охотясь за рыбой и прочими обитателями  болота.
Закатное солнце играло на рябящей воде, и  оперение  голенастых  колпиц,
опустившихся на  отмель  неподалеку  от  шумного  пеликаньего  общества,
отливало розовым и красным.
   Ни уток, ни гусей уже не было.  Большинство  из  них,  перезимовав  в
луизианских болотах, уже подались на север - строить гнезда  и  выводить
птенцов. Джессика сразу заметила, что воды в болоте  стало  еще  меньше,
чем в прошлый ее приезд. Пройдет еще совсем немного  времени,  и  жаркое
южное солнце окончательно высушит заливные луга, и  скотоводы  перегонят
сюда с зимних пастбищ свои многочисленные стада.
   Отсюда  хорошо  было  видно  пересекавшую  болотистую  прерию  прямую
дорогу, засыпанную гравием, и серебристый самолет в  ее  дальнем  конце.
Влажный воздух, нагревшийся за день, заметно дрожал, и самолет был похож
на мираж, готовый вот-вот растаять,  раствориться  в  безлюдной  пустоте
окружающих пространств.
   Каменные,  стершиеся  от  времени  ступени   и   фундамент   беседки,
оставшиеся  еще  с  тех  времен,  когда  здесь  была  купальня,  поросли
бархатным зеленым мхом. Еще больше его было на старых,  гнилых  бревнах,
ограждавших место, где выбивался из-под земли ключ,  Из  которого  брали
воду для огромной чугунной  ванны  и  котлов,  некогда  установленных  в
купальне.  Как  и  рассчитывала  Джессика,  в   беседке   было   немного
прохладнее, чем на открытом воздухе, но широкие  каменные  скамьи  возле
окон были влажными на ощупь, и  она  не  стала  садиться.  Вместо  этого
Джессика  прислонилась  к  подпирающему  крышу  столбу,  сделанному   из
цельного ствола дерева, и, повернувшись спиной к усадьбе, стала смотреть
на болота.
   Позади нее негромко, успокаивающе  журчала  прохладная,  чистая  вода
ключа.  Собираясь  в  небольшом  углублении,  она   переливалась   через
бревенчатое ограждение и устремлялась под пол беседки, а оттуда  стекала
в болото. Свежий, легкий ветерок нежно касался лба Джессики. Лучи солнца
приятно согревали кожу, и Джессика устало закрыла глаза. Если ей и  дано
обрести покой, неожиданно подумалось ей,  то  только  здесь.  Во  всяком
случае, другого, более спокойного и мирного местечка она не знала.
   Внезапно ее внимание привлекли негодующий крик и  отчаянное  хлопанье
крыльев вспугнутой птицы. Открыв глаза  и  щурясь  от  солнца,  Джессика
повернулась на звук.
   У края болота стоял волк. Худой, мосластый, с серым мехом,  неряшливо
торчащим в разные стороны, он был совершенно неподвижен. Лобастая голова
была приподнята, настороженные уши стояли торчком, а влажный кожаный нос
ловил несомые ветром запахи. Чтобы  лучше  рассмотреть  зверя,  Джессика
поднесла руку к глазам, и волк тотчас повернулся в ее сторону.
   Разглядывая  его,  Джессика  довольно  улыбнулась.  Страха   она   не
испытывала: этот худой, облезлый, еще  не  перелинявший  и  не  успевший
нагулять жир зверь ничем не напоминал свирепого и опасного хищника. Он к
тому же нисколько не интересовался Джессикой, и  это,  как  ни  странно,
слегка ее задело. И все-таки ей было очень приятно сознавать, что совсем
рядом с усадьбой, среди осоки  и  камышей,  существует  настоящая  дикая
природа - зачарованный край потайных тропок и надежно спрятанных логовищ
и гнезд, куда нет доступа человеку с его несчастьями  и  разрушительными
страстями.
   Джессика стояла совершенно неподвижно, но волк неожиданно развернулся
и исчез так же внезапно, как и появился. Джессика не слышала  ни  шагов,
ни шороха ветвей, но, так же как и волк, каким-то  шестым  чувством  она
поняла, что кто-то  нарушил  ее  уединение.  Повернувшись,  она  увидела
Рафаэля, который появился возле запруды.
   - Извини, должно быть, я напугал твоего серого приятеля, - сказал он.
   Его неожиданное появление заставило Джессику вздрогнуть,  но,  как  и
тогда, когда она увидела волка, она почувствовала, как внутри ее  растет
непонятная радость.
   - По-моему, он все равно меня боялся, - ответила она.
   - Умный зверь, - сухо заметил Рафаэль. Что она могла на это  сказать?
Слегка нахмурившись, Джессика отвела взгляд.
   - Ты вызвал заправщик?
   - Да, конечно.
   - Значит, ты уже готов лететь...
   Рафаэль ничего не ответил, и  Джессика  посмотрела  на  него.  В  его
янтарных глазах отражались  мучительные  раздумья  и  какая-то  яростная
борьба.
   Увидев, что она смотрит, Рафаэль поспешно опустил веки.
   - Да, - сказал он. - Как только подвезут топливо...
   Он был одет в ту же  орехового  цвета  рубашку  из  тонкого  льна,  в
которой прилетел из  Рио.  Рубашка  выглядела  безупречно,  но  Джессика
знала, какого труда стоило Крессиде отстирать ее. Теперь тонкое  полотно
облегало его сильные плечи и грудь, и Джессика подумала о том,  что  это
тело, которое