юсь, ничего не получится, -  вмешался  Роун,  беря  Джолетту  под
руку. - У нас другие планы.
   - Какие еще планы? -  спросила  Джолетта,  демонстративным  движением
высвобождая свой локоть.
   Натали быстро взглянула сначала на  нахмурившегося  Роуна,  потом  на
покрасневшую Джолетту и резко проговорила:
   - Вам все равно надо будет где-то поесть.
   - Но не в таком людном месте, - ответил Роун.  Джолетта  окинула  его
ледяным взором. И он еще смеет распоряжаться ее  временем  после  всего,
что произошло!
   - А мне, - проговорила она, чеканя каждое слово, -  эта  идея  насчет
траттории кажется интересной.
   - Ты же ничего про нее не знаешь, - возразил Роун, еле сдерживаясь.
   - Могу поручиться, что это лучший ресторан в округе, - быстро вставил
Цезарь.
   - Не будь смешным, Роун, - веско сказала Натали. -  Может,  поговорим
немного? Мне кажется, я смогу тебя убедить.
   Он весь напрягся и медленно повернулся к ней.
   - Сомневаюсь, Натали. Очень в этом сомневаюсь.  Джолетта  уже  знает,
кто я.
   Натали еще раз перевела взгляд с него на Джолетту, потом -  опять  на
него, отметив, как он стоит, отгораживая Джолетту от двери и не давая ей
встретиться взглядом с Цезарем.
   - Ах, значит, вот как, - процедила она сквозь зубы.
   - Именно так, - отрезал Роун.
   - А знает ли она, - вкрадчиво спросила Натали, -  какие  мы  с  тобой
близкие друзья?
   Она произнесла эти слова со значением, и Джолетта почувствовала,  как
на нее накатывает волна отчаяния. С трудом выдавив из себя  улыбку,  она
ответила сама:
   - Роун мне не говорил, но в этом  и  не  было  необходимости.  Я  уже
успела заметить, что вы двое слишком быстро сумели договориться.
   - Что да, то да, - протянула Натали. - Он вообще поразительно скор  в
своих решениях. Это должно вызывать у тебя восхищение.
   - Но только не в тех случаях, когда он решает  за  меня,  -  ответила
Джолетта. - Мне, например, очень нравится идея прогулки.
   Цезарь расплылся в улыбке.
   - Так, значит, вы поедете? Мы можем нанять лодку и спуститься вниз по
реке. Это лучший способ осмотреть виллы. Но стоит поторопиться, пока  не
стемнело.
   Прогулка оказалась не из самых приятных. Цезарь  держался  напряженно
по отношению к Роуну. Натали, казалось, сердилась на Цезаря. Джолетте не
о чем было разговаривать с Натали и с Роуном. Роун же вообще не проронил
ни слова.
   Но все же она не пожалела о том, что приняла  приглашение  итальянца.
Многие виллы выглядели в буквальном смысле  слова  "палладианскими",  то
есть были выстроены по  проекту  самого  Андреа  Палладио.  Классическая
чистота линий, удивительная гармония пропорций - они больше походили  на
дворцы, и в то же время кремовые с золотом фасады придавали им  легкость
и воздушность.  Фронтоны,  колонны,  полукруглые  окна,  видневшиеся  за
оградами и живой изгородью, весьма мало походили на сюжеты из "Тысячи  и
одной ночи", как это казалось в самой Венеции.
   Лодки, нанятые Цезарем, были рассчитаны на двоих. Грести  нужно  было
стоя, как в гондолах. Легко и непринужденно Цезарь устроил так, что  она
попала в его лодку, а Роун с Натали - в  другую,  чему  Джолетта  втайне
порадовалась.
   Итальянец пытался настоять на том, чтобы Джолетта оставалась сидеть в
быстро скользившей по воде лодке, но она отказалась.  Ей  хотелось  хоть
чем-то притушить кипевшее в душе  негодование.  Стоя  она  могла  больше
увидеть, к тому же легче было избежать заигрываний Цезаря, которые,  как
она опасалась, могли последовать, если бы он уселся рядом с ней,  пустив
лодку плыть по воле волн.
   - Ох уж эти американские женщины! - вздохнул Цезарь, стоя на корме  и
отталкиваясь своим веслом. Он с  неподдельным  восхищением  наблюдал  за
тем, с каким изяществом Джолетта работала другим веслом. - Все-то у  них
получается, и как красиво получается!
   - Я видела, что итальянки тоже умеют грести, - заметила Джолетта.
   - Некоторые умеют, - согласился он, усмехаясь. - Но большинство,  как
и ваша кузина, предпочитают, чтобы этим занимались мужчины.
   Джолетте показалось, что в его замечании  был  какой-то  непристойный
подтекст. Впрочем, он часто слышался ей в словах Цезаря. Она  посмотрела
ему прямо в глаза, но он выдержал ее взгляд  с  непринужденной  улыбкой.
Мгновение спустя он заговорил снова:
   - Так, значит, завтра вы отправляетесь во  Флоренцию?  Жаль,  что  вы
провели  так  мало  времени  в  Венеции.  -  В  его  голосе  послышались
доверительные нотки. - Надеюсь, вам не  надо  говорить,  carina,  что  я
полностью в вашем распоряжении. Только  скажите  и  я  отвезу  вас  куда
пожелаете и буду при вас постоянно.
   - Роуну это не понравится, - сухо ответила  она.  Он  только  щелкнул
пальцами.
   - Меня нисколько не волнует, понравится это Роуну или нет. Мне  важно
лишь то, что нравится вам.
   Отношение к ней Цезаря приятно меняло обстановку. И не  страшно,  что
он уже успел заметить ее неудовлетворенность и даже воспользоваться  ею.
И тут Джолетте пришла в голову идея.
   - Вам придется встать  очень  рано,  -  предупредила  она,  загадочно
улыбаясь.
   - Ради вас - с удовольствием.
   - Очень-очень рано.
   - Джолетта, carina, я весь в вашем распоряжении.
   Она бросила взгляд на вторую лодку, которая на какое-то время отстала
от них, но уже начала приближаться. Понизив голос, она рассказала о том,
что может потребовать, а потом спросила:
   - Вы можете это сделать?
   Цезарь широко раскинул руки, так что весло описало дугу.
   - И вы еще спрашиваете! - воскликнул он. Джолетта медленно кивнула.
   - Я подумаю и, если решу, дам вам знать.
   - Думайте скорее, carina. На одной надежде мне долго не протянуть,  -
ответил он в шутливом тоне.
   После прогулки по реке у них осталось время на осмотр  виллы  Пизани,
которой поочередно владели венецианский дож, Наполеон I и  его  пасынок,
Эжен де Богарне.  Им  также  удалось  осмотреть  дом,  называвшийся  "La
malcontenta" ("Недовольная"). Согласно преданию, он  был  назван  так  в
память о неверной жене императора, которую сослали сюда  за  недостойное
поведение. И наконец, когда  солнце  уже  садилось,  они  отправились  в
тратторию.
   Еда, как и обещал  Цезарь,  оказалась  превосходной.  Сначала  подали
андипасто - закуску из соленых яиц кальмаров, мяса, маслин  и  различных
приправ, затем - закуски из креветок  под  чесночным  соусом,  крабов  и
морских гребешков, за которыми последовали вкуснейшее рисотто - блюдо из
риса, отваренного на  мясном  бульоне  с  тертым  сыром  и  специями,  и
фетуччино из крабов. Все это они запивали  замечательным  местным  вином
"Прозекко конельяно", легким и чуть терпким.
   Общий разговор за столом не клеился, но Джолетта с Цезарем  постоянно
смеялись и шутили друг  с  другом.  Он  осыпал  ее  самыми  невероятными
комплиментами и все время подливал ей вина, невзирая на  ее  возражения.
Но после того как  Роун  попытался  ее  остановить,  Джолетта  перестала
протестовать и даже начала поощрять итальянца.
   Окончательное решение относительно поездки во Флоренцию она  приняла,
когда стали заказывать десерт. Роун предложил одно, Цезарь - другое,  и,
пока она выбирала, Роун сам сделал заказ за нее. Вроде  бы  мелочь,  тем
более что он остановился на ее любимом желе с миндалем и абрикосами,  но
ей надоело, что он постоянно принимал за нее решения и навязывал ей свое
мнение.
   Когда они вышли из ресторана и направились к машине, Джолетта  что-то
тихо сказала Цезарю. Он ответил ей восторженным взглядом.

***

   В Венецию они вернулись поздно. Расставшись с  Натали  и  Цезарем  на
набережной, Джолетта и Роун отправились в  гостиницу.  В  холле  девушка
подошла к стойке портье, чтобы взять ключ от своей комнаты, в  то  время
как Роун остался стоять в стороне,  поджидая  ее.  Она  многозначительно
посмотрела на него, но ничего  не  сказала,  до  тех  пор  пока  они  не
оказались у двери ее номера.
   - Я думала, что  ты  возьмешь  ключ  от  своей  комнаты,  -  заметила
Джолетта, отпирая дверь.
   - Не могу, - спокойно ответил он. - Я сдал его, и они поселили в моей
комнате кого-то другого.
   - Ты что, проверял?
   - А ты как думала? - он говорил по-прежнему спокойно.  В  тот  момент
Джолетта не знала, верить ли его словам. Она глубоко вздохнула.
   - Знаешь...
   - Знаю, - оборвал ее Роун. - Ты не хочешь, чтобы я оставался в  твоей
комнате, хочешь, чтобы я ушел. Но я этого  делать  не  собираюсь.  И  не
собираюсь развлекать всю гостиницу нашей дискуссией на эту тему.
   Он протянул руку над ее головой  и  распахнул  дверь  номера.  Потом,
отодвинув Джолетту, вошел в комнату.
   Джолетте оставалось либо стоять в коридоре, либо последовать за  ним.
Вздохнув, она шагнула в полутемный номер и захлопнула за собой дверь.
   В тот момент, когда рука ее коснулась выключателя, она  почувствовала
густой и пряный аромат, окутавший ее в темноте комнаты. Джолетта  нажала
на кнопку выключателя. Стало светло.
   В вазах, расставленных повсюду, где только  можно,  стояли  крохотные
садовые гвоздики - розовые, огненно-красные, белые, пестрые. Их  головки
источали такой упоительный  аромат,  что  девушка  невольно  застыла  на
месте.
   - Что это такое? - озадаченно спросила она.
   - Гвоздики. Я увидел их на рынке Риальто и заказал.
   - По телефону?
   Он кивнул.
   - Согласно дневнику, они означают погубленную  любовь  или  что-то  в
этом роде. - В  его  напряженном  голосе  прозвучало  нечто  похожее  на
смущение.
   - Сердце бедное, увы! - машинально продолжила Джолетта.
   - Именно так.
   Глупо было восторгаться поступком,  столь  явно  рассчитанным  на  ее
сентиментальность. Но великодушие жеста, понимание того, что  ей  нужно,
проявление заботы о ней - все это говорило о том, как тонко он чувствует
ее. Это поразило Джолетту и обезоружило.
   - Чего ты добиваешься? - тихо спросила она.
   - Я хотел сказать, что у меня не было намерений обидеть тебя, и прошу
простить меня. И еще мне хотелось бы понять, не осталось ли у  нас  хоть
какой-то возможности начать все сначала?
   - Чтобы у тебя было время дочитать дневник?
   Он тяжело вздохнул.
   - Мне неважно, увижу я его снова или нет.
   - Вот и хорошо, - рассудительно заметила она.
   Она рассчитывала вывести его из  себя,  но  лицо  его  выражало  лишь
твердую решимость. Джолетта подошла к  стулу,  сняла  с  плеча  сумку  и
положила ее на сиденье.
   - Я люблю тебя, Джолетта, - сказал он хриплым, прерывающимся голосом.
   - Не надо! - резко ответила она, даже  не  взглянув  на  него.  Потом
добавила тише:
   - Прошу тебя. Не надо.
   - Я знаю, что у тебя нет никаких оснований доверять мне, но мне  было
важно сказать тебе это.
   - Конечно, очень кстати, что ты понял это именно сейчас,  -  ответила
она твердым голосом.
   - Я давно это знал, еще в Бате, хотя  началось  все  гораздо  раньше,
возможно, в ту самую ночь в Новом Орлеане. Просто тогда я не  мог  этого
сказать, потому что не был честен по отношению к тебе и тень притворства
могла бы лечь и на мое признание.
   - Плохо то, что это не помешало тебе забраться ко мне в постель.
   - А вот об этом я нисколько не жалею. Может быть, это - единственное,
что у меня есть.
   Джолетте очень хотелось верить ему, и это огорчало ее  больше  всего.
Она не должна ему верить. Он использовал ее и будет использовать дальше,
стоит только ему позволить. А этого она больше допустить не может.
   Вне  всяких  сомнений,  он  считал,   что   ей,   возможно,   удастся
расшифровать формулу с помощью дневника,  и  хотел  быть  поблизости  на
такой случай. И если у нее что-то  получится,  всему  придет  конец.  Он
возьмет то, что искал, и покинет ее. А если ничего не получится, если  в
конце путешествия у нее не будет  никаких  результатов,  то  ему  просто
незачем с ней оставаться. В любом случае она проиграет.
   Эта мысль казалась ей такой же невыносимой, как и его льстивая  ложь.
Ее всегда все бросали. Мама, папа, жених. Даже  Мими.  На  сей  раз  она
этого не допустит. Она сама его бросит.
   Джолетта подошла к столику у кровати, на котором стояло несколько ваз
с гвоздиками. Наклонившись, она вдохнула  их  густой  запах.  Прохладные
лепестки ласкали ей веки, рот, подбородок. Вино и аромат цветов  кружили
ей голову, она подумала,  что,  может  быть,  Роун  заслужил  прощальный
подарок, нечто такое, что он сможет вспоминать, что  поможет  ему  унять
тоску, когда она покинет его.
   - Джолетта, - взмолился Роун.
   Ей нужно было время все обдумать, убедиться,  что  она  действительно
хочет этого. Сострадание, жертвенность, вызванная чувством вины,  просто
желание - все смешалось в порыве, который охватил ее. Она понимала,  что
в ее чувствах есть и нечто большее, но не  желала  признаваться  себе  в
этом.
   Она хотела провести с ним последнюю ночь, последние мгновения  в  его
объятиях. Возможно, это прощание нужно было прежде всего  ей  самой.  Но
никто об этом никогда не узнает. Это никого не касается.  Никого,  кроме
нее.
   Если она уступит, он может подумать, что выиграл, ну и что из  этого?
Сама она будет знать правду. А вскоре и он ее узнает. Не вполне  твердым
голосом она сказала:
   - Прежде чем лечь, нужно собрать  чемоданы,  чтобы  утром  их  унесли
носильщики. Мне еще надо упаковать вещи. Если ты не против, я приму  душ
первая.
   Он долго смотрел на нее, потом отвернулся и чуть слышно вздохнул.
   - Нет, я не против.
   Джолетта искоса взглянула на него, и едва заметная улыбка тронула  ее
губы.
   Она провела в ванной комнате не много времени. Когда настала  очередь
Роуна  принимать  душ,  Джолетта  выложила  брюки  и  рубашку,   которые
собиралась надеть утром, выставила упакованный чемодан за дверь,  а  то,
что намеревалась взять с собой, положила в свою большую наплечную сумку.
Она похлопала рукой по ее разбухшим бокам, убедилась, что дневник  лежит
там, где ему полагалось; она не  вспоминала  о  нем  весь  день.  Ощутив
ладонью выступавший угол дневника, девушка успокоилась.
   Уже  переодевшись  в  белую  вышитую  ночную  сорочку,  она  еще  раз
наклонилась понюхать гвоздики.  Они  на  самом  деле  были  великолепны.
Обхватив один из цветков ладонью, она вытащила  его  из  вазы,  потушила
свет и скользнула под простыню.
   Несколько минут спустя Роун вышел из  ванной.  Его  высокий,  сильный
силуэт  четко  вырисовывался  в  дверном  проеме.  В  полумраке  комнаты
Джолетта следила за тем, как он обходит кровать и ложится рядом  с  ней.
Она чувствовала, как колотится ее сердце, будто мячик, которым стучит об
пол двухлетний карапуз. Жаркие волны пробегали  по  ее  телу,  а  ладони
зудели от выступившей на них  влаги.  Оказывается,  в  том,  чтобы  быть
искусительницей, есть не только нечто возбуждающее. Страха в этом ничуть
не меньше.
   Она приподнялась на локте и  провела  гвоздикой,  которую  держала  в
руках, по губам Роуна. Быстрым рефлекторным движением он схватил цветок,
будто это было какое-то насекомое. И тут словно замер.
   - Что ты делаешь? - спросил он срывающимся от волнения голосом.
   - Тс-сс, - шепнула она.
   Забрав у него цветок, она снова дотронулась им до его  рта,  очертила
губы, провела лепестками по подбородку и ниже - по  шее,  по  углублению
ключицы, потом - вверх-вниз по его груди, к соскам. Коснулась одного  из
них, напрягшегося от ее прикосновения.
   - Джолетга! - взмолился он.
   Она не отвечала.
   Оставив гвоздику на его груди, она приникла к нему и горячим, влажным
языком коснулась возбужденного соска, провела языком вокруг него,  легко
пощекотала и передвинулась к другому.
   Не говоря ни слова, он обхватил ее обеими руками,  притянул  к  себе,
лаская нежные изгибы ее тела сквозь тонкую,  мягкую  ткань,  находя  там
самые трепетные уголки, о существовании которых она  и  не  подозревала.
Она неспешно наслаждалась  его  ласками,  и  теплые  волны  удовольствия
пробегали по ее телу. Джолетта слышала его участившееся дыхание, которое
звучало в унисон с ее собственным.
   Не открывая глаз, она нашла его страстный рот, нежно провела кончиком
языка по его влажным губам. Мягко и ласково он отвечал на ее игру. Затем
еще теснее прижал ее к себе, так что нижняя часть ее тела  касалась  его
плоти. Положив ладони на изгиб ее талии,  он  стал  осторожно  двигаться
вниз,  натягивая  ткань  ночной  рубашки  на  бедрах  так,   чтобы   она
подчеркивала округлость их форм, и начал медленно поднимать рубашку.
   Джолетта положила колено поперек  его  тела,  раскрываясь  перед  его
осторожным прикосновением. Жар, обдававший  ее  кожу,  проникал  вглубь,
сосредоточивался внизу живота. Она  чуть  застонала,  когда  он  наконец
дотронулся  до  самого  чувствительного  места.  Тая  от  желания,   она
поцеловала его в уголки рта и дальше, от щеки до самого уха.  Добравшись
до мочки, она в экстазе зарылась лицом в его шею.
   Роун перевернулся на спину и  принялся  ласкать  ладонями  ее  грудь,
легко поглаживая соски подушечками больших пальцев, отчего захлестнувшая
ее волна наслаждения стала почти непереносимой.
   Но они не спешили. С трудом контролируя дыхание,  Джолетта  коснулась
рукой его мускулистой груди, нащупала лежавшую там гвоздику  и  отложила
ее в сторону. Дрожащими пальцами она провела по его груди, опускаясь все
ниже и ниже, убирая с дороги накрывавшую их простыню.  Ей  так  хотелось
доставить  ему  такое  же  удовольствие,  которое  давал  он   ей,   что
испытываемое ею наслаждение становилось слаще в сотни раз.
   Когда их тела  не  могли  больше  выдержать  томительного  напряжения
бушевавших чувств, он притянул ее к себе. Они долго  лежали,  прижавшись
друг  к  другу,  и  их  сердца  бились  в  едином  ритме.  Наконец   она
приподнялась над ним и приняла его в свое влажное лоно.
   Медленно  они  стали  раскачиваться  в   такт,   постепенно   набирая
уверенность, силу и быстроту движений. Он сдерживал себя, подчиняясь  ее
темпу и давая ей возможность самой установить ритм.
   Дыхание их участилось. На  коже  проступили  капельки  влаги.  Свежий
аромат их волос и тел смешивался с ароматом  гвоздик,  действуя  на  них
возбуждающе.   Джолетта   ощущала   необыкновенную   легкость   и   силу
одновременно, она, казалось, была исполнена бесконечной  нежности,  была
смела и в то же время женственна.
   Вдруг она  почувствовала,  как  сердце  ее  дрогнуло,  и  замерла  на
мгновение. Волшебное пламя объяло ее изнутри. Роун тут же приподнялся и,
не отпуская ее, перевернул на спину. Склонившись над ней,  он  навалился
на нее всем своим весом, проникая все глубже в ее пульсирующую жизненной
силой плоть, и продолжил движение.
   Всем своим существом Джолетта отдалась ему.  Она  двигалась  в  одном
ритме  с  ним,  дышала  в  такт  с  ним.  Волшебство  вернулось   вновь.
Почувствовав снова его горячее дыхание, они  приникли  друг  к  другу  в
страстном порыве и отдались на его волю.
   Только потом, лежа в  объятиях  Роуна  и  глядя  широко  распахнутыми
глазами в темноту, Джолетта вспомнила, что это чудо любви было  задумано
ею как прощание. Но почему-то все получилось  совсем  не  так,  как  она
планировала. Ей захотелось оставить все по-прежнему, быть  рядом  с  ним
столько, сколько ей будет  позволено.  Она  даже  подумала,  что  готова
принять любые притворные заверения в любви со стороны Роуна.
   А вдруг эти заверения станут подлинными  или,  по  крайней  мере,  ей
будет их достаточно? Нет. Она не могла на это пойти.  Выбор  сделан,  и,
как ни горько, надо выдержать все до конца. Если она сломается, она даст
возможность тете Эстелле - и Натали - и Роуну  победить  ее  обманом.  И
тогда ей придется поступиться тем, что стало  для  нее  таким  важным  в
последнее время, - самоуважением.
   Она уедет. Она должна это сделать.

***

   Джолетта проснулась, когда было совсем рано. Серый рассвет  за  окном
только начинал золотиться первыми лучами солнца. Колокола церквей еще не
звонили. Она выскользнула из кровати, Роун пошевелился и  протяну